После длительного перерыва и творческого застоя… Долго-долго обещала, и наконец выкладываю. Исходник в моём блоге:
http://greatbattle.ru/2013/08/27/robin-hood-writer/.
Всадники были навеселе. Будь все трое пьяны по-настоящему, они остались бы на постоялом дворе до утра; будь они трезвы, дождались бы попутчиков. Но весёлый хмель погнал их втроём прямо через Шервуд.
Разбойники? Какие разбойники? Нет никаких разбойников! А если есть, разбегутся, теряя шапки, как только нас увидят! Так, хвалясь и распевая (а на самом деле просто надсаживая глотки), путники ехали по большой дороге, а дорога бежала через лес, и конца ему видно не было. Двое, что потрезвее, помнили, что направляются в Ноттингем, а третий, самый хмельной, тщетно пытался сообразить, куда делась та аппетитная черноволосая девица, что подмигнула ему, поднося вино, и почему вместо столов вокруг торчат какие-то деревья; ему казалось, что девица шутит с ним шутки и прячется где-то за кустом или за тем толстым деревом, и спутникам то и дело приходилось возвращать его на дорогу.
Так, очередной раз помешав приятелю забраться за брюнеткой в кусты, путники рассерженно выясняли, кто из них на самом деле пьян и что кому на самом деле мерещится; песни были забыты, спору не виделось конца.
- Гу-гу-гу-гук! - грозно раздалось в вышине; дерево страшно зашумело, листва задрожала, на путников посыпались сор и мелкие веточки. Спор мгновенно утих: всадники вдруг вспомнили, что вокруг разбойничий лес и что их всего лишь трое, и в растерянности остановились. Справа от дороги что-то тяжело ударилось о землю.
- Гу-гу-гу-гук! - страшно и громко раздалось из кустов.
- Караул! - отозвался самый пьяный, а теперь - самый догадливый из трёх, и невпопад задёргал поводьями.
- Караул! - подхватили остальные и с места послали коней вскачь. Третья лошадь топталась на месте, не понимая, чего хочет наездник; тот взвыл: «Помогите!» - отпустил поводья и ударил коня пятками.
- Гу, гу, гу, гууук! - рыжеволосый подросток с дурашливым лицом выбрался из кустов на дорогу и взмахнул пращой. От удара камнем неохотно трусившая лошадь перешла в резвый галоп, догоняя и обгоняя товарок; перепуганные всадники вопили на три голоса, поминая всех святых, каких смогли припомнить.
Мач со смехом гугукнул им вслед ещё раз и тут же нахмурился. Если бы они сидели в засаде все вместе, то уже знали бы, какие у этих щёголей кошельки! Но Робин всерьёз занялся этой, как её… или как его… короче, тем, что пишут, и засады отменил.
В харчевне на окраине Ноттингема три путника наперебой рассказывали о шайке головорезов, которые посыпались на них со всех ветвей и из-под всех кустов; от испуга и скачки приезжие протрезвели раньше времени, и теперь исправляли это досадное обстоятельство, не замечая, что один из их кошельков уже уплыл в руки местного вора.
В глубине Шервуда на большой прогалине разместился лагерь разбойников. Выглядел он необычно: ближе к краю, в неплотной тени деревьев, красовался самый настоящий стол - пара вкопанных в землю чурбанов, на которых кое-как была утверждена гладко оструганная доска. На доске был разложен лист пергамента, рядом на чурбане поменьше сидел упитанный монах, задумчиво крутивший в пальцах гусиное перо, а на ещё одном, совсем низеньком чурбанчике лежало две стопки пергамента - толстая и тоненькая, в пару или тройку листов. Монах то и дело забывался и пытался облокотиться на край доски; доска в ответ пыталась встать дыбом, но он каждый раз вовремя спохватывался и успевал подхватить чернильницу и водворить её и самодельную столешницу на место.
Доска опрокидывалась часто, потому что монах то и дело отвлекался. Монах слушал главаря! А глава шайки, он же Робин Гуд, ходил вокруг стола кругами то в одну, то в другую сторону и указывал, что писать, поминутно меняя и отменяя свои указания, и монах то начинал водить пером, то поднимал с земли постоянно падавший ножичек и вычищал написанное, то просто опускал руки и выслушивал очередное размышление.
Худощавая девушка в длинных рыжих кудрях ласковым взглядом следила за Робин Гудом; девушка сидела на поваленном бревне на краю поляны, подпирая ладонями подбородок, а дальний конец бревна был занят верзилой в мохнатой шкуре, который повернулся к поляне спиной и скорчился, словно желая стать меньше или что-то спрятать: Малютка Джон чинил на себе штаны. И ещё одно разбойничье тело, в рваной безрукавке и небритое, с травинкой в зубах и закинутыми за голову руками возлежало под вековым дубом, подпирая его спиной; тело Уилла Скарлета, вопреки обыкновению, источало ленивую умиротворённость и ни с кем не скандалило.
Робин Гуд диктовал, заговариваясь, путаясь, поправляясь и переспрашивая; мучительно подбирая слова, он то запускал пятерню в волосы и лохматил затылок, то тёр переносицу, то дёргал себя за пряди на макушке; то приседал, упираясь руками в колени и опустив голову, то выпрямлялся, упершись в бока и задрав кверху лицо с закрытыми глазами, то устало опускал руки и склонял голову набок. В своих трудах и стараниях предводитель благородных разбойников, гроза проезжих купцов, ночной кошмар сборщика налогов, головная боль шерифа и благодетель местных крестьян становился похож то на взъерошенного воробья, то на задумчивого курёнка.
- «И злой рыцарь пошёл в Шервудский лес…»
- Арденнский! - возразила девушка: - Мы же решили, что дело будет во Франции.
- Марион, ну не помню я, какие там во Франции леса, - взмолился вожак, - и я не знаю, как этот Арденнский выглядит. Что я про него расскажу?
- Робин… - лежащий под дубом лениво вытянул из-под головы руку, вынул из зубов травинку и ткнул ею в воздух: - Робин… Никто в этот арде-как-его-там не поедет проверять, что там есть, а чего нет. Шериф точно не поедет, или мы его совсем не знаем.
- Да не в шерифе дело, Уилл… - Робин устало вздохнул и снова повернулся к монаху: - Ладно, я буду говорить «лес», а ты пиши, какой надо. Значит, злой рыцарь пошёл в… лес. Пошёл, и… и… а!.. и встретился там…
- Подожди, Робин, - Марион нахмурилась: - Он же рыцарь. Значит, не пошёл, а поехал. На коне.
- Тук, не пиши… Значит, злой рыцарь поехал на коне в лес.
- Просто поехал, - возразил Тук, опуская перо: - Вот если бы рыцарь ехал на чём-то другом, об этом стоило бы рассказать.
Робин прикрыл глаза и прижал пальцы к переносице:
- Ну ладно. Значит, поехал. Он ехал на встречу с предводителем разбойников… и трясся от злости, - Робин открыл глаза и снова принялся расхаживать по поляне, размахивая руками: - «И злой рыцарь, трясясь от злости»… это потому что он был зол… значит, «злобно трясясь от злости… поехал в Ше…» тьфу… «поехал в лес на встречу с предводителем». Тук, записывай.
- Не пойдёт, - решительно ответил Тук: - «Злой», «злобно», «от злости» - три одинаковых слова подряд. Надо разные.
- Почему не пойдёт? Он злой, трясётся от злости, и трясётся злобно. Всё ведь правильно.
Тук вздохнул:
- Потому что не положено. Надо найти такие слова, которые похожи на «злой», но звучат по-разному.
- Верно, Робин, - поддержала Марион: - Так не пишут.
- Ну… а как же пишут? - Робин беспомощно оглядел друзей: - Если «злой» нельзя…
- Один раз можно, - утешил его Тук. - Давайте подумаем.
Все подумали. Тук ещё раз поймал вздыбившуюся столешницу, Марион поднялась и пошла вокруг стола, разминая ноги, Робин замер на месте, опустив голову и засунув обе руки в волосы, Уилл Скарлет махал перед глазами травинкой и вдумчиво изучал метёлку на её конце; на очередном взмахе травинка переломилась, Скарлет бросил её и лениво пошарил вокруг, выбирая новую. Лишь Маленький Джон, не меняя позы, продолжал ковырять себя иглой.
Робин Гуд двумя руками ерошил волосы взад и вперёд, вспоминая слова:
- Злой… злющий… разозлённый… озлобленный…
- Сердитый, гневный, - подсказала Марион, - разъярённый, взбешённый. Безжалостный.
- Свирепый. Лютый. Жестокий, - отозвался Тук.
Скарлет хмыкнул и пробурчал, засовывая в зубы новую травинку:
- Пакостный… - после чего снова закинул руки за голову и закрыл глаза.
Робин посмотрел по сторонам:
- Джон! Что скажешь?
От неожиданности Джон подпрыгнул и чуть не пырнул себя иглой:
- Не знаю, Робин. Да напишите просто: «Рыцарь поехал в лес». По-моему, всем понятно.
Скарлет проворчал сквозь зубы:
- И то сказать… Зачем ещё выдумывать?..
Робин с тихим стоном взлохматил затылок:
- Так… что? Написать просто «рыцарь» и просто «поехал»?
Скарлет встрепенулся и открыл глаза:
- Ха!.. А с какой дури он туда едет один? Ему что, жить надоело?
Робин отпустил волосы и выпрямился:
- Ну… Он должен приехать в лагерь разбойников.
- Не приедет, если не сумасшедший.
- Надо, чтоб он туда пришёл. Он вызовет предводителя на поединок.
- Чушь какая-то, - Скарлет выплюнул травинку и приподнялся: - Ты когда-нибудь видел рыцаря, который звал бы на поединок разбойника?
- Я не видел. Но надо, чтоб поединок был, иначе ничего не выйдет.
- Оно и так не выйдет! Мы с ним что, поодиночке драться будем, а остальные смотреть? Я точно не буду, или ты меня не знаешь!
Тук от веселья дважды ловил чернила, Марион тихо смеялась в ладонь, и даже Маленький Джон отвлекся от штопки, чтобы послушать, как Робин объясняется со Скарлетом. Нет, говорил Робин, это не они будут драться с рыцарем, а те написанные разбойники, и если всемером на одного, то писать будет не про чего - а Скарлет доказывал, что если они пишут про настоящих разбойников, то и ведут себя настоящие разбойники как они, а не как дураки, а рыцари не ездят поодиночке туда, где им всемером наваляют.
Наконец Тук, не выпуская пойманной чернильницы, громко хлопнул по столу ладонью, чтобы привлечь внимание - раз, другой, третий, - и когда все обернулись к нему, поставил чернила и постучал по пергаменту пальцем:
- Мы целый день потратили на лесную пирушку…
- Если б в самом деле… - буркнул Скарлет.
- …а теперь неделю будем писать, как рыцарь въехал в лес. Так мы за десять лет не дойдём до конца.
Робин Гуд вздохнул:
- Джон! Что скажешь?
Джон ойкнул и жалобно ответил, тряся уколотым пальцем:
- Робин, ну не знаю я…
Скарлет ухмыльнулся:
- Он занят, Робин! Штаны чинит. Чтоб не сверкало где не надо.
Джон обернулся через плечо и с обидой в голосе произнёс:
- Уилл, если ты хочешь подраться, то так и скажи. Я пойму.
- Не-не-не-не-не!.. - Скарлет замахал руками: - Я ничего. Я так.
Джон потёр бороду о плечо и вернулся к штанам, а Робин завертел головой:
- Назир где?
Скарлет фыркнул:
- Ушёл силки проверять. Как раз когда вы подбирали слова про вкус свежей оленины на вертеле.
Робин беспокойно нахмурился:
- Что-то он долго ходит. Пора бы вернуться.
- Ничего с ним не случится. Мы в Шервуде как дома, или ты нас совсем не знаешь.
- А… - не хватало кого-то ещё: - Где Мач?
- А его я послал на дорогу: посчитать, сколько мы народу упустили за этим занятием, - с ехидным удовольствием ответил Скарлет: - По дороге, небось, кошельки ездят, а мы тут сидим, полоумных рыцарей придумываем…
- Ладно, Уилл, будем на дороге. Допишем, и будем…
Над головами истошно заорала кукушка. Скарлет одним махом оказался на ногах, Джон вогнал иглу в ногу и рявкнул «Ай!», Тук опрокинул стол, разлил чернила и торопливо выхватил пергамент из-под набегавшей лужи. Робин и Марион вскинули головы вверх - туда, где в развилке нависших над поляной ветвей сверкала белозубая ухмылка.
- Назир!
- Тьфу на тебя! - Скарлет, недовольно морщась, опустился на налёжанное место, - так людей пугать…
Джон, шипя, тёр уколотое место:
- Ч-чёрт!.. Как ты туда залез, что мы не слышали?
Назир пожал плечами:
- Шумите.
Пока Назир спускался с дерева и извлекал из кустов припрятанную добычу - двух зайцев («Хо! - воскликнул Скарлет, - значит, ужин у нас будет настоящий!»), Робин с растерянным взглядом озирался по сторонам, словно пытаясь понять, где он и как сюда попал. Тук, бормоча: «Вот незадача…», пытался собрать чернила обратно; те охотно размазывались по доске, но до чернильницы не добегали. Робин потряс головой, потёр виски и жалобно спросил:
- Марион, я забыл: чего мы перед этим хотели?
- Пожрать мы хотели! - перебил Скарлет: - Тук, бросай этот вздор, пошли ужин готовить.
Перепалка едва не вспыхнула снова: Робин не хотел отпускать Тука, а Скарлет считал, что вместе они управятся быстрее; вмешалась Марион:
- Ничего, Робин, я попишу. А Тук пусть пожарит зайцев.
И Тук, поместив чернила и ножичек на самый маленький чурбан («А то отсюда падает!»), отправился руководить стряпней, позвав и Малютку Джона («Я мигом, только узелок завяжу!»); а Марион с сомнением оглядела доставшееся ей хозяйство, вытерла лопухом остатки чернил и покачала столешницу, ища устойчивое положение; затем передвинула сиденье и села так, чтобы опираться локтем на проверенное место. Расположившись и подтянув к себе пергамент, она взяла перо и обернулась к Робину, готовясь записывать.
Тем временем Скарлет, забыв про зайцев, сцепился с вожаком:
- Нет, ты сначала объясни, где ты таких дураков возьмёшь!
- Это не дураки! - сердился Робин: - Мне просто нужно, чтоб у них был поединок!
- Если это не дураки, то я святая Христина!.. - вопил Скарлет, горячась всё больше, словно речь шла не о чести небывалых рыцарей и разбойников, а о его собственной: - Не поедет!.. рыцарь!.. один!.. к разбойникам!.. да ещё на поединок!
- Мне нужно, чтоб он поехал!
- Зачем?..
Марион вздохнула и повернулась к столу; сморщив носик, перечла написанное, соскоблила последнюю строчку и принялась писать: «И мрачный рыцарь, пылая гневом, кликнул своих людей и отправился в Арденнский лес, желая свершить мщение; ибо поклялся он не знать покоя, пока не обагрит свой меч ненавистной кровью. Ненависть же его родилась вот от какого случая…»
Дело этим не закончится.