К 90-летию Западно-сибирского крестьянского восстания

Mar 21, 2021 00:19


Мы, крестьяне Великой Сибири

Лора Кольт





ЛОБНОЕ МЕСТО НА РЕЧНОМ БЕРЕГУ
В  названии деревни Черная Вагайского района нет никакой мистики - просто  речушка, на берегу которой в давние времена поселились люди, носит имя  Черненькая.
Два века назад на левом, высоком, берегу  Черненькой местные жители построили Церковь - золотые купола видны были издали, а праздничный колокольный перезвон слышен на всю округу.
Глухой  зимой 1921 года святое место у Храма стало лобным: здесь были убиты ...  (кто знает сколько?) крестьян - повстанцев, участников крестьянского  мятежа, вошедшего в историю под названием Западно-сибирского восстания.
-  Старики говорили, - рассказывает мне местный краевед, Анатолий Н.  Копотилов, - что Повстанцев и просто зажиточных крестьян приводили сюда  со всех деревень. Пули на них жалели - рубили головы, сбрасывали с  высокого берега вниз, они катились, как капустные кочаны, по склону, а  весной, когда сошел лед, по реке плыли страшные свидетельства тех  расправ, вселяя ужас в души и сердца жителей деревни.
Я могла бы ему  не поверить - слишком уж неправдоподобно, с точки зрения нормального  человека, звучат такие истории, но к тому времени знала уже достаточно о  событиях тех давних дней. И не такое знала…
В 20-тые, уже Совецкие годы, Церковь закрыли, в 30-тые - разрушили, а когда 70 лет спустя решили  восстановить и стали копать котлован под новый фундамент - на месте  прежнего к тому времени стояла Часовня, на глубине не более полуметра  нашли множество человеческих останков...
Убитых повстанцев закапывали  - слово «хоронили» в данном случае никак не уместно - здесь же, у  Храма, на скорую руку. Мерзлая земля поддавалась с трудом, так что  красноармейцы не дали себе труда выкопать глубокие могилы. Тела скинули в  ямы, присыпали сверху землей в полной уверенности - никто не будет их  искать, никто не будет задавать лишних вопросов.
- Найденные останки  мы сложили в мешок, - рассказывает Анатолий Никитич, - увезли на  кладбище и похоронили. Но я знаю, что у Храма, где ни копни, обязательно  наткнешься на человеческие кости. Здесь одна большая могила...

О  событиях кровавого 21-го хотели забыть все - и коммунисты, и сами  селяне. Первые - потому что тогда пришлось бы вслух говорить об истинных  причинах, приведших к Геноциду сибирских крестьян. Вторые - потому что  мятеж расколол сибирскую вольницу надвое: каждое село, каждую семью.  Брат убивал брата, свояк - свояка, отец - сына, сосед - соседа… И как  можно было жить дальше, если не постараться обо всем забыть? - о правых и  виноватых, о тех, кто убивал, и кто был убит. Можно ли жить во зле, в  ненависти, думая о мести? Или нужно отречься от памяти - ради спасения  своих детей, ради продолжения жизни. Странное, искусственное,  вынужденное безпамятство.
Старики из глухих деревень, по которым  прокатилась волна восстания, те, кто помнит о событиях 21-года уже  только по рассказам своих отцов и матерей, отводят глаза, когда задаешь  им неудобные вопросы: к чему ворошить прошлое? Надо все забыть. Так  легче. Есть, наверное, и другая причина. Помнят о победах, поражения  предпочитают забывать.

БУДЬТЕ ЖЕСТОКИ И БЕЗПОЩАДНЫ
Гражданская  война прокатилась по югу Западной Сибири в 19-м - 20-м годах и ушла  дальше, на Восток. В Ишимском уезде, как и по всей Тюменской Губернии,  наступил зыбкий, как отражение месяца в озёрной воде, мир. А в конце  января победоносного для Советской власти 1921 года вспыхнуло восстание  уже крестьян. С ним по масштабам не могли сравниться ни Кронштадтский  мятеж, который поддержали двадцать семь тысяч (бывших ранее Красными)  солдат и матросов, ни Тамбовское восстание, в котором приняли участие  около пятидесяти тысяч человек. В Сибири, по самым скромным и неточным  подсчетам историков, за оружие взялись одновременно не менее ста тысяч  крестьян. Лозунгом Повстанцев стали слова «Победа или смерть!» Судьба  даровала им второе. По приблизительным данным, в течение нескольких  месяцев 1921 года погибло более 50 тысяч человек - участников  антисоветского восстания.
Ни в одном советском учебнике истории вы не  найдете ни строчки об этой страшной, кровавой эпопее, которую  официальные идеологи Советской власти называли кулацко-эсеровским  мятежом, старательно избегая разговора и о причинах, которые его  вызвали, и о последствиях.
Первая Мировая война и последовавшие за  ней Революции принесли свои печальные плоды: летом 1920-го года в  России, опустошенной, разоренной, обезмужиченной, разразился голод. К  1920-му году по сравнению с предвоенным уровнем на 1/3 сократилось  производство продукции сельского хозяйства, 30% крестьянских хозяйств не  имели посевов; еще 1/3 собирала урожай, недостаточный, чтобы  прокормиться. Кадры старой хроники сохранили для нас изможденные лица  детей, их тонкие, костлявые пальчики с зажатыми в них хлебными пайками.  Война и голод - две силы, способные выбить трон из-под любой власти. Уж  если трехсотлетняя Монархия не удержалась, что говорить о власти  большевиков, которая не отметила еще и третьей годовщины. Положение  нужно было спасать, а для этого накормить Россию. Хлеб в стране был -  далеко, за Уральскими горами. И его нужно было изъять - любой ценой.  Данные о том, сколько, в действительности, хлеба было в Сибири, приводит  в своем очерке «21-й» тюменский писатель К. Лагунов: в приказе  тюменского Губисполкома и Губпродкома от 10 сент. 1920 года за №43  отмечается, что «в Ишимском и Ялуторовском уездах насчитывается до 2-х  млн. пудов хлеба, собранного в прошлые годы и лежащего в необмолоченном  виде».
И 20 июля 1920 года Ленин подписал декрет «Об изъятии хлебных  излишков в Сибири»: «Совет Народных Комиссаров во имя доведения до  победного конца тяжкой борьбы трудящихся с их вековыми эксплуататорами и  угнетателями постановляет в порядке боевого (выделено мной - авт.)  приказа:
1. Обязать крестьянство Сибири немедленно приступить к  обмолоту и сдаче всех свободных излишков прошлых лет (заметим: речь  первоначально шла о свободных излишках! - авт.).
2. Виноватых в  уклонении … граждан карать конфискацией имущества и заключением в  Концентрационные Лагеря как изменников делу рабоче-крестьянской  Революции.
Кроме хлеба, продразверстка распространялась на картофель и  овощи, домашнюю птицу, табак, мясо, шерсть, овчину, кожи, сено. На  плечи разоренных крестьянина ложились лесозаготовка, гужевые и иные  повинности. И все это ради того, чтобы спасти пролетарскую Революцию,  которая, по словам самого Ленина, «сибирскому крестьянину никакого  улучшения не дала»...
К 1920-му году по всей азиатской России (Сибирь  и Дальний Восток) скопилось 396,3 млн. пудов зерна. Но прежде, чем  называть их излишками, стоит вспомнить, что хранились они не в одном  месте, а в миллионах крестьянских хозяйств. К тому же руководителей  молодого Советского государства мало интересовал тот факт, что  переменчивый сибирский климат сыграл с крестьянами злую шутку: засуха,  длившаяся три месяца, не пощадила посевы. К началу продразверстки  количество хлебных запасов уже сократилось на треть. Призрак голода  бродил по сибирским деревням. Кроме того, с марта 1920 года в Тюменской  Губернии действовали многочисленные Карательные и Продовольственные  отряды, изымавшие хлеб. Недовольных государственной политикой крестьян  арестовывали, отправляли в тюрьмы и Концентрационные Лагеря. Но и этого  показалось мало. С августа 1920 по янв. 1921 года были введены 34 вида  развёрстки. Только хлеба и зернофуража нужно было сдать 3,3 и 4,9  миллионов пудов! Две трети задания пало на Ишимский уезд.
Сделать это  было невозможно - у крестьян не было такого количества зерна. И все же в  конце октября 1920 года Тюменский Губисполком издал директиву:  выполнить 60 процентов разверстки к 1 декабря 1920 года. «Будьте жестоки  и безпощадны ко всем, кто способствует невыполнению продразвёрсток.  Уничтожайте целиком хозяйства тех лиц, кои будут потворствовать  невыполнению развёрстки. Уничтожайте железной рукой…».
Насчет  «железной руки» - это не для красного словца: широкое распространение  получила практика захвата заложников. Жизни крестьян в сибирском селе,  где сильны были общинные устои, где существовала круговая порука в  хорошем смысле этого слова, где сосед всегда мог рассчитывать на помощь  соседа, меняли на зерно.
В начале декабря 1920 года член коллегии  Тюменского Губпродкома Я.З. Маерс писал своему непосредственному  начальнику губернскому прод. Комиссару Г.С. Инденбауму: «… Посылаю тебе  копию Приказа относительно заложников. Вчера взял 20 кулаков из  Боровской волости. Это дает большой моральный эффект. … Это вызвало  некоторый ропот. Но, положительно, кулаки поспешили к вывозу хлеба»...
29  дек. 1920 г. в губернской газете «Известия Тюменско-Тобольского Губкома  РКП (Б), Губисполкома Советов и Горсовета» был опубликован приказ,  подписанный зам. заведующего политбюро Ишимского уезда И.В. Недорезова и  все тем же Я.З. Маерсом: «… Политбюро приказывает немедленно арестовать  всех без исключения кулаков следующих волостей: Локтинской;  Теплодубровской; Ларихинской; Казанской; Аромашевской; Ражевской;  Усовской; Больше-Сорокинской;
При аресте широко объявить населению, что они берутся заложниками впредь до выполнения продразверстки целиком…».
«В  Ражевской волости взято заложниками 14 человек из кулацкого и  противодействующего элемента… - сообщал из Голышмановского района  уполномоченный В.Г. Стахнов. - Почти каждому гражданину оставлена  голодная норма. Все силы и внимание сосредоточены на то лишь, как бы  выполнить данные нам боевые (выделено мной - авт.) задания. Взято, что  называется, все».
Выполнение разверстки любой ценой! - такова была  установка Советской власти. Не считаясь ни с какими моральными устоями, и  законами. Методы, которые при этом использовались, порой вызывали  недоумение даже у простых сельских коммунистов - таких же крестьян, как и  те, кто подвергался разверстке и связанными с ней репрессиями. 8 дек.  1920 года Бердюжская волостная ячейка РКП (б) Ишимского уезда обсуждала  вопрос о возможности применения карательных мер к тем, кто отказывается  выполнять приказ о выдаче продовольствия: «…на заданный вопрос,  допустимо ли садить граждан в холодные амбары, (Инденбаум Комиссар)  заявил, хотя это с точки зрения Коммунизма недопустимо, но зато дает  возможность выполнить разверстку. … На вопрос, нужно ли оставлять норму  хлебных продуктов 13,5 пудов в год на едока, Инденбаум ответил, что ни о  каких нормах говорить не приходится, а необходимо выполнить  разверстку…».
Советская власть ставит себя над законами. Попытка  судебных органов создать хоть какое-то правовое, поле вокруг ситуации с  изъятием продовольствия, поставить Продорганы в разумные рамки и  ограничить правовой безпредел встречает открытое сопротивление: «…  Президиум Губисполкома считает, что Продорганы имеют право  непосредственно применять реквизиции и конфискации с последующим  рассмотрением этих дел судебными органами». (Выписка из прот. №1  заседания Презид. Тюменского Губернского Исполкома Советов от 22 декабря  1920г.)
Иными словами - сначала мы придем и ограбим, а потом уж вы решайте, судиться с нами или нет.
10  декабря Губпродкомиссар Г.С. Инденбаум издает приказ: «…Немедленно  перестать церемониться с волостями и ударить так, чтобы звуки отдались  по всему району. Время не терпит».
И 31 декабря 1920 года  Чрезвычайная Тройка обязывает крестьян Ишимского уезда к исходу суток  выполнить вся продразверстку (хотя по декрету СовНарКома это требовалось  сделать к 1 марта).
Началось невиданное массовое ограбление  крестьян. Сибиряки молчали, когда забирали «едоцкое зерно». А потом  непрошенные гости пришли и за семенным…
Приказ №3 Ишимского  Упосевкома 27 января 1921 года: «… в недельный срок взять весь семенной  материал, находящийся в отдельных хозяйствах лиц, проживающих в городе  Ишиме. …За несвоевременную или неполную сдачу семенного хлеба в  общественные амбары и употребление такового на продовольствие у виновных  будут конфискованы все семена, живой и мертвый инвентарь».
Член  Губернской продовольственной Коллегии Я.З. Маерс сообщал: в Ишимском  уезде, «был и весь хлеб забран, не осталось даже для обсеменения одной  десятины».
В конце января 1921г. Спиринское Сельское собрание  Челноковской волости в своем решении записало, что для подготовленных к  посеву 426 десятин нужно 4280 пудов семян, а имеется лишь 1250; на 646  едоков «до нови» надо 6400 пудов, а есть только 700 пудов зерна.
Но  Советская власть продолжала закручивать гайки. Директива члена  Губпродколлегии Лауриса гласила: «…Необходимо сделать решительный удар…  Больше церемониться нечего, надо быть чрезвычайно твердыми и жестокими и  изъять хлеб… Разверстка должна быть выполнена, не считаясь с  последствиями, вплоть до конфискации всего хлеба деревни, оставляя  производителя на голодную норму».
Ишимский уездный Исполком угрожал  крестьянам, что «во всех случаях обнаружения скрытого хлеба у одного  гражданина конфискуется таковой у всего общества, не считаясь ни с  какими мерами».
Председатель Березовского Уисполкома 10 февраля  сообщал Губисполкому, что работники Кондинской продконторы в январе  отдали приказ о немедленном забое крупного рогатого скота в счет мясной  разверстки. Крестьяне просили повременить, так как коровы стельные, а  мясо все равно до начала навигации не вывезешь из Березова, и оно будет  лежать в ледниках. Продработники настояли на своем. Было забито 85%  стельных коров.
Можно ли было избежать большой беды и не допустить  кровопролития? Несомненно! Политика, направленная на ограбление  крестьян, вызывала возмущение даже у тех, кто по долгу службы, а, может,  даже и по велению сердца стоял на страже интересов Советской власти. С  мест доносились голоса, в который звучало недоумение, непонимание и  одновременно - надежда на то, что еще можно остановить уже запущенный  механизм самоуничтожения. Милиционеры, коммунисты, советские работники  сообщали о произволе продработников, о самоуправстве и безчинстве  красноармейцев, но голоса их не были услышаны.

Замначальника  милиции 5-го района Ишимского уезда Мелихов писал в конце декабря 1920  года: «Творится что-то невероятное… В зимнее время стригут овец,  забирают последние валенки, рукавицы, обстригают шубы, конфискуют скот  крестьянина, разувают детей-школьников… Зачем же мы, коммунисты,  говорили, что мы защитники трудящихся? … Жены красноармейцев плачут от  непосильной разверстки, детям не в чем ходить в школу: их одежду отдали в  разверстку. Что скажут дорогие товарищи красноармейцы, которые бьются  за наше светлое будущее, когда они услышат от своих родных, что у них  забрали, конфисковали лошадей, коров, и все прочее, оставили его  семейство без хлеба и пытают холодом?» ... ... ... ... ... ... ... ...  ... ... ... ...(сокращения)

Информационная сводка Тюменской Губернской ЧК
за январь 1921 года.
«Настроение  населения Губернии за истекший период изменилось в худшую сторону….  Крестьяне по-прежнему остаются темны, им по-прежнему чужды и непонятны  идеи коммунистов, а Партия, в этом отношении делая все, что от нее  зависит, не может бросить в деревни агитаторов за неимением таковых….  Повод к различным явлениям дает и неумелый подход к государственной  разверстке. … Крестьяне не так возмущались первой разверстке, как  проведением второй, семенной и вывозом семенного хлеба на ссыппункты…  Особое волнение заметно в Ишимском и Ялуторовском уездах. … К  коммунистической Партии крестьяне относятся враждебно…»
31 января  представительство ВЧК по Сибири направило всем подчиненным ему сибирским  ЧК телеграмму, в которой говорилось: «Имеются признаки, что в Сибири мы  подходим к полосе массовых крестьянских восстаний»...









Previous post Next post
Up