Або Шах, або Ишак, або Нах.
Щирый шаббат всем, мои дорогие иудомазепы. На улице жимно, жопно и жабно, в домах славянская Пьятница плавно переходит в семитскую Субботу, а мы перенесемся в знойную негу Востока - сказочный мир хурмы и шаурмы, гурий и фурий, рахата и лукума. Итак, пока вы отдыхаете и закусываете, отмечая конец рабочей недели, Шехерезада начнет дозволенные речи.
***
- Салям алейкум, - весело сказал эмир, потыкав резной тростью из слоновой кости в ворох одеял. - Доброе утро, Ходжа. Хотя у остальных правоверных уже время послеобеденного намаза. Вставайте, почтеннейший. Время настало, и от они - мы!
Из кучи тряпья послышался звук, средний между «ы» и «э», а затем появилась всклокоченная голова Ходжи Насреддина. Столп мудрости безуспешно пытался утвердиться и разлепить глаза.
- Воды-ы-ы... Умоля-я-яю... Где я?...
Эмир щелкнул пальцами, и два мускулистых гуляма обрушили на самую мудрую голову Востока водопад из гигантского медного таза с орнаментом «виноград и павлин».
- В Бухаре, - учтиво ответил эмир, выполнив пожелания Хожи в предложенном им порядке. - На постоялом дворе Али ибн-Бубейи. Отдыхаешь после вчерашней лекции в женском медресе. И страдаешь от невоздержанности. Ц-ц-ц... - эмир укоризненно покачал головой, - А ведь положил в мудрости своей Аллах через своего Пророка, мир ему, запрет на вино - ибо с первой каплей вина в человека входит шайтан!
- Я первую каплю из чаши всегда выливаю на землю, - хмуро ответил мокрый Ходжа, садясь на край лежанки и безуспешно пытаясь попасть ногами в туфли без задников и с загнутыми носками, - Так что никакие шайтаны в меня не входят. Чем обязан, владыка?
- Сущей мелочью! - лучезарно улыбнулся эмир и щелкнул пальцами. К нему тут же подбежал сухонький седой алим со свитком. - Простая формальность. Читай, старик.
- «В присутствии свидетелей, достойных уважения и доверия»,- заблажил алим, - «Чьи имена перечислены в конце записи, поспорил Ходжа Насреддин с эмиром бухарским, что научит своего ишака богословию так, что ишак будет знать его не хуже самого эмира. На это нужен кошелёк золота и двадцать лет времени... составлено двадцатого дня месяца мухаррама, года Хиджры шестьсот шестидесятого»
- Чо? - тупо спросил Ходжа, - Какого ишака? Какого года?
- Шестьсот шестидесятого года, - терпеливо ответил эмир. - Твоего ишака. А сегодня у нас... э-э-э... двадцатое мухаррама шестьсот восьмидесятого. И ты притащился в этот благословенный день в мою Бухару. Я, конечно, не настолько мудр, как ты - но предполагаю одно из двух. Или твой ишак таки научился говорить, или ты вконец охуел, Ходжа, и берега напрочь потерял.
Гулямы хихикнули, ибо вопрос был воистину риторическим, не предполагающим ответа - Ходжа Насреддин, внимая эмиру, являл собой истинный памятник охуению, достойный изваяния. Увы, запретного для правоверных со времен Джахилийи.
- Итак, - продолжил эмир, - Ты жив, я жив тоже здравствую и процветаю (эмир огладил массивное пузо, обернутое двенадцатью слоями шелка), перейдем же к ишакам и богословию.
- Ишак! Ишак умер! - истерически взвизгнул Ходжа. - Ах, какой был умница, уже почти научился писать! Но злая судьба...
- Жив твой ишак! - широко улыбнулся эмир. Ты просто его из залога в багдадской бане четыре года назад не забрал. Ребята из моей спецслужбы, ка-гэ-бе - «Кадийят Гулямов Бухары» - проследили и выручили твоего ишачка. Так что вся компания в сборе. И ты, и твой ишак, и, конечно же, «и шах».
Последние слова эмир сказал совсем-совсем нехорошим тоном и без улыбки.
Ходжа быстро стрельнул глазами по сторонам В дверях обманчиво-расслабленно стояли два гуляма-спецназовца из элитной сотни «Асуд», старичок-алим незаметно сунул руку за отворот халата и чем-то там тихо щелкнул, а в единственном окне хана маячили обмотанные бархатом островерхие шлемы внутряков-назиров. «Режу я ему яйца», - доносился со двора сиплый голос Абу-Кудаха, эмирского палача, именуемого в народе Яйцерезом: «За самые жильные корни его орехи из живота тяну, а он все стихи возлюбленной пишет... Вот же похотливый четырнадцатилетний шайтан! Тьфу!»
Пиздец был отчетливо написан на судьбе арабской вязью, и ноги ходжи сами собой попали в туфли с загнутыми носками.
- Понимаешь, Ходжа, - проникновенно сказал эмир Бухары, и вот так, запросто, присел на лежанку рядом с Насреддином, обняв его за плечи, - Дело же не в деньгах. Что мне тот кошель с золотом? Чаевые, такси. Хорошо же сидели - одалиски, хашиш, караоке, ребята из Аль-Бану... Ты взялся учить осла богословию. Помнишь, как я смешно скаламбурил - «бого-ословию»? Все посмеялись, кроме тебя, кстати. И все были довольны, мое Величество тоже. И что? Через две недели я узнаю, что во всех харчевнях и хамамах рассказывают, как остроумно Ходжа Насреддин наебал самого эмира Бухары, дескать, тот помрет раньше, чем придет время расчета по контракту.
Ходжа недвижимо обтекал водой с бороды.
- Я никогда не был против острых шуток со властью. Они привлекают к ней внимание, и в какой-то степени очеловечивают власть. Знаешь, я ведь недоимку по налогам с феллахов беру глазами. В прямом смысле. Серьезно, сначала коллектор вынимает один глаз, а через год - второй. Видел когда-нибудь блюдо человеческих глаз? А целый мешок? А руку туда засовывал? Как будто в мешок с чищеными устрицами залез, они круглые и скользкие, только запах другой - мясом пахнет, а не морем. Ты что, реально считаешь, что цена нашего спора - паршивый кошель золота?
Ходжа с хрипом и перегаром выдохнул.
- Это ты у меня шут, или я у тебя шут? Если я у тебя шут - то зачем ты брал плату? Если ты у меня шут - почему смеются надо мной? Идем, мудрец. Твой ослик ждет нас в стойле под гостеприимным кровом досточтимого ибн-Бубейи. Если твой осел не ответит мне на вопрос об ангсте и Большом Взрыве, мы напишем еще одну басню о твоих похождениях. Знаешь, ради такого случая Абу-Кудах Яйцерез даже помылся и выкрасил бороду хной - первый раз за двадцать лет.
- Воды, - сказал пересохшими губами, запутавшимися в мокрой бороде, Ходжа.
Гулямы из спецназа с готовностью подняли тазик.
***
-И-а-а-а! - ответил осел, не вынимая морду из ясел, в которых хрумкал рубленой гулямскими ятаганами капустой.
- Вот! - торжествующе заорал Насреддин, путаясь в халате, - Видишь, я учил его языку франков, светлый эмир, а у них «Ja!» значит «Да!» Итак, мой осел дал ответ на третий вопрос: «Является ли страх смерти проявлением одухотворенности адама свыше Аллахом, или же имманентно присущ любому живому творению, но не может быть им выражен», - ишак ответил «Да!»
- Мы на богословском диспуте, или на «Камеди Вумен»? - снисходительно спросил эмир. - Ответы твоего осла столь же скудны, как перси Наденьки Сысоевой, а их ожидание так же продолжительно, как ее ноги, да нарастит ей Аллах одно и продлит другое. - Эмир сладко зажмурился, предаваясь воспоминаниям, но тут же взял себя в руки. - То есть, с твоей точки зрения, осел разбирается в теологии лучше меня, верно? Тогда твоя судьба становится непредсказуемой, как амплуа Наташи Медведевой.
Эмир опять сладко прижмурился.
- Мы, в присутствии алимов и имамов, задали три вопроса твоему ослу, и каждый раз он отвечал «йа» на языке франков, включая вопрос о числе небесных сфер и именах предводителей ангелов. Абу-Кудах, спроси этого вислоухого богослова о четырех копытах - стоит ли отрезать яйца почтенному Ходже Насреддину? Мне кажется, я угадаю ответ.
Ходжа стоял, шатаясь на ветру шо сухе бадилля.
- Знаешь, Ходжа, ты мне начинаешь напоминать мой ноутбук, который, в основном, занят обновлением самого себя за мои же деньги. Ты оскорбил меня не тем, что поставил меня, как операнд с ишаком в один ряд, используя сомнительный оператор «или» - истинный владыка умеет смирять гордыню. И не тем, что попытался наебать на деньги - я казню каждые полгода по одному главному визирю за такие фокусы. И даже не тем, что вообразил, что я хоть на мгновение ока мог поверить в говорящего осла. Знаешь, чем ты меня обидел?
- Тем, что героем сказки станет Ходжа Насреддин, а не эмир, - белыми губами прошептал Ходжа.
- Ах, как жалко будет отрубить такую умную голову! - Эмир сокрушенно покачал чалмой. - Поверь, если бы ты не выебывался, как мой ноутбук, а просто делал то, за что я тебе плачу, тогда даже осел заговорил бы! Если не сейчас, то, по крайней мере, в назидательной притче, сочиненной тобой. Почему ты вечно лезешь своим персонажем в притчи про меня, за которые я плачу тебе солидные гонорары?
Ходжа посмотрел на осла. Тот уже дожевал капусту, развернулся к пустым яслам задницей и внимательно оглядывал Ходжу карими глазами.
- А знаешь, чем ты обидел меня, мазафака? - спросил осел. - Тем, что для тебя, сан оф э бич, все ослы на одно лицо, как ниггеры для белых. Как я ненавижу это ваше расовое превосходство, факин вайт треш. Че вылупился, ублюдок? Твой грязный ишак сдох три года назад, муслимский пис оф щит. Ты и меня считаешь своим рабом? А? А? Хочешь разобраться? Выйдем, поговорим, снежок? - ишак жутко ощерил крупные зубы.
- А-а-а! Шайтан! Изыди! - страшно заорал Ходжа, сделал шаг назад, наступил на полу халата и грохнулся спиной в пыль. Затем перевернулся, быстро пополз на четвереньках к жуткому Абу-Кудаху и вцепился ему в ноги, укрываясь под могучим брюхом дворцового палача.
- Позовите хабибов, пусть отворят кровь почтенному Ходже, - сказал эмир. - И принесут кальян с медом и хашишем. Все-таки, у старика здоровье уже не то, а я не хочу терять столь великого политического блогера, общественного деятеля и литератора. По крайней мере, пусть умрет не в Бухаре - какая слава тогда пойдет о нас?
***
- Большое спасибо, мистер Данки, - очень вежливо сказал эмир ослу. - Это было грандиозно. Знаете, слухи о восточной лести сильно преувеличены. И скажу вам честно - уже во втором «Шреке», к середине фильма, мне показалось, что вы немного переигрываете, эксплуатируя выигрышное амплуа. Но ваше перевоплощение в скакуна - это было потрясающе. Скажите, это дублер или компьютерный эффект?
- Соу-соу, - небрежно ответил осел, потягивая через трубочку ледяной шербет. - Корпус - три-дэ модель, моушн-капча с микшированием моих движений и андалузской «пура раса эспаньола», а лицо - наложение.
- Технология талант не заменит, - отметил эмир. - Но, тем не менее, ваши технологии потрясают.
- Технологии не главное, - серьезно сказал осел, хрупнув фундуком. - Конечно, они важны и нужны. Просто мы никогда не продаем то, чего у нас нет. Говорящих ослов, летающих крокодилов, стволовые клетки, полеты на Луну. Если мы это продаем - значит, у нас это есть. Вы знакомы с господином Мартином? Смотрите «Игру Престолов»?
Эмир трепетно кивнул, с благоговением закатил глаза к небу и сложил руки перед грудью.
- Okay. Я почти уверен, - продолжал осел, - Что противный старикашка давно уже дописал сценарий двенадцатого сезона, сложил все в сундук, и мерзко хихикает, представляя как после его смерти душеприказчики сообщат об этом публике. Иначе он не брал бы авансы у издателей. Только продавая уже существующие технологии можно оплачивать разработку последующих. А ваш противный старикашка... кстати, он не сильно пострадал? Мне не хотелось бы...
Эмир успокаивающе замахал руками.
- Okay. Никто не мешал ему за двадцать лет хоть раз набрать в гугле «говорящий осел», связаться с моим агентом и решить вопрос - тем более, имея на руках серьезный гонорар. Я знаю минимум четырех говорящих ослов из Пиноккио-клаб, и еще одну русскую ослицу из Валаамского монастыря - она не артист, но вполне компетентна в богословии ортодоксальной ереси. В чем проблема? Разве это фэйрплей - взять предоплату, и надеяться, что проблема сама собой рассосется за двадцать лет? Это популизм и обман. Поверьте, господин эмир, я взялся за это дело не только из-за суммы чека - хотя, буду честен, она меня впечатлила. Но если так, как этот старичок, будут делать все - говорящие ослы просто-напросто переведутся.
- Ковер-самолет подан! - сообщил появившийся в дверях гулям-спецназовец. - Четыре джина запряжено, и еще два в почетном эскорте, как велено. Подавать трап?
Эмир досадливо цыкнул, гулям исчез, как пар изо рта, а правитель Бухары улыбнулся самым чарующим из своих смайлов.
- Мистер Данки! Ковер будет ждать столько, сколько нужно. Не сочтите за назойливость, но мои дети просто обожают вас. А также жены и наложницы. И многие из евнухов, не говоря уже о визирях. Если вам не трудно...
- Оф кос, - сказал мистер Данки и окунул копыто в мисочку с тушью. - Давайте плакаты, господин эмир. Это ведь тоже часть технологии - и уж поверьте, в нашей сказке вы будете главным героем!
***
- Салям алейкум, - весело сказал эмир, потыкав резной тростью из слоновой кости в ворох одеял. - Доброе утро, Ходжа. Хотя у остальных правоверных уже время послеобеденного намаза. Вставайте, почтеннейший. Время настало, и от они - мы!
Из кучи тряпья послышался звук, средний между «ы» и «э», а затем появилась всклокоченная голова Ходжи Насреддина. Столп мудрости безуспешно пытался утвердиться и разлепить глаза.
- Воды-ы-ы... Умоля-я-яю... Где я?...
Эмир щелкнул пальцами, и два мускулистых гуляма обрушили на самую мудрую голову Востока водопад из гигантского медного таза с орнаментом «виноград и павлин».
- В Бухаре, - учтиво ответил эмир, выполнив пожелания Хожи в предложенном им порядке. - На постоялом дворе Али ибн-Бубейи. Отдыхаешь после вчерашней лекции в женском медресе. И страдаешь от невоздержанности. Ц-ц-ц... - эмир укоризненно покачал головой, - А ведь положил в мудрости своей Аллах через своего Пророка, мир ему, запрет на вино - ибо с первой каплей вина в человека входит шайтан!
- Я первую каплю из чаши всегда выливаю на землю, - хмуро ответил мокрый Ходжа, садясь на край лежанки и безуспешно пытаясь попасть ногами в туфли без задников и с загнутыми носками, - Так что никакие шайтаны в меня не входят. Чем обязан, владыка?
- Сущей мелочью! - лучезарно улыбнулся эмир и щелкнул пальцами. К нему тут же подбежал сухонький седой алим со свитком. - Простая формальность. Читай, старик.
- «В присутствии свидетелей, достойных уважения и доверия»,- заблажил алим, - «Чьи имена перечислены в конце записи, поспорил Ходжа Насреддин с эмиром бухарским, что научит своего ишака богословию так, что ишак будет знать его не хуже самого эмира. На это нужен кошелёк золота и двадцать лет времени... составлено двадцатого дня месяца мухаррама, года Хиджры шестьсот шестидесятого»
- Чо? - тупо спросил Ходжа, - Какого ишака? Какого года?
- Шестьсот шестидесятого года, - терпеливо ответил эмир. - Твоего ишака. А сегодня у нас... э-э-э... двадцатое мухаррама шестьсот восьмидесятого. И ты притащился в этот благословенный день в мою Бухару. Я, конечно, не настолько мудр, как ты - но предполагаю одно из двух. Или твой ишак таки научился говорить, или ты вконец охуел, Ходжа, и берега напрочь потерял.
Гулямы хихикнули, ибо вопрос был воистину риторическим, не предполагающим ответа - Ходжа Насреддин, внимая эмиру, являл собой истинный памятник охуению, достойный изваяния. Увы, запретного для правоверных со времен Джахилийи.
- Итак, - продолжил эмир, - Ты жив, я жив тоже здравствую и процветаю (эмир огладил массивное пузо, обернутое двенадцатью слоями шелка), перейдем же к ишакам и богословию.
- Ишак! Ишак умер! - истерически взвизгнул Ходжа. - Ах, какой был умница, уже почти научился писать! Но злая судьба...
- Жив твой ишак! - широко улыбнулся эмир. Ты просто его из залога в багдадской бане четыре года назад не забрал. Ребята из моей спецслужбы, ка-гэ-бе - «Кадийят Гулямов Бухары» - проследили и выручили твоего ишачка. Так что вся компания в сборе. И ты, и твой ишак, и, конечно же, «и шах».
Последние слова эмир сказал совсем-совсем нехорошим тоном и без улыбки.
Ходжа быстро стрельнул глазами по сторонам В дверях обманчиво-расслабленно стояли два гуляма-спецназовца из элитной сотни «Асуд», старичок-алим незаметно сунул руку за отворот халата и чем-то там тихо щелкнул, а в единственном окне хана маячили обмотанные бархатом островерхие шлемы внутряков-назиров. «Режу я ему яйца», - доносился со двора сиплый голос Абу-Кудаха, эмирского палача, именуемого в народе Яйцерезом: «За самые жильные корни его орехи из живота тяну, а он все стихи возлюбленной пишет... Вот же похотливый четырнадцатилетний шайтан! Тьфу!»
Пиздец был отчетливо написан на судьбе арабской вязью, и ноги ходжи сами собой попали в туфли с загнутыми носками.
- Понимаешь, Ходжа, - проникновенно сказал эмир Бухары, и вот так, запросто, присел на лежанку рядом с Насреддином, обняв его за плечи, - Дело же не в деньгах. Что мне тот кошель с золотом? Чаевые, такси. Хорошо же сидели - одалиски, хашиш, караоке, ребята из Аль-Бану... Ты взялся учить осла богословию. Помнишь, как я смешно скаламбурил - «бого-ословию»? Все посмеялись, кроме тебя, кстати. И все были довольны, мое Величество тоже. И что? Через две недели я узнаю, что во всех харчевнях и хамамах рассказывают, как остроумно Ходжа Насреддин наебал самого эмира Бухары, дескать, тот помрет раньше, чем придет время расчета по контракту.
Ходжа недвижимо обтекал водой с бороды.
- Я никогда не был против острых шуток со властью. Они привлекают к ней внимание, и в какой-то степени очеловечивают власть. Знаешь, я ведь недоимку по налогам с феллахов беру глазами. В прямом смысле. Серьезно, сначала коллектор вынимает один глаз, а через год - второй. Видел когда-нибудь блюдо человеческих глаз? А целый мешок? А руку туда засовывал? Как будто в мешок с чищеными устрицами залез, они круглые и скользкие, только запах другой - мясом пахнет, а не морем. Ты что, реально считаешь, что цена нашего спора - паршивый кошель золота?
Ходжа с хрипом и перегаром выдохнул.
- Это ты у меня шут, или я у тебя шут? Если я у тебя шут - то зачем ты брал плату? Если ты у меня шут - почему смеются надо мной? Идем, мудрец. Твой ослик ждет нас в стойле под гостеприимным кровом досточтимого ибн-Бубейи. Если твой осел не ответит мне на вопрос об ангсте и Большом Взрыве, мы напишем еще одну басню о твоих похождениях. Знаешь, ради такого случая Абу-Кудах Яйцерез даже помылся и выкрасил бороду хной - первый раз за двадцать лет.
- Воды, - сказал пересохшими губами, запутавшимися в мокрой бороде, Ходжа.
Гулямы из спецназа с готовностью подняли тазик.
***
-И-а-а-а! - ответил осел, не вынимая морду из ясел, в которых хрумкал рубленой гулямскими ятаганами капустой.
- Вот! - торжествующе заорал Насреддин, путаясь в халате, - Видишь, я учил его языку франков, светлый эмир, а у них «Ja!» значит «Да!» Итак, мой осел дал ответ на третий вопрос: «Является ли страх смерти проявлением одухотворенности адама свыше Аллахом, или же имманентно присущ любому живому творению, но не может быть им выражен», - ишак ответил «Да!»
- Мы на богословском диспуте, или на «Камеди Вумен»? - снисходительно спросил эмир. - Ответы твоего осла столь же скудны, как перси Наденьки Сысоевой, а их ожидание так же продолжительно, как ее ноги, да нарастит ей Аллах одно и продлит другое. - Эмир сладко зажмурился, предаваясь воспоминаниям, но тут же взял себя в руки. - То есть, с твоей точки зрения, осел разбирается в теологии лучше меня, верно? Тогда твоя судьба становится непредсказуемой, как амплуа Наташи Медведевой.
Эмир опять сладко прижмурился.
- Мы, в присутствии алимов и имамов, задали три вопроса твоему ослу, и каждый раз он отвечал «йа» на языке франков, включая вопрос о числе небесных сфер и именах предводителей ангелов. Абу-Кудах, спроси этого вислоухого богослова о четырех копытах - стоит ли отрезать яйца почтенному Ходже Насреддину? Мне кажется, я угадаю ответ.
Ходжа стоял, шатаясь на ветру шо сухе бадилля.
- Знаешь, Ходжа, ты мне начинаешь напоминать мой ноутбук, который, в основном, занят обновлением самого себя за мои же деньги. Ты оскорбил меня не тем, что поставил меня, как операнд с ишаком в один ряд, используя сомнительный оператор «или» - истинный владыка умеет смирять гордыню. И не тем, что попытался наебать на деньги - я казню каждые полгода по одному главному визирю за такие фокусы. И даже не тем, что вообразил, что я хоть на мгновение ока мог поверить в говорящего осла. Знаешь, чем ты меня обидел?
- Тем, что героем сказки станет Ходжа Насреддин, а не эмир, - белыми губами прошептал Ходжа.
- Ах, как жалко будет отрубить такую умную голову! - Эмир сокрушенно покачал чалмой. - Поверь, если бы ты не выебывался, как мой ноутбук, а просто делал то, за что я тебе плачу, тогда даже осел заговорил бы! Если не сейчас, то, по крайней мере, в назидательной притче, сочиненной тобой. Почему ты вечно лезешь своим персонажем в притчи про меня, за которые я плачу тебе солидные гонорары?
Ходжа посмотрел на осла. Тот уже дожевал капусту, развернулся к пустым яслам задницей и внимательно оглядывал Ходжу карими глазами.
- А знаешь, чем ты обидел меня, мазафака? - спросил осел. - Тем, что для тебя, сан оф э бич, все ослы на одно лицо, как ниггеры для белых. Как я ненавижу это ваше расовое превосходство, факин вайт треш. Че вылупился, ублюдок? Твой грязный ишак сдох три года назад, муслимский пис оф щит. Ты и меня считаешь своим рабом? А? А? Хочешь разобраться? Выйдем, поговорим, снежок? - ишак жутко ощерил крупные зубы.
- А-а-а! Шайтан! Изыди! - страшно заорал Ходжа, сделал шаг назад, наступил на полу халата и грохнулся спиной в пыль. Затем перевернулся, быстро пополз на четвереньках к жуткому Абу-Кудаху и вцепился ему в ноги, укрываясь под могучим брюхом дворцового палача.
- Позовите хабибов, пусть отворят кровь почтенному Ходже, - сказал эмир. - И принесут кальян с медом и хашишем. Все-таки, у старика здоровье уже не то, а я не хочу терять столь великого политического блогера, общественного деятеля и литератора. По крайней мере, пусть умрет не в Бухаре - какая слава тогда пойдет о нас?
***
- Большое спасибо, мистер Данки, - очень вежливо сказал эмир ослу. - Это было грандиозно. Знаете, слухи о восточной лести сильно преувеличены. И скажу вам честно - уже во втором «Шреке», к середине фильма, мне показалось, что вы немного переигрываете, эксплуатируя выигрышное амплуа. Но ваше перевоплощение в скакуна - это было потрясающе. Скажите, это дублер или компьютерный эффект?
- Соу-соу, - небрежно ответил осел, потягивая через трубочку ледяной шербет. - Корпус - три-дэ модель, моушн-капча с микшированием моих движений и андалузской «пура раса эспаньола», а лицо - наложение.
- Технология талант не заменит, - отметил эмир. - Но, тем не менее, ваши технологии потрясают.
- Технологии не главное, - серьезно сказал осел, хрупнув фундуком. - Конечно, они важны и нужны. Просто мы никогда не продаем то, чего у нас нет. Говорящих ослов, летающих крокодилов, стволовые клетки, полеты на Луну. Если мы это продаем - значит, у нас это есть. Вы знакомы с господином Мартином? Смотрите «Игру Престолов»?
Эмир трепетно кивнул, с благоговением закатил глаза к небу и сложил руки перед грудью.
- Okay. Я почти уверен, - продолжал осел, - Что противный старикашка давно уже дописал сценарий двенадцатого сезона, сложил все в сундук, и мерзко хихикает, представляя как после его смерти душеприказчики сообщат об этом публике. Иначе он не брал бы авансы у издателей. Только продавая уже существующие технологии можно оплачивать разработку последующих. А ваш противный старикашка... кстати, он не сильно пострадал? Мне не хотелось бы...
Эмир успокаивающе замахал руками.
- Okay. Никто не мешал ему за двадцать лет хоть раз набрать в гугле «говорящий осел», связаться с моим агентом и решить вопрос - тем более, имея на руках серьезный гонорар. Я знаю минимум четырех говорящих ослов из Пиноккио-клаб, и еще одну русскую ослицу из Валаамского монастыря - она не артист, но вполне компетентна в богословии ортодоксальной ереси. В чем проблема? Разве это фэйрплей - взять предоплату, и надеяться, что проблема сама собой рассосется за двадцать лет? Это популизм и обман. Поверьте, господин эмир, я взялся за это дело не только из-за суммы чека - хотя, буду честен, она меня впечатлила. Но если так, как этот старичок, будут делать все - говорящие ослы просто-напросто переведутся.
- Ковер-самолет подан! - сообщил появившийся в дверях гулям-спецназовец. - Четыре джина запряжено, и еще два в почетном эскорте, как велено. Подавать трап?
Эмир досадливо цыкнул, гулям исчез, как пар изо рта, а правитель Бухары улыбнулся самым чарующим из своих смайлов.
- Мистер Данки! Ковер будет ждать столько, сколько нужно. Не сочтите за назойливость, но мои дети просто обожают вас. А также жены и наложницы. И многие из евнухов, не говоря уже о визирях. Если вам не трудно...
- Оф кос, - сказал мистер Данки и окунул копыто в мисочку с тушью. - Давайте плакаты, господин эмир. Это ведь тоже часть технологии - и уж поверьте, в нашей сказке вы будете главным героем!