Советское Средневековье
Михаил Леонович Гаспаров:
" Наш античный сектор готовил сборники «Памятники средневековой латинской литературы». До этого о такой поповской литературе вообще не полагалось говорить. В 1970 вышел первый том, в 1972 - второй. Мы, конечно, отбирали тексты самые светские и просветительские, но все равно в них на каждой странице были и Бог Отец, и Сын, и Дух Святой, все с большой буквы. Кто-то заметил и обратил на это внимание высокого начальства. Высоким начальством был вице-президент Академии Федосеев, имя его было нарицательным еще со сталинских времен.
The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Illuminator: Maître François. scribe: Jean Dubrueil. National Gallery of Victoria, Melbourne, Ms Felton 1072-3, f. 78v
Мне позвонили из института [*]: в 10 часов явиться к директору. Я пришел, его еще нет, жду у него в кабинете. Размашисто входит Сучков [**]; снимая пальто, вполоборота говорит «Ну, что, неприятности из-за вас?!» Я не успел поставить голос и спросил по-обыкновенному просто: «От кого?». И он, шагая от дверей к столу, так же по-разговорному просто ответил: «От Федосеева». А потом сел за директорский стол и начал говорить по-положенному - официально и властно. Вот эту человеческую интонацию одного только слова я и запомнил, потому что больше ни при каких обстоятельствах, никогда и ни от кого из начальства я таких не слышал.
Официальных разговоров было еще много. Весь сектор вызывали к директору, и он объяснял нам, какая была мракобесная средневековая культура. Мы говорили «понимаем», но, видимо, недостаточно убежденно, и Сучков усиливал гиперболы. Когда он сказал, что в европейских монастырях процветало людоедство, я заволновался и раскрыл рот. Аверинцев, сидевший рядом, меня удержал. Потом он сказал мне: «Вы хотели выйти из роли».
2.
The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Illuminator: Maître François. scribe: Jean Dubrueil. National Gallery of Victoria, Melbourne, Ms Felton 1072-3, f. 78v
Венцом события должно было быть осуждение работы на заседании Отделения литературы и языка под председательством командующего филологией, академика М. Б. Храпченко. Я написал признание ошибок по всем требованиям этого жанра и прочитал его по бумажке. Бумажка у меня сохранилась.
«Сосредоточившись на историко-литературных проблемах, мы упустили из виду ближние цели нашей науки в условиях современной идеологической борьбы вообще и антирелигиозной пропаганды в частности. Показ и разбор памятников отодвинул на второй план их прямую оценку с точки зрения сегодняшнего дня. За выявлением гуманистических тенденций в культуре средневековья утратилась критическая характеристика средневекового религиозного обскурантизма в целом, крайне актуальная в современной идеологической обстановке. Ошибки такого рода привели к объективизму, к потере идейно-политического прицела, к идеологической близорукости в работе. Предложенный в книге подбор текстов (одну пятую часть которого составляют тексты с религиозной тематикой) может быть ложно понят массовым читателем. Руководящие высказывания Маркса и Энгельса о средневековье и средневековой культуре не использованы в должной мере. Коллектив античного сектора признает указанные критикой ошибки «Памятников средневековой латинской литературы» и примет меры к тому, чтобы полностью изжить их в дальнейшей работе».
3.
The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Illuminator: Maître François. scribe: Jean Dubrueil. National Gallery of Victoria, Melbourne, Ms Felton 1072-3, f. 78v
После такого отчета обсуждение на Отделении стало вялым. Взбодрить его попробовал Р. А. Будагов, академик по романской филологии (когда-то элегантно читавший нам, первокурсникам, введение в языкознание по товарищу Сталину). Какой у него был интерес, я не знаю. Вот тут Сучков взметнулся громыхающим голосом: «Мы признаем свои ошибки, но мы не допустим, чтобы ошибки идеологические выдавались за политические. Книга прошла советскую цензуру и была признана пригодной для издания; те, кто в этом сомневаются, слишком много на себя берут» и т.д. Конечно, он защищал собственную репутацию, но делал это не за наш счет и за то ему спасибо.
Третий том «Памятников средневековой латинской литературы» был уже готов к печати; его вернули на доработку под надежным надзором Самарина. Дорабатывали его трижды, всякий раз применительно к новым идеологическим веяниям. Один раз он даже попал в издательство, два месяца редактировался до идеального состояния и все-таки был возвращен: так, на всякий случай. Так он и не вышел за двадцать лет.
4.
The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Illuminator: Maître François. scribe: Jean Dubrueil. National Gallery of Victoria, Melbourne, Ms Felton 1072-3, f. 78v
Через год после того заседания Аверинцев летел на конференцию в Венгрию: дальше тогда не пускали. В самолете ему случилось сидеть рядом с Храпченко. Храпченко посмотрел на него проницательно и сказал: «А ведь неискренно покаялся тогда Гаспаров! неискренно!»
Я почти уверен: причиной всему было то, что в «Памятниках латинской литературы» слово «Бог» было напечатано с большой буквы. Это раздражало глаз Федосеева и других. Но теперь, кажется, наоборот, слово «Бог» полагается писать с большой буквы даже у Маяковского. "
[*] " ИМЛИ
В Институте мировой литературы - на Поварской, бывшей Воровского, бывшей опять же Поварской, - я прослужил тридцать лет и три года. До мировой литературы в этом доме было управление коннозаводства, а до коннозаводства - дворянский особняк желтые стены, белые колонны, в бельэтаже музей Горького, свет и блеск, в тесном и темном нижнем этаже - институт. <…> "
[**] " Сучков
Считалось, что лучшим директором Института мировой литературы на нашей памяти был Б. Сучков: умный и незлой. Я тоже так думаю. Но моя приязнь к нему - скорее за одно-единственное слово, сказанное с неположенной для директора интонацией.
Он был сытый, важный, вальяжный, барственный. Когда-то начинал делать большую карьеру при ЦК, вызвал зависть, попал на каторгу, после возвращения был в редколлегии «Знамени», а потом стал директором ИМЛИ. Говорил по-немецки, а это в Институте мировой литературы умел не каждый. Переводил на официальный язык Фейхтвангера, Манна и Кафку, и оказывалось: да, в их мыслях ничего опасного нет, их можно спокойно печатать по-русски. А роман Достоевского «Бесы» нужно не замалчивать, а изучать, потому что это - предупреждение о китайской культурной революции. Тогда, в 1971, только такая логика и допускалась. Одна его сверстница сказала моей соседке по сектору: «Вы не думайте, пока наше поколение не вымрет, ничего хорошего в науке не будет».
К институтским ученым он относился с откровенным презрением. На расширенном заседании дирекции говорил: «Ну вот, пишете вы о революционных демократах, а кто из вас читал Бокля? поднимите руки!» Ни один маститый не поднял. Мне стало так стыдно, что я поднял руку, - хоть и не имел на это права: я читал не Бокля, а Дрэпера. " [Далее следует текст, процитированный в этом посте]
Из "Записей и выписок" академика Михаила Гаспарова (1935-2005): Гаспаров Михаил Леонович. Записи и выписки, 3-е изд. - М.: Новое литературное обозрение, 2012. Стр. 88-90, 86.
Изображения: The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Maître François (illuminator). Jean Dubrueil (scribe). Medium manuscript: brown, blue and red inks, tempera, gold paint, gold leaf on parchment, 116 folios plus 4 blank folios, gilt edged, velvet, gilt leather and cardboard covers, leather spine with gold embossing, gilt metal clasp and corners, glued and stitched 19th-century binding. Measurements 17.8 × 12.8 cm (each folio) 18.4 × 13.5 × 2.8 cm (closed book). Place/s of Execution Paris / the Loire region, France. Catalogue/s Raisonné Manion & Vines 78; Manion 2005, pp. 290-375. Accession Number 1072-3. National Gallery of Victoria, Melbourne. Felton Bequest, 1920. Source
Ранее из "Записей и выписок" Гаспарова:
Время
Адам "Всемирная история"
Разное. Пророки сидели по тюрьмам
" Наш античный сектор готовил сборники «Памятники средневековой латинской литературы». До этого о такой поповской литературе вообще не полагалось говорить. В 1970 вышел первый том, в 1972 - второй. Мы, конечно, отбирали тексты самые светские и просветительские, но все равно в них на каждой странице были и Бог Отец, и Сын, и Дух Святой, все с большой буквы. Кто-то заметил и обратил на это внимание высокого начальства. Высоким начальством был вице-президент Академии Федосеев, имя его было нарицательным еще со сталинских времен.
The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Illuminator: Maître François. scribe: Jean Dubrueil. National Gallery of Victoria, Melbourne, Ms Felton 1072-3, f. 78v
Мне позвонили из института [*]: в 10 часов явиться к директору. Я пришел, его еще нет, жду у него в кабинете. Размашисто входит Сучков [**]; снимая пальто, вполоборота говорит «Ну, что, неприятности из-за вас?!» Я не успел поставить голос и спросил по-обыкновенному просто: «От кого?». И он, шагая от дверей к столу, так же по-разговорному просто ответил: «От Федосеева». А потом сел за директорский стол и начал говорить по-положенному - официально и властно. Вот эту человеческую интонацию одного только слова я и запомнил, потому что больше ни при каких обстоятельствах, никогда и ни от кого из начальства я таких не слышал.
Официальных разговоров было еще много. Весь сектор вызывали к директору, и он объяснял нам, какая была мракобесная средневековая культура. Мы говорили «понимаем», но, видимо, недостаточно убежденно, и Сучков усиливал гиперболы. Когда он сказал, что в европейских монастырях процветало людоедство, я заволновался и раскрыл рот. Аверинцев, сидевший рядом, меня удержал. Потом он сказал мне: «Вы хотели выйти из роли».
2.
The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Illuminator: Maître François. scribe: Jean Dubrueil. National Gallery of Victoria, Melbourne, Ms Felton 1072-3, f. 78v
Венцом события должно было быть осуждение работы на заседании Отделения литературы и языка под председательством командующего филологией, академика М. Б. Храпченко. Я написал признание ошибок по всем требованиям этого жанра и прочитал его по бумажке. Бумажка у меня сохранилась.
«Сосредоточившись на историко-литературных проблемах, мы упустили из виду ближние цели нашей науки в условиях современной идеологической борьбы вообще и антирелигиозной пропаганды в частности. Показ и разбор памятников отодвинул на второй план их прямую оценку с точки зрения сегодняшнего дня. За выявлением гуманистических тенденций в культуре средневековья утратилась критическая характеристика средневекового религиозного обскурантизма в целом, крайне актуальная в современной идеологической обстановке. Ошибки такого рода привели к объективизму, к потере идейно-политического прицела, к идеологической близорукости в работе. Предложенный в книге подбор текстов (одну пятую часть которого составляют тексты с религиозной тематикой) может быть ложно понят массовым читателем. Руководящие высказывания Маркса и Энгельса о средневековье и средневековой культуре не использованы в должной мере. Коллектив античного сектора признает указанные критикой ошибки «Памятников средневековой латинской литературы» и примет меры к тому, чтобы полностью изжить их в дальнейшей работе».
3.
The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Illuminator: Maître François. scribe: Jean Dubrueil. National Gallery of Victoria, Melbourne, Ms Felton 1072-3, f. 78v
После такого отчета обсуждение на Отделении стало вялым. Взбодрить его попробовал Р. А. Будагов, академик по романской филологии (когда-то элегантно читавший нам, первокурсникам, введение в языкознание по товарищу Сталину). Какой у него был интерес, я не знаю. Вот тут Сучков взметнулся громыхающим голосом: «Мы признаем свои ошибки, но мы не допустим, чтобы ошибки идеологические выдавались за политические. Книга прошла советскую цензуру и была признана пригодной для издания; те, кто в этом сомневаются, слишком много на себя берут» и т.д. Конечно, он защищал собственную репутацию, но делал это не за наш счет и за то ему спасибо.
Третий том «Памятников средневековой латинской литературы» был уже готов к печати; его вернули на доработку под надежным надзором Самарина. Дорабатывали его трижды, всякий раз применительно к новым идеологическим веяниям. Один раз он даже попал в издательство, два месяца редактировался до идеального состояния и все-таки был возвращен: так, на всякий случай. Так он и не вышел за двадцать лет.
4.
The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Illuminator: Maître François. scribe: Jean Dubrueil. National Gallery of Victoria, Melbourne, Ms Felton 1072-3, f. 78v
Через год после того заседания Аверинцев летел на конференцию в Венгрию: дальше тогда не пускали. В самолете ему случилось сидеть рядом с Храпченко. Храпченко посмотрел на него проницательно и сказал: «А ведь неискренно покаялся тогда Гаспаров! неискренно!»
Я почти уверен: причиной всему было то, что в «Памятниках латинской литературы» слово «Бог» было напечатано с большой буквы. Это раздражало глаз Федосеева и других. Но теперь, кажется, наоборот, слово «Бог» полагается писать с большой буквы даже у Маяковского. "
[*] " ИМЛИ
В Институте мировой литературы - на Поварской, бывшей Воровского, бывшей опять же Поварской, - я прослужил тридцать лет и три года. До мировой литературы в этом доме было управление коннозаводства, а до коннозаводства - дворянский особняк желтые стены, белые колонны, в бельэтаже музей Горького, свет и блеск, в тесном и темном нижнем этаже - институт. <…> "
[**] " Сучков
Считалось, что лучшим директором Института мировой литературы на нашей памяти был Б. Сучков: умный и незлой. Я тоже так думаю. Но моя приязнь к нему - скорее за одно-единственное слово, сказанное с неположенной для директора интонацией.
Он был сытый, важный, вальяжный, барственный. Когда-то начинал делать большую карьеру при ЦК, вызвал зависть, попал на каторгу, после возвращения был в редколлегии «Знамени», а потом стал директором ИМЛИ. Говорил по-немецки, а это в Институте мировой литературы умел не каждый. Переводил на официальный язык Фейхтвангера, Манна и Кафку, и оказывалось: да, в их мыслях ничего опасного нет, их можно спокойно печатать по-русски. А роман Достоевского «Бесы» нужно не замалчивать, а изучать, потому что это - предупреждение о китайской культурной революции. Тогда, в 1971, только такая логика и допускалась. Одна его сверстница сказала моей соседке по сектору: «Вы не думайте, пока наше поколение не вымрет, ничего хорошего в науке не будет».
К институтским ученым он относился с откровенным презрением. На расширенном заседании дирекции говорил: «Ну вот, пишете вы о революционных демократах, а кто из вас читал Бокля? поднимите руки!» Ни один маститый не поднял. Мне стало так стыдно, что я поднял руку, - хоть и не имел на это права: я читал не Бокля, а Дрэпера. " [Далее следует текст, процитированный в этом посте]
Из "Записей и выписок" академика Михаила Гаспарова (1935-2005): Гаспаров Михаил Леонович. Записи и выписки, 3-е изд. - М.: Новое литературное обозрение, 2012. Стр. 88-90, 86.
Изображения: The Wharncliffe Hours, c. 1475-1480. Maître François (illuminator). Jean Dubrueil (scribe). Medium manuscript: brown, blue and red inks, tempera, gold paint, gold leaf on parchment, 116 folios plus 4 blank folios, gilt edged, velvet, gilt leather and cardboard covers, leather spine with gold embossing, gilt metal clasp and corners, glued and stitched 19th-century binding. Measurements 17.8 × 12.8 cm (each folio) 18.4 × 13.5 × 2.8 cm (closed book). Place/s of Execution Paris / the Loire region, France. Catalogue/s Raisonné Manion & Vines 78; Manion 2005, pp. 290-375. Accession Number 1072-3. National Gallery of Victoria, Melbourne. Felton Bequest, 1920. Source
Ранее из "Записей и выписок" Гаспарова:
Время
Адам "Всемирная история"
Разное. Пророки сидели по тюрьмам