Цитаты из мушкетёрской трилогии А. Дюма-отца
Некоторое время назад я перечитывал эту известнейшую трилогию Дюма и в процессе понавыдёргивал из неё цитат - остроумных реплик, глубокомысленных сентенций и других текстовых фрагментов, так или иначе привлекших моё внимание. Я собирался поделиться ими с читателями ЖЖ ещё весной, однако так получилось, что несколько месяцев я не уделял блогу никакого внимания и о своих прежних планах благополучно позабыл. По осени же я взялся за ещё одно сочинение Дюма - "Джузеппе Бальзамо" - и вдруг вспомнил, что кое-что не доделал. Поэтому вот вам весьма длинная, но, на мой взгляд, довольно занимательная подборка.
- Ни горожанин, ни солдат, никто никогда не заглядывает в эти края. Под ласковым солнцем зреет там виноград, и чёрные или белые гроздья его наливаются благородным соком. Вы будете жить в этих местах жизнью древнего человека. Вы будете всесильным властелином кудлатых собак, удочек, ружей и плавучего дома. Вы проживёте там долгие годы в безопасности и изобилии, никем не узнанный, совершенно преображённый (Арамис, "Виконт де Бражелон").
- Я злопамятен. Это единственное, что во мне есть от церкви (Арамис, "Двадцать лет спустя").
- Я не очень люблю склонять и спрягать своё имя во всеуслышанье; к тому же, будьте покойны, я не съем вашу собаку, и я молю бога, чтобы она была столь же деликатна по отношению ко мне (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
Всем известно, что у пьяных и у влюблённых есть свой ангел-хранитель ("Три мушкетёра").
- Вот ещё! Теперь колдунов не сжигают!
- Так-то оно так, но мне сдаётся, что ещё очень недавно покойный кардинал приказал сжечь Урбена Грандье. Уж я-то знаю об этом: сам стоял на часах у костра и видел, как его жарили.
- Эх, милый мой! Урбен Грандье был не колдун, а учёный, - это совсем другое дело. Урбен Грандье будущего не предсказывал. Он знал прошлое, а это иной раз бывает гораздо хуже ("Двадцать лет спустя").
- Вы ленивы, значит, вы изобретательны (граф де Гиш, "Виконт де Бражелон").
Известно, что никогда неприятельская армия не бывает так близка, а следовательно, и опасна, как в тот миг, когда она вдруг бесследно исчезает ("Двадцать лет спустя").
Мошенник смеётся не так, как честный человек; лицемер плачет не теми слезами, какими плачет человек искренний ("Три мушкетёра").
- Любезный Планше, я с радостью вижу, что ты стал не только математиком, но и философом.
- Я употребляю в лавке много печатной бумаги; это просвещает меня ("Виконт де Бражелон").
- Контрабанда не многожёнство, за неё не повесят (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
Так как они были настоящие джентльмены, то во всём обвинили трактирщика ("Три мушкетёра").
Насмешка убивает всё, даже красоту ("Виконт де Бражелон").
Земля - шар, у неё много краёв ("Три мушкетёра").
Все старые солдаты философы ("Виконт де Бражелон").
Её улыбка была похожа на те просветы между тучами, в которых после грозы как бы открывается рай ("Виконт де Бражелон").
- Король всегда умеет предложить вам именно то, чего вы заведомо не можете принять, и показаться великодушным, ничем не рискуя (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
- Мы, моряки, привыкли иметь дело с водой и воздухом, с двумя самыми непостоянными вещами; стало быть, мы редко ошибаемся насчёт остального ("Виконт де Бражелон").
Повелевать низшими существами было для неё [для миледи] скорее унижением, чем удовольствием ("Три мушкетёра").
Для собравшейся кучки народа король - вечный предмет любопытства, вроде носорога, крокодила или змеи ("Виконт де Бражелон").
Сердце лучшей из женщин безжалостно к страданиям соперницы ("Три мушкетёра").
- Надо рассчитывать на пороки людей, а не на их добродетели (Атос, "Три мушкетёра").
Пенистое анжуйское вино превратило трёх собутыльников сначала в трёх чертей, а потом в три бревна ("Виконт де Бражелон").
Молодой мушкетёр был в отличном расположении духа и готовился геройски перейти в иной мир ("Три мушкетёра").
- Никогда не бывает проявлением трусости подчинение силе, стоящей над вами (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
- Вы сами кругом виноваты: мужчина вашего возраста не должен оставлять в одиночестве женщину её возраста (Ора Монтале, "Виконт де Бражелон").
- Ничто так не искажает взгляда на вещи, как тюремная решётка (Рошфор, "Двадцать лет спустя").
- Терпение, - сказал Атос, не спускавший глаз с улицы Бак, которая вела к мосту, - терпение, вот какой-то аббат даёт тумака прохожему, а теперь раскланивается с женщиной. Это, наверное, Арамис ("Двадцать лет спустя").
Людовик XIII, как все слабохарактерные люди, не отличался великодушием ("Три мушкетёра").
[Про Англию] в этой гнусной стране, где вечно холодно, где туман считается хорошей погодой, дождь - туманом, а поток - дождём, где солнце похоже на луну, а луна на сыр ("Двадцать лет спустя").
- Отвечать вам - значит признать вас моими судьями, а я признаю в вас только своих палачей (Карл I, "Двадцать лет спустя").
- В прежнее время, монсеньор, - ответил д'Артаньян, - у меня было не трое, а полсотни друзей. В двадцать лет всех считаешь друзьями ("Двадцать лет спустя").
- Благородному испанцу - помните хорошенько об этом - полагается быть неграмотным (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
Де Вард, взволнованный только что происшедшими событиями, оставил свой выигрыш в шестьдесят луидоров герцогу Бекингэму, а тот, подобно своему отцу не любивший пачкать руки о деньги, в свою очередь, оставил их подсвечнику, точно подсвечник был живым существом ("Виконт де Бражелон").
Анна Австрийская дурнела и старилась с поразительной быстротой, как это всегда бывает с женщинами, которые провели бурную молодость ("Виконт де Бражелон").
- Я никогда не клянусь. Я говорю "да" или "нет" и держу свое слово как дворянин (д'Артаньян, "Двадцать лет спустя").
- Один француз уже нация; один мундир - войско (кардинал Мазарини, "Виконт де Бражелон").
- Вы беспощадны. Я накажу вас за это четверостишием (граф де Сент-Эньян, "Виконт де Бражелон").
- Неистовство - признак слабости (миледи, "Три мушкетёра").
- А знаете, я до смешного дорожу своей головой. Мне представляется, что она довольно ловко сидит у меня на плечах (Арамис, "Три мушкетёра")
- Поскольку пленница всё-таки женщина, я хотел проявить к ней внимание, которое всякий благовоспитанный человек обязан оказывать женщине, если не ради неё, то, по крайней мере, ради собственного достоинства (Фельтон, "Три мушкетёра").
Пробило восемь. Обыкновенно в этот час король завтракал. Этикетом предписывалось, чтобы в восемь часов утра король всегда был голоден ("Виконт де Бражелон").
Недоверие свойство низких натур ("Виконт де Бражелон").
- В деревне вкусы очень меняются, и, сам того не замечая, начинаешь любить всё то прекрасное, что природа выводит на свет из-под земли и чем так пренебрегают в городах (Атос, "Двадцать лет спустя").
- Когда жалуются на что-нибудь, это "что-нибудь" всегда оказывается человеком, который мешает (Анна Австрийская, "Виконт де Бражелон").
- Прошу вас позволить нам окончить этот разговор наедине, как подобает дворянам, когда один из них уличил другого во лжи (граф де Гиш, "Виконт де Бражелон").
- Нехорошо просить милостыню; но нет хуже, чем просить её через других (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
Каждая женщина скажет, что между красотою любовника и красотою мужа огромная разница ("Виконт де Бражелон").
Ничто так не убеждает нас, как глубокая вера другого человека ("Двадцать лет спустя").
- Я согласен убить вас, будьте спокойны, но убить без шума, в укромном местечке, где вы никому не могли бы похвастать своей смертью (Арамис, "Три мушкетёра").
- Вот что значит жажда мести! И как она совершенствует характер человека! (миледи, "Три мушкетёра").
- Атос нас оскорбляет, желая умереть один. Это нехорошо (д'Артаньян, "Двадцать лет спустя").
Когда король молод, все молоды при дворе ("Виконт де Бражелон").
- Друг, будь мужчиной: женщины оплакивают мёртвых, мужчины мстят за них! (Атос, "Три мушкетёра").
Разве для истинной любви, для подлинной ревности существует иная действительность, кроме иллюзий и химер! ("Три мушкетёра")
- Разучилась пить молодёжь, - сказал Атос, глядя на него [на д'Артаньяна] с сожалением, - а ведь этот ещё из лучших! ("Три мушкетёра")
...Сообразительный, как всякий человек, нуждающийся в чужих деньгах ("Виконт де Бражелон").
- Должно быть, у вашего приятеля душа гвоздями прибита к телу ("Три мушкетёра").
"Чёрт возьми! - подумал Портос [про поданную на обед курицу]. - Как это грустно! Я уважаю старость, но не в варёном и не в жареном виде" ("Три мушкетёра").
- Удар шпаги не доказывает, правы вы или виноваты; он свидетельствует только о степени вашей ловкости (герцог Бекингэм-младший, "Виконт де Бражелон").
- Мой порядок - порождение лени; я завёл его, чтобы не терять даром времени (Фуке, "Виконт де Бражелон").
- Я ненавижу англичан, они грубы, как и все люди, пьющие пиво (Арамис, "Двадцать лет спустя").
Он [Планше] был в свое время солдатом, а оружие облагораживает ("Двадцать лет спустя").
- Я не знаю женщины, которая стоила бы того, чтобы её разыскивать, если она исчезла. Госпожа Бонасье исчезла - тем хуже для неё, пусть она найдётся (Атос, "Три мушкетёра").
Мебель оказалась почти вся поломанной, шкафы - почти пустыми: правосудие, по-видимому, не принадлежит к тем трём вещам, о которых царь Соломон говорит, что они не оставляют после себя следа ("Три мушкетёра").
- Гасконцы - это французские шотландцы (д'Артаньян, "Три мушкетёра").
Нет ничего выразительнее лица человека, любящего поесть, в ту минуту, как он приступает к вкусному блюду ("Двадцать лет спустя").
- Я человек весёлый, как все люди с пустой головой ("Виконт де Бражелон").
- Пиво французу противно, как вино англичанину (Мушкетон, "Двадцать лет спустя").
Аксиома любопытства: расспрашивая других, надо и самому приготовиться к вопросам с их стороны ("Виконт де Бражелон").
- Мы обнажим шпаги на морском берегу, который заливает прилив. Каждый день шесть часов берег принадлежит Франции, а другие шесть - богу (герцог Бекингэм-младший, "Виконт де Бражелон").
- Слабость властителей - это всегда предательство (Арамис, "Виконт де Бражелон").
- Бегство сквозь ряды неприятельской армии, ваше величество, - сказал Атос, - во всех странах называется атакой ("Двадцать лет спустя").
- Ни горожанин, ни солдат, никто никогда не заглядывает в эти края. Под ласковым солнцем зреет там виноград, и чёрные или белые гроздья его наливаются благородным соком. Вы будете жить в этих местах жизнью древнего человека. Вы будете всесильным властелином кудлатых собак, удочек, ружей и плавучего дома. Вы проживёте там долгие годы в безопасности и изобилии, никем не узнанный, совершенно преображённый (Арамис, "Виконт де Бражелон").
- Я злопамятен. Это единственное, что во мне есть от церкви (Арамис, "Двадцать лет спустя").
- Я не очень люблю склонять и спрягать своё имя во всеуслышанье; к тому же, будьте покойны, я не съем вашу собаку, и я молю бога, чтобы она была столь же деликатна по отношению ко мне (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
Всем известно, что у пьяных и у влюблённых есть свой ангел-хранитель ("Три мушкетёра").
- Вот ещё! Теперь колдунов не сжигают!
- Так-то оно так, но мне сдаётся, что ещё очень недавно покойный кардинал приказал сжечь Урбена Грандье. Уж я-то знаю об этом: сам стоял на часах у костра и видел, как его жарили.
- Эх, милый мой! Урбен Грандье был не колдун, а учёный, - это совсем другое дело. Урбен Грандье будущего не предсказывал. Он знал прошлое, а это иной раз бывает гораздо хуже ("Двадцать лет спустя").
- Вы ленивы, значит, вы изобретательны (граф де Гиш, "Виконт де Бражелон").
Известно, что никогда неприятельская армия не бывает так близка, а следовательно, и опасна, как в тот миг, когда она вдруг бесследно исчезает ("Двадцать лет спустя").
Мошенник смеётся не так, как честный человек; лицемер плачет не теми слезами, какими плачет человек искренний ("Три мушкетёра").
- Любезный Планше, я с радостью вижу, что ты стал не только математиком, но и философом.
- Я употребляю в лавке много печатной бумаги; это просвещает меня ("Виконт де Бражелон").
- Контрабанда не многожёнство, за неё не повесят (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
Так как они были настоящие джентльмены, то во всём обвинили трактирщика ("Три мушкетёра").
Насмешка убивает всё, даже красоту ("Виконт де Бражелон").
Земля - шар, у неё много краёв ("Три мушкетёра").
Все старые солдаты философы ("Виконт де Бражелон").
Её улыбка была похожа на те просветы между тучами, в которых после грозы как бы открывается рай ("Виконт де Бражелон").
- Король всегда умеет предложить вам именно то, чего вы заведомо не можете принять, и показаться великодушным, ничем не рискуя (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
- Мы, моряки, привыкли иметь дело с водой и воздухом, с двумя самыми непостоянными вещами; стало быть, мы редко ошибаемся насчёт остального ("Виконт де Бражелон").
Повелевать низшими существами было для неё [для миледи] скорее унижением, чем удовольствием ("Три мушкетёра").
Для собравшейся кучки народа король - вечный предмет любопытства, вроде носорога, крокодила или змеи ("Виконт де Бражелон").
Сердце лучшей из женщин безжалостно к страданиям соперницы ("Три мушкетёра").
- Надо рассчитывать на пороки людей, а не на их добродетели (Атос, "Три мушкетёра").
Пенистое анжуйское вино превратило трёх собутыльников сначала в трёх чертей, а потом в три бревна ("Виконт де Бражелон").
Молодой мушкетёр был в отличном расположении духа и готовился геройски перейти в иной мир ("Три мушкетёра").
- Никогда не бывает проявлением трусости подчинение силе, стоящей над вами (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
- Вы сами кругом виноваты: мужчина вашего возраста не должен оставлять в одиночестве женщину её возраста (Ора Монтале, "Виконт де Бражелон").
- Ничто так не искажает взгляда на вещи, как тюремная решётка (Рошфор, "Двадцать лет спустя").
- Терпение, - сказал Атос, не спускавший глаз с улицы Бак, которая вела к мосту, - терпение, вот какой-то аббат даёт тумака прохожему, а теперь раскланивается с женщиной. Это, наверное, Арамис ("Двадцать лет спустя").
Людовик XIII, как все слабохарактерные люди, не отличался великодушием ("Три мушкетёра").
[Про Англию] в этой гнусной стране, где вечно холодно, где туман считается хорошей погодой, дождь - туманом, а поток - дождём, где солнце похоже на луну, а луна на сыр ("Двадцать лет спустя").
- Отвечать вам - значит признать вас моими судьями, а я признаю в вас только своих палачей (Карл I, "Двадцать лет спустя").
- В прежнее время, монсеньор, - ответил д'Артаньян, - у меня было не трое, а полсотни друзей. В двадцать лет всех считаешь друзьями ("Двадцать лет спустя").
- Благородному испанцу - помните хорошенько об этом - полагается быть неграмотным (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
Де Вард, взволнованный только что происшедшими событиями, оставил свой выигрыш в шестьдесят луидоров герцогу Бекингэму, а тот, подобно своему отцу не любивший пачкать руки о деньги, в свою очередь, оставил их подсвечнику, точно подсвечник был живым существом ("Виконт де Бражелон").
Анна Австрийская дурнела и старилась с поразительной быстротой, как это всегда бывает с женщинами, которые провели бурную молодость ("Виконт де Бражелон").
- Я никогда не клянусь. Я говорю "да" или "нет" и держу свое слово как дворянин (д'Артаньян, "Двадцать лет спустя").
- Один француз уже нация; один мундир - войско (кардинал Мазарини, "Виконт де Бражелон").
- Вы беспощадны. Я накажу вас за это четверостишием (граф де Сент-Эньян, "Виконт де Бражелон").
- Неистовство - признак слабости (миледи, "Три мушкетёра").
- А знаете, я до смешного дорожу своей головой. Мне представляется, что она довольно ловко сидит у меня на плечах (Арамис, "Три мушкетёра")
- Поскольку пленница всё-таки женщина, я хотел проявить к ней внимание, которое всякий благовоспитанный человек обязан оказывать женщине, если не ради неё, то, по крайней мере, ради собственного достоинства (Фельтон, "Три мушкетёра").
Пробило восемь. Обыкновенно в этот час король завтракал. Этикетом предписывалось, чтобы в восемь часов утра король всегда был голоден ("Виконт де Бражелон").
Недоверие свойство низких натур ("Виконт де Бражелон").
- В деревне вкусы очень меняются, и, сам того не замечая, начинаешь любить всё то прекрасное, что природа выводит на свет из-под земли и чем так пренебрегают в городах (Атос, "Двадцать лет спустя").
- Когда жалуются на что-нибудь, это "что-нибудь" всегда оказывается человеком, который мешает (Анна Австрийская, "Виконт де Бражелон").
- Прошу вас позволить нам окончить этот разговор наедине, как подобает дворянам, когда один из них уличил другого во лжи (граф де Гиш, "Виконт де Бражелон").
- Нехорошо просить милостыню; но нет хуже, чем просить её через других (д'Артаньян, "Виконт де Бражелон").
Каждая женщина скажет, что между красотою любовника и красотою мужа огромная разница ("Виконт де Бражелон").
Ничто так не убеждает нас, как глубокая вера другого человека ("Двадцать лет спустя").
- Я согласен убить вас, будьте спокойны, но убить без шума, в укромном местечке, где вы никому не могли бы похвастать своей смертью (Арамис, "Три мушкетёра").
- Вот что значит жажда мести! И как она совершенствует характер человека! (миледи, "Три мушкетёра").
- Атос нас оскорбляет, желая умереть один. Это нехорошо (д'Артаньян, "Двадцать лет спустя").
Когда король молод, все молоды при дворе ("Виконт де Бражелон").
- Друг, будь мужчиной: женщины оплакивают мёртвых, мужчины мстят за них! (Атос, "Три мушкетёра").
Разве для истинной любви, для подлинной ревности существует иная действительность, кроме иллюзий и химер! ("Три мушкетёра")
- Разучилась пить молодёжь, - сказал Атос, глядя на него [на д'Артаньяна] с сожалением, - а ведь этот ещё из лучших! ("Три мушкетёра")
...Сообразительный, как всякий человек, нуждающийся в чужих деньгах ("Виконт де Бражелон").
- Должно быть, у вашего приятеля душа гвоздями прибита к телу ("Три мушкетёра").
"Чёрт возьми! - подумал Портос [про поданную на обед курицу]. - Как это грустно! Я уважаю старость, но не в варёном и не в жареном виде" ("Три мушкетёра").
- Удар шпаги не доказывает, правы вы или виноваты; он свидетельствует только о степени вашей ловкости (герцог Бекингэм-младший, "Виконт де Бражелон").
- Мой порядок - порождение лени; я завёл его, чтобы не терять даром времени (Фуке, "Виконт де Бражелон").
- Я ненавижу англичан, они грубы, как и все люди, пьющие пиво (Арамис, "Двадцать лет спустя").
Он [Планше] был в свое время солдатом, а оружие облагораживает ("Двадцать лет спустя").
- Я не знаю женщины, которая стоила бы того, чтобы её разыскивать, если она исчезла. Госпожа Бонасье исчезла - тем хуже для неё, пусть она найдётся (Атос, "Три мушкетёра").
Мебель оказалась почти вся поломанной, шкафы - почти пустыми: правосудие, по-видимому, не принадлежит к тем трём вещам, о которых царь Соломон говорит, что они не оставляют после себя следа ("Три мушкетёра").
- Гасконцы - это французские шотландцы (д'Артаньян, "Три мушкетёра").
Нет ничего выразительнее лица человека, любящего поесть, в ту минуту, как он приступает к вкусному блюду ("Двадцать лет спустя").
- Я человек весёлый, как все люди с пустой головой ("Виконт де Бражелон").
- Пиво французу противно, как вино англичанину (Мушкетон, "Двадцать лет спустя").
Аксиома любопытства: расспрашивая других, надо и самому приготовиться к вопросам с их стороны ("Виконт де Бражелон").
- Мы обнажим шпаги на морском берегу, который заливает прилив. Каждый день шесть часов берег принадлежит Франции, а другие шесть - богу (герцог Бекингэм-младший, "Виконт де Бражелон").
- Слабость властителей - это всегда предательство (Арамис, "Виконт де Бражелон").
- Бегство сквозь ряды неприятельской армии, ваше величество, - сказал Атос, - во всех странах называется атакой ("Двадцать лет спустя").