дикая собака динго
Мы вырыли очередную ямку - про медведей, и не совались в лес несколько дней, пережидали. Почти все время мы проводили за домашней работой, или сидя на дереве и читая книги (за зиму Игорь тоже выучился). На дереве мы прятались от тети Гали, которая «не давала нам спокойно поработать и почитать», гнала со двора, приговаривая, - та идите уже погуляйте, это ж последнее лето у вас перед школой, начитаетесь еще, идите.
Но мы, в который уже раз, отбились от деревенских детей, и никуда, кроме леса, идти не хотели, разве что старшие брали нас с собой на выпас (так у нас говорили, не в ночное, а на выпас). Дети постарше охотно звали нас, меня - за то, что я рассказываю байки, а Игорь очень хорошо пел. У него был ангельский голос. Нет, ангельский - не в смысле нежный. Нечеловеческий. Правда, было странно, что такой маленький, тощий мальчишка держит в горле эту серебряную силу.
Игорь знал великое множество песен, в основном, народных, и умел спеть самую простую из них так, что даже взрослые смахивали слезы. Вот была у него одна, самая любимая глупая детская песенка, которую он напевал все время на ходу, или задумавшись - лiз карасик через перелазик, та й у рiчку - плюсь, - так про этого карасика мурлыкала вся деревня, а когда Игорь пел о нем, то казалось, что у карасика этого должна быть непременно сложная, интересная жизнь, и, вообще, он персонаж значительный.
Натурально, Игоря стали называть Карасиком, что было очень смешно - обычно голосистых людей называли у нас Соловейко, ну, или Пташка на худой конец, а тут певчую птицу рыбой безмолвной…Но мы уже давно привыкли, что все у нас не так, и только посмеивались.
- Спой, Карасик, - просила я, а Игорь делал рыбье бессмысленное лицо и беззвучно открывал рот.
Многие стали искать его дружбы, Игорька звали на все праздники, дни рождения, несмотря на малолетство, и он не часто отказывался - чтобы не обижать. Но по правде, Игорек, как и я, впрочем, был бирюком. Не любил людей.
Не зря, все же, в свое время на нас показывали пальцами. Мы были дикими детьми, дикими сердцем, если хотите. Слишком рассудочные, злопамятные, иногда жестокие, себе на уме как говорят. Если я относилась к окружающим с искренней, хоть и холодноватой доброжелательностью, то Игорь просто научился у меня вежливости. Мы были привязаны только друг к другу, ну, и родителей любили, к остальным же были равнодушны, а равнодушие и бессердечие - это почти одно и то же.
Так что, когда тетя Галя совсем нас затюкала, мы рискнули сделать вылазку в лес, продолжить свои поиски, хоть и побаивались напороться на медведицу.
Медведи, похоже, оставили наши места. Мы находили то ободранное дерево, то развороченный муравейник, но самих зверей больше не встречали.
А собаки…Собаки ускользали от нас как призраки (ну, это вы знаете, что они и были призраками, мы-то искали всерьез). Кроме того, первого следа мы так ничего и не нашли.
После очередного дня безуспешных поисков мы сидели у костра, жарили рыбину на палочке и обдумывали план дальнейших действий.
- У нас будут глисты, - сказала я, ковыряя рыбин бок
- Не будут. Тер-мо-об-ра-ботка, - старательно выговорил мудреное слово ученый Игорь, выхватывая пальцами горячие куски, - Нам надо пройти лес насквозь, вот что
- Ну…он же большой, а на ночь нас никто не отпустит, - я вытерла руки об штаны Игоря (потому, что ему можно было пачкать одежду, а мне - нельзя), и задумалась, - Нет, ничего не выйдет. Наврать нечего, и убежать нельзя. Ты представь, если утром нас не найдут, то сначала сами умрут, а потом нас убьют, когда вернемся, - я говорила о родителях.
- Так не надо на ночь. Он не очень большой, мы с татком были на той стороне, там колхозные поля. Если выйти с самого утречка, то до ночи обернемся туда-сюда. Влетит, конечно, но не очень. Давай?
- Давай, - не было еще авантюры, от которой я бы отказалась, поэтому на следующий день мы взяли выходной у тети Гали, и с самого утра, еще затемно, отправились в лес. У нас был детский компас, запас еды и Миша - гарант того, что мы, в любом случае, сможем вернуться, не заблудимся.
Но компас нам не пригодился, Игорь сам шел вперед как по стрелке, грамотно забирая вправо (пару раз до этого мы уже давали кругаля, и знали что к чему).
Проснулось солнце, за ним - птицы, а мы все шли и шли без устали, заглядывая в каждый овражек, под каждое поваленное дерево, я даже сказала Игорю, - ну, ты еще камни переворачивать начни, - и, часа в четыре пополудни, лес стал редеть, мы вышли на пыльную дорогу, за которой простирались колхозные поля - нет, не пшеницы, кукурузы, и еще какие-то. День был светлый, но бессолнечный как в лимбе, мы очень устали и решили поесть и отдохнуть.
Там, дальше, за шуршавой стеной кукурузы, было открытое место и два куреня - побольше и маленький.
- Там что, Игореша? - спросила я, указывая пальцам на курени.
- Та не помню. Гарбузы кормовые, чи шо? Пойдем, посмотрим.
Мы шли, держась за руки и болтая, и вдруг Игорь, запнувшись на полуслове, резко дернул меня к себе.
- Ты что? - я обернулась к нему. Мальчик, сглотнув, молча указал рукой вперед.
Я посмотрела. Шагах в пяти от нас, у самой кромки гарбузяного поля, стоял огромный, дымчато-серый пес, с обрезанными ушами и глазами цвета лунного камня - белесыми, страшными.
- Стоять, - тихо сказала я Мише, а тот, другой, как-то странно повел головой и шевельнул куцыми ушами.
- Держи Мишу, - сказала я Игорю, сжимая его руку на ошейнике пса, - крепко держи, не отпускай. Это одоробло его убьет, если Миша сунеться, одним махом убьет. Я видела один раз, как наш волкодав так собаку убил, так что держи. И стой смирно, а я сейчас попробую… - я тоже сглотнула, и двинулась к серой собаке, - Цу-у-уца, - пела я, - ах ты, цуца, моя цуца… Как же тебя зовут, цуцочка? - я шла, выставив вперед открытые ладони - больше по привычке. В этом не было нужды, потому, что встреченный нами пес был слепым, - Сирко? Сирко, да? - собака снова по-змеиному дернула головой.
- А кто тут Сирка моего цуциком обзывает? - я смотрела только на собаку, и не заметила, как со стороны поля к нам подошел старый-престарый дед.
Старик был похож на персонажа украинской народной сказки - с длинными седыми усами, в вышиванке, соломенном капелюхе размером с колесо. Разве что штаны у него были не казачьими шароварами, а обычными серыми штанами, заправленными в сапоги.
- Здравствуйте, дидусю, - первым опомнился Игорь, - а мы тут мимо шли…Место шукали, где посидеть с дороги.
- Здравствуйте и вы, - дед поднял голову, и мы увидели, что глаза у него такого же цвета как у Сирка - белые, - ну, так милости прошу до моего куреня. И отдохнете, и перекусите, и деду расскажете, кто такие да откуда пришли.
Дед повернулся и пошел в сторону куреня, Сирко двинулся за ним. Походка у пса была развинченная, он шел как неживой на негнущихся словно деревянных лапах.
- Глория, - жарко зашептал мне в ухо Игорь, - тикаймо отсюда, это ж мертвяки. Тикаймо, пока они нас не съели…
Дед остановился, обернулся к нам и странно затрясся, закудахтал - мы не сразу и сообразили, что это он так смеется.
- Не спеши, хлопчику, нас хоронить. Мы с Сирком живые пока, хоть и старые.
- Как же вы услышали, диду? Ой, извините, - покраснел Игорек.
- Шоб ты знал - сослепу завсегда люди слышат лучше. Та ничего, садитесь. Будете кулеша? - спросил дед.
- Спасибо, дидусю, не откажемся.
Возле куреня, над почти невидимым при дневном свете огнем, висел солдатский котелок. Дед сел на брезентовую складную табуретку и стал помешивать варево. Мы переглянулись. Старик двигался так, как будто был зрячим - уверенно, не шаря перед собой руками, от этого было как-то не по себе.
- Та сидайте, в ногах правды нет, - сказал дидусь, - меня дедом Семеном зовут, а вы кто?
- Очень приятно, - сказал Игорь, - Меня - Игорем, а ее вот - Глория, а еще с нами собака Миша. Дидусь Семен, вы скажите своему Сирку, чтобы он Мишу не трогал.
- Та не бойсь, не тронет. А вы идите сюда, идите, я на вас посмотрю.
Я подошла первой, и дед быстрым, привычным движением прошарил пальцами по моему лицу и плечам. Прикосновение было сухим и легким, словно осенний лист.
«Посмотрев» так же и на Игоря, старик сказал:
- О! Та вы ж совсем маленькие детишечки! Откуда ж вы тут взялись?
- Так, гуляли, - неопределенно ответил Игорь, и, в свою очередь спросил, - А вы тут что делаете, дедушка?
- Как - что? Бахчу сторожим, - ответил дед.
- Как же вы ее сторожите? - удивился Игорь, - вы ж….это…видите плохо…И бегать за злодюгами вам уже тяжело, вы ж старенький…
- От чемный хлопчик, - дед нам попался смешливый, снова закудахтал, - «видите плохо», это ж надо! Ничего я уже не вижу, шо твой крот, та и набегался уже - ого-го, теперь отдыхаю. Старость, она затем и придумана, шоб человек перед смертью колготиться перестал, та посидел, та подумал за свою жизнь, от так. А что до злодюг - так кому они нужны, гарбузы та кабачки? То ж скотину кормить. Мы с Сирком тут больше от сорок, чем от людей. Два опудала, - и дед опять захихикал, - ну, сидайте вже, кулиш поспел, или сходите сперва туда, на дальнюю делянку, там у меня кавуны, возьмите себе и собачке своему полакомиться…Хоча, какие тут кавуны…Не кавуны - слезы. Вот у нас, на Херсонщине - ото кавуны, а тут…Но, вы пойдите, все равно, возьмите себе кавунця-трискунця…
Мы с Игорем послушно направились за арбузами, нашли два маленьких, треснувших, и, пока несли их назад, Игорь тихонько напевал, - кавунцы-кавунцы, кавунцы-дрискунцы…
Один мы разломали пополам и отдали собакам, а второй помыли из старого чайника, порезали и разложили в миски.
Кожа у арбуза была тонкая, темно-зеленая, почти черная, и сам он оказался вполне вкусным.
- Зря вы, дедушка, кавуны свои хаяли. Вкусные кавуны! - облизывая с пальцев арбузный сок, сказал Игорь.
- Та с хлебом ешьте, с хлебом, а то «швыдка настя» нападет, - дед, пошарив в полотняной торбе, протянул нам серый магазинный хлеб, аккуратно завернутый в тряпочку
- Спасибо, дидусю.
Мы поели арбуза, и поели кулеша. Дед, глядя незрячими глазами в невидимый огонь, рассказывал нам, что сторожит бахчу днем и ночью, что к нему приезжают хлопцы с автобазы, привозят еду, а иногда отвозят деда домой, в баньку сходить, и вообще. Но в деревне он не засиживается, потому что Мотя его померла прошлым летом, а дети уехали в город, вот, зовут теперь к себе, на внуков посмотреть, а он, дед, не едет.
- Куда я от земли поеду, - старик наклонился и тронул землю у своих ног как пса по загривку потрепал, - Земля тут хорошая, сама меня носит, силу дает, в городе помру сразу.
- А вам тут не скучно самому, дедушка? - спросил Игорек
- Скучно, скажешь тоже, - старик хмыкнул, - скучно - то буржуи выдумали. Как такое может быть? Человек дело поделает, или думу подумает, когда ж скучать? Эх, жить хорошо! - дед Семен опять разулыбался, - восемьдесят четвертый годок на свете живу, и никак не надоест! Две войны пережил, а война, детишечки, это страшное дело. Людей убивают, катуют, земля горит и стонет… И то люди с жизней прощаться не хотят. Хоча, конечно, можно человека так замордувать, что ему жизнь не мила будет…А, с другой стороны, есть такие люди, шо у них душа как тот пацюк у подполе, грызет и грызет, и все ей не в радость, и все ей не так. Свое счастье не видит, чужому завидует, так шо ж…Жить не научишь, или оно есть - или нету, от так…
Мы совсем заболтались с дедом, и не замечали времени. Сумерки еще не опустились, но дело к тому шло, что возвращаться через лес нам придется в темноте. Однако уходить не хотелось, Игорь снова спросил:
- Деда, а откуда у вас такой собака?
- А, - дед покрутил ус, - та то мне однополчанин мой привез со Средней Азии, когда в гости был. Через всю страну щеня в корзине вез! А уже какой розумный собака вырос, а здоровый! У нас таких … - но тут мы услышали шум подъезжающей машины, рядом с полем остановился грузовик, забибикал и дед подхватился, - о, то мне хлопцы вечерю привезли! - и пошел навстречу.
Из кабины вылез водила, наш, деревенский - дядя Рома.
- Добрый вечер, дидусю, - поздоровался он, а увидев нас очень удивился, - О, а вы тут откуда, мелюзга?
- Та мы…- начал Игорь, но дядя Рома сам догадался, - Через лес приперлись? Ах, вы ж засранцы! Ну, ничего, матери вам ноги поотрывают! А ну, давайте в машину!
- Так то ваши? - спросил дед, - а я уже думал, чертенята лисовые до меня пришли, бо откуда ж тут детишкам взяться…А оно вона как. Та подождите, я вам сейчас гостинца на дорожку…Ромця, сходи, возьми им по кавунчику, и себя не забудь, - пока дед и дядя Рома шныряли по бахче, мы с Игорем понуро забрались в кабину. Дядя Рома был очень суровый дядя - потому, что вернулся из армии только в прошлом году и был суровым больше для авторитету.
Дед вернулся к машине, положил на пол, рядом с Мишенькой, два арбуза и сунул нам в руки торбу с маленькими тыковками - у нас из них делали погремушки.
- Нате, грайтеся. Та слушайте мамку с татком, не балуйтесь больше! - дед пожал нам руки на прощанье, а Игорек вдруг вспомнил про наши припасы:
- Ой, дидусю, а вот у нас тут и котлеты, и конфеты, и молоко (да, это был наш обычный рацион - холодные котлеты, конфеты «белочка» и молоко; разумеется, никакого хлеба). Возьмите, пусть вам будет…
- Та ты шо! И котлеты! И конфеты, - веселился дед, - спасибо, детишечки.
Дядя Рома завел машину, и мы поехали домой. Всю дорогу он кровожадно рассказывал, какие красные у нас будут жопы от ремня, но когда мы остановились у дома Игоря (а он был на самой окраине деревни), дядя Рома буркнул:
- Вылазьте. Скажете мамке, что кататься со мной ездили. До деда Семена. И смотрите у меня!
Мы его от души поблагодарили, взяли добычу и поспешно выкатились из машины. Дядя Рома развернулся, бибикнул и уехал, а мы отнесли подарки в дом, а потом Игорь пошел меня провожать.
- Как ты думаешь, то Сирка след был? - спросил он, когда мы дошли до нашего мостика.
- Не знаю. Но вряд ли. Он от деда далеко не уходит.
- А хороший дед, скажи…
- Хороший…
- Хороший, ага. А чьи ж тогда следы? Дед правду сказал, таких больших собак и нету в округе…Разве что, ваши волкодавы.
- Волкодавы, - эхом повторила я и застыла на месте, - Дзыга, мы придурки…Папа водит иногда наших волкодавов в лес, побегать. Чтобы пободрее были. Это кого-то из них следок был.
Игорь так смеялся, что повис на перилах моста - не мог на ногах устоять.
- Глория, ты только не говори никому…- попросил он, - Проходу не дадут, засмеют.
- Ладно, не скажу. Только тогда надо ямку вырыть, - ответила я.