все объяснить
Мы с Игорьком почти весь день провели на берегу речушки с поэтическим названием Пояйла (вся глубина которого открылась бы вам, если бы вы могли измерить глубину речки).
Коза мирно паслась под ивой, а мы строили флот и пытались забросить кораблики подальше в реку, но Мишенька, дурачок Мишенька, кидался в воду и приносил их обратно с таким глупым и довольным видом, что отругать его язык не поворачивался.
Игорек болтал, кувыркался, бегал за псом, и, вообще, ни минуты не сидел на месте. Нет, я тоже была подвижным ребенком, и часто слышала от Зоси о пресловутом шиле в заднице, но по сравнению с этим мальчишкой я была просто тормозом.
Я думаю сейчас о том, что нам здорово повезло родиться в 70 годах прошлого века в деревне, потому что если бы нас растили в двухтысячном какие-нибудь жители мегаполиса, то был бы нам диагноз «гиперактивность», детские психологи, и всякая другая сволочь. А так мы совершенно безнаказанно росли на воле, лазали по деревьям, заплетали иве косы, играли в догонялки, до посинения плескались в речке - и ничего нам за это не было, да.
Мы подружились сразу и накрепко. Знаете, бывает такое чувство, когда паззл, в котором элементы неба и моря перепутаны, наконец собирается как надо. Вроде и было нормально, и можно было так оставить, но теперь вот - правильно.
Игорек был первым мужчиной в моей жизни, сказавшим мне те самые слова - пойдем, я хочу познакомить тебя со своей мамой.
Когда мы пришли, мама Игорька, тетя Галя, возилась в огороде, но мальчику так не терпелось похвастаться, что он сразу закричал, обращаясь к ее большой круглой заднице, обтянутой цветастой юбкой:
- Мамо, мамо! Посмотрите, кто у меня есть! Посмотрите на мою Глорию!
Тетя Галя, с усилием разогнувшись, повернулась на голос сына, вытирая тыльной стороной руки пот со лба.
Она была очень красивая, хотя, вам, наверное, не понравилась бы. Сейчас ведь модно ебать детей, да? И если женщина старше 50 килограмм, то она считается бытовым монстром. А в тете Гале были все 70. Сисястая и крутобедрая, с милыми ямочками на щеках, улыбчивая и синеглазая…Глаза у нее были не голубые, а именно синие, как темный сапфир, такие синие, что издалека казались черными.
С тех самых пор я сама не своя до синеглазых блондинов и втайне считаю их лучшими людьми в мире. При виде этого дела я начинаю глупо лыбиться и кивать, что бы ни плел этот самый синеглазый блондин. По счастью, в моей жизни был только один такой (ну, после тети Гали), но был он так хорош, что только утвердил меня в моих заблуждениях насчет синеглазых блондинов.
С именем «Галя» все тоже непросто. Когда я слышу, как кто-нибудь зовет какую-нибудь Галю, я сразу начинаю оглядываться в полной уверенности, что эта вот неизвестная Галя окажется замечательной, веселой телочкой, взглянуть на которую, безусловно, стоит.
И если вы до сих пор не поняли, насколько хороша была мама моего нового друга, то перечитайте три последних абзаца еще раз.
Тетя Галя подошла к нам, вытирая руки о фартук.
- Дзыга (так родители называли Игорька, это значит - юла), да ты себе, никак, невесту нашел? - ласково сказала она, - ой, да какая ж красивенькая девочка! А сарафан у нее какой нарядный! Ну-ка, покажись, Глория!
Я послушно повертелась перед ней, а потом представилась по всей форме:
- Здравствуйте, тетя Галя, очень приятно с вами познакомиться. Мой папа - Генрих Васильевич, а мама - Анна Николаевна, они работают в больнице. Осенью мне будет пять лет. С вашим Игорьком мы уже давно познакомились - позавчера, и теперь друзья навеки.
- Ты ж моя умничка, - умилилась тетя Галя, а Игорек снова захвастался:
- Мамо, она все умеет, все! И читать, и считать, и бегать быстро, и не боится совсем ничего, прямо как я! А еще у нее ученая козочка!
- Я знаю, Игореша, слышала про твою подружку, - сказала тетя Галя, прижимая к себе сына, а на меня глядя с некоторым сочувствием.
И тут надо отмотать немного назад и вбок, чтобы объяснить обстоятельства мизансцены.
Сначала о родителях Игорька, тут вполне душераздирающая история.
Они были не местными, а в деревне, как известно, не так-то легко стать «своим», там и 10 лет можно называться приезжим.
Папа Игорька, дядя Боря, был еще покруче моего - он был цыганом, как я уже говорила, а еще он водил КаМАЗ (настоящий, блин КаМАЗ!). Мама же Игорька, тетя Галя, никаким цыганом не была, а была она славной и доброй украинской женщиной. Когда она полюбила дядю Борю, все ее родственники были против такого союза, но тетя Галя уперлась рогом, и вышла-таки замуж за кого хотела. А потом еще сказала дяде Боре - коханый, тут нам счастья не будет. Все тут на тебя смотрят, как на бандюка, и в семью никогда не примут. Так давай отсюда уедем, и пусть на новом месте на нас обох смотрят, как на чужих.
Ну, и уехали они, и уже лет пять как жили в этой деревне, и «на них обох смотрели как на чужих».
Любили они друг друга очень. Бывало, подъедет дядя Боря к дому на своем КаМАЗе и бибикает, а тетя Галя такой пухлой ланью к нему бежит-бежит, разбрызгивая кирзачами грязь, а дядя Боря откроет дверцу, станет на приступочку, и обнимает тетю Галю, и приговаривает - Галюся, моя Галюся! Моя царица! И целует в «очи», да.
Индийское кино просто, если вы понимаете, о чем я.
В общем, жили они долго и счастливо, и я не помню, чтобы у них были проблемы с односельчанами, а вот у Игоря были.
Никто не хотел дружить с мальчишкой, местные дети травили его как зайца и дразнили «цыганвой». Он бы мог, конечно, не ходить со двора, но был слишком горд для этого, да и материно тихое упрямство унаследовал в полной мере.
Теперь обо мне, обо мне. Друзей у меня тоже не было, но совсем по другой причине. Я была «баронской дочкой», мой папинька был самым влиятельным и богатым типом в округе, и у меня было все, чего не было у других детей - книжки, игрушки, даже хомяки. Все. Нет, дети вовсе не отказывались со мной играть, тем более, что папинька раза по три в год закатывал детские праздники, на которые собиралась вся деревня.
Мой день рожденья отмечался как всенародный праздник, на новый год меня торжественно выбирали снегурочкой (не только из-за папы, еще я лучше и громче всех читала стихи), и я помню, как плакала, потому что мне - то хотелось быть Чипполино, а папа утешал меня, и объяснял про «долг перед людьми», и что потом, когда я отчитаю все положенные стихи, и мы раздадим подарки (ну, не надо объяснять, кто был дед мороз, да?), когда уже начнется шум и гам, я смогу потихоньку переодеться в Чипполино, уже для себя.
Нет, мне жилось совсем не плохо, как все любимые и балованные дети, я была доброжелательной и общительной девочкой, меня любили, в общем. Но. Я была не такой как все, и если это сейчас читает какая-нибудь настоящая красавица, то вот она меня поймет. Знаете, эти красавицы, которые проводят жизнь в одиночестве, потому что «она слишком хороша для меня», и к ним боятся подойти. Тут подлость в том, что это никак не зависит от личных качеств человека, понимаете. Хочешь ты или нет, родился особенным - терпи.
Красавицей я не была ни тогда, ни теперь, но «красавицыной» жизни хлебнула. Не мед, че.
Да, кто не красавица и не понял, объясню по-другому.
Как-то папинька привез мне из-за границы детскую железную дорогу. Ну, знаете, такая волшебная игрушка, с совсем настоящими маленькими поездами? Мы собрали ее дня за три, и папа предложил позвать других детей, чтобы повеселее было играть. Ну, позвали. Вы думаете, хоть кто-то в нее играл? Хуй! Сидели кружком, подсунув под жопы ладошки - чтобы руками не трогать удивительные паровозики - и только восхищенно пускали сопельные пузыри.
Мы уж с папой и так, и эдак - нет, ничего не вышло. Пришлось нам устраивать показательное выступление, мы запускали поезда, поднимали шлагбаумы, разводили мостики, а детишки просто смотрели.
Ну, вот. И я была, как эта самая железная дорога - что-то вполне хорошее, но «не для нас».
Когда я подросла и меня стали выпускать со двора, ситуация не особенно изменилась. Добавилась еще одна проблема - я была самой умной, а этого не любят. Но я действительно была самой умной (извините), и нашла решение. Кстати, трюк работал потом и в школе, так что рекомендую.
Если к вам подкатывают с наездом - ты че, самый умный? - надо сразу предлагать в глаз. После ряда жестоких драк меня простили и приняли в общество. Вот такой почему-то закон природы - ты можешь быть самым умным, если при этом ты - самое распоследнее хулиганье.
Что еще? Со мной играли, но не дружили. Я придумывала игры, рассказывала байки (и дети часто ждали меня у ворот, чтобы послушать «про Монте-Крысу и того деда, ну, расскажи, они прорыли ход, убежали из тюрьмы?») и показывала «цирк».
Мурке очень нравилось «представлять перед публикой» (а вы замечали, что многие животные падки на аплодисменты и внимание?). Коза кланялась как цирковая лошадь, делала комплимент и с удовольствием плясала, закончив номер. Мишенька тоже много чего умел - любимыми номерами были «разговор» - это когда собака как бы отвечает на вопросы, «бабушка пришла» - пес заворачивался в тряпку и прикидывался спящим, и чехарда - коза и собака перепрыгивали друг через друга.
Дети, конечно, не относились всерьез к моим словам о том, что можно выучить всему этому любую собаку, они воспринимали это как чудо.
Когда я видела, что животные устали и заканчивала представление, детвора окружала нас и требовала - еще! еще! - было даже страшновато, знаете. Все лезут, кричат и ничего нельзя объяснить - нельзя объяснить, что звери - не автоматы, что они не могут скакать три часа подряд - никто не слушал, все хотели, чтобы чудо продолжалось.
Мне пришлось научиться отказывать без объяснений.
- Успокойтесь, - говорила я, - мы придем завтра, а сейчас мы уходим.
И мы уходили куда-нибудь подальше. Не надо объяснять, почему я любила гулять одна, да?
Со взрослыми было не лучше, деревенские называли меня «бисова дытына» (чертово отродье - если по-русски), и не только из-за ученой козы.
Началась эта история, когда я была совсем маленькой, чуть старше года.
У Зоси заболела сестра, она уехала в свой Львов недели на две, и папа брал меня с собой на работу.
И вот однажды он отлучился из кабинета, а к нему пришла одна деревенская старушка. Я уже довольно бойко болтала, и, увидев незнакомую бабушку, высунулась из коляски и сказала:
- Здравствуйте, бабуся! Посидите, доктор сейчас придет.
Это была стандартная формула, я сто раз слышала такое от медсестер, но бабульку чуть кондратий не хватил - прибежавший на вопль папинька едва ее откачал, старуха все тыкала пальцем в мою сторону и беззвучно разевала рот.
Когда папа понял, в чем дело, он рассмеялся и сказал:
- Чего вы испугались, баба Вера? Это же не говорящая собака, а всего лишь говорящий ребенок!
Но баба Вера не видела говорящих детей такого возраста, деревенские-то начинали разговаривать не раньше двух - и телега покатилась.
Ну, я, надо сказать, полностью оправдала доверие старушки и поддерживала свою репутацию как могла - нет, не нарочно, просто так получалось. Все, все было в кассу - и все мои выходки, и то, что я умела читать, ну, и звери тоже.
Не может же быть нормальным человек, разговаривающий с козой, да? А я вообще любила животных и не боялась их. Самые свирепые деревенские псы ластились ко мне и виляли хвостами, а случай с Ковбаской только утвердил деревенских в том, что я, однозначно, шайтан.
Сейчас буду сложно объяснять - был у нас водовоз по кличке Яешня. Звали его так, потому что он купил как-то рыжего мерина на бойне и назвал его - правильно - Ковбаска. Деревенские же насмешники каждый раз спрашивали - Ковбаска, а где твоя Яешня? - пока самого владельца меринка и не прозвали - правильно - Яешня.
Так вот, вез этот самый Яешня как-то воду на этом самом Ковбаске, а этот самый Ковбаска возьми да и встань прямо посреди дороги, и ни с места. Конечно, деревенская дорога это вам не Садовое кольцо, но, тем не менее, какое-никакое движение застопорилось, проезжающие люди на чем свет стоит бранили Яешню, а тот никак не мог совладать с лошадью, и, хоть был он мужчиной отнюдь не злобным, осерчал и стал нахлестывать Ковбаску по жопе со всей дури.
На ту беду лиса близехонько бежала, то есть, я проходила мимо, и, увидев такой беспредел, потопала к лошади, чтобы уговорить ее сдвинуться с места. Не спрашивайте, почему я была уверена, что получится. Была уверена.
Подойдя к Ковбаске, я увидела, что дело нечисто. Мерин стоял, низко опустив голову, бока его были неестественно раздуты, уши прижаты.
Яешня и сам бы это увидел, если бы его не дергали, а так он был озабочен только тем, чтобы убрать лошадь с дороги. Я подошла к мужичку и попыталась схватить его за руку:
- Дядя Яешня! Дядя Яешня, - нудила я, - не бейте Ковбаску, он не капризничает, он заболел!
Но Яешня был слишком зол, чтобы меня слушать:
- Уйди, сопля! - прикрикнул он и оттолкнул меня. Я больно шлепнулась на задницу, а Ковбаска не выбрал лучшего времени, чтобы тяжело опуститься на колени, а потом завалится на бок. Лошадь повисла в упряжи, жутко вытянув шею и закатив глаза, а Яешня с ужасом уставился - правильно - на меня.
Подхватившись с земли, я подбежала к лошади. Ковбаска дышал с трудом, но дышал.
- Я за доктором, - сказала я оторопевшему Яешне, и побежала к отцу (больница была близко, а ветеринар - только в колхозе).
Мне свезло, папа не был занят, а так как и сам любил животных, то без лишних разговоров прыгнул в свой «жигуленок» и съездил за ветеринаром.
У Ковбаски была колика, ему сделали каких-то уколов, подняли, поводили. Для мерина все закончилось хорошо. А вот для меня…
Казалось бы, чего особенного в том, что деревенская девочка разбирается в лошадях? А в том, что ребенок слишком много болтает? А в том, что человек учит всяким фокусам своего пса?
А вот, по совокупности преступлений я была признана - правильно - бисовою дытыною. На мое счастье, глаза у меня были серыми, а не черными, поэтому меня считали добрым бесенком, а не злым, так что никто меня не обижал, и детей мною не пугали.
Но тетя Галя имела все основания смотреть на меня с жалостью (а если вы помните, с этого и начинался рассказ). Видите ли, в чем дело, если бы я даже умела летать, деревенские все равно бы считали меня «уродиком» и жалели - как теленка-альбиноса, или двухголового цыпленка. Не имеет значения, что цыпленок чувствует себя прекрасно, здоров и счастлив - отличаться от нормы плохо, и все тут.
Мама Игорька не запретила своему сыну дружить со мной - хотя для парня, у которого и так были неприятности, я была не лучшим кандидатом в друзья, как вы понимаете.
Она была доброй женщиной, а, может быть, и сама слишком хорошо знала, что значит «жить не по-людски»? Не знаю. По-моему, глупо объяснять такие вещи. Так же глупо, как объяснять, почему мы с Игорьком стали неразлейвода.
Конечно, были причины, я и сама могу назвать не меньше пяти, но зачем? Все эти разговоры о том, почему он ее полюбил, почему она его разлюбила - такая печальная глупость, вы не находите? И, хотя это легкомысленно с моей стороны, сейчас, когда все всё знают о любви, я, наверное, так и буду относиться к ней как деревенские дети - к танцующей козочке. Без объяснений.