В который раз, пока ждал в аэропорту вылета, потянуло почитать «Раздумья ездового пса» Ершова. Хоть немного, хоть главу. Не ритуал, просто хочется.
Есть удовольствие от тугого ускорения и вида удаляющейся земли, а есть удовольствие от понимания, как всё работает. Вот «Раздумья...» как раз присоединяют к полёту и ты вроде уже не просто сидишь кульком в кресле, а ждешь определенных звуков, прислушиваешься к ним, мысленно представляешь себе кабину и чем в ней занят экипаж.
Хотя, конечно, кульком от этого ты быть не перестаёшь.
«- Режим взлётный, держать РУД!
Включены фары и часы. Пошло время.
- Скорость растёт!
- Режим взлётный, параметры в норме, РУД держу!
Застучали стыки бетонных плит, быстрее, быстрее…
- Сто шестьдесят! Сто восемьдесят! Двести! Двести двадцать! Двести сорок! Рубеж!
- Продолжаем взлёт!
- Двести шестьдесят! Двести семьдесят! Подъем!
Штурвал на себя, взгляд на авиагоризонт. Машина энергично задирает нос и плотно ложится на поток.
Тишина под полом. Только глухо грохочут раскрученные колёса передней ноги.
- Безопасная! Десять метров!
- Шасси убрать!
- Пятьдесят метров!
- Фары выключить, убрать!
- Шасси убираются, - грохот и стук замков. - Шасси убраны!
- Фары убраны! Высота сто двадцать, скорость триста тридцать!
- Закрылки пятнадцать!
- Убираю пятнадцать!
- Закрылки ноль!
- Закрылки убираются синхронно, стабилизатор перекладывается правильно, предкрылки убираются! Механизация убрана!
- Режим номинал!
- Круг установлен! Разворот на курс 323! Показания авиагоризонтов одинаковые!
Начался полёт».
Пиза
Мы просто прошли город насквозь - от аэропорта до железнодорожной станции. Сумрачно, сыро, прекрасная башня на месте, в подземном переходе монашки.
Зимняя Италия мне глянулась как-то больше летней. Глазу приятнее смотреть на пасмурное
Такие миленькие везде звонки и кнопочки, сил нет!
Шикарно накреняется! И ослик такой глядит жалобно, он пессимист
Монашки спрятались, поникли лютики
Двухэтажные электрички - кайф. Главное, кресла везде удобные, так и тянет подремать
Флоренция
***
Когда хочется поесть, начинаются проблемы. Мне легко, я уже говорил: «Это Италия, здесь везде вкусно!» А вот Марина выбирает, как в последний раз.
Но сейчас моя очередь. Поэтому мы идем в первое попавшееся место, на нем написано ristorante self-service. И это столовка. Помещении походит на расширенный вчетверо вагон старой электрички. С деревянными этими скамьями, намертво прикрученными. С каждого стола свисает почти до пола цепочка с открывашкой.
Вокруг сидят какие-то работяги. Серьёзно, человек двадцать и ни одной женщины. Марина опасливо ковыряет лазанью, косится по сторонам и хочет мне что-нибудь сказать.
- Я тут единственная девочка, - шепчет она наконец.
Сию секунду в зал впархивают полтора десятка монашек и, весело галдя, рассаживаются на трапезу.
Божественное провидение, мне даже не надо ничего отвечать.
Мы только приехали, и так оно вдруг всё на нас сразу навали-и-илось!..
Местами было вообще дождливо. Идеально, перепонки на лапах не трескаются, жабры не сохнут
Итальянский старички - офигенные. Ниже будет еще один, а этот идёт, идёт, плавный такой, у него еще шляпа фетровая с полями, в кофейню зашел за утренней чашечкой
Крупногабаритный транспорт
***
- Марина, как по-итальянски «бокал»?
- Биккьери.
- Угу.
Подходит официант.
- Уно биккьери ди вино Кьянти э уно биккьери ди Пунталиче.
Официант показывает «сей момент» и уходит, я победно смотрю на Марину.
- Во, видала, какой я... этот... - секунду смотрим друг другу в глаза, напряженно вспоминая, потом почти одновременно:
- Троглодит!
- Трансвестит!
- ...
- Кхм. Полиглот.
Он такой мраморный, а садик такой симметричный и всё это так гармонирует, о Санта Мария! Это во дворе палаццо Медичи, у них всё по высшему разряду. Сзади еще мандариновые деревья растут и мандаринят, в смысле, плодоносят
Гуард. Они обычно парами ходят, но этот почему-то один - видимо, в телефончик засмотрелся и отстал
Из окна галереи Уффици видать сразу несколько мостов через реку Арно. Самый ближайший - Понте Веккьо, по верху которого проходит коридор Вазари. По этому коридору правители Флоренции Медичи могли безопасно переходить из Старого Дворца в новый
Я не понимаю, как это всё построено. Как спланировано. Каждый дом - это какая-то улитка, закрученная внутрь себя. В совершенно случайных, кажется, местах возникают скаты крыши, балконы и дворики
***
В конце длинной мощёной улочки над крышами возвышается купол.
- О, Марин, смотри, Дуомо.
- Н-нет, мне кажется, у него купол другой.
- Ну а это тогда что, он же один тут такой большой!
- Может, это вообще мираж. Во всем остальном мире мираж - это вода и оазис. А в Италии - собор. И паста.
***
Пока читал о дворце Питти, узнал наконец, что такое рустика. Это когда передняя сторона облицовочного камня очень грубо отесана, и только по краешку гладкая полоса. Теперь везде вижу рустику.
Пришли смотреть дворец:
- Смотри, Марина, вот это - рустика! Во времена Луки Питти и Кузьмы Медичи тот был главнее и круче, у кого рустика на палаццо толще.
- Что ж, это... наглядно.
Еще три дня я восклицал каждый раз, увидев:
- Рустика! Ты видишь?
- Рустика, да, - отвечала Марина психотерапевтическим тоном.
Сейчас я стоял, запрокинув голову, у мелкой красно-бурой кладки очередной базилики.
- Рустика? - поощрительно спросила подошедшая Марина.
- Ну что ты! Это... кирпичика.
В базилике Сантиссима Аннунциата (я не подсматривал название, запомнил) помимо контрастных монахинь есть фреска, у которой кусочек изображения - фрагмент плаща - выступает за границу фрески, ломая одну из сторон. Долго искал, почему так, но не нашел
Это тот самый второй старичок, про которого я говорил. Натурально старый мафиози. Кстати, ходить со сцепленными за спиной руками очень удобно
Центральный рынок переделан под ресторанный дворик. Во время обеда туда набиваются толпы народу, но с утра просторно. И эти японские братаны
Куда ни посмотри - обязательно увидишь хоть один ярко-оранжевый прокатный велик
Венеция
***
«Венецийских церквей,
как сервизов чайных,
слышен звон в коробке
из-под случайных
жизней...»
Селился в пансион с видом на Сан-Микеле, пил за ужином граппу, брёл по набережной Неисцелимых вдоль самой водички, вдыхал запах мёрзлых водорослей.
Чувствую себя очень глупым, глупым туристом, но счастливым, впрочем.
Междугородний поезд движется плавно и тихо, как самолёт. Когда едешь по мосту от материка до венецианского вокзала Санта-Лючия, в окне бесшумно плывут деревянные вешки
Днем и летом Венеция - только аттракцион для туристов. Кажется, настоящая Венеция осталась только ночью и зимой
Мы проходили трижды мимо этого уличного кафе, каждый раз официантка протягивала в нашу сторону рюмку чего-то красного. Наконец подошли - в рюмке была горячая сангрия. А во второй рюмке - горячий сидр. Takeaway - нам протянули большие картонные стаканы и мы долго пили горячую сладкую гущу, стоя на берегу Гранд канала
Только ночью и зимой
Каждая свая, которую я видел - шатается. Непонятно, как они вообще держатся. Может, они шатаются специально, чтобы смягчать швартовку?
Книжный магазин без вывески в середине совершенно глухой улочки шириной меньше метра
***
Венеция - она как бутерброд с обрезанными корочками. С любого её края сразу начинается мякоть и начинка.
***
- Если бы у тебя был свой герб, что бы ты на нём изобразил?
- Не знаю, подумать надо. А вот на твоём я знаю, что было бы.
- Что?
- Помнишь, у Медичи такие шарики на гербе? Вот у тебя бы это были мандаринки.
- Ооо! Все, кроме одной - одна малинка.
- В форме малинки можно щит сделать.
- Ооо!
- А про свой герб я так и не придумал. Только щит будет из двух половин разной формы.
- Почему разной?
- Ну, типа сомнение как основа. Будет символизировать, что я так и не смог выбрать даже форму для щита.
Коты
На колокольне у площади Сан-Марко ветрено и даже на солнце холодно. Колокольня отбрасывает на городские крыши длинную, в форме карандаша, тень. А над головой туристов висит огромный колокол
Водоросли на Fondamenta degli incurabili - Набережной Неисцелимых. У берега утка-нырок - плавает, потом резким, начинающимся от шеи движением скрывается под водой и через полминуты выныривает где-нибудь в пяти метрах в стороне
Это как раз те стаканы с горячим сидром и сангрией как раз на той набережной Гранд канала
Вроде солнечная сторона, а даже в куртках не жарко
На могиле Дягилева на кладбище Сан-Микеле - поленница из пуант. Кто не сложил сверху - привязал к столбику. А мы прошли мимо Дягилева, подошли к Стравинскому, а потом к Бродскому
Милан
***
На скамье в парке сидел блестяще-лысый итальянец и бликовал в вечернем солнце. Залюбовался на него и говорю Марине:
- Я вот тоже, когда начну лысеть, буду бриться так, до блеска. И тряпочкой буду периодически протирать себе лысину.
- А потом той же тряпочкой - очки?
- Не, у меня будут две независимые тряпочки. Скрип-скрип - протёр очки, убрал тряпочку. Достал вторую, побольше - скри-и-ип - длинным движением полирнул лысину.
- Только сначала лучше все же голову, потом очки.
- Да. Ну вот, и стареть уже не так страшно, когда у тебя есть план.
Старые трамваи грохочут как артиллерийская батарея, как у них до сих пор дома вдоль путей не раскрошились, не понимаю
На пруду в парке плавают утки, а у берега мы заметили скульптурки черепах. Через пять минут одна из скульптурок шевельнула лапой
Уж не знаю, каково ездить на байке или мотороллере по мостовым, но видимо тут все привыкли
***
Неделю в отпуске я пытался не обожраться, а просто перекусить, немного. А то ходить тяжело и спать хочется. Но так невозможно.
Стоишь, покупаешь сэндвич и думаешь: «Что-то он какой-то дорогой, блин, для бутерброда-то».
А потом начинаешь его есть. И в этом сэндвиче банка тунца, два яйца, помидор, голова моцареллы размером с хорошую картофелину и рукколы столько, сколько собирает здоровый итальянский фермер за смену.
И на двух третях сэндвича ты такой: «Ох». И хочется спать сразу, и ходить тяжело.
Мне хотелось запечатлять таинственную тень
Жадно фотографировал старый трамвайчик. Для камеры нужны обе руки, а улицы узкие и с поворотами, особенно в центре, поэтому меня мотыляло по вагону по всех направлениях. Но ехать на нем - особенное удовольствие