Осень
И вотъ Сентябрь! Замедля свой восходъ,
Сіяньемъ хладнымъ солнце блещетъ,
И лучъ его въ зерцалѣ зыбкомъ водъ
Невѣрнымъ золотомъ трепещетъ.
Сѣдая мгла віется вкругъ холмовъ,
Росой затоплены равнины,
Желтѣетъ сѣнь кудрявая дубовъ,
И красенъ круглый листъ осины;
Умолкли птицъ живые голоса,
Безмолвенъ лѣсъ, беззвучны небеса!
И вотъ Сентябрь! И вечеръ года къ намъ
Подходитъ: на поля и горы
Уже морозъ бросаетъ по утрамъ
Свои сребристые узоры.
Подымется ненастливый Эолъ:
Предъ нимъ помчится прахъ летучій,
Качаяся завоетъ роща, долъ
Покроетъ листъ ея падучій;
И набѣгутъ на небо облака,
И, потемнѣвъ, запѣнится рѣка.
Прощай, прощай, сіяніе небесъ!
Прощай, прощай, краса природы!
Волшебнаго шептанья полный лѣсъ,
Златочешуйчатыя воды!
Веселый сонъ минутныхъ лѣтнихъ нѣгъ!
Вотъ эхо въ рощахъ обнаженныхъ
Сѣкирою тревожитъ дровосѣкъ,
И скоро, снѣгомъ убѣленныхъ,
Своихъ холмовъ и рощей зимній видъ
Свинцовый токъ туманно отразитъ.
А между тѣмъ досужій селянинъ
Плодъ годовыхъ трудовъ сбираетъ:
Сметавъ въ стога скошенный злакъ долинъ,
Съ серпомъ онъ въ поле поспѣшаетъ.
Гуляетъ серпъ; на сжатыхъ бороздахъ
Снопы стоятъ въ копнахъ блестящихъ
Иль тянутся вдоль жнивы на возахъ,
Подъ тяжкой ношею скрипящихъ,
И хлѣбныхъ скирдъ золотоверхій градъ
Подъемлется кругомъ крестьянскихъ хатъ.
Дни сельскаго, святаго торжества!
Овины весело дымятся,
И цѣпъ стучитъ, и съ шумомъ жернова
Ожившей мельницы крутятся.
Иди зима! на строги дни себѣ
Припасъ оратай много блага;
Отрадное тепло въ его избѣ,
Хлѣбъ-соль и пѣнистая брага:
Съ семьей своей вкуситъ онъ безъ заботъ
Своихъ трудовъ благословенный плодъ!
А ты, когда вступаешь въ осень дней,
Оратай жизненнаго поля,
И предъ тобой во благостынѣ всей
Является земная доля;
Когда тебѣ житейскія бразды,
Трудъ, дольній подвигъ награждая,
Готовятся подать свои плоды,
И спѣетъ жатва дорогая,
И въ зернахъ думъ ее сбираешь ты,
Судебъ людскихъ достигнувъ полноты, -
Ты такъ же-ли, какъ земледѣлъ, богатъ?
Какъ онъ, и ты съ надеждой сѣялъ;
Какъ онъ, и ты о дальнемъ днѣ наградъ
Сны позлащенные лелѣялъ.
Любуйся же, гордись возставшимъ имъ!
Считай свои пріобрѣтенья!...
Увы! къ мечтамъ, страстямъ, трудамъ мірскимъ
Тобой скопленныя презрѣнья,
Язвительный, неотразимый стыдъ
Души твоей обмановъ и обидъ!
Твой день взошелъ, и для тебя ясна
Вся дерзость юныхъ легковѣрій;
Испытана тобою глубина
Людскихъ безумствъ и лицемѣрій.
Алкаемыхъ неопытнымъ тобой,
Сердечныхъ нѣгъ вкусивъ отраву,
Ты, можетъ быть, любовью міровой
Пылая, звалъ и вѣдалъ славу?
О, для тебя уже призраковъ нѣтъ,
Ихъ разогналъ неодолимый свѣтъ!
Кругомъ себя взоръ отрезвѣлый ты
Съ недоумѣніемъ обводишь;
Гдѣ прежній міръ? гдѣ міръ твоей мечты?
Гдѣ онъ? - ты ищешь, не находишь!
Ты, нѣкогда всѣхъ увлеченій другъ,
Сочувствій пламенный искатель,
Блистательныхъ тумановъ царь - и вдругъ
Безплодныхъ дебрей созерцатель!
Одинъ съ тоской, которой смертный стонъ
Едва твоей гордыней задушонъ.
Но если-бы негодованья крикъ,
Но если-бъ вопль тоски великой
Изъ глубины сердечныя возникъ
Вполнѣ торжественный и дикой:
Костями-бы среди своихъ забавъ
Содроглась вѣтреная младость,
Играющій младенецъ, зарыдавъ,
Игрушку-бъ выронилъ, и радость
Покинула-бъ чело его на вѣкъ,
И заживо-бъ въ немъ умеръ человѣкъ!
Зови-жъ теперь на праздникъ честный міръ!
Спѣши, хозяинъ тороватый!
Проси, сажай гостей своихъ за пиръ
Затѣйливый, замысловатый.
Что лакомству пророчитъ онъ утѣхъ!
Какимъ разнообразьемъ брашенъ
Блистаетъ онъ! Но вкусъ одинъ во всѣхъ
И какъ могила людямъ страшенъ;
Садись одинъ и тризну соверши
По радостямъ земнымъ твоей души!
Какое же потомъ въ груди твоей
Ни водворится озаренье;
Чѣмъ думъ и чувствъ ни разрѣшится въ ней
Послѣднее вихревращенье:
Пусть, въ торжествѣ насмѣшливомъ своемъ,
Умъ безполезный сердца трепетъ
Угомонитъ, и позднихъ жалобъ въ немъ
Удушишь недостойный лепетъ
И примешь въ грудь, какъ лучшій жизни кладъ,
Ты даръ его, мертвящій душу хладъ.
Иль отряхнувъ видѣнія земли
Порывомъ скорби животворной,
Ея предѣлъ завидя невдали,
Вдругъ умиленной, вдругъ покорной,
Возмездій край, благовѣстящимъ снамъ
Довѣрясь чувствомъ обновленнымъ
И бытія мятежнымъ голосамъ,
Всесильнымъ гласомъ примиреннымъ,
Внимающій въ весельи и тиши
Лучамъ небесъ раскрывшейся души, -
Предъ Промысломъ оправданнымъ ты ницъ
Падешь съ признательнымъ смиреньемъ,
Съ надеждою, не видящей границъ,
И утоленнымъ разумѣньемъ;
Знай, внутренней своей вовѣки ты
Не передашь земному звуку
И темныхъ чадъ житейской суеты
Не посвятишь въ свою науку:
Знай, дольная иль горняя, она
Намъ на землѣ не для земли дана.
Вотъ буйственно несется ураганъ,
И лѣсъ подъемлетъ говоръ шумной,
И пѣнится, и ходитъ океанъ,
И въ берегъ бьетъ волной безумной:
Такъ иногда толпы лѣнивый умъ
Изъ усыпленія выводитъ
Гласъ, дикій гласъ, вѣщатель общихъ думъ,
И страстный отзывъ въ ней находитъ;
Но высшаго понятія глаголъ
Долъ носится, не отзываясь долъ.
Пускай, принявъ неправильный полетъ
И вспять стези не обрѣтая,
Звѣзда небесъ въ бездонный мракъ падетъ;
Пусть загорится въ нихъ другая:
Не явствуетъ землѣ ущербъ одной,
Не поражаетъ ухо міра
Далекаго ея паденья вой,
Какъ въ безпредѣльности эѳира
Ея сестры новорожденный свѣтъ
И небесамъ восторженный привѣтъ.
Зима идетъ, и тощая земля
Въ широкихъ лысинахъ безсилья,
И радостно блиставшія поля
Златыми класами обилья:
Со смертью жизнь, богатство съ нищетой,
Всѣ образы годины бывшей,
Сравняются подъ снѣжной пеленой,
Однообразно ихъ покрывшей:
Передъ тобой таковъ отнынѣ свѣтъ;
Но въ немъ тебѣ грядущей жатвы нѣтъ.
Е. Баратынскій, Осень 1837.