ZOG и конец корейского чуда .Экономическая диверсия 1997 года
Оригинал взят у hvac в ZOG и конец корейского чуда .Экономическая диверсия 1997 года
Запах несвежего чизбургера
"Шведов не люблю, немцев не люблю, американцев не люблю и японцев
не люблю. Я узбеков люблю! Они на морозе хорошо заводятся..."
Из телерекламы автомобилей Daewoo (собираемых в Узбекистане).
В последнем романе Пелевина есть строка: "Времена, когда с русским человеком можно было расплатиться запахом несвежего чизбургера, прошли". Впрочем, тем же запахом американцы расплатились в свое время с Daewoo Group.
Пару лет назад в Южной Корее, стране, находящейся на несоизмеримо более высоком, чем современная Россия, уровне экономического развития, разыгралось грандиозное по масштабам представление: целенаправленный развал одного из трех крупнейших национальных конгломератов - Daewoo Group - с последующей скупкой американским автогигантом General Motors (GM) наиболее конкурентоспособного его звена - Daewoo Motor. Скупкой аккурат за тот самый запах несвежего чизбургера. Полагаю, детективный сюжет этой истории станет для читателя не только увлекательным чтением, но и назидательным уроком, предостерегающим от излишнего оптимизма и доверчивости. Чаебол
Ключ к пониманию корейского экономического чуда кроется в смешном (для русского уха) слове "чаебол". Чаебол - уникальное политико-экономическое образование, отдаленно напоминающее финансово-промышленные структуры российских олигархов. Казалось бы, общие черты налицо: "доверенный" частный предприниматель получает от государства практически безвозмездно производственные мощности, ему предоставляются дешевые кредиты и создаются всевозможные налоговые льготы. Трудись - не хочу! Однако на этом внешнем уровне всякая аналогия и заканчивается. Пока Россия с высоко поднятыми бровями производила калькуляцию ежегодно вывозимых из страны миллиардов долларов и умилялась покупкам "нашими" людьми английских футбольных клубов, корейские чаеболы открывали в Европе новые автомобильные заводы, в Америке - фабрики по сборке телевизоров, в Азии и на Ближнем Востоке - строили железнодорожные туннели и мосты. Усилиями чаеболов Корея тридцать лет кряду демонстрировала самый высокий в мире уровень роста национального продукта на душу населения (!), в то время как Россия констатировала физическое вымирание населения (свыше миллиона человек в год). Как видите, сравнивать тут нечего.
Корейские чаеболы с первого дня своего существования были ориентированы на завоевание мирового рынка, на экспорт продукции и международную конкуренцию в самых высокотехнологичных отраслях промышленности. Однако при всей своей ориентации "вовне", чаеболы оставались глубоко национальными образованиями - в этом их главное своеобразие и уникальность.
Один мой американский приятель, Тони, проработавший несколько лет в Южной Корее, очень любил рассказывать историю, которая, похоже, потрясла его даже больше собакоедства. Как-то раз на центральной улице Сеула китайский предприниматель открыл ресторан. Уже на следующий день к нему заглянула группа доброжелательных товарищей, которая - нет-нет, что вы! - не подвергла китайца рэкету, а сделала предложение, от которого нельзя было отказаться: выкупила ресторан за двойную цену. На вопрос "почему", последовал прямой ответ: "Мы очень любим наших китайских братьев, но на центральной улице Сеула могут быть только корейские рестораны".
До недавнего времени (точнее - до 1997 года) в Южной Корее существовала четко выраженная государственная протекционистская политика: на внутренний рынок не допускались ни иностранные предприниматели, ни иностранные банкиры. Все свои кредиты чаеболы получали в корейских финансовых учреждениях, которые, как правило, принадлежали государству. Подобный изоляционизм никоим образом не является наследием военно-политической диктатуры (как принято считать на Западе), а отражает своеобразие национального менталитета. Не случайно даже сегодня, семь лет спустя после экономической диверсии 1997 года, распахнувшей ворота страны для транснациональных корпораций, в Южной Корее, втором (после Японии) крупнейшем в Азии рынке сбыта автомобилей, доля продаж некорейских машин составляет чуть больше одного процента!
В равной мере величайшим заблуждением будет считать, что в основе политики протекционизма, характерной для эпохи чаеболов, лежат какие-то националистические или шовинистические чувства. Ни в коем случае! Национальный протекционизм основан на удивительно тонком понимании различий между традиционными принципами устроения корейского общества и так называемыми "общечеловеческими" ценностями, которые на поверку оказываются ценностями исключительно иудейской и западно-христианской цивилизаций. Судите сами.
Корейские чаеболы представляют собой единство трех начал: частного капитала, национальных банков и государственных структур, которые эти банки контролируют. В подавляющем большинстве случаев чаеболы учреждались одним человеком, который впоследствии привлекал к управлению компанией членов своей семьи. Расширение бизнеса строилось на постоянном поглощении предприятий как внутри страны, так и за ее пределами. Корейские предприятия передавались в чаебол из государственной собственности "по дружбе", иностранные - покупались на кредиты, предоставляемые тем же государством (и подконтрольными ему банками) за символический процент.
Теперь посмотрим, что вырастало из этой классической патерналистской схемы. Две вещи: глобальная синекура и так называемая "Корея Инкорпорейтед". Синекура заключалась в том, что чаебол становился для десятков и сотен тысяч своих служащих в полном смысле родным домом и цитаделью: гарантированная оплата труда (несоизмеримо более высокая, чем в остальных коммерческих структурах); гарантированный карьерный рост (по заранее известной служебной лестнице, привязанной к выслуге лет, а не личным достижениям); гарантированное пожизненное трудоустройство; гарантированная пенсия и гарантированное медицинское обеспечение. Помимо всех этих благ, происходило феноменальное вливание капитала в корейскую экономику в виде налогов, что и обеспечивало беспрецедентный экономический рост страны.
Платой за это была низкая прибыльность чаеболов: так, в лучшие свои годы Daewoo Group демонстрировала колоссальный годовой доход в размере 50 миллиардов долларов, при этом чистая прибыль едва превышала 1-2 миллиона долларов (а чаще - все вообще оборачивалось убытком). Естественно, что отцы-учредители корейских чаеболов - легендарные Чун Чжу Ён (Hyundai Group), Ли Бён Чул (Samsung), Ку Ин Хой (LG Group) и Ким Ву Чун (Daewoo Group) - были людьми хоть и очень богатыми, однако даже рядом не стояли с нашими березовскими и гусинскими.
Что касается "Кореи Инкорпорейтед", то идея превращения страны в единый экономический финансово-промышленный комплекс, выстроенный (sic!) на рыночных принципах, естественным образом вытекала из самой структуры чаеболов, находящихся под тотальным финансовым контролем со стороны государства. Поскольку чаеболы были обязаны правительству Кореи всем - переданной в управление собственностью, льготными кредитами, защитой от иностранной конкуренции на внутреннем рынке, правительство обладало негласным правом координировать деятельность чаеболов в интересах всей нации, "разруливать" спорные ситуации и перераспределять сферы влияния таким образом, что вся система финансово-промышленных конгломератов выступала единым фронтом ради достижения главной цели - завоевания Кореей мирового рынка (ни больше, ни меньше). Как видите, пока северные корейцы готовились к триумфальному шествию по планете оригинальных идей "чучхе", их южные сородичи проводили не менее оригинальную политику экономической экспансии. Им казалось, что сверхдешевыми чипами компьютерной памяти, чудо-телевизорами и малолитражными машинами можно потеснить теневые финансовые империи, которые не первое столетие управляли миром. Good Guy, Bad Guy
Сорок лет финансовые империи Запада терпеливо наблюдали за "японским и корейским чудом", а также примкнувшими к ним "азиатскими тигрятами", наивно уверовавшими в безграничные возможности правил fair play (честная игра (англ.)) свободного предпринимательства. Слово "наивно" употреблено здесь не случайно: и Япония, и Южная Корея, и Таиланд, и Индонезия, и Тайвань с самого первого дня согласились на ведение экономического эксперимента по чужим правилам и на чужом поле - в системе глобальной финансовой интеграции, стержнем которой является американский доллар. За что и поплатились жестоко и сокрушительно. В скобках отметим, что единственной страной, проявившей дальновидность и категорически отказавшейся от валютной интеграции, был Китай, что и сделало его последним независимым игроком во всей Азии после финансового кризиса 1997-го, положившего конец экономической самостоятельности "азиатских чудес", в том числе и Южной Кореи.
Смертельный удар был нанесен по всем правилам Никколо Макиавелли. Сначала пришел "злой дядя" Джордж Сорос и серией молниеносных, выверенных и виртуозных биржевых ударов практически уничтожил национальные валюты Таиланда (бат), Индонезии (рупию), Тайваня (доллар) и Южной Кореи (вону). Затем появился "добрый дядя" Международный Валютный Фонд (наш старый знакомый) и протянул спасительную руку помощи. Правда, не за просто так, а - потребовав в ультимативной форме принятия мер, которые неизбежно вели к уничтожению независимости национальной экономики.
В Южной Корее МВФ повел разговор по-взрослому. В обмен на кредит в 60 миллиардов долларов предлагалось: продать иностранным компаниям два крупнейших национальных банка; допустить иностранные банки к проведению финансовых операций в Корее; снять ограничения на покупку земли иностранцами; разрешить иностранным компаниям покупать внутренние корейские облигации; позволить корейским компаниям брать за рубежом краткосрочные и долгосрочные кредиты; наконец, самое главное - ликвидировать ненавистные чаеболы, которые в последние годы оказывали невыносимую конкуренцию американским компаниям практически по всем направлениям.
Поскольку в 1997 году пять крупнейших чаеболов Кореи (Hyundai, Samsung, Daewoo, LG Group и SK Group) давали более трети совокупного национального валового продукта, предложение "распустить" их можно смело расценивать, как приглашение на эшафот: "Чаеболы - это краеугольный камень корейской традиционной культуры, и их разрушение означает не что иное, как передачу всего национального фундамента экономики в руки развитых мировых держав", - заявил официальный представитель Samsung Group на следующий день после того, как корейское правительство подписало соглашение с МВФ.
Неужели кредитного пряника оказалось достаточно для того, чтобы корейцы с такой легкостью пошли на уничтожение своего "краеугольного камня"? Конечно же, нет! Потребовалась кропотливая работа по подготовке общественного мнения и созданию "правильных" национальных кадров, которые согласились бы выполнить неблагодарную работу. В этом отношении события в Южной Корее развивались по сценарию, многократно отработанному в других уголках планеты (в том числе и в России).
Сначала прошла массированная пропагандистская атака со стороны самых влиятельных корейских средств массовой информации, которые в один голос обвинили чаеболы во всех смертных грехах и бедах экономического кризиса. Писали о "сращивании частного капитала и государственной власти", словно это сращивание не определяло всю общественную жизнь Кореи последние пятьсот лет. Писали о "кумовстве" и "подкупе чиновников и политиков", словно "кумовство" не было единственной формой взаимного трудоустройства, известной в Корее со дня ее рождения. Писали о "безнравственном обогащении основателей чаеболов", их "вызывающе расточительном образе жизни", хотя каждый кореец знал, что эти самые отцы-основатели живут не на гавайских виллах, а в скромных домах по соседству. Писали, что своим безответственным поведением национальную валюту обвалили чаеболы, а не какие-то мифические интернациональные биржевые флибустьеры. И вообще: нечего смешить людей сказками о "всемирном заговоре" - как-никак XXI век на носу!
Тут как тут подоспела еще одна знакомая "пятая колонна": активизировались "борцы за права человека" и "диссиденты" всех мастей и оттенков. Заклубились митинги и демонстрации, поднялась волна народного возмущения "попранием гражданских прав" и надругательством над "общемировыми человеческими ценностями". Вдруг оказалось, что чаеболы - это порождение военной диктатуры 60-70-х годов, злые призраки тоталитаризма, "давители свободы слова".
МВФ продиктовал правительству Кореи ряд утонченных мер, которые, под благовидным предлогом повышения "прозрачности отчетности" чаеболов и дальнейшего перехода на "прогрессивные" западные формы ведения бухгалтерии, разрушали всю внутреннюю структуру корейских конгломератов. Первым шагом явился запрет под страхом уголовного наказания перекрестного кредитного поручительства и взаимного финансирования подразделений чаеболов.
Структурное своеобразие чаеболов, отличающее их от западных конгломератов, заключалась в отсутствии головной холдинговой компании. Не случайно почти все крупные чаеболы именовали себя группами (groups). Формально они и были скоплением разрозненных компаний, действующих в областях экономики, никак не связанных между собой. Число таких компаний в чаеболе зачастую достигало тысячи. Также формально подразделения чаеболов были независимы друг от друга. Реальная (и наитеснейшая!) связка осуществлялась на уровне не централизованного управления (через головной холдинг), а родственных отношений: пивоварня записывалась на имя трехлетнего внука двоюродной сестры, автомобильный завод числился за братом шурина, и так далее. В результате чаеболы постоянно тасовали финансы между своими формально независимыми подразделениями: одна компания предоставляла банку гарантию по кредиту другой, третья покупала по "правильной" цене сырье у четвертой, пятая "исправляла" в авральном порядке годовой баланс за счет увеличения активов, которые "удачно" приобретались за бесценок у шестого скрытого подразделения чаебола. Иными словами, кипела бурная экономическая жизнь в традиционном азиатском формате (патернализм + кумовство), целью которой являлся не уход от налогов (как принято считать на Западе), а обеспечение глобальной синекуры и нескончаемой экспансии корейской экономики от США до Вьетнама и Австралии.
Следующим шагом в войне с чаеболами стало требование снизить отношение "долги/активы" до уровня 200% (типичная величина этого показателя в чаеболах была 500-800%). С учетом сложившейся традиционной структуры чаеболов и, в первую очередь, низкой производительности труда в условиях поголовного и пожизненного трудоустройства, подобное снижение пропорции абсолютно нереально. Либо высокий уровень задолженности конгломератов, либо полная ломка структуры и принципов функционирования. Третьего не дано. На первый взгляд, вообще кажется невероятным, что чаеболы десятилетиями существовали под бременем столь неподъемных долговых обязательств. И не только сводили концы с концами, но и постоянно расширялись, увеличивали оборот и наращивали производственную мощность.
Ситуация прояснится, если мы вспомним, что кредитование чаеболов проводилось исключительно за счет внутрикорейских финансовых ресурсов - банков и стоящих за ними правительственных структур. Поскольку и чаеболы, и банки, и правительство играли в одной команде ("Корея Инкорпорейтед"), то между ними не возникало неразрешимых противоречий, связанных с проблемами чрезмерного кредитования, задержек с возвратом платежей и т. п. Тот факт, что уровень долгов чаеболов в восемь раз превосходил размер их активов, не вызывал беспокойства корейских банков. Поскольку эти банки контролировали на выходе продукцию чаеболов, которая, в конечном счете, шла на благо - как трудоустройство сограждан, так и развитие общенациональной экономики.
Очевидно, что как только на корейском горизонте появились западные банки и венчурные капиталисты (а они хлынули в страну после экономического переворота 1997 года), тонкое равновесие, сложившееся между чаеболами и национальными финансовыми институтами, исчезло. Оно и понятно: западные кредиторы не играют в одной команде с чаеболами и корейскими банками. У них собственные интересы, которые, по хорошо известным экономическим законам, находятся в непримиримом противоречии с интересами корейских деловых структур (русских, украинских, индийских, венесуэльских - ряд можно продолжать до бесконечности). Думаю, понятно (quo bene? (Основополагающий постулат римского права: "Кому это выгодно?")), что требование МВФ о снижении пропорции "долги/активы" продиктовано не заботой о корейском благополучии, а исключительно интересами западных (в первую очередь, конечно же, американских) финансовых кругов, которые МВФ и обслуживает с момента своего возникновения. В этом нет ничего предосудительного: для того МВФ и создавался, чтобы обслуживать своих создателей. Просто нужно трезво оценивать ситуацию и не нести ахинею про доброго дядю за океаном, который спит и видит, как бы помочь аборигенам-неумехам!
Заключительный coup de grace, нанесенный МВФ корейским чаеболам, состоял в требовании ликвидировать систему глобальной синекуры, расстаться с практикой "пожизненного трудоустройства" и принять западный формат поощрения работников: не за выслугу лет, а по личным достижениям. Короче говоря, программа, делегированная МВФ администрации президента Ким Дэ Чжуна, означала полномасштабное разрушение всех традиционных форм ведения экономики.
В качестве альтернативы "неперспективной" ориентации Южной Кореи на производственный сектор был рекомендован вариант "правильного" капитализма: доминирующая в те годы в США модель пустопорожних интернетовских "доткомов" и всенародного "электронно-биржевого трейдинга". Поспешно соорудили Kosdaq - корейский аналог "кузницы технологического бизнеса" Nasdaq, наплодили тысячи трейдерских фирмешек и ринулись торговать акциями - нет, не чаеболов с их реальными активами, исчисляемыми десятками миллиардов долларов, а интернетовских стартапов: доморощенных конторок со штатом в два-три человека, предоставляющих "перспективные" услуги по веб-дизайну и онлайн-коммерции. В одночасье родилась армия девятнадцатилетних "бумажных миллионеров", которые не могли поверить в свалившееся на их головы счастье и - главное! - появление на горизонте новых головокружительных жизненных ценностей: "Мы с друзьями работаем от зари до зари шесть дней в неделю и соревнуемся, кто первым сумеет купить себе костюм от Армани", - восторженно хвастается на страницах "Korea Times" своими трудовыми перспективами молодой "доткомовец" Гилберт Ким. "Если вы поговорите с выпускниками ведущих университетов, то узнаете, что никто из них не хочет больше работать в чаеболах. Они все мечтают открыть собственные компании", - делится наблюдением Хам Джэй Бонг, профессор политологии из Сеульского университета Йонсей.
В какой-то момент капитализация пустопорожних Интернет-однодневок, ничего не производящих и ничего не умеющих, достигла таких заоблачных высот, что они стали числиться в одном ряду с крупнейшими чаеболами, на заводах которых отливались миллионы тонн первоклассной стали и собирались лучшие в мире компьютерные чипы и мониторы. Правда, "коздаковское" счастье длилось недолго: грандиозный крах американского Nasdaq осенью 2000 года привел к мгновенному и повсеместному сдутию Интернет-пузыря, а многомиллионнодолларовая капитализация корейских "доткомов" лишилась даже своего бумажного статуса. На всякий случай напомню читателям, как это выглядело (просто посмотрите на этот жизнерадостный график!).
Чаеболы попытались соответствовать веяниям времени с минимальными потерями: открывали курсы переквалификации для усвоения "современного стиля менеджмента", вводили систему оплаты труда, основанную на личных достижениях работников, сокращали уровни бюрократической иерархии, разрешали сотрудникам ходить на работу в джинсах и сандалиях и придерживаться свободного графика.
Не получилось. Буквально за два года внутренние структуры чаеболов вошли в полный диссонанс с новой кредитной политикой (запрет на перекрестное финансирование, "долги/активы" ниже уровня 200%). И начался обвал. Первой не выдержала Daewoo Group: в 1997 году она была четвертым по величине чаеболом Южной Кореи, в 1998 - третьим, в 1999 - вторым (потеснив Samsumg), а в 2000 - умерла. Ким
Большинство корейских чаеболов родилось из маленьких торговых киосков или рыночных лотков. Однако ребенок Ким Ву Чуна уже в колыбели был великаном: шутка сказать - пять наемных работников и пять миллионов вон стартового капитала (3,5 тысячи долларов)! Головокружительный взлет получил не менее головокружительное имя - "Великая Вселенная", по-корейски Daewoo (произносится "Дэй-У"). И как угадали: через тридцать лет 320 тысяч сотрудников в 110 странах мира создавали для великой империи Ким Ву Чуна автомобили, телевизоры, морские корабли, рояли, аэрокосмическое оборудование и самые современные компьютеры.
В 1967 году "Великая Вселенная" специализировалась на ткацком производстве. Однако ее 30-летний демиург не был зеленым торговцем. Сын заслуженного учителя, выпускник престижного университета Йонсей, обладатель диплома по экономике Ким Ву Чун был умудренным жизненным опытом человеком, чья трудовая биография началась еще в годы корейской войны, когда мальчиком он продавал газеты на улице. Вопреки масштабу амбиций ("Все дороги вымощены золотом" и "Это большой мир, в котором всегда найдется работа" - названия автобиографических бестселлеров, изданных миллионными тиражами и переведенных на 21 язык), Ким Ву Чун всегда исповедовал камерно-патерналистский стиль руководства. Он регулярно наведывался по вечерам на фабрику, раздавал шоколадки девушкам-ткачихам из ночной смены, в надежде на повышение производительности труда, устраивал ежедневные застолья с перспективными клиентами, обильно вознося хвалебные тосты (будучи принципиальным абстинентом, Ким подливал себе ячменного чаю из бутылки виски). Случалось хитрить и по-крупному: как-то раз в Сингапуре он выдал образцы новой ткани, купленной в Гонконге, за свои собственные и в результате получил заказ на двести тысяч долларов. Самое показательное в этой истории - Ким Ву Чун вернулся в Корею, на полученный аванс молниеносно обновил все оборудование на фабрике и наладил в течение месяца производство тканей, аналогичных гонконгским.
В 1968 году экспортный текстильный бизнес Ким Ву Чуна продемонстрировал столь выдающиеся результаты, что имя Daewoo прозвучало на заседании правительства в самом достохвальном контексте. Тем самым возникли предпосылки для вхождения в число "доверенных" предпринимателей и превращения "Великой Вселенной" в серьезный чаебол. Будучи людьми взрослыми, мы понимаем, что одними шоколадками и клиентскими застольями Олимпа не достигают. Ларчик Кима раскрывался на удивленье просто: корейский президент и диктатор, 16 лет несменяемо пребывавший у власти, генерал Пак Чжон Хи был любимым учеником отца Ким Ву Чуна, а отец Ким Ву Чуна - любимым учителем генерала Пак Чжон Хи. Вот и весь флексагон.
Переломным моментом в судьбе Ким Ву Чуна стала безвозмездная передача Daewoo в 1976 году государственного станкостроительного завода, который ни разу (!) за 37 лет своего существования не дал прибыли. Снимем шляпу: Ким Ву Чун переехал на долгие месяцы жить на завод (спал в кабинете на топчанчике), в корне пересмотрел стратегию производства, провел переобучение и перепрофилирование рабочих и уже на следующий год продемонстрировал прибыль! За станкостроительным заводом последовала судоверфь, потом завод по сборке автомобилей, затем десятки других ущербных производств. Все, что ни попадало в руки Ким Ву Чуна, превращалось в золото.
Международную империю Daewoo Ким Ву Чун выстраивал на тесных личных отношениях с государственными и политическими лидерами - Франции, Судана, Пакистана, Вьетнама, Индии, Китая, Ливии, Ирана. При абсолютной всеядности Daewoo главный вектор экспансии всегда указывал на страны Третьего мира. Это не было случайностью: осторожные американцы и западные европейцы редко заглядывали в нестабильные уголки планеты, а Ким Ву Чун свято верил: "чем больше риск, тем выше прибыль" (любимая поговорка). В самый разгар ирано-иракской войны Daewoo спокойно занималась строительством железнодорожного туннеля в Иране, а на пике американских проклятий, посылаемых в адрес Муаммара Каддафи, превратила Ливию в гигантскую стройплощадку, осваивая заказы на 1,7 миллиарда долларов.
Завоевание новых территорий всегда проходило при непосредственном участии Ким Ву Чуна: "Я должен сам почувствовать страну, подышать ее воздухом, чтобы понять, насколько удобно нам будет в ней работать", - говорил неуемный президент Daewoo. Сослуживцы поражались скорости, с которой Ким Ву Чун перемещается по свету и - главное! - заключает сделки. Однажды утром он неожиданно полетел в Гану на встречу с главой правительства. Вечером того же дня вернулся в Корею уже с подписанным соглашением о строительстве пятизвездочного отеля в столице Аккра.
При глубокой диверсификации Daewoo главной амбицией Ким Ву Чуна всегда была автомобильная промышленность. Daewoo наладила производство своих малолитражек на заводах в Польше, Украине, Иране, Вьетнаме и Индии. Самой выгодной сделкой считался договор с правительством Узбекистана, по которому компания Ким Ву Чуна брала на себя лишь половину расходов, остальное ложилось на плечи узбекских товарищей. Выбор Узбекистана был не случайным: бывшая советская республика прокладывала дорогу на перспективный российский рынок, изнывавший в тисках вазовского убожества.
Daewoo Motor (автомобильное подразделение Daewoo Group) планировал к 2000 году выйти на рубеж производства в 2 миллиона машин. Вполне реальное дерзновение с учетом того, что за год до гибели (1999) с конвейеров чаебола сошло 1,6 миллиона автомобилей. В кризисный 1997 год империя Ким Ву Чуна, будто не замечая радикальных перемен в политическом и экономическом климате страны, продолжала набирать обороты: Daewoo поглотил единственного производителя внедорожников в Южной Корее, компанию SsangYong, и вышел на третью позицию в списке крупнейших чаеболов. В 1998 году 12 головных компаний конгломерата получили доход в 51 миллиард долларов при итоговом убытке в 458 миллионов (возникшем по большей части из-за покупки SsangYong). Подобная ситуация была бы легко переварена южнокорейской экономикой в условиях закрытого внутринационального финансирования (до 1997 года), однако теперь в Сеуле дули новые ветры. Карающий перст МВФ указал на "Великую Вселенную", раздалась команда "фас!", и через полтора года Daewoo Group прекратила существование, а Ким Ву Чун, назначенный главным виновником всех бед южнокорейской экономики, покинул родину, обрекая себя на пожизненное изгнание…
Citato loco
LiveJournal tags: magister dixit
Запах несвежего чизбургера
"Шведов не люблю, немцев не люблю, американцев не люблю и японцев
не люблю. Я узбеков люблю! Они на морозе хорошо заводятся..."
Из телерекламы автомобилей Daewoo (собираемых в Узбекистане).
В последнем романе Пелевина есть строка: "Времена, когда с русским человеком можно было расплатиться запахом несвежего чизбургера, прошли". Впрочем, тем же запахом американцы расплатились в свое время с Daewoo Group.
Пару лет назад в Южной Корее, стране, находящейся на несоизмеримо более высоком, чем современная Россия, уровне экономического развития, разыгралось грандиозное по масштабам представление: целенаправленный развал одного из трех крупнейших национальных конгломератов - Daewoo Group - с последующей скупкой американским автогигантом General Motors (GM) наиболее конкурентоспособного его звена - Daewoo Motor. Скупкой аккурат за тот самый запах несвежего чизбургера. Полагаю, детективный сюжет этой истории станет для читателя не только увлекательным чтением, но и назидательным уроком, предостерегающим от излишнего оптимизма и доверчивости. Чаебол
Ключ к пониманию корейского экономического чуда кроется в смешном (для русского уха) слове "чаебол". Чаебол - уникальное политико-экономическое образование, отдаленно напоминающее финансово-промышленные структуры российских олигархов. Казалось бы, общие черты налицо: "доверенный" частный предприниматель получает от государства практически безвозмездно производственные мощности, ему предоставляются дешевые кредиты и создаются всевозможные налоговые льготы. Трудись - не хочу! Однако на этом внешнем уровне всякая аналогия и заканчивается. Пока Россия с высоко поднятыми бровями производила калькуляцию ежегодно вывозимых из страны миллиардов долларов и умилялась покупкам "нашими" людьми английских футбольных клубов, корейские чаеболы открывали в Европе новые автомобильные заводы, в Америке - фабрики по сборке телевизоров, в Азии и на Ближнем Востоке - строили железнодорожные туннели и мосты. Усилиями чаеболов Корея тридцать лет кряду демонстрировала самый высокий в мире уровень роста национального продукта на душу населения (!), в то время как Россия констатировала физическое вымирание населения (свыше миллиона человек в год). Как видите, сравнивать тут нечего.
Корейские чаеболы с первого дня своего существования были ориентированы на завоевание мирового рынка, на экспорт продукции и международную конкуренцию в самых высокотехнологичных отраслях промышленности. Однако при всей своей ориентации "вовне", чаеболы оставались глубоко национальными образованиями - в этом их главное своеобразие и уникальность.
Один мой американский приятель, Тони, проработавший несколько лет в Южной Корее, очень любил рассказывать историю, которая, похоже, потрясла его даже больше собакоедства. Как-то раз на центральной улице Сеула китайский предприниматель открыл ресторан. Уже на следующий день к нему заглянула группа доброжелательных товарищей, которая - нет-нет, что вы! - не подвергла китайца рэкету, а сделала предложение, от которого нельзя было отказаться: выкупила ресторан за двойную цену. На вопрос "почему", последовал прямой ответ: "Мы очень любим наших китайских братьев, но на центральной улице Сеула могут быть только корейские рестораны".
До недавнего времени (точнее - до 1997 года) в Южной Корее существовала четко выраженная государственная протекционистская политика: на внутренний рынок не допускались ни иностранные предприниматели, ни иностранные банкиры. Все свои кредиты чаеболы получали в корейских финансовых учреждениях, которые, как правило, принадлежали государству. Подобный изоляционизм никоим образом не является наследием военно-политической диктатуры (как принято считать на Западе), а отражает своеобразие национального менталитета. Не случайно даже сегодня, семь лет спустя после экономической диверсии 1997 года, распахнувшей ворота страны для транснациональных корпораций, в Южной Корее, втором (после Японии) крупнейшем в Азии рынке сбыта автомобилей, доля продаж некорейских машин составляет чуть больше одного процента!
В равной мере величайшим заблуждением будет считать, что в основе политики протекционизма, характерной для эпохи чаеболов, лежат какие-то националистические или шовинистические чувства. Ни в коем случае! Национальный протекционизм основан на удивительно тонком понимании различий между традиционными принципами устроения корейского общества и так называемыми "общечеловеческими" ценностями, которые на поверку оказываются ценностями исключительно иудейской и западно-христианской цивилизаций. Судите сами.
Корейские чаеболы представляют собой единство трех начал: частного капитала, национальных банков и государственных структур, которые эти банки контролируют. В подавляющем большинстве случаев чаеболы учреждались одним человеком, который впоследствии привлекал к управлению компанией членов своей семьи. Расширение бизнеса строилось на постоянном поглощении предприятий как внутри страны, так и за ее пределами. Корейские предприятия передавались в чаебол из государственной собственности "по дружбе", иностранные - покупались на кредиты, предоставляемые тем же государством (и подконтрольными ему банками) за символический процент.
Теперь посмотрим, что вырастало из этой классической патерналистской схемы. Две вещи: глобальная синекура и так называемая "Корея Инкорпорейтед". Синекура заключалась в том, что чаебол становился для десятков и сотен тысяч своих служащих в полном смысле родным домом и цитаделью: гарантированная оплата труда (несоизмеримо более высокая, чем в остальных коммерческих структурах); гарантированный карьерный рост (по заранее известной служебной лестнице, привязанной к выслуге лет, а не личным достижениям); гарантированное пожизненное трудоустройство; гарантированная пенсия и гарантированное медицинское обеспечение. Помимо всех этих благ, происходило феноменальное вливание капитала в корейскую экономику в виде налогов, что и обеспечивало беспрецедентный экономический рост страны.
Платой за это была низкая прибыльность чаеболов: так, в лучшие свои годы Daewoo Group демонстрировала колоссальный годовой доход в размере 50 миллиардов долларов, при этом чистая прибыль едва превышала 1-2 миллиона долларов (а чаще - все вообще оборачивалось убытком). Естественно, что отцы-учредители корейских чаеболов - легендарные Чун Чжу Ён (Hyundai Group), Ли Бён Чул (Samsung), Ку Ин Хой (LG Group) и Ким Ву Чун (Daewoo Group) - были людьми хоть и очень богатыми, однако даже рядом не стояли с нашими березовскими и гусинскими.
Что касается "Кореи Инкорпорейтед", то идея превращения страны в единый экономический финансово-промышленный комплекс, выстроенный (sic!) на рыночных принципах, естественным образом вытекала из самой структуры чаеболов, находящихся под тотальным финансовым контролем со стороны государства. Поскольку чаеболы были обязаны правительству Кореи всем - переданной в управление собственностью, льготными кредитами, защитой от иностранной конкуренции на внутреннем рынке, правительство обладало негласным правом координировать деятельность чаеболов в интересах всей нации, "разруливать" спорные ситуации и перераспределять сферы влияния таким образом, что вся система финансово-промышленных конгломератов выступала единым фронтом ради достижения главной цели - завоевания Кореей мирового рынка (ни больше, ни меньше). Как видите, пока северные корейцы готовились к триумфальному шествию по планете оригинальных идей "чучхе", их южные сородичи проводили не менее оригинальную политику экономической экспансии. Им казалось, что сверхдешевыми чипами компьютерной памяти, чудо-телевизорами и малолитражными машинами можно потеснить теневые финансовые империи, которые не первое столетие управляли миром. Good Guy, Bad Guy
Сорок лет финансовые империи Запада терпеливо наблюдали за "японским и корейским чудом", а также примкнувшими к ним "азиатскими тигрятами", наивно уверовавшими в безграничные возможности правил fair play (честная игра (англ.)) свободного предпринимательства. Слово "наивно" употреблено здесь не случайно: и Япония, и Южная Корея, и Таиланд, и Индонезия, и Тайвань с самого первого дня согласились на ведение экономического эксперимента по чужим правилам и на чужом поле - в системе глобальной финансовой интеграции, стержнем которой является американский доллар. За что и поплатились жестоко и сокрушительно. В скобках отметим, что единственной страной, проявившей дальновидность и категорически отказавшейся от валютной интеграции, был Китай, что и сделало его последним независимым игроком во всей Азии после финансового кризиса 1997-го, положившего конец экономической самостоятельности "азиатских чудес", в том числе и Южной Кореи.
Смертельный удар был нанесен по всем правилам Никколо Макиавелли. Сначала пришел "злой дядя" Джордж Сорос и серией молниеносных, выверенных и виртуозных биржевых ударов практически уничтожил национальные валюты Таиланда (бат), Индонезии (рупию), Тайваня (доллар) и Южной Кореи (вону). Затем появился "добрый дядя" Международный Валютный Фонд (наш старый знакомый) и протянул спасительную руку помощи. Правда, не за просто так, а - потребовав в ультимативной форме принятия мер, которые неизбежно вели к уничтожению независимости национальной экономики.
В Южной Корее МВФ повел разговор по-взрослому. В обмен на кредит в 60 миллиардов долларов предлагалось: продать иностранным компаниям два крупнейших национальных банка; допустить иностранные банки к проведению финансовых операций в Корее; снять ограничения на покупку земли иностранцами; разрешить иностранным компаниям покупать внутренние корейские облигации; позволить корейским компаниям брать за рубежом краткосрочные и долгосрочные кредиты; наконец, самое главное - ликвидировать ненавистные чаеболы, которые в последние годы оказывали невыносимую конкуренцию американским компаниям практически по всем направлениям.
Поскольку в 1997 году пять крупнейших чаеболов Кореи (Hyundai, Samsung, Daewoo, LG Group и SK Group) давали более трети совокупного национального валового продукта, предложение "распустить" их можно смело расценивать, как приглашение на эшафот: "Чаеболы - это краеугольный камень корейской традиционной культуры, и их разрушение означает не что иное, как передачу всего национального фундамента экономики в руки развитых мировых держав", - заявил официальный представитель Samsung Group на следующий день после того, как корейское правительство подписало соглашение с МВФ.
Неужели кредитного пряника оказалось достаточно для того, чтобы корейцы с такой легкостью пошли на уничтожение своего "краеугольного камня"? Конечно же, нет! Потребовалась кропотливая работа по подготовке общественного мнения и созданию "правильных" национальных кадров, которые согласились бы выполнить неблагодарную работу. В этом отношении события в Южной Корее развивались по сценарию, многократно отработанному в других уголках планеты (в том числе и в России).
Сначала прошла массированная пропагандистская атака со стороны самых влиятельных корейских средств массовой информации, которые в один голос обвинили чаеболы во всех смертных грехах и бедах экономического кризиса. Писали о "сращивании частного капитала и государственной власти", словно это сращивание не определяло всю общественную жизнь Кореи последние пятьсот лет. Писали о "кумовстве" и "подкупе чиновников и политиков", словно "кумовство" не было единственной формой взаимного трудоустройства, известной в Корее со дня ее рождения. Писали о "безнравственном обогащении основателей чаеболов", их "вызывающе расточительном образе жизни", хотя каждый кореец знал, что эти самые отцы-основатели живут не на гавайских виллах, а в скромных домах по соседству. Писали, что своим безответственным поведением национальную валюту обвалили чаеболы, а не какие-то мифические интернациональные биржевые флибустьеры. И вообще: нечего смешить людей сказками о "всемирном заговоре" - как-никак XXI век на носу!
Тут как тут подоспела еще одна знакомая "пятая колонна": активизировались "борцы за права человека" и "диссиденты" всех мастей и оттенков. Заклубились митинги и демонстрации, поднялась волна народного возмущения "попранием гражданских прав" и надругательством над "общемировыми человеческими ценностями". Вдруг оказалось, что чаеболы - это порождение военной диктатуры 60-70-х годов, злые призраки тоталитаризма, "давители свободы слова".
МВФ продиктовал правительству Кореи ряд утонченных мер, которые, под благовидным предлогом повышения "прозрачности отчетности" чаеболов и дальнейшего перехода на "прогрессивные" западные формы ведения бухгалтерии, разрушали всю внутреннюю структуру корейских конгломератов. Первым шагом явился запрет под страхом уголовного наказания перекрестного кредитного поручительства и взаимного финансирования подразделений чаеболов.
Структурное своеобразие чаеболов, отличающее их от западных конгломератов, заключалась в отсутствии головной холдинговой компании. Не случайно почти все крупные чаеболы именовали себя группами (groups). Формально они и были скоплением разрозненных компаний, действующих в областях экономики, никак не связанных между собой. Число таких компаний в чаеболе зачастую достигало тысячи. Также формально подразделения чаеболов были независимы друг от друга. Реальная (и наитеснейшая!) связка осуществлялась на уровне не централизованного управления (через головной холдинг), а родственных отношений: пивоварня записывалась на имя трехлетнего внука двоюродной сестры, автомобильный завод числился за братом шурина, и так далее. В результате чаеболы постоянно тасовали финансы между своими формально независимыми подразделениями: одна компания предоставляла банку гарантию по кредиту другой, третья покупала по "правильной" цене сырье у четвертой, пятая "исправляла" в авральном порядке годовой баланс за счет увеличения активов, которые "удачно" приобретались за бесценок у шестого скрытого подразделения чаебола. Иными словами, кипела бурная экономическая жизнь в традиционном азиатском формате (патернализм + кумовство), целью которой являлся не уход от налогов (как принято считать на Западе), а обеспечение глобальной синекуры и нескончаемой экспансии корейской экономики от США до Вьетнама и Австралии.
Следующим шагом в войне с чаеболами стало требование снизить отношение "долги/активы" до уровня 200% (типичная величина этого показателя в чаеболах была 500-800%). С учетом сложившейся традиционной структуры чаеболов и, в первую очередь, низкой производительности труда в условиях поголовного и пожизненного трудоустройства, подобное снижение пропорции абсолютно нереально. Либо высокий уровень задолженности конгломератов, либо полная ломка структуры и принципов функционирования. Третьего не дано. На первый взгляд, вообще кажется невероятным, что чаеболы десятилетиями существовали под бременем столь неподъемных долговых обязательств. И не только сводили концы с концами, но и постоянно расширялись, увеличивали оборот и наращивали производственную мощность.
Ситуация прояснится, если мы вспомним, что кредитование чаеболов проводилось исключительно за счет внутрикорейских финансовых ресурсов - банков и стоящих за ними правительственных структур. Поскольку и чаеболы, и банки, и правительство играли в одной команде ("Корея Инкорпорейтед"), то между ними не возникало неразрешимых противоречий, связанных с проблемами чрезмерного кредитования, задержек с возвратом платежей и т. п. Тот факт, что уровень долгов чаеболов в восемь раз превосходил размер их активов, не вызывал беспокойства корейских банков. Поскольку эти банки контролировали на выходе продукцию чаеболов, которая, в конечном счете, шла на благо - как трудоустройство сограждан, так и развитие общенациональной экономики.
Очевидно, что как только на корейском горизонте появились западные банки и венчурные капиталисты (а они хлынули в страну после экономического переворота 1997 года), тонкое равновесие, сложившееся между чаеболами и национальными финансовыми институтами, исчезло. Оно и понятно: западные кредиторы не играют в одной команде с чаеболами и корейскими банками. У них собственные интересы, которые, по хорошо известным экономическим законам, находятся в непримиримом противоречии с интересами корейских деловых структур (русских, украинских, индийских, венесуэльских - ряд можно продолжать до бесконечности). Думаю, понятно (quo bene? (Основополагающий постулат римского права: "Кому это выгодно?")), что требование МВФ о снижении пропорции "долги/активы" продиктовано не заботой о корейском благополучии, а исключительно интересами западных (в первую очередь, конечно же, американских) финансовых кругов, которые МВФ и обслуживает с момента своего возникновения. В этом нет ничего предосудительного: для того МВФ и создавался, чтобы обслуживать своих создателей. Просто нужно трезво оценивать ситуацию и не нести ахинею про доброго дядю за океаном, который спит и видит, как бы помочь аборигенам-неумехам!
Заключительный coup de grace, нанесенный МВФ корейским чаеболам, состоял в требовании ликвидировать систему глобальной синекуры, расстаться с практикой "пожизненного трудоустройства" и принять западный формат поощрения работников: не за выслугу лет, а по личным достижениям. Короче говоря, программа, делегированная МВФ администрации президента Ким Дэ Чжуна, означала полномасштабное разрушение всех традиционных форм ведения экономики.
В качестве альтернативы "неперспективной" ориентации Южной Кореи на производственный сектор был рекомендован вариант "правильного" капитализма: доминирующая в те годы в США модель пустопорожних интернетовских "доткомов" и всенародного "электронно-биржевого трейдинга". Поспешно соорудили Kosdaq - корейский аналог "кузницы технологического бизнеса" Nasdaq, наплодили тысячи трейдерских фирмешек и ринулись торговать акциями - нет, не чаеболов с их реальными активами, исчисляемыми десятками миллиардов долларов, а интернетовских стартапов: доморощенных конторок со штатом в два-три человека, предоставляющих "перспективные" услуги по веб-дизайну и онлайн-коммерции. В одночасье родилась армия девятнадцатилетних "бумажных миллионеров", которые не могли поверить в свалившееся на их головы счастье и - главное! - появление на горизонте новых головокружительных жизненных ценностей: "Мы с друзьями работаем от зари до зари шесть дней в неделю и соревнуемся, кто первым сумеет купить себе костюм от Армани", - восторженно хвастается на страницах "Korea Times" своими трудовыми перспективами молодой "доткомовец" Гилберт Ким. "Если вы поговорите с выпускниками ведущих университетов, то узнаете, что никто из них не хочет больше работать в чаеболах. Они все мечтают открыть собственные компании", - делится наблюдением Хам Джэй Бонг, профессор политологии из Сеульского университета Йонсей.
В какой-то момент капитализация пустопорожних Интернет-однодневок, ничего не производящих и ничего не умеющих, достигла таких заоблачных высот, что они стали числиться в одном ряду с крупнейшими чаеболами, на заводах которых отливались миллионы тонн первоклассной стали и собирались лучшие в мире компьютерные чипы и мониторы. Правда, "коздаковское" счастье длилось недолго: грандиозный крах американского Nasdaq осенью 2000 года привел к мгновенному и повсеместному сдутию Интернет-пузыря, а многомиллионнодолларовая капитализация корейских "доткомов" лишилась даже своего бумажного статуса. На всякий случай напомню читателям, как это выглядело (просто посмотрите на этот жизнерадостный график!).
Чаеболы попытались соответствовать веяниям времени с минимальными потерями: открывали курсы переквалификации для усвоения "современного стиля менеджмента", вводили систему оплаты труда, основанную на личных достижениях работников, сокращали уровни бюрократической иерархии, разрешали сотрудникам ходить на работу в джинсах и сандалиях и придерживаться свободного графика.
Не получилось. Буквально за два года внутренние структуры чаеболов вошли в полный диссонанс с новой кредитной политикой (запрет на перекрестное финансирование, "долги/активы" ниже уровня 200%). И начался обвал. Первой не выдержала Daewoo Group: в 1997 году она была четвертым по величине чаеболом Южной Кореи, в 1998 - третьим, в 1999 - вторым (потеснив Samsumg), а в 2000 - умерла. Ким
Большинство корейских чаеболов родилось из маленьких торговых киосков или рыночных лотков. Однако ребенок Ким Ву Чуна уже в колыбели был великаном: шутка сказать - пять наемных работников и пять миллионов вон стартового капитала (3,5 тысячи долларов)! Головокружительный взлет получил не менее головокружительное имя - "Великая Вселенная", по-корейски Daewoo (произносится "Дэй-У"). И как угадали: через тридцать лет 320 тысяч сотрудников в 110 странах мира создавали для великой империи Ким Ву Чуна автомобили, телевизоры, морские корабли, рояли, аэрокосмическое оборудование и самые современные компьютеры.
В 1967 году "Великая Вселенная" специализировалась на ткацком производстве. Однако ее 30-летний демиург не был зеленым торговцем. Сын заслуженного учителя, выпускник престижного университета Йонсей, обладатель диплома по экономике Ким Ву Чун был умудренным жизненным опытом человеком, чья трудовая биография началась еще в годы корейской войны, когда мальчиком он продавал газеты на улице. Вопреки масштабу амбиций ("Все дороги вымощены золотом" и "Это большой мир, в котором всегда найдется работа" - названия автобиографических бестселлеров, изданных миллионными тиражами и переведенных на 21 язык), Ким Ву Чун всегда исповедовал камерно-патерналистский стиль руководства. Он регулярно наведывался по вечерам на фабрику, раздавал шоколадки девушкам-ткачихам из ночной смены, в надежде на повышение производительности труда, устраивал ежедневные застолья с перспективными клиентами, обильно вознося хвалебные тосты (будучи принципиальным абстинентом, Ким подливал себе ячменного чаю из бутылки виски). Случалось хитрить и по-крупному: как-то раз в Сингапуре он выдал образцы новой ткани, купленной в Гонконге, за свои собственные и в результате получил заказ на двести тысяч долларов. Самое показательное в этой истории - Ким Ву Чун вернулся в Корею, на полученный аванс молниеносно обновил все оборудование на фабрике и наладил в течение месяца производство тканей, аналогичных гонконгским.
В 1968 году экспортный текстильный бизнес Ким Ву Чуна продемонстрировал столь выдающиеся результаты, что имя Daewoo прозвучало на заседании правительства в самом достохвальном контексте. Тем самым возникли предпосылки для вхождения в число "доверенных" предпринимателей и превращения "Великой Вселенной" в серьезный чаебол. Будучи людьми взрослыми, мы понимаем, что одними шоколадками и клиентскими застольями Олимпа не достигают. Ларчик Кима раскрывался на удивленье просто: корейский президент и диктатор, 16 лет несменяемо пребывавший у власти, генерал Пак Чжон Хи был любимым учеником отца Ким Ву Чуна, а отец Ким Ву Чуна - любимым учителем генерала Пак Чжон Хи. Вот и весь флексагон.
Переломным моментом в судьбе Ким Ву Чуна стала безвозмездная передача Daewoo в 1976 году государственного станкостроительного завода, который ни разу (!) за 37 лет своего существования не дал прибыли. Снимем шляпу: Ким Ву Чун переехал на долгие месяцы жить на завод (спал в кабинете на топчанчике), в корне пересмотрел стратегию производства, провел переобучение и перепрофилирование рабочих и уже на следующий год продемонстрировал прибыль! За станкостроительным заводом последовала судоверфь, потом завод по сборке автомобилей, затем десятки других ущербных производств. Все, что ни попадало в руки Ким Ву Чуна, превращалось в золото.
Международную империю Daewoo Ким Ву Чун выстраивал на тесных личных отношениях с государственными и политическими лидерами - Франции, Судана, Пакистана, Вьетнама, Индии, Китая, Ливии, Ирана. При абсолютной всеядности Daewoo главный вектор экспансии всегда указывал на страны Третьего мира. Это не было случайностью: осторожные американцы и западные европейцы редко заглядывали в нестабильные уголки планеты, а Ким Ву Чун свято верил: "чем больше риск, тем выше прибыль" (любимая поговорка). В самый разгар ирано-иракской войны Daewoo спокойно занималась строительством железнодорожного туннеля в Иране, а на пике американских проклятий, посылаемых в адрес Муаммара Каддафи, превратила Ливию в гигантскую стройплощадку, осваивая заказы на 1,7 миллиарда долларов.
Завоевание новых территорий всегда проходило при непосредственном участии Ким Ву Чуна: "Я должен сам почувствовать страну, подышать ее воздухом, чтобы понять, насколько удобно нам будет в ней работать", - говорил неуемный президент Daewoo. Сослуживцы поражались скорости, с которой Ким Ву Чун перемещается по свету и - главное! - заключает сделки. Однажды утром он неожиданно полетел в Гану на встречу с главой правительства. Вечером того же дня вернулся в Корею уже с подписанным соглашением о строительстве пятизвездочного отеля в столице Аккра.
При глубокой диверсификации Daewoo главной амбицией Ким Ву Чуна всегда была автомобильная промышленность. Daewoo наладила производство своих малолитражек на заводах в Польше, Украине, Иране, Вьетнаме и Индии. Самой выгодной сделкой считался договор с правительством Узбекистана, по которому компания Ким Ву Чуна брала на себя лишь половину расходов, остальное ложилось на плечи узбекских товарищей. Выбор Узбекистана был не случайным: бывшая советская республика прокладывала дорогу на перспективный российский рынок, изнывавший в тисках вазовского убожества.
Daewoo Motor (автомобильное подразделение Daewoo Group) планировал к 2000 году выйти на рубеж производства в 2 миллиона машин. Вполне реальное дерзновение с учетом того, что за год до гибели (1999) с конвейеров чаебола сошло 1,6 миллиона автомобилей. В кризисный 1997 год империя Ким Ву Чуна, будто не замечая радикальных перемен в политическом и экономическом климате страны, продолжала набирать обороты: Daewoo поглотил единственного производителя внедорожников в Южной Корее, компанию SsangYong, и вышел на третью позицию в списке крупнейших чаеболов. В 1998 году 12 головных компаний конгломерата получили доход в 51 миллиард долларов при итоговом убытке в 458 миллионов (возникшем по большей части из-за покупки SsangYong). Подобная ситуация была бы легко переварена южнокорейской экономикой в условиях закрытого внутринационального финансирования (до 1997 года), однако теперь в Сеуле дули новые ветры. Карающий перст МВФ указал на "Великую Вселенную", раздалась команда "фас!", и через полтора года Daewoo Group прекратила существование, а Ким Ву Чун, назначенный главным виновником всех бед южнокорейской экономики, покинул родину, обрекая себя на пожизненное изгнание…
Citato loco
LiveJournal tags: magister dixit