«Цветы войны»
Jin líng shí san chai. Китай, 2011. По роману Янь Гэлина. Автор сценария - Хен Лю. Режиссер - Чжан Имоу. Оператор - Чжао Сяодин. Композитор - Циган Чен. В ролях: Кристиан Бэйл (Джон Миллер), Ни Ни (Ю Мо), Синью Чжан (Шу), Тяньюань Хуан (Джордж Чен), Кефан Цао (господин Мэн, отец Шу), Ацуро Ватабе (полковник Хасегава) и другие. 146 мин.
После великолепной «средневековой» трилогии («Герой», «Дом летающих кинжалов», «Проклятие золотого цветка») крупнейший режиссер китайского кино Чжан Имоу вернулся к недавней истории своей страны, сняв тонкую любовную драму о периоде «культурной революции» «Под ветвями боярышника» (2010) и остросюжетную военную драму «Цветы войны» (2011).
1937 год, нападение японцев на Нанкин. Позволю себе начать с отступления. Недавно показанная в Международном университете в Москве «Варшавская битва» Ежи Гофмана на обсуждении и в прессе вызвала немало упреков в том, что так называемая «польская кампания» Красной Армии в 1920 году показана «односторонне», только в негативных красках. Польского режиссера, в прошлом выпускника ВГИКа, даже обвинили в «соцреализме наоборот». То, как Чжан Имоу показал японское вторжение в китайский город, при большом желании тоже можно назвать «соцреализмом» - как-никак Китай остается коммунистической страной. Но ужас, который переживает мирное население, бесконтрольно отданное на произвол неприятельской солдатни, вряд ли имеет отношение к какой бы то ни было художественной концепции и требовать от художника «объективного» изображения агрессора - дело не совсем вменяемое.
В фильме Имоу диалектика «образа врага» предельно заострена. Небольшая группа монахинь-подростков в католическом соборе в Нанкине пытается спрятаться от оравы озверевших, чумазых солдат. Для японцев клич «сюда, здесь девственницы!» - взрыв самых темных инстинктов и отключение всякого морального сознания. Один китайский снайпер с крыши расстреливает и взрывает целую команду японцев, и тогда в храме появляется полковник Хасегава. Культурный противник, офицер, приносит извинения девочкам и их настоятелю, садится за орган и играет японскую народную песню «Мой дом» - «самую красивую песню в мире для тех, кто тоскует по родному дому». Он выставляет вокруг храма охрану и просит только разрешения прийти еще раз, чтобы послушать, как поют воспитанницы. «Зачем?» - спрашивает настоятель. - «Таково мое желание».
Когда Хасегава появляется снова и удовлетворенно выслушивает хор девочек, он сообщает, что японское командование собирается отметить взятие Нанкина и приглашает воспитанниц храма спеть для них. «Вы знали это с самого начала? - изумляется отец Джон. - Вы выставили охрану, чтобы сохранить девочек для ЭТОГО? Вы, цивилизованный человек, который пел песню о моем доме, можете так поступить?» - «Это приказ с самого верха. Я ничего не могу сделать», - ледяным тоном отвечает «положительный враг» и удаляется.
Параллельно разворачивается другая линия. Компания девиц из местного борделя забирается в тот же собор, чтобы укрыться и поесть. Да и «отец Джон» (Кристиан Бэйл) - никакой не священник, а гробовщик-американец, приехавший, чтобы похоронить погибшего настоящего настоятеля. Не из самых благовидных побуждений он переодевается в рясу, а теперь оказывается пред выбором: сбежать или принять ответственность за детей, поневоле оказавшихся под его опекой? «А мы делаем ставки, кто ты: проходимец или герой?», - говорит красотка Мо, заводила в компании жриц любви.
После того как девушки из храма, избежавшие насилия солдат и обреченные послужить прихотям офицеров-захватчиков, пытаются сброситься с колокольни храма, проститутки сами принимают героическое и жертвенное решение: ублажать мужчин - наше ремесло, мы поедем вместо монахинь, а когда снимут охрану с храма, «отец Джон» вывезет девочек из Нанкина. И мастер гробовых дел, привыкший с помощью грима преображать стариков в молодых, в течение ночи возвращает двенадцати девицам веселой профессии возраст невинности. Здесь множество юмористических деталей и эпизодов перемежает трагедию. Контрастом к японской песне о моем доме, которая на деле оказалась лживой демонстрацией искренности, звучит песня «Вид на Цаньхуань» - визитная карточка профессиональных обольстительниц, которую они поют, прощаясь с юными монахинями.
Великолепный гуманистический фильм Чжана Имоу, образцово соединяющий авторское и коммерческое кино, в августе вышел в российский прокат, но организаторы сентябрьской Недели китайского кино в Москве посчитали, что лучшего фильма для закрытия им все равно не подобрать.
После великолепной «средневековой» трилогии («Герой», «Дом летающих кинжалов», «Проклятие золотого цветка») крупнейший режиссер китайского кино Чжан Имоу вернулся к недавней истории своей страны, сняв тонкую любовную драму о периоде «культурной революции» «Под ветвями боярышника» (2010) и остросюжетную военную драму «Цветы войны» (2011).
1937 год, нападение японцев на Нанкин. Позволю себе начать с отступления. Недавно показанная в Международном университете в Москве «Варшавская битва» Ежи Гофмана на обсуждении и в прессе вызвала немало упреков в том, что так называемая «польская кампания» Красной Армии в 1920 году показана «односторонне», только в негативных красках. Польского режиссера, в прошлом выпускника ВГИКа, даже обвинили в «соцреализме наоборот». То, как Чжан Имоу показал японское вторжение в китайский город, при большом желании тоже можно назвать «соцреализмом» - как-никак Китай остается коммунистической страной. Но ужас, который переживает мирное население, бесконтрольно отданное на произвол неприятельской солдатни, вряд ли имеет отношение к какой бы то ни было художественной концепции и требовать от художника «объективного» изображения агрессора - дело не совсем вменяемое.
В фильме Имоу диалектика «образа врага» предельно заострена. Небольшая группа монахинь-подростков в католическом соборе в Нанкине пытается спрятаться от оравы озверевших, чумазых солдат. Для японцев клич «сюда, здесь девственницы!» - взрыв самых темных инстинктов и отключение всякого морального сознания. Один китайский снайпер с крыши расстреливает и взрывает целую команду японцев, и тогда в храме появляется полковник Хасегава. Культурный противник, офицер, приносит извинения девочкам и их настоятелю, садится за орган и играет японскую народную песню «Мой дом» - «самую красивую песню в мире для тех, кто тоскует по родному дому». Он выставляет вокруг храма охрану и просит только разрешения прийти еще раз, чтобы послушать, как поют воспитанницы. «Зачем?» - спрашивает настоятель. - «Таково мое желание».
Когда Хасегава появляется снова и удовлетворенно выслушивает хор девочек, он сообщает, что японское командование собирается отметить взятие Нанкина и приглашает воспитанниц храма спеть для них. «Вы знали это с самого начала? - изумляется отец Джон. - Вы выставили охрану, чтобы сохранить девочек для ЭТОГО? Вы, цивилизованный человек, который пел песню о моем доме, можете так поступить?» - «Это приказ с самого верха. Я ничего не могу сделать», - ледяным тоном отвечает «положительный враг» и удаляется.
Параллельно разворачивается другая линия. Компания девиц из местного борделя забирается в тот же собор, чтобы укрыться и поесть. Да и «отец Джон» (Кристиан Бэйл) - никакой не священник, а гробовщик-американец, приехавший, чтобы похоронить погибшего настоящего настоятеля. Не из самых благовидных побуждений он переодевается в рясу, а теперь оказывается пред выбором: сбежать или принять ответственность за детей, поневоле оказавшихся под его опекой? «А мы делаем ставки, кто ты: проходимец или герой?», - говорит красотка Мо, заводила в компании жриц любви.
После того как девушки из храма, избежавшие насилия солдат и обреченные послужить прихотям офицеров-захватчиков, пытаются сброситься с колокольни храма, проститутки сами принимают героическое и жертвенное решение: ублажать мужчин - наше ремесло, мы поедем вместо монахинь, а когда снимут охрану с храма, «отец Джон» вывезет девочек из Нанкина. И мастер гробовых дел, привыкший с помощью грима преображать стариков в молодых, в течение ночи возвращает двенадцати девицам веселой профессии возраст невинности. Здесь множество юмористических деталей и эпизодов перемежает трагедию. Контрастом к японской песне о моем доме, которая на деле оказалась лживой демонстрацией искренности, звучит песня «Вид на Цаньхуань» - визитная карточка профессиональных обольстительниц, которую они поют, прощаясь с юными монахинями.
Великолепный гуманистический фильм Чжана Имоу, образцово соединяющий авторское и коммерческое кино, в августе вышел в российский прокат, но организаторы сентябрьской Недели китайского кино в Москве посчитали, что лучшего фильма для закрытия им все равно не подобрать.