Чтение, толкование, расшифровка
Читаю книгу об «Элегии» Введенского. Двойственное впечатление. С одной стороны, то, что мое внимание задерживают на том, что я мог не увидеть (или даже не мог увидеть), понуждают смотреть на текст, меняя ракурсы, то так, то этак… - это хорошо. С другой стороны, устаешь от этого спортивного коллекционирования все новых скрытых смыслов, «претекстов», цитат и аллюзий. Да и сомнительно иногда. То, что там сплошь скрытые цитаты из русских и нерусских поэтов, переклички с ними, - это несомненно. Архетипические образы, символика смерти… Но вот мне указывают на то, что 72 строки «Элегии» = 72 именам Бога у каббалистов. Ну и что? Почему это не случайное совпадение? Как и увиденная в числе строф (9) и в их чередовании энеаграмма…
Но тут сразу и вопрос: а что такое «случайность» - применительно к произведению? Очевидно, что случайным следует считать то, что посторонне авторскому замыслу.
Стоп! Можно ли так ставить вопрос? Не правильнее ли сказать, что авторский «замысел», авторская воля не есть единственное, что образует произведение? Навскидку можно выделить минимум три группы образующих факторов: 1) сознательный замысел, 2) то, что угадывается, подбирается «наощупь» и «на вкус» (это, наверное, основное в процессе, посмотрите черновики Пушкина) и 3) море-океан всевозможных вливаний из языка, культуры, личности поэта…
И дальше. Поэзия (как и музыка) воздействует на нас всем, что в нее "влито", сознательно и бессознательно, и вовсе помимо автора, да еще и тем, что "вливаем" в нее мы сами...
Филология (вроде того, с чем я имею дело в этой книге) есть раскрытие всех этих образующих.
А если теперь с этими же вопросами подойти к пророческому тексту? Типологическое родство очевидно; «муза», которая «диктует» поэту, не ангел ли, Божий вестник. («Вестники» - постоянная тема разговоров у чинарей).
В библейской парадигме пророк - в отличие от богослова - ни в коем случае не переводчик и не толкователь услышанного от Бога. Он - чистый медиум, Бог говорит через него. Толкование, изъяснение начинается позже, уже по отношению к изреченному пророческому тексту.
Вроде так. Но вопросы все равно остаются.
Во-первых, язык, вступающий в дело в какой-то точке движения слова Божьего от Него к пророку и от пророка к его современникам и к нам. «Мысль изреченная есть ложь», язык всегда не только носитель смысла, но и искажающий его шум.
Во-вторых, есть ли какая-нибудь правда за поисками сокрытого (намеренно, чтобы потрудились) смысла. Вся эта нумерология, гематрия и т.д. Шифрует ли Бог откровение?
И, возвращаясь на землю: что все это значит для образования, в котором несомненно должна быть мощная филологическая составляющая. В этом отчасти правы архаисты, подобные Фильтриусу, настаивающие на преимуществах классического образования. Не так прямолинейно, но… Это обсудим отдельно.
Но тут сразу и вопрос: а что такое «случайность» - применительно к произведению? Очевидно, что случайным следует считать то, что посторонне авторскому замыслу.
Стоп! Можно ли так ставить вопрос? Не правильнее ли сказать, что авторский «замысел», авторская воля не есть единственное, что образует произведение? Навскидку можно выделить минимум три группы образующих факторов: 1) сознательный замысел, 2) то, что угадывается, подбирается «наощупь» и «на вкус» (это, наверное, основное в процессе, посмотрите черновики Пушкина) и 3) море-океан всевозможных вливаний из языка, культуры, личности поэта…
И дальше. Поэзия (как и музыка) воздействует на нас всем, что в нее "влито", сознательно и бессознательно, и вовсе помимо автора, да еще и тем, что "вливаем" в нее мы сами...
Филология (вроде того, с чем я имею дело в этой книге) есть раскрытие всех этих образующих.
А если теперь с этими же вопросами подойти к пророческому тексту? Типологическое родство очевидно; «муза», которая «диктует» поэту, не ангел ли, Божий вестник. («Вестники» - постоянная тема разговоров у чинарей).
В библейской парадигме пророк - в отличие от богослова - ни в коем случае не переводчик и не толкователь услышанного от Бога. Он - чистый медиум, Бог говорит через него. Толкование, изъяснение начинается позже, уже по отношению к изреченному пророческому тексту.
Вроде так. Но вопросы все равно остаются.
Во-первых, язык, вступающий в дело в какой-то точке движения слова Божьего от Него к пророку и от пророка к его современникам и к нам. «Мысль изреченная есть ложь», язык всегда не только носитель смысла, но и искажающий его шум.
Во-вторых, есть ли какая-нибудь правда за поисками сокрытого (намеренно, чтобы потрудились) смысла. Вся эта нумерология, гематрия и т.д. Шифрует ли Бог откровение?
И, возвращаясь на землю: что все это значит для образования, в котором несомненно должна быть мощная филологическая составляющая. В этом отчасти правы архаисты, подобные Фильтриусу, настаивающие на преимуществах классического образования. Не так прямолинейно, но… Это обсудим отдельно.