Помер дядя Коля, Николай Петрович Касперович, 88-ми лет. В госпитале ветеранов, тихо, без мучений.
Лет 20 тому назад он стал вторым мужем Таниной мамы. Привезли в гости на дачу как дядю невестки Таниной, там и остался. Теща радостно говорила: "Мне теперь здесь жить не страшно, у Коли ружье есть".
Он белорус, детство при поляках, потом, перед самой войной советы пришли, в конце войны забрали в армию, воевать не пришлось, но по службе в военное время - ветеран. После войны работал в России, на железной дороге. Женился и осел в Восточной Сибири. Там, в Хакасии, у него сын живет, а в Красноярске внук с семьей. Дослужился до начальника станции. У начальства всегда на хорошем счету и всеми уважаем - исполнительный, безупречно честный, аккуратный.
Выйдя на пенсию и похоронив жену, решил съездить на Родину - в Белоруссию. И вот по пути осел на нашей даче. Пока в силах был, непрерывно работал на земле - на участке, картофельное поле на болоте завел, погреб выкопал и оборудовал. Курил. Не прочь был выпить, но в меру. Охотно делился воспоминаниями, чем старее становился, тем все более ограниченными детством. Помнил анекдоты простенькие, песенки, прибаутки.
Никогда ни на кого не сердился, не раздражался, всем и всему радовался. При встрече целовал, как у них в деревне было принято, в губы.
Когда Татьяна Александровна (теща) померла, горевал, год плакал.
Мы свозили его в Сибирь к родственникам, он с месяц там побыл - мы пока попутешествовали, в Туве побывали и у виссарионовцев, я писал об этом, - но остаться не захотел.
Последние годы жил со сменяющимися сиделками на той же нашей даче. Каждую называл "моя хозяйка". Позднее уже путал их.
А в самое последнее время перестал кого-либо различать. И почти ничего и никого не помнил. Только иногда вдруг отца вспомнит: Почему ж мы не вместе, мы же не ссорились с ним?
Последняя сиделка, замечательная Альбина из Одессы, вынуждена была отказаться, потому что он стал плохо ходить и падать. Встанет ночью в туалет и по пути упадет. А он, хоть и худой, но высокий, и ей тяжело его поднимать. Мы пока новую сиделку найдем, положили его в госпиталь, ветеранский. И вот в субботу звонок утром: У НП резко упало давление, положили в реанимацию. А через часа четыре: не приходя в сознание, скончался.
Но вот то главное, по-моему, что я хотел о нем рассказать - со слов навещавшей его Тани. Она стоит у его кровати, он ее давно не узнает. - Да вы садитесь, говорит, чего стоите. Она его кормит: А вы? Что же я один буду есть.
UPD. Кошка у него жила последние годы, Мурка. Предмет его постоянных забот: покормит, выпустить на двор, впустить. Ласкал, слова любви говорил. Когда пропадала надолго, волновался. Незадолго до смерти ушла, но он перестал о ней вспоминать.
И еще одно, совсем о другом. Он, понятное дело, был коммунистом - по службе. Но в последних разговорах, когда еще касался этих тем, недобрым словом вспоминал власть советскую. И потому что, придя, все добро в колхоз забрала, но больше всего потому, что партизаны в войну мать ни за что, ни про что пристрелили - за шпионку что ли приняли... Единственное, надо сказать, о чем он с гневом говорил.