ЧТО СДЕЛАНО И ДОДЕЛЫВАЕТСЯ С СИРОТАМИ В МОСКВЕ 3
А теперь - выводы и оценки. Как я писал в начале, они не однозначные, осторожные…
Что касается результатов реформы в отношении объявленных целей и ожиданий, то их оценить трудно - мало времени прошло, дело как бы недоделано…
Статистика семейного устройства за 2011-2013 годы не впечатляет. Да, помещение детей на возмездную опеку, особенно в «приемные семьи» увеличилось более чем вдвое, с 140 до 350, - что неудивительно, учитывая, что это было поставлено едва ли не главной целью, - но при этом несколько уменьшились цифры для безвозмездной опеки (с 1146 до 1105) и существенно уменьшилось число усыновлений (391 и 222), в основном за счет резкого уменьшения числа иностранных усыновлений (182 и 34). В результате общее число помещения детей на все формы семейного устройства увеличилось незначительно: с 1659 человек в 2011 г. до 1677 в 2013.
Об изменении качества жизни и тем более жизненных перспектив воспитанников реформированных сиротских учреждений тем более говорить рано.
Ограничусь поэтому указанием на связанные с осуществлением такой радикальной и быстро осуществляемой реформы проблемы и риски. Это важно, ведь скоро по этому пути может побежать вся страна,
1. Планируемые преобразования в области профилактики социального сиротства, работы с неблагополучными семьями, т.е. введение в Москве тех самых «ювенальных технологий», относительно которых уже несколько лет в обществе ведутся ожесточенные споры - это самостоятельная, очень контроверзная тема, не для этого текста.
2. Концентрация всех учреждений и функций в руках одного ведомства, департамента соцзащиты, при том, что она, ясное дело, позволяет и ломать, и строить быстро, может оттеснить на задний план те функции, которые относятся к другим ведомствам и требуют привлечения других ресурсов и специалистов. Это может относиться и к образованию и воспитанию, и к заботе о здоровье детей. То, что в школах-интернатах (учреждениях образования) и в домах ребенка (медицинских учреждениях) осуществлялось естественным образом силами штатных работников этих учреждений, в многофункциональных «центрах содействия семейного воспитания» потребует специальных усилий и ресурсов, которые им понадобятся еще и на осуществление других возложенных на них функций.
3. Много вопросов вызывает сама идея переформатирования всех, ранее существовавших учреждений с разными функциями в единообразные многофункциональные центры.
С одной стороны, то, что детский дом, помимо содержания и воспитания детей-сирот, как-то работает и с семьями, из которых в него пришли или могут прийти дети, с приемными семьями, состоявшимися и будущими, что он отслеживает судьбу своих выпускников и в какой-то мере о них заботится, выглядит вполне разумно, и многие учреждения (как, например, ЦССВ «Наш дом») пришли к этому до всякой реформы. С другой - здесь есть опасность того, что при таком разрастании функций и, главное, при утверждении идеи временности пребывания здесь ребенка на пути к постоянному устройству в семью пострадают главные функции - забота о детях здесь и сейчас, их воспитание и образование. Если признать (а это непреложный факт), что значительная часть детей все-таки живут и будут жить в этих домах до совершеннолетия, то важно думать и о долгосрочных воспитательных программах, и о детско-взрослом устойчивом коллективе, и о традициях. По впечатлениям, вынесенным из личного знакомства с несколькими ЦССВ, все это там и есть, но - в видимом противоречии с провозглашаемыми сверху принципами.
4. Пока совершенно непонятно, каким образом планируется вливать в систему ЦССВ дома ребенка. Понятно, что имеется в виду скорейшая раздача младенцев по семьям. Но ведь до этого нужен медицинский уход за ними, нужны врачи и медсестры. Не усложнит ли переподчинение ДСЗН выполнение этих задач?
5. Отдельный вопрос - об изъятии у сиротских учреждений (бывших школ-интернатов) образовательной функции. Во всех ли случаях это оправдано? Ведь у интернатной формы образования есть свои достоинства; достаточно вспомнить прославленные иезуитские школы, а в России - Царскосельский лицей, Училище правоведения, кадетские корпуса, суворовские и нахимовские училища, «колмогоровские» интернаты).
6. Проблемным является и заложенный в реформу курс на инклюзию. Здесь нужно раздельно рассматривать три вещи: (1) совместное обучение больных и здоровых детей и (2) коррекционные интернаты, где дети и живут, и учатся, и (3) совместное проживание детей здоровых и с отклонениями в развитии при их раздельном обучении.
О первом вопрос на практике пока не ставится. Хорошо известно, что инклюзия в образовании требует таких технических, организационных и кадровых преобразований, которые не по силам даже богатой Москве.
От второго в Москве легко отказались, поскольку здесь в достаточном количестве есть коррекционные школы; дети с отклонениями в развитии могут жить дома или в ЦССВ вместе со здоровыми и ходить в такие школы. Это, однако, не может быть образцом для тех регионов, где коррекционных школ нет, т.е. ими и являются интернаты, в том числе для семейных детей.
Сейчас в Москве утверждается третий вариант: совместное проживание нормальных, «условно здоровых» детей, детей-инвалидов, умственно отсталых и детей с ЗПР (не очень внятно определяемая категория, обычно характеризуемая «девиантным» поведением) при их раздельном обучении в соответствующих школах, обычных или коррекционных. По всей видимости, это открывает новые педагогические возможности: для отстающих детей появляется возможность равняться на более успешных и получать от них помощь, а здоровых детей эта ситуация учит терпимости состраданию. Но возникают и трудности. Во всяком случае, это ставит вопрос о правильном формировании детского контингента, правильном соотношении в нем разных категорий детей.
7. Российский опыт прошлых лет показывает, что кампании по скорейшей раздаче детей из учреждений в семьи и сокращению числа учреждений могут приводить, во-первых, к неоправданному закрытию и слиянию «оптимизации»), часто во вред детям, во-вторых, к передаче детей неподготовленным семьям и последующему их возврату в учреждения.
Что касается первого, то московские власти заявляли, что «закрывать детдома никто не принуждает» (В.А.Петросян). Остается, однако, вопрос о том, во всех ли случаях обоснованно объединение детских домов и других учреждений в комплексы ЦССВ.
Сознание второй опасности присутствует в программных заявлениях и документах ДСЗН: много говорится про отбор замещающих семей, их обучение и контроль, в том числе и в особенно рискованном с точки зрения возможных злоупотреблений проекте предоставления квартир в Москве приемным родителям, в том числе иногородним. Действительно ли это устраняет опасность, покажет время. Сомнения оправдываются тем, что по давней чиновничьей привычке выдвигаются количественные плановые показатели роста семейного устройства и сокращения учреждений.
8. В России сейчас допускаются и существуют негосударственные учреждения для сирот - церковные, частные, - в том числе в Москве. Однако задуманная передача детей из госучреждений обоснована в заявлениях руководства ДСЗН неубедительно. Все то, о чем говорится как о воспитательных достоинствах этих заведений - малокомплектность, «семейный принцип проживания», «социальная мама» и т.п. - предусмотрено реформой и для государственных центров. А вот почему содержание ребенка в негосударственных детдомах должно обходиться в два раза дешевле (называются суммы 60 тыс. для негосударственных и 100-120 тыс. для государственных) и кому именно обходиться - совершенно непонятно. Этот вопрос задавали А.З.Дзугаевой, но ссылка на «определенные порядки, условия оплаты труда, определенный набор ставок, которые предусматриваются в учреждении образовательном или учреждениях социальной защиты, которые мы обязаны соблюдать и которые естественным образом увеличивают и количество персонала и содержание такого учреждения», а также на то, что негосударственное учреждение может быть «более гибким» в отношении санитарных норм, ничего не объяснила. Либо эти «порядки» и «нормы» плохи и от них нужно отказываться везде, либо им должны подчиняться все. А пока эта инициатива похожа на попытку скинуть проблему, которую нет желания решать.
9. Неоднозначное отношение вызывает у практиков заложенное в документы реформы понимание «семейности» организации жизни детей и воспитателей в центре, а именно введение должности «социальной мамы», которая находится с детьми круглосуточно. Возражение: это непосильно, ведет к т. наз. «выгоранию» и все равно не гарантирует детско-материнских отношений. Альтернативой этому является решение, принятое в «Береге Надежды», где у каждой группы есть единый воспитатель с нормированным днем.
10. Информация и общественный контроль. Как указывалось выше, функции общественного контроля возложены в Москве на т. наз. Общественный совет. Однако существование такого органа не заменяет внесистемного контроля со стороны заинтересованных граждан. Между тем, граждане вынуждены довольствоваться той информацией, которой делится со СМИ руководство ДСЗН на официальных пресс-мероприятиях. В отличие от зарубежных стран, где регулярно публикуются статистическая информация о состоянии сиротских проблем и результаты независимых исследований, в Москве (как и во всей России) этого нет. Характерно, что статистика о положении дел в области образования и сиротского устройства предоставляется государственным учреждением, исследовательско-вычислительным центром Министерства образования РФ на коммерческой основе.
11. В заключение о том, что, по видимости, не так уж важно, о терминологии и названиях («хоть горшком назови…»). Между тем, именование не только отражает идеологию и цели именующих, но и формирует общественное мнение, и сказывается в конечном счете на самой жизни.
Здесь Москва и московские реформаторы не только следуют общероссийской новейшей практике, но и активно изобретает.
Из того новояза, который получил общероссийское распространение, можно назвать внедрение терминологии «услуг». Трансформация далеко не безобидная, поскольку номенклатура, именование, определяет то, как мыслится устроение именуемой деятельности. В таких областях, как образование, медицина, это прямо связано с коммерциализацией и ведет к росту области платных «услуг» за счет бесплатного обучения и лечения. С сирот денег не берут, но сам подход с точки зрения ассортимента оказываемых «государственных услуг» (так это теперь называется) по сути противоположен программированию государственно-общественной заботы об этих детях, об их образовании и воспитании.
Специально московским изобретением является название «центр содействия семейному воспитанию». Помимо своей громоздкости, употребимости только в виде аббревиатуры (подобно давно уже используемым ГБОУ и т.п.), это название подменяет полноту функций «детского дома» (среди которых основные - это забота и воспитание), одной из этих фукнкций, содействием семейному устройству.
Наконец, целый ряд новшеств (и путаницы) связан с тенденцией выдавать профессиональное формы замещения семьи («приемная семья», «патронат») за «семейное устройство» или называть воспитателя в малой, разновозрастной группе «социальной мамой». За лукавством и путанностью терминологии стоит, очевидно, невнятность понимания целей.
Что касается результатов реформы в отношении объявленных целей и ожиданий, то их оценить трудно - мало времени прошло, дело как бы недоделано…
Статистика семейного устройства за 2011-2013 годы не впечатляет. Да, помещение детей на возмездную опеку, особенно в «приемные семьи» увеличилось более чем вдвое, с 140 до 350, - что неудивительно, учитывая, что это было поставлено едва ли не главной целью, - но при этом несколько уменьшились цифры для безвозмездной опеки (с 1146 до 1105) и существенно уменьшилось число усыновлений (391 и 222), в основном за счет резкого уменьшения числа иностранных усыновлений (182 и 34). В результате общее число помещения детей на все формы семейного устройства увеличилось незначительно: с 1659 человек в 2011 г. до 1677 в 2013.
Об изменении качества жизни и тем более жизненных перспектив воспитанников реформированных сиротских учреждений тем более говорить рано.
Ограничусь поэтому указанием на связанные с осуществлением такой радикальной и быстро осуществляемой реформы проблемы и риски. Это важно, ведь скоро по этому пути может побежать вся страна,
1. Планируемые преобразования в области профилактики социального сиротства, работы с неблагополучными семьями, т.е. введение в Москве тех самых «ювенальных технологий», относительно которых уже несколько лет в обществе ведутся ожесточенные споры - это самостоятельная, очень контроверзная тема, не для этого текста.
2. Концентрация всех учреждений и функций в руках одного ведомства, департамента соцзащиты, при том, что она, ясное дело, позволяет и ломать, и строить быстро, может оттеснить на задний план те функции, которые относятся к другим ведомствам и требуют привлечения других ресурсов и специалистов. Это может относиться и к образованию и воспитанию, и к заботе о здоровье детей. То, что в школах-интернатах (учреждениях образования) и в домах ребенка (медицинских учреждениях) осуществлялось естественным образом силами штатных работников этих учреждений, в многофункциональных «центрах содействия семейного воспитания» потребует специальных усилий и ресурсов, которые им понадобятся еще и на осуществление других возложенных на них функций.
3. Много вопросов вызывает сама идея переформатирования всех, ранее существовавших учреждений с разными функциями в единообразные многофункциональные центры.
С одной стороны, то, что детский дом, помимо содержания и воспитания детей-сирот, как-то работает и с семьями, из которых в него пришли или могут прийти дети, с приемными семьями, состоявшимися и будущими, что он отслеживает судьбу своих выпускников и в какой-то мере о них заботится, выглядит вполне разумно, и многие учреждения (как, например, ЦССВ «Наш дом») пришли к этому до всякой реформы. С другой - здесь есть опасность того, что при таком разрастании функций и, главное, при утверждении идеи временности пребывания здесь ребенка на пути к постоянному устройству в семью пострадают главные функции - забота о детях здесь и сейчас, их воспитание и образование. Если признать (а это непреложный факт), что значительная часть детей все-таки живут и будут жить в этих домах до совершеннолетия, то важно думать и о долгосрочных воспитательных программах, и о детско-взрослом устойчивом коллективе, и о традициях. По впечатлениям, вынесенным из личного знакомства с несколькими ЦССВ, все это там и есть, но - в видимом противоречии с провозглашаемыми сверху принципами.
4. Пока совершенно непонятно, каким образом планируется вливать в систему ЦССВ дома ребенка. Понятно, что имеется в виду скорейшая раздача младенцев по семьям. Но ведь до этого нужен медицинский уход за ними, нужны врачи и медсестры. Не усложнит ли переподчинение ДСЗН выполнение этих задач?
5. Отдельный вопрос - об изъятии у сиротских учреждений (бывших школ-интернатов) образовательной функции. Во всех ли случаях это оправдано? Ведь у интернатной формы образования есть свои достоинства; достаточно вспомнить прославленные иезуитские школы, а в России - Царскосельский лицей, Училище правоведения, кадетские корпуса, суворовские и нахимовские училища, «колмогоровские» интернаты).
6. Проблемным является и заложенный в реформу курс на инклюзию. Здесь нужно раздельно рассматривать три вещи: (1) совместное обучение больных и здоровых детей и (2) коррекционные интернаты, где дети и живут, и учатся, и (3) совместное проживание детей здоровых и с отклонениями в развитии при их раздельном обучении.
О первом вопрос на практике пока не ставится. Хорошо известно, что инклюзия в образовании требует таких технических, организационных и кадровых преобразований, которые не по силам даже богатой Москве.
От второго в Москве легко отказались, поскольку здесь в достаточном количестве есть коррекционные школы; дети с отклонениями в развитии могут жить дома или в ЦССВ вместе со здоровыми и ходить в такие школы. Это, однако, не может быть образцом для тех регионов, где коррекционных школ нет, т.е. ими и являются интернаты, в том числе для семейных детей.
Сейчас в Москве утверждается третий вариант: совместное проживание нормальных, «условно здоровых» детей, детей-инвалидов, умственно отсталых и детей с ЗПР (не очень внятно определяемая категория, обычно характеризуемая «девиантным» поведением) при их раздельном обучении в соответствующих школах, обычных или коррекционных. По всей видимости, это открывает новые педагогические возможности: для отстающих детей появляется возможность равняться на более успешных и получать от них помощь, а здоровых детей эта ситуация учит терпимости состраданию. Но возникают и трудности. Во всяком случае, это ставит вопрос о правильном формировании детского контингента, правильном соотношении в нем разных категорий детей.
7. Российский опыт прошлых лет показывает, что кампании по скорейшей раздаче детей из учреждений в семьи и сокращению числа учреждений могут приводить, во-первых, к неоправданному закрытию и слиянию «оптимизации»), часто во вред детям, во-вторых, к передаче детей неподготовленным семьям и последующему их возврату в учреждения.
Что касается первого, то московские власти заявляли, что «закрывать детдома никто не принуждает» (В.А.Петросян). Остается, однако, вопрос о том, во всех ли случаях обоснованно объединение детских домов и других учреждений в комплексы ЦССВ.
Сознание второй опасности присутствует в программных заявлениях и документах ДСЗН: много говорится про отбор замещающих семей, их обучение и контроль, в том числе и в особенно рискованном с точки зрения возможных злоупотреблений проекте предоставления квартир в Москве приемным родителям, в том числе иногородним. Действительно ли это устраняет опасность, покажет время. Сомнения оправдываются тем, что по давней чиновничьей привычке выдвигаются количественные плановые показатели роста семейного устройства и сокращения учреждений.
8. В России сейчас допускаются и существуют негосударственные учреждения для сирот - церковные, частные, - в том числе в Москве. Однако задуманная передача детей из госучреждений обоснована в заявлениях руководства ДСЗН неубедительно. Все то, о чем говорится как о воспитательных достоинствах этих заведений - малокомплектность, «семейный принцип проживания», «социальная мама» и т.п. - предусмотрено реформой и для государственных центров. А вот почему содержание ребенка в негосударственных детдомах должно обходиться в два раза дешевле (называются суммы 60 тыс. для негосударственных и 100-120 тыс. для государственных) и кому именно обходиться - совершенно непонятно. Этот вопрос задавали А.З.Дзугаевой, но ссылка на «определенные порядки, условия оплаты труда, определенный набор ставок, которые предусматриваются в учреждении образовательном или учреждениях социальной защиты, которые мы обязаны соблюдать и которые естественным образом увеличивают и количество персонала и содержание такого учреждения», а также на то, что негосударственное учреждение может быть «более гибким» в отношении санитарных норм, ничего не объяснила. Либо эти «порядки» и «нормы» плохи и от них нужно отказываться везде, либо им должны подчиняться все. А пока эта инициатива похожа на попытку скинуть проблему, которую нет желания решать.
9. Неоднозначное отношение вызывает у практиков заложенное в документы реформы понимание «семейности» организации жизни детей и воспитателей в центре, а именно введение должности «социальной мамы», которая находится с детьми круглосуточно. Возражение: это непосильно, ведет к т. наз. «выгоранию» и все равно не гарантирует детско-материнских отношений. Альтернативой этому является решение, принятое в «Береге Надежды», где у каждой группы есть единый воспитатель с нормированным днем.
10. Информация и общественный контроль. Как указывалось выше, функции общественного контроля возложены в Москве на т. наз. Общественный совет. Однако существование такого органа не заменяет внесистемного контроля со стороны заинтересованных граждан. Между тем, граждане вынуждены довольствоваться той информацией, которой делится со СМИ руководство ДСЗН на официальных пресс-мероприятиях. В отличие от зарубежных стран, где регулярно публикуются статистическая информация о состоянии сиротских проблем и результаты независимых исследований, в Москве (как и во всей России) этого нет. Характерно, что статистика о положении дел в области образования и сиротского устройства предоставляется государственным учреждением, исследовательско-вычислительным центром Министерства образования РФ на коммерческой основе.
11. В заключение о том, что, по видимости, не так уж важно, о терминологии и названиях («хоть горшком назови…»). Между тем, именование не только отражает идеологию и цели именующих, но и формирует общественное мнение, и сказывается в конечном счете на самой жизни.
Здесь Москва и московские реформаторы не только следуют общероссийской новейшей практике, но и активно изобретает.
Из того новояза, который получил общероссийское распространение, можно назвать внедрение терминологии «услуг». Трансформация далеко не безобидная, поскольку номенклатура, именование, определяет то, как мыслится устроение именуемой деятельности. В таких областях, как образование, медицина, это прямо связано с коммерциализацией и ведет к росту области платных «услуг» за счет бесплатного обучения и лечения. С сирот денег не берут, но сам подход с точки зрения ассортимента оказываемых «государственных услуг» (так это теперь называется) по сути противоположен программированию государственно-общественной заботы об этих детях, об их образовании и воспитании.
Специально московским изобретением является название «центр содействия семейному воспитанию». Помимо своей громоздкости, употребимости только в виде аббревиатуры (подобно давно уже используемым ГБОУ и т.п.), это название подменяет полноту функций «детского дома» (среди которых основные - это забота и воспитание), одной из этих фукнкций, содействием семейному устройству.
Наконец, целый ряд новшеств (и путаницы) связан с тенденцией выдавать профессиональное формы замещения семьи («приемная семья», «патронат») за «семейное устройство» или называть воспитателя в малой, разновозрастной группе «социальной мамой». За лукавством и путанностью терминологии стоит, очевидно, невнятность понимания целей.