СИРОТЫ 246: про "вредительство" в семейном устройстве по версии адвоката Жарова
Послал сейчас в смоленское Управление опеки текст обзора состояния семейного устройства в России, сделанного адвокатом Антоном Жаровым - на него навела ludmilapsyholog - со своими комментариями (и ихними, полученными в устном разговоре). Кусок размещаю и здесь - он характерен для способв работы в этой области. Желтая маркировка - выделение (моё), красным - мои комментарии.
По крайней мере, в нескольких регионах России каких? перед сотрудниками органов опеки, комиссий по делам несовершеннолетних, судейским корпусом, прокуратурой, поставлена задача всеми силами «работать на показатели», которые установлены Указом Президента РФ от 26.08.2007 № 825, согласно которым оценивается качество работы исполнительной власти в регионе, в сущности, губернатора.
Пункт 14 перечня этих показателей - это доля детей, оставшихся без попечения родителей по отношению ко всему детскому населению региона. При этом, кроме собственно доли, учитывается, в том числе, доля переданных в неродственные семьи (на усыновление, опеку, в приемную семью), а также доля детей, оставшихся без попечения родителей, находящихся в государственных или муниципальных учреждениях.
Разумеется, первая цифра должна бы уменьшаться, вторая - расти, относительно первой, третья - также уменьшаться.
Что придумано в регионах. Во-первых, стараются уменьшить число детей, признанных оставшимися без попечения родителей. Этого достигают, в первую очередь, затягиванием отобрания ребенка из семьи, даже если условия в семье не позволяют там развиваться ребенку, и даже, порой, угрожают его здоровью или жизни. В сущности, забрав ребенка на несколько дней в приют, а потом «выгрузив» его обратно - цель достигается, в статистике этот ребенок не будет учтен как оставшийся без попечения родителей. Как вариант, родителю, пусть и не вполне трезвому, предлагается написать заявление о том, что он «временно», в силу «сложных обстоятельств» просит поместить своего ребенка в приют или в дом ребенка. Такой ребенок не будет учтен, как оставшийся без попечения родителей, и, следовательно, показатель номер один не вырастет. Несмотря, конечно, на то, что по сути этот ребенок никто иной, как оставшийся без родительского попечения.
Вторая неприятная особенность такого порядка вещей заключается в том, что этого ребенка нельзя передать на воспитание ни в какую семью, сколько бы он ни находился в доме ребенка или в приюте. О нем не будет информации в государственном банке данных о детях, оставшихся без попечения родителей, и даже если его найдут помимо банка данных, в семью его, скорее всего, постараются не передать, мотивируя это как раз тем, что он, якобы, «родительский».
Не проходят эти дети и по статистике органа опеки, а также не интересуют прокуратуру (по крайней мере, так, как сироты, а лишь как дети из «неблагополучных» семей).
Таким образом, ситуация «подмораживается» на месяцы, а иногда и на годы. При этом на ребенка, разумеется, выделяются средства на содержание, но не как ребенку, оставшемуся без попечения родителей (в образовательных организациях финансирование подушевое), а общим счетом, через бюджеты соцзащиты или здравоохранения (то есть, исходя из койко-мест).
Самое главное в этой ситуации, что никто не предпринимает никаких мер по устройству ребенка в семью, нет никакого механизма такого устройства, и никто никогда не понесет ответственности, если такой ребенок «зависнет» на несколько месяцев, либо, будучи возвращенным в семью вновь, через непродолжительное время, вернется в приют.
Реальная, эффективная работа с кровной семьёй при этом практически не ведётся. Автор просил объяснить, что именно делают конкретные сотрудники КДН, органов опеки, приютов, для того, чтобы семья вышла из кризиса, который привел к тому, что ребенок покинул эту семью. Ответы, в целом, однотипные и сводятся к разного рода разговорам и уговорам, причем ни в одном известном автору случаю, не составлялось никакого формального плана работы с семьёй, перечня конкретных задач и ответственных за их реализацию («План по защите прав ребенка», например, всегда, когда он составляется - голословная фантазия с общими формулировками, плюс перечень «мероприятий» вроде проведения планового обследования раз в полгода). В лучшем случае, маме-алкоголичке, например, выдадут направление на работу (которое она, как правило, проигнорирует), окажут разовую материальную помощь или проведут за руку по кабинетам для оформления пособий. В сущности, все эти «меры», наряду с уговорами, работают лишь в случае, если семья сама хочет выйти из кризиса.
Таких откровенно немного, да и работа с ними, на наш взгляд, вместо помощи, напоминает игру в квест «принесите ещё какую-то бумажку»: маме надо доказать, что она устроилась на работу, зачем-то пройти врачей, принести какую-никакую характеристику - тут уже работает фантазия органов опеки, поскольку никакого перечня документов для данного случая нормами права не предусмотрено.
Во-первых, автор ничем не обосновывает свои утверждения об отсутствии реальной работы с семьей. В Смоленской области, о которой у меня есть сведения, такая работа ведется, в основном она возложена на социально-реабилитационные центры. Это работа по трудоустройству с помощью центров занятости, и консультации, юридические, психолого-педагогические, медицинские, и даже материальная помощь (одеждой, например, денег у них для этого нет, но консультируют про пособия). Они же, когда это становится необходимым, помогают органам опеки готовить материалы в суд для лишения родительских прав или ограничения в правах,
Во-вторых. Пускай где-то профилактическая работа с неблагополучными семьями ведется совсем плохо. Так, вместо того, чтобы печься о том, чтобы она велась лучше, чтобы все делалось для сохранения родной семьи, автор призывает, фактически, такую работу сворачивать, торопя с устройством в приемные семьи.
Второе направление - судебный щит, горнило, сито, через который почти нереально, во всяком случае, чрезвычайно трудно, как жалуются сотрудники органов опеки в Смоленске мне сказали, что это совершенно не так, провести решение о лишении родительских прав (а без лишения родительских прав, по факту, невозможно передать ребенка в семью, и он вынужден «сидеть» в учреждении, о чем будет сказано ниже). Суды по три-четыре раза «предупреждают» родителей, не лишая их родительских прав. После такого решения ребенок возвращается в семью, а затем, через непродолжительное время - обратно в сиротское учреждение. А иногда - и вообще не возвращается, продолжая оставаться в приюте, формально имея родителей. Написано без знания дела. Если под «приютом» иметь в виду СРЦ, то там есть разные формы содержания детей - стационарные (всегда временно) и амбулаторные, когда ребенок живет в семье, учится в обычной школе и проводит часть времени в СРЦ, проходя реабилитацию. А параллельно ведется работа по помощи семье.
Необходимо учитывать и то, что с возрастом ребенка уменьшаются шансы дать ему возможность вырасти в адекватных условиях: ребенок «цементируется» внутри неблагополучных условий жизни, и в возрасте 8 или 10 лет уже полностью адаптируется к существующим, на вид, может, и ужасным, условиям, и уже не попадает в поле зрения органов опеки. А что это значит? Если, при неблагополучных условиях (бедность, пьянство родителей), над ним не издеваются, он учится и не воспроизводит дурных привычек родителей, то что ж тут плохого? Ему тяжелее, чем, возможно, было бы в интернате или приемной семье, но семья бы сохранилась, что само по себе ценность. Более того, учитывая, что в дошкольном возрасте дети, не посещающие детский сад, также не попадают в поле зрения государственных служб Не так! Есть еще поликлиника, медицинский учет , в сущности, «подхватить» ребенка из угрожающей ситуации остается лишь года три, пока ребенок ходит в начальную школу. В сущности, если смотреть статистику, именно к 7 годам относится значительное количество выявлений детского неблагополучия: ребенок проявляет его в школе, или попросту в школу не идет вовсе, что привлекает к себе внимание.
Таким образом, три-четыре отказа суда в лишении родительских прав, по сути, закрепляют ребенка в семье, какая бы она ни была, и в каких условиях он бы ни воспитывался. Кроме того, сказывается определенная деморализация сотрудников органов опеки, поскольку, потратив значительные усилия на сбор доказательств по делу они, в сущности, «получают по носу», и это, конечно, не увеличивает их желание повторяться. В Смоленском управлении опеки этого не подтверждают Скорее всего, этого ребенка ждёт всё-таки детский дом, но не как сироту, не как ребенка, оставшегося без попечения родителей, а «по заявлению», что автоматически лишает его льгот и привилегий, предусмотренных для детей, оставшихся без родительского попечения. Этот вопрос должен решаться и, насколько я знаю про Смоленскую область, его стремятся решать в соответствии с принципом «решение всегда должно быть в пользу ребенка»: если можно сохранить семью, поддержав ее временным его помещением в детское учреждение, это и надо делать. Нет - лишать прав.
По крайней мере, в нескольких регионах России каких? перед сотрудниками органов опеки, комиссий по делам несовершеннолетних, судейским корпусом, прокуратурой, поставлена задача всеми силами «работать на показатели», которые установлены Указом Президента РФ от 26.08.2007 № 825, согласно которым оценивается качество работы исполнительной власти в регионе, в сущности, губернатора.
Пункт 14 перечня этих показателей - это доля детей, оставшихся без попечения родителей по отношению ко всему детскому населению региона. При этом, кроме собственно доли, учитывается, в том числе, доля переданных в неродственные семьи (на усыновление, опеку, в приемную семью), а также доля детей, оставшихся без попечения родителей, находящихся в государственных или муниципальных учреждениях.
Разумеется, первая цифра должна бы уменьшаться, вторая - расти, относительно первой, третья - также уменьшаться.
Что придумано в регионах. Во-первых, стараются уменьшить число детей, признанных оставшимися без попечения родителей. Этого достигают, в первую очередь, затягиванием отобрания ребенка из семьи, даже если условия в семье не позволяют там развиваться ребенку, и даже, порой, угрожают его здоровью или жизни. В сущности, забрав ребенка на несколько дней в приют, а потом «выгрузив» его обратно - цель достигается, в статистике этот ребенок не будет учтен как оставшийся без попечения родителей. Как вариант, родителю, пусть и не вполне трезвому, предлагается написать заявление о том, что он «временно», в силу «сложных обстоятельств» просит поместить своего ребенка в приют или в дом ребенка. Такой ребенок не будет учтен, как оставшийся без попечения родителей, и, следовательно, показатель номер один не вырастет. Несмотря, конечно, на то, что по сути этот ребенок никто иной, как оставшийся без родительского попечения.
Вторая неприятная особенность такого порядка вещей заключается в том, что этого ребенка нельзя передать на воспитание ни в какую семью, сколько бы он ни находился в доме ребенка или в приюте. О нем не будет информации в государственном банке данных о детях, оставшихся без попечения родителей, и даже если его найдут помимо банка данных, в семью его, скорее всего, постараются не передать, мотивируя это как раз тем, что он, якобы, «родительский».
Не проходят эти дети и по статистике органа опеки, а также не интересуют прокуратуру (по крайней мере, так, как сироты, а лишь как дети из «неблагополучных» семей).
Таким образом, ситуация «подмораживается» на месяцы, а иногда и на годы. При этом на ребенка, разумеется, выделяются средства на содержание, но не как ребенку, оставшемуся без попечения родителей (в образовательных организациях финансирование подушевое), а общим счетом, через бюджеты соцзащиты или здравоохранения (то есть, исходя из койко-мест).
Самое главное в этой ситуации, что никто не предпринимает никаких мер по устройству ребенка в семью, нет никакого механизма такого устройства, и никто никогда не понесет ответственности, если такой ребенок «зависнет» на несколько месяцев, либо, будучи возвращенным в семью вновь, через непродолжительное время, вернется в приют.
Реальная, эффективная работа с кровной семьёй при этом практически не ведётся. Автор просил объяснить, что именно делают конкретные сотрудники КДН, органов опеки, приютов, для того, чтобы семья вышла из кризиса, который привел к тому, что ребенок покинул эту семью. Ответы, в целом, однотипные и сводятся к разного рода разговорам и уговорам, причем ни в одном известном автору случаю, не составлялось никакого формального плана работы с семьёй, перечня конкретных задач и ответственных за их реализацию («План по защите прав ребенка», например, всегда, когда он составляется - голословная фантазия с общими формулировками, плюс перечень «мероприятий» вроде проведения планового обследования раз в полгода). В лучшем случае, маме-алкоголичке, например, выдадут направление на работу (которое она, как правило, проигнорирует), окажут разовую материальную помощь или проведут за руку по кабинетам для оформления пособий. В сущности, все эти «меры», наряду с уговорами, работают лишь в случае, если семья сама хочет выйти из кризиса.
Таких откровенно немного, да и работа с ними, на наш взгляд, вместо помощи, напоминает игру в квест «принесите ещё какую-то бумажку»: маме надо доказать, что она устроилась на работу, зачем-то пройти врачей, принести какую-никакую характеристику - тут уже работает фантазия органов опеки, поскольку никакого перечня документов для данного случая нормами права не предусмотрено.
Во-первых, автор ничем не обосновывает свои утверждения об отсутствии реальной работы с семьей. В Смоленской области, о которой у меня есть сведения, такая работа ведется, в основном она возложена на социально-реабилитационные центры. Это работа по трудоустройству с помощью центров занятости, и консультации, юридические, психолого-педагогические, медицинские, и даже материальная помощь (одеждой, например, денег у них для этого нет, но консультируют про пособия). Они же, когда это становится необходимым, помогают органам опеки готовить материалы в суд для лишения родительских прав или ограничения в правах,
Во-вторых. Пускай где-то профилактическая работа с неблагополучными семьями ведется совсем плохо. Так, вместо того, чтобы печься о том, чтобы она велась лучше, чтобы все делалось для сохранения родной семьи, автор призывает, фактически, такую работу сворачивать, торопя с устройством в приемные семьи.
Второе направление - судебный щит, горнило, сито, через который почти нереально, во всяком случае, чрезвычайно трудно, как жалуются сотрудники органов опеки в Смоленске мне сказали, что это совершенно не так, провести решение о лишении родительских прав (а без лишения родительских прав, по факту, невозможно передать ребенка в семью, и он вынужден «сидеть» в учреждении, о чем будет сказано ниже). Суды по три-четыре раза «предупреждают» родителей, не лишая их родительских прав. После такого решения ребенок возвращается в семью, а затем, через непродолжительное время - обратно в сиротское учреждение. А иногда - и вообще не возвращается, продолжая оставаться в приюте, формально имея родителей. Написано без знания дела. Если под «приютом» иметь в виду СРЦ, то там есть разные формы содержания детей - стационарные (всегда временно) и амбулаторные, когда ребенок живет в семье, учится в обычной школе и проводит часть времени в СРЦ, проходя реабилитацию. А параллельно ведется работа по помощи семье.
Необходимо учитывать и то, что с возрастом ребенка уменьшаются шансы дать ему возможность вырасти в адекватных условиях: ребенок «цементируется» внутри неблагополучных условий жизни, и в возрасте 8 или 10 лет уже полностью адаптируется к существующим, на вид, может, и ужасным, условиям, и уже не попадает в поле зрения органов опеки. А что это значит? Если, при неблагополучных условиях (бедность, пьянство родителей), над ним не издеваются, он учится и не воспроизводит дурных привычек родителей, то что ж тут плохого? Ему тяжелее, чем, возможно, было бы в интернате или приемной семье, но семья бы сохранилась, что само по себе ценность. Более того, учитывая, что в дошкольном возрасте дети, не посещающие детский сад, также не попадают в поле зрения государственных служб Не так! Есть еще поликлиника, медицинский учет , в сущности, «подхватить» ребенка из угрожающей ситуации остается лишь года три, пока ребенок ходит в начальную школу. В сущности, если смотреть статистику, именно к 7 годам относится значительное количество выявлений детского неблагополучия: ребенок проявляет его в школе, или попросту в школу не идет вовсе, что привлекает к себе внимание.
Таким образом, три-четыре отказа суда в лишении родительских прав, по сути, закрепляют ребенка в семье, какая бы она ни была, и в каких условиях он бы ни воспитывался. Кроме того, сказывается определенная деморализация сотрудников органов опеки, поскольку, потратив значительные усилия на сбор доказательств по делу они, в сущности, «получают по носу», и это, конечно, не увеличивает их желание повторяться. В Смоленском управлении опеки этого не подтверждают Скорее всего, этого ребенка ждёт всё-таки детский дом, но не как сироту, не как ребенка, оставшегося без попечения родителей, а «по заявлению», что автоматически лишает его льгот и привилегий, предусмотренных для детей, оставшихся без родительского попечения. Этот вопрос должен решаться и, насколько я знаю про Смоленскую область, его стремятся решать в соответствии с принципом «решение всегда должно быть в пользу ребенка»: если можно сохранить семью, поддержав ее временным его помещением в детское учреждение, это и надо делать. Нет - лишать прав.