СИРОТЫ 139: советский элитарный детский дом
Советский период в истории сиротского дела - одно из белых пятен в исследовательской части моего предприятия. Между тем, он очень важен - во-первых, для понимания нынешней системы, она во многом так и осталась той же, во-вторых, было и там то, чему стоит поучиться.
Пока я кое-что узнал и написал только про один детдом, киевский - тот, в котором воспитывался мой знакомый, В., живущий сейчас в Америке. Этот детдом, конечно, не типичен, ибо он создавался как элитарный, с установкой на непременное получение высшего образования, детей фронтовиков готовили в дипломаты. (Хотя и не такой ультраэлитарный, как знаменитый «Интердом» в Иванове, куда собрали детей вождей мировой революции; побывал недавно на юбилейной выставке этого заведения, тоже расскажу). Но с этими оговорками и опыт элитарных домов поучителен: не всем довелось родиться аристократами, почему бы не поучиться у аристократов хорошим манерам?
Первый рассказ о киевском детдоме в ответ на мои вопросы был скуп, и, возможно, за счет этого получилась картинка неправдоподобно благостная. Я решил это исправить - был полуторачасовой разговор, начатый прямыми моими вопросами: «Были ли конфликтные ситуации - с воспитателями или другими детьми? Остались ли дурные, тягостные воспоминания?». Ответы я получил - подробные и, уверен, откровенные. Пересказываю.
Несмотря на «поставленную задачу - вспоминать плохое», основным мотивом была благодарность руководителю и учителям. У детского дома была миссия, задача, поставленная его первым директором, Георгием Леонтьевичем Градовым - все должны получить высшее образование. Она и детьми была усвоена: спать не ложились, не сдав уроки дежурному учителю. Все учителя были, как сказал В., dedicated (преданные своему делу). Многие запомнились и как человеческие образцы, как учителя жизни. (Хочется приводить запомнившиеся детали. Учитель математики Иван Викентьевич. Когда в 1956 началось разоблачение культа Сталина, сказал воспитанникам: «Не шарахайтесь. На вашей жизни еще не раз все переменится». Он же учил мыслить без опоры на наглядность: равнобедренный треугольник, о котором надо было теорему доказать, рисовал вершиной вниз).
Учили самостоятельности, полагаться на себя. «Сами вы интеллигентными не станете, такие воспитываются только в интеллигентных семьях. Но ваша задача - воспитать интеллигентных детей». Детдомовское братство, сохранившееся и через десятилетия, несмотря на далеко разошедшиеся жизненные пути. (Характерный рассказ о реакции главы Киевского ГБ, тоже бывшего детдомовца, на то, что В. назвал Ленина «людоедом»: (отведя в сторону) «здесь все свои, но ты бы все-таки придерживал язык»).
Но вот и другая характеристика: «жестокая среда». Дрались. Били, собирались группой побить кого-нибудь. Хотя классы в этом отношении различались, где-то было табу: не обижать маленьких, где-то его не было.
В. рано усвоил принцип: мстить, не спускать обиды. После того, как обидчик получал своё, обида улетучивалась, зла не держали.
У слабых было своё средство возмездия - «партизанское движение»: ночью напасть группой на спящего мучителя и воздать ему по полной.
Я спросил, препятствовали ли насилию воспитатели. Нет, у них и возможности такой не было - жесточайшее табу на доносительство. Десять заповедей: с первой по девятую - не лягавить, десятая - не признаваться.
В. - еврей, это особая тема. Она обострилась в связи с «делом врачей». Взрослые вели себя по-разному. В рассказе две истории помощи. Одна, когда при приеме в комсомол Татьяна Ивановна Алексеева предложила записаться в анкете русским («Ты понимаешь, почему это лучше?»). Другая, когда учительница украинской литературы, предмета, который В. не давался, попросила другого мальчика (взяв с него слово, что никому не расскажет) исправить ошибки в сочинении В., чтобы поставить ему «четверку» («Ему же труднее»).
Но был еще и завуч, который прошелся по классам, призывая к бдительности против «этих». В. был побит по этой «статье». Но по детдомовским законам один раз, после этого он мог чувствовать себя в безопасности. И когда в его дежурство собрались бить еще одного еврея, он спокойно оттеснил нападавших под предлогом, что нужно подметать, и дал жертве возможность скрыться в кабинете завуча. А дальше было мерзкое: завуч вытолкнул мальчика из кабинета со словами «Здесь тебе не синагога». Побили.
В. хотел покарать злодея и попытался его убить, сбросив на голову два тяжеленных бильярдных шара. К счастью, не попал.
Ну и, чтобы завершить тему насилия - к седьмому классу избиения прекращались, устанавливались другие отношения.
Я в этой связи вспоминаю свой школьный опыт. Это была английская спецшкола, но никакой не интернат, мы жили в своих семьях. И хотя у нас, кажется, не было мордобоя, но травля, издевательские клички и тому подобное мучительство были. И тоже класса до седьмого, т.е. к окончанию пубертата все устаканивалось.
Уже после окончания нашего с В. разговора я вдруг сообразил, что мне даже в голову не пришло спросить его об изнасилованиях. Вот это помните: «Изнасилованы будут процентов 60, избиты, мокнуты головой в унитаз - 80%, унижены, оскорблены - 100%»? На всякий случай тотчас же в письме спросил об этом и получил ожидаемый ответ: «Думаю подобного не случалось, иначе мы бы об этом наверняка знали. Правда у нас девочек не было. С физически недоразвитыми девочками из Освенцима, мы столкнулись только в десятом классе. У нас к ним были сугубо покровительственные отношения».
Но сейчас-то, я думаю, говорят не только о мальчиках-девочках, но и о мужеложестве. И даже, если преувеличивают распространенность (думаю, что так и есть), то чего это характеристика - детских домов или времени?
Пока я кое-что узнал и написал только про один детдом, киевский - тот, в котором воспитывался мой знакомый, В., живущий сейчас в Америке. Этот детдом, конечно, не типичен, ибо он создавался как элитарный, с установкой на непременное получение высшего образования, детей фронтовиков готовили в дипломаты. (Хотя и не такой ультраэлитарный, как знаменитый «Интердом» в Иванове, куда собрали детей вождей мировой революции; побывал недавно на юбилейной выставке этого заведения, тоже расскажу). Но с этими оговорками и опыт элитарных домов поучителен: не всем довелось родиться аристократами, почему бы не поучиться у аристократов хорошим манерам?
Первый рассказ о киевском детдоме в ответ на мои вопросы был скуп, и, возможно, за счет этого получилась картинка неправдоподобно благостная. Я решил это исправить - был полуторачасовой разговор, начатый прямыми моими вопросами: «Были ли конфликтные ситуации - с воспитателями или другими детьми? Остались ли дурные, тягостные воспоминания?». Ответы я получил - подробные и, уверен, откровенные. Пересказываю.
Несмотря на «поставленную задачу - вспоминать плохое», основным мотивом была благодарность руководителю и учителям. У детского дома была миссия, задача, поставленная его первым директором, Георгием Леонтьевичем Градовым - все должны получить высшее образование. Она и детьми была усвоена: спать не ложились, не сдав уроки дежурному учителю. Все учителя были, как сказал В., dedicated (преданные своему делу). Многие запомнились и как человеческие образцы, как учителя жизни. (Хочется приводить запомнившиеся детали. Учитель математики Иван Викентьевич. Когда в 1956 началось разоблачение культа Сталина, сказал воспитанникам: «Не шарахайтесь. На вашей жизни еще не раз все переменится». Он же учил мыслить без опоры на наглядность: равнобедренный треугольник, о котором надо было теорему доказать, рисовал вершиной вниз).
Учили самостоятельности, полагаться на себя. «Сами вы интеллигентными не станете, такие воспитываются только в интеллигентных семьях. Но ваша задача - воспитать интеллигентных детей». Детдомовское братство, сохранившееся и через десятилетия, несмотря на далеко разошедшиеся жизненные пути. (Характерный рассказ о реакции главы Киевского ГБ, тоже бывшего детдомовца, на то, что В. назвал Ленина «людоедом»: (отведя в сторону) «здесь все свои, но ты бы все-таки придерживал язык»).
Но вот и другая характеристика: «жестокая среда». Дрались. Били, собирались группой побить кого-нибудь. Хотя классы в этом отношении различались, где-то было табу: не обижать маленьких, где-то его не было.
В. рано усвоил принцип: мстить, не спускать обиды. После того, как обидчик получал своё, обида улетучивалась, зла не держали.
У слабых было своё средство возмездия - «партизанское движение»: ночью напасть группой на спящего мучителя и воздать ему по полной.
Я спросил, препятствовали ли насилию воспитатели. Нет, у них и возможности такой не было - жесточайшее табу на доносительство. Десять заповедей: с первой по девятую - не лягавить, десятая - не признаваться.
В. - еврей, это особая тема. Она обострилась в связи с «делом врачей». Взрослые вели себя по-разному. В рассказе две истории помощи. Одна, когда при приеме в комсомол Татьяна Ивановна Алексеева предложила записаться в анкете русским («Ты понимаешь, почему это лучше?»). Другая, когда учительница украинской литературы, предмета, который В. не давался, попросила другого мальчика (взяв с него слово, что никому не расскажет) исправить ошибки в сочинении В., чтобы поставить ему «четверку» («Ему же труднее»).
Но был еще и завуч, который прошелся по классам, призывая к бдительности против «этих». В. был побит по этой «статье». Но по детдомовским законам один раз, после этого он мог чувствовать себя в безопасности. И когда в его дежурство собрались бить еще одного еврея, он спокойно оттеснил нападавших под предлогом, что нужно подметать, и дал жертве возможность скрыться в кабинете завуча. А дальше было мерзкое: завуч вытолкнул мальчика из кабинета со словами «Здесь тебе не синагога». Побили.
В. хотел покарать злодея и попытался его убить, сбросив на голову два тяжеленных бильярдных шара. К счастью, не попал.
Ну и, чтобы завершить тему насилия - к седьмому классу избиения прекращались, устанавливались другие отношения.
Я в этой связи вспоминаю свой школьный опыт. Это была английская спецшкола, но никакой не интернат, мы жили в своих семьях. И хотя у нас, кажется, не было мордобоя, но травля, издевательские клички и тому подобное мучительство были. И тоже класса до седьмого, т.е. к окончанию пубертата все устаканивалось.
Уже после окончания нашего с В. разговора я вдруг сообразил, что мне даже в голову не пришло спросить его об изнасилованиях. Вот это помните: «Изнасилованы будут процентов 60, избиты, мокнуты головой в унитаз - 80%, унижены, оскорблены - 100%»? На всякий случай тотчас же в письме спросил об этом и получил ожидаемый ответ: «Думаю подобного не случалось, иначе мы бы об этом наверняка знали. Правда у нас девочек не было. С физически недоразвитыми девочками из Освенцима, мы столкнулись только в десятом классе. У нас к ним были сугубо покровительственные отношения».
Но сейчас-то, я думаю, говорят не только о мальчиках-девочках, но и о мужеложестве. И даже, если преувеличивают распространенность (думаю, что так и есть), то чего это характеристика - детских домов или времени?