Кеммер, наркотики, джем-сейшн
Отчёт по игре "На краю Экумены"
Марта Тэллас, Саратов (Миче, Ткач цитадели Дарза)
Многабукав. И внезапно куча картинок. (ну, не так уж и внезапно - в сессию всегда прёт креатив и всегда не в то русло). И это, о ужас, только первая часть, только то, что имеет сказать персонаж. Игрок будет более сдержан, думаю. А сюда я решила отнести всё, выходящее за рамки игротехники: большую часть теории, на которой был построен отыгрыш Цитадели и ролей Предсказателей. И песни, которые мы пели.
Миче Мита рем ир Эгер
Дневник
- Что было бы, если бы я была немного импульсивнее? Немножко. Чуть-чуть.
"Футурама"
Ежи бросил курить, пить, говорить... смотреть, чувствовать, думать... падать... ходить... он бросил даже бубен...
Андрей Андрианов. "Ежи и Петруччо"
Я родился в Рире. Моя мать - наследница княжества Эгер на самой окраине Кархайда, а отец - простой кузнец из Рира. Они дали друг другу вечную клятву, а потом её нарушили. Как это вышло? Я думаю, они хотели понимания и верили, что оно достижимо даже для таких разных людей, как они. Но потом время и неодолимые привычки разнесли их в разные стороны. Они прожили вместе десять лет, и у кузнеца родился мой старший брат, а у князя Эгера я. Мы принадлежали разным Очагам. Поэтому нам дали одно и то же имя, чтобы у нас было хоть что-то общее. Брата зовут Миче, и меня тоже Миче.
После кузнец нарушил клятву, данную моей матери. Шифгретор нашего рода немало пострадал. Моя мать забрала меня, разлучив нас с братом, и увезла с собой в Эгер, самое северное княжество, за которым, кроме ледника Перинг, ничего нет.
И вот тогда, когда я ехал по сумрачной весенней дороге, разлучённый и напуганный, навстречу мне шли те, что изменили мир семнадцать лет назад. Шли в тот же край, но с другой стороны, с ледника Перинг, где ничего нет. Я сам не видел их, хотя, как потом понял, наверняка разминулся с Посланником Экумены где-то по дороге. Но когда мы с матерью прибыли в родные края, все вокруг только и говорили о том, как с Ледника пришли двое, и как один из них был убит. Эта история потрясла меня, и я часто задавал себе вопрос: чего же искали они, что прошли такой путь?
С чужого,
дикого берега
смотрят скитальцы.
Сомкнулись
юга и севера
белые пальцы.
Люди, приходя в Цитадель, оставляют шифгретор; я же, видимо, никогда и не имел его. В детстве я сокрушался, что моё происхождение и позор моей матери навсегда укоротили мою тень, и я принял своё решение. В срок первого кеммера я пришёл вместо дома любви в Цитадель и делал так каждое новолуние, пока не остался здесь насовсем. Так я ни разу не побывал в доме любви и тем более не собирался давать никому клятвы - слишком уж впечатлил меня печальный опыт моей собственной семьи и страшные легенды, услышанные в детстве. Я будто предчувствовал, что этот путь не для меня.
Никто в Цитадели не знает об этом, но однажды я нарушил предчувствие, как закон. Я даю ответы на вопросы, но на собственный вопрос ответить не могу. Каждое новолуние я впадаю в безумие, но это не моё безумие, и помню только одно имя, но это не моё имя. Почему тот, с кем я говорил всего однажды, стал мне ближе, чем родной брат? Почему мы с братом одной крови, но принадлежим разным Очагам? Почему я не могу открыть своё сердце тому, кто меня любит, а продолжаю тосковать по тому, кто меня не помнит? Почему те, кто хотел принести в наш мир единение и понимание, приносят недоверие и раздоры? Почему, чем ближе друг другу мы стремимся быть, тем дальше становимся, и почему каждый в конце концов оказывается настолько же неправ, насколько до того был мудр и предусмотрителен, даже...
Кто спутал курс и после долго плакал,
не путал бы теперь балласт и якорь!
Луна нетороплива,
но упорна.
Уснув у моря,
берегись прилива.
Постоянных жителей в нашей Цитадели немного. Рео, путешественник, пришедший сюда учиться понимать других. Айоте, уверенный, что Экумены на самом деле не существует и всё это было придумано правительством (однако, зачем?) Рамамба, лекарь с неясной тенью. Я чувствую за ним тёмное прошлое и беспокойную вину. Реко, совсем юный, но очень старательный послушник. Он не разговаривает - он не лишён дара речи, просто не хочет им пользоваться. Убеждён, что понимание так или иначе недостижимо... Утра Камас, Перверт, прибыла сюда однажды для Предсказания, но осталась, почувствовав привязанность к нам. Току, кеммеринг моего брата. Когда он немного тронулся умом, Миче привёл его сюда. Току пользуется своим даром во время Предсказаний, но был бы рад от него избавиться.
К нам приходят странники - кто-то остаётся, желая стать адептом Ханддары, кто-то останавливается на некоторое время. К нам приходят те, кто хочет научиться сдерживать кеммер и входить в дотхе, те, кто ищет ответа на свои вопросы, и те, кто хочет выучить древние легенды и песнопения Ханддары. Пение в кругу - самая любимая часть моей работы. Для меня суть Ханддары заложена в умении, отрешившись от себя самого, объединиться с миром, с теми, кто сидит рядом, и стать с ними единым целым. Пение - это вовсе не только ритм, музыка и слово. Это ночь над нами, это звёзды и деревья, это сам круг, это свободное, как сон, воображение. Это голоса, которые звучат громче и чище, освобождаясь от стеснения.
Долго валит первый снег.
Далеко седое село солнце.
Там, за перевалом,
там, за перевалом.
Где ты, дом мой?..
Один человек подошёл ко мне, когда я подновлял надпись на воротах Цитадели. Его имя было Найрен. Оказалось, что это был кеммеринг короля Аргавена, и он рассказал мне, какой же ответ получил король от Предсказателей незадолго до смерти. Он спросил: "Что будет при моём преемнике?" И Ткач ответил ему: "Многие люди будут страдать, и многие потеряют свою тень". Король впал в отчаяние, услышав это, а Найрен тревожился до сих пор.
- Кто отважится взять на себя такое бремя? Мог ли Аргавен умереть спокойно, зная это?
Но мне было ясно видно, что означал ответ.
- Разве не многие люди страдают сейчас? - сказал я. - Разве никто не терял свою тень и до этого? Мир не меняется к лучшему, и не меняется к худшему, он просто меняется. Королю не сказали, что люди будут страдать больше, чем обычно. Этот ответ - вообще не ответ.
Я знал, что эти слова и обрадуют, и опечалят моего собеседника. Мне и самому стало жаль покойного короля и ещё больше - того, кто стоял передо мной.
Я не мог говорить с ним больше - у меня наступал кеммер. Я удалился подальше в лес, взяв с собой радио, как делал с некоторых пор. Оно молчало.
Одиночество в кеммере больше, чем просто одиночество. Сколько бы ты ни делал, насколько бы ни был занят, сколько бы людей ни было вокруг - внутри всегда сидит некто, которого никто не способен услышать. Он - то, что отличает каждого от остального мира. Как Ткач, я научился избавляться от него. Но во время кеммера этот вечно одинокий некто просыпается и дрожит от молчания, пронизывающего, как ветер, и замерзая, требует объятий.
Я надеялся, что никто не найдёт меня (хотя в глубине души, конечно, желал этого), но ко мне пришла Утра. Я знал, что она привязана ко мне. Уже давно она была со мной особенно ласкова, а во время кеммера подкарауливала меня и уговаривала нарушить обет целомудрия - ради неё. "У меня никогда не было кеммеринга" - ответил я и на этот раз, хоть это была и не совсем правда. Утра обиделась, но ненадолго, и скоро снова стала приветливой и весёлой.
Вернувшись, я обнаружил, что к нам зачастили гости. Двое из них, как выяснилось, пришли за Предсказанием. Это меня немного обескуражило. Два Предсказания подряд? Подобного мне ещё не доводилось проделывать.
В любом случае, мы были не готовы к Предсказанию. Для него необходимо, чтобы один из Целомудренных был в кеммере. У нас же, так вышло, сроки кеммера почти у всех совпадали - и только что прошли. Нужно было ждать несколько дней. Это значило, что гости останутся на это время у нас.
Первый был знатный оргорейнец, один из Комменсалов. Утра проявила к нему большой интерес, и мне не слишком нравилось, что она его слушает. Зачем человек, преданный учению Йомеш, прибегает к услугам ханддаратов? Я задал бы ему этот вопрос, но обстоятельства не дали мне этого сделать.
Другую гостью я принял бы за Перверта, но некоторые странности в её внешности и речи навели на другую мысль. Неужели передо мной посланник Экумены? Так и было. Я не мог поверить - те, кого я мечтал увидеть в детстве, сейчас были рядом со мной. Мне хотелось о многом расспросить её, но вопросов было слишком много, и я не знал, с чего начать. Да и не пристало Ткачу быть любопытным.
- Какова цена за Предсказание? - спросила она.
Это удивило меня. Каждый, кто знаком с Ханддарой, знает цену Предсказания, и для каждого она своя. Она высока не только для вопрошающего, но и для всех участников Круга, и она ясна так же, как ясно, насколько долгим после дотхе будет танген.
Я растерялся.
- Цена - понятие относительное, - сказал я. - Обычно цену назначает тот, кто просит о Предсказании - такова традиция. Ведь я не знаю, что у вас есть. Например, я мог бы потребовать три четверти ваших денег.
- Три четверти? Хорошо.
- Значит, семь восьмых.
- Почему? Мы же договорились на три четверти.
- Судя по тому, как легко вы согласились, это не та цена.
Посланница посмотрела на меня с изумлением. Должно быть, она поняла меня неправильно и удивилась - с чего бы Ткач торговался, как купец? Очевидно, для неё это так выглядело. Но отказываться она не стала. Только усмехнулась.
Мне нужно было готовиться к Предсказанию. Но вышло иначе.
На дороге показались новые путники. Они шли со стороны Оргорейна, и это удивило меня. Что-то уж слишком зачастили к нам гости из Орготы.
Двое несли на руках третьего, и он был пленником, сбежавшим с Добровольческой Фермы - как они объяснили.
О Фермах я имел некоторое представление и понимал, что этому человеку нужна помощь. Я сам вряд ли мог её оказать лучше лекаря и позвал Рамамбу. То, что я мог сделать - успокоить больного и убедить его в том, что помощь он получит, потому что он явно в это не верил. Он был не в себе и боялся даже заснуть, и даже после того, как Рамамба дал ему лекарство, отказывался закрыть глаза. Я запел сонную сагу, убеждая его, что справлюсь с призраками, которые его преследуют.
Мы, ханддараты, не верим в призраков. Но он верил, и потому они были реальны.
Краем глаза я замечал, как по дороге приближаются всё новые люди, направляясь в нашу Цитадель. И когда они приблизились, я выронил бубен, потому что одного из них я знал. Блаженного с блуждающим взглядом, которого приходилось вести за руку.
Тогда, два года назад, он не был безумным, молчаливым и буйным, как сейчас. У него был замечательный голос, и он работал на радио. Лишь время от времени в нём просыпался Дар, которым он гордился, и дважды в год он отправлялся в Цитадель, чтобы применить его.
Я же к тому времени давно уже жил в Цитадели и даже пару раз участвовал в Предсказаниях - так же как и он, вот только в другом качестве. У него был дар, а мне предстояло развивать умение. Впрочем, моё умение должно было прорваться когда-нибудь и унести с собой моё сознание, подобно тому, как это делал с ним его дар. Я был поражён бесстрашию того, кого каждые полгода уносит волна безумия, он же удивился моему упорству, с которым я надеялся развить у себя мастерство Ткача. Мы много говорили о даре и умении, а ещё больше мы молчали, и если мои речи до этого мало кто мог понять, то этот человек понимал даже то, чего я не говорил ему.
У меня наступал кеммер, и я думал, как обычно, сосредоточиться на каком-нибудь захватывающем деле, тем более что у меня была для этого самая подходящая компания. Но обнаружилось, что мы совпали и здесь - у моего собеседника тоже начался кеммер.
"А что! - сказал он тогда. - Похоже, это судьба. Мы сейчас не в Цитадели, и твой брат с нами, и он может увезти нас ещё дальше от неё. Когда ты станешь Ткачом, ты уже не сможешь такого проделать".
Я согласился с тайной радостью, и Миче, мой брат, единственный свидетель этой истории, отвёз нас на своём вездеходе в безлюдное место. Мы остались одни, но вскоре произошло нечто ужасное. Мой кеммеринг перестал узнавать меня, он не отвечал ни на слова, ни на прикосновения, и что бы я ни делал, он оставался неподвижным и безучастным. Таким же, как сейчас. Это проснулся раньше времени его Дар.
Я не помню, что было дальше. Видимо, я потерял власть над собой: я всегда умел сдерживать кеммер, но остановить его в самом разгаре не мог. Брат говорит, что нашёл нас обоих невменяемыми.
После того случая что-то изменилось. Я стал видеть мир другим. Мне кажется, будто я смотрю на него через стекло, или откуда-то сверху, или во сне. Люди, которых я вижу первый раз, кажутся мне знакомыми. Я не запоминаю лиц. Моя память изменилась: я не помню порядка событий, я путаю, что было наяву, а что приснилось. Я отделён от себя самого: будто один я, далеко, как на дне пропасти, страдает и тоскует, а другой, беспристрастный, приглядывает за ним - и за всеми другими тоже.
Когда я рассказал об этом моему наставнику, прежнему Ткачу, он сказал, что моё обучение завершилось. И оставил меня, уйдя по ту сторону гор, к старикам, в другую, древнюю Цитадель, а я стал Ткачом.
Этот человек, Тейре, всего этого не знал. Когда он пришёл в себя, он вообще не заметил, что что-то не так, а больше мы не виделись. Однако с тех пор я начал слушать по радио его голос, тайно от остальных, потому что он волновал меня. Год назад исчез и голос. Теперь я понял, что произошло: видимо, его дар овладел им полностью, навсегда забрав его речь.
Он метался и стонал, и было видно, что ему плохо. Я не мог знать точно, что именно так мучает его: его безумие или кеммер, в котором он находился на тот момент, а может быть, что-то ещё. Я должен был помочь ему и позвал лекаря. Это и впрямь помогло: только при виде Рамамбы во взгляде Тейре появилась некая радостная осмысленность, и он без принуждения принял лекарства, хотя до этого даже удержать его было очень сложно.
После этого Тейре лёг и затих, а я стал думать. Человек из соседней Цитадели сказал, что Тейре сам захотел прийти сюда. Интересно, зачем? Он в кеммере. Но даже Утра убежала от него, испугавшись его безумия. Он в кеммере. Возможно ли, что он вспомнил меня и пришёл ко мне? А почему нет? Это место в его памяти, если от неё ещё что-то осталось, связано со мной... Даже если это не так - возможно, повторив события, удастся вызвать из глубины безумия то время, когда он ещё мог говорить.
Но это, конечно, только в крайнем случае.
Так я думал, пытаясь напомнить ему о себе, о том, о чём мы говорили когда-то, о его работе на радио. Но он оставался безучастен. Я решил, что это и есть крайний случай, и позвал Рамамбу.
Не знай я точно, что ему можно доверять, никогда не стал бы этого делать. Будь Рамамба порядочным человеком, я не стал бы его о таком просить. Но я чувствовал, что этот плут с тёмным прошлым, носящий в кармане игральные кости, не только поймёт меня в дурном помысле, но и поддержит.
- У тебя есть средства для вызывания кеммера, - сказал я, и это было скорее утверждение, чем вопрос.
- Да, - лицо Рамамбы расплылось в улыбке.
- Но только, прошу тебя, никто не должен знать.
- О чём речь! - подмигнул Рамамба.
Это всё было мне противно, и моя идея, и его отношение к ней, но я убеждала себя, что это даст шанс на исцеление Тейре.
Когда Тейре заметил, что у меня наступает кеммер, на его лице снова появился интерес. Мне даже показалось, что он узнал меня, что он любит меня и пришёл ко мне. Но он, хоть и был доволен происходящим, не сказал мне ни слова. Мы недолго были вместе. Как и тогда, он внезапно оставил меня и принялся совершать какие-то странные движения руками, понятные только ему, будто что-то поднимал с того места, где мы лежали. Теперь я уже намного лучше умела владеть собой, чем два года назад, и могла отслеживать происходящее. И мне показалось, что то, что он ищет - его безумие, и я попыталась помешать ему, схватив его за руки, чтобы он не брал его больше с собой, если потерял.
Не знаю, удалось ли это. Он ушёл. Удерживать его было бесполезно. Всё было ясно: он получил то, чего хотел, а мне предстояло разбираться с последствиями своего поступка.
Люди, которые видели, как он уходил, сбежались ко мне, а я сидела, съёжившись и отвернувшись от них. Кеммер почти не мешал мне думать, но он становился очень явной уликой. Кто-то, как Рамамба, мог посмеяться надо мной, кто-то посочувствовать и простить, кто-то закрыть глаза. Но вот Утра этого так просто не оставит. Насколько я её знаю, она может даже убить Тейре, если узнает, что произошло между нами.
К тому же подходило время Предсказания. Я совершила немыслимую глупость. Сгорая от стыда, я шепнула Рамамбе:
- Наверняка ты можешь и остановить кеммер.
- Конечно, - усмехнулся он.
Окружающим он ловко что-то наплёл, вроде того, что я немного не в себе после попытки исцелить безумца. Это была правда, но в то же время и ложь, и я была виновата в том, что заставила его лгать.
Довольно скоро ко мне вернулось нормальное состояние. Во всяком случае, со стороны это выглядело нормально - изнутри же, мягко говоря, неважно.
Я созвал всех для Предсказания. Приехала посланница Экумены, собрался Круг. Перед тем, как уйти во Тьму, я подумал: это плохо, что нас, обитателей Цитадели, воспринимают в первую очередь как Предсказателей. Не знаю, давно ли это так. Сама Ханддара далека от знания, и цена знания высока, и ответы неполны и неприятны. Что же заставляет людей их искать?
Верных ответов вообще не существует, потому что ни один ответ не может быть полным. Даже когда первый посланник Экумены задавал свой ясный вопрос, ответ породил множество других вопросов. Он спросил, станет ли Гетен членом союза миров, и получил ответ, что станет. Но что ему придётся для этого делать, он тогда не знал. И он не знал, к чему это приведёт. Этот вопрос пришлось задать Аргавену, и он стоил ему жизни, а ответа король так и не получил.
Верных ответов не существует, бывают лишь правильные решения.
Ткач после Предсказания не помнит ни вопроса, ни ответа. Я не знал, о чём меня спрашивали. После Предсказания я был без сознания некоторое время - такое случается. Очнувшись, я не сразу понял, что что-то не так.
Меня разбудила Утра, довольно грубо тряся меня за плечо.
- Вставай! - сердито кричала она. - Сколько можно валяться?
- А сколько прошло времени? - спросил я.
- Три дня. Оргорейнцы не дождались тебя и ушли. А ты всё время лежал и звал Тейре! Я знаю, что ты его любишь! Но если ты для него что-то и делал, ты делал это для себя. Ты тратишь самого себя на того, кто тебя не помнит. Ты хочешь услышать его голос? А голос Реко ты не хочешь услышать? Займись лучше теми, кому ты действительно нужен.
С трудом, но я заставил себя подняться. Она была права. Ткач не должен принадлежать себе. Благодаря Тейре я научился отрешаться от самого себя, теряя все личные переживания. Но теперь они вернулись вместе с ним, и я превратился из Ткача в мирского, страстного человека, не способного выдержать Предсказание. По собственной воле. Я не имел на это права.
- И ещё вот что, - добавила Утра, - я больше не люблю тебя. И я ухожу из Цитадели. Я не верю в Предсказания. Я вижу, как мы выдаём бессмысленный ответ, которого сами потом не помним. И тем, кто его получает, он тоже вряд ли поможет. Зачем так нас мучить?
- Ты можешь не участвовать в Предсказаниях, если не хочешь.
- Не хочу. Я не такая, как вы. Мы, Перверты, действительно отличаемся от вас. И мне кажется, в лучшую сторону. Посмотри, какие вы пассивные! Только я тут способна принимать решения. И инопланетяне, которые к нам спустились, такие же. Я ближе к ним, чем к вам. Я пойду в Эренранг и найду их.
Я увидел, как моя ошибка расходится вокруг меня, как круги по воде. Вместе с Утрой я потерял что-то важное, даже не успев его найти.
- Хорошо, иди, если хочешь. Возвращайся к нам. Мы всегда тебя ждём.
- Только никаких Предсказаний.
- Никаких Предсказаний. Просто приходи.
Я отдал ей почти все деньги, что получил от посланницы Экумены, и проводил её, не вполне уверенный, что она когда-нибудь вернётся.
Утра не была адептом Ханддары, и её дом был очагом мирской жизни в нашей Цитадели. Если кто-то из гостей, не обученных антитрансу, входил в кеммер, Утра принимала его в своём доме. Здесь, в Цитадели, это выглядело странно, но не отправлять же их за её пределы, к непроходимым ледникам. В этом доме Рамамба готовил свои снадобья, а однажды я застал его здесь играющим в кости с Айоте. Они сказали, что исследуют теорию вероятности. Подумав, я оставил их в покое. Айоте - человек не азартный. Что касается Рамамбы, я видел, как ему нелегко даётся наша сдержанная жизнь. Было заметно, что он привык к роскоши и вольности. Что вообще могло сюда привести такого ветреного, горячего человека и заставить его с таким трудом и рвением практиковать Ханддару? Если бы его преследовали, он мог бы укрыться в любом отдалённом Очаге, а не здесь. Я не уверен, что он соблюдает обет целомудрия, как собирался, и его страсть к азартным играм мне тоже известна. Но что-то привело его сюда. И он хороший врач.
Тут я внезапно подумал, как его встретил Тейре. Рамамбу он вспомнил, а меня - нет. С радостью принял лекарство и тут же успокоился. Что же это за лекарство, что смогло его успокоить, если другого больного, куда менее буйного, было намного труднее заставить заснуть? Очевидно, лекарства были разные. Я слышал о веществах, которые вызывают ощущение счастья, но человек привыкает к ним и не может без них обойтись. Наркотики больше распространены в Орготе, но встречаются и у нас. Неужели Тейре приходил сюда за этим?
Я нашёл лекаря за воротами Цитадели.
- Скажи, что за таблетки ты давал Тейре?
- Обычные... Те же, что и всегда, - сказал он. Он слишком разволновался, и я понял, что, похоже, оказался прав.
- Я не припомню у тебя лекарства с таким действием.
Он начал выпутываться, да так ловко, что я понял: ничего доказать не удастся. И было всё ещё очень вероятно, что я ошибаюсь. Нужно было ещё проверить мою догадку. Я чуял теперь правду, но одного чутья было мало.
Я помнил, как выглядели эти таблетки, и начал искать их. В доме Рамамбы я их не нашёл, зато они обнаружились в общей кладовой среди орехов. Зажав их в ладони, я пришёл к лекарю. Мне не хотелось наказывать его или разоблачать - во всяком случае, пока. Я был почти уверен, что он и сам хочет порвать с этим делом. Мне хотелось лишь проверить свою догадку так, чтобы он больше не отпирался.
- Смотри, - сказал я. - Сейчас я выясню, что это такое.
Я помнил, что Тейре он дал несколько штук, и сам съел пять или шесть. Около минуты Рамамба смотрел на меня с испугом, и я на него тоже.
А потом я вдруг понял, как глупо всё происходящее. До смешного глупо. Какие мы все маленькие и смешные, как мы переживаем и беспокоимся, а на самом деле миру до нас дела нет, мы для него все одинаковые, как маленькие белые пестри. Мы так много думаем о себе и друг о друге, а делаем совсем не то, что думаем. Я думал, что хочу помочь Тейре. А на самом деле мне просто весело было заниматься любовью. И говорить с ним было весело, когда он ещё говорил. И слушать его голос. А предсказывать - совсем не весело. Зато очень весело смотреть на Рамамбу, на то, какой он испуганный и удивлённый, как зверёк, прижавший уши, и сейчас он убежит! Я вернулся в Цитадель, и идти было легко и приятно, я был снежинкой, которую несёт ветер. А они все смотрели на меня, такие тяжёлые, застывшие, будто каменные, им никогда не было так хорошо, как мне!
Когда-то давно я научился отрешаться от себя, оставляя Миче далеко внизу. Но сейчас Миче был счастлив, и мне хотелось им быть. Разум Ткача остался в стороне и еле успевал за мной, весёлым и лёгким. Я всё ещё видел себя откуда-то со стороны, как героя легенды. Но теперь это была не легенда, а уморительный анекдот! Я видел теперь, каких глупостей натворил, и об этом нельзя было думать без смеха.
- Эй, знаете что! - закричал я. - Ваш Ткач - идиот! Нет, вы только послушайте, чего я наделал! Но об этом никому нельзя рассказывать. Эй! ВСЕ слышали, что об этом никому нельзя рассказывать? Я - идиот! И я вам врал! Я говорил, что у меня никогда не было кеммеринга? Так вот, у меня есть кеммеринг! Но он даже не помнит моего имени!
Я не помню всего, что я тогда выболтал. Но помню, как меня кто-то схватил за плечи и остановил. Мне это не нравилось, мне хотелось и дальше быть снежинкой и летать по Цитадели.
- Очнись, - мрачно сказал он. И это был Реко. - Я знаю, что никто меня не услышит, но ты должен услышать. Слушай меня! Слушай!
Он впервые заговорил, и это настолько потрясло меня, что моя голова прояснилась. Всё происходящее ещё казалось мне смешным, и особенно то, насколько я был бессилен, эгоистичен и наивен. Но отвечать на вопросы Реко я был в состоянии. Лгать было больше невозможно, и я выдал Рамамбу - впрочем, я знал, что никто в Цитадели не пустит эту историю дальше. Вот что с этим всем теперь делать, было неясно. Но я и над этим смеялся.
Постепенно спокойный разум Ткача вытеснил одурманенное сознание Миче, как тень - убывающую луну. Тело тоже потеряло свою лёгкость, и я бы опрокинулся назад, если бы Реко по-прежнему не держал меня за плечи.
- Отпустило, - сказал он. - Знаю, пробовал. Сейчас будет плохо.
Это я понимал и сам. Всякий раз, когда тратишь силы, тебе не принадлежащие, приходится за них расплачиваться, и это хорошо мне известно.
(продолжение в следующем посте)
Марта Тэллас, Саратов (Миче, Ткач цитадели Дарза)
Многабукав. И внезапно куча картинок. (ну, не так уж и внезапно - в сессию всегда прёт креатив и всегда не в то русло). И это, о ужас, только первая часть, только то, что имеет сказать персонаж. Игрок будет более сдержан, думаю. А сюда я решила отнести всё, выходящее за рамки игротехники: большую часть теории, на которой был построен отыгрыш Цитадели и ролей Предсказателей. И песни, которые мы пели.
Миче Мита рем ир Эгер
Дневник
- Что было бы, если бы я была немного импульсивнее? Немножко. Чуть-чуть.
"Футурама"
Ежи бросил курить, пить, говорить... смотреть, чувствовать, думать... падать... ходить... он бросил даже бубен...
Андрей Андрианов. "Ежи и Петруччо"
Я родился в Рире. Моя мать - наследница княжества Эгер на самой окраине Кархайда, а отец - простой кузнец из Рира. Они дали друг другу вечную клятву, а потом её нарушили. Как это вышло? Я думаю, они хотели понимания и верили, что оно достижимо даже для таких разных людей, как они. Но потом время и неодолимые привычки разнесли их в разные стороны. Они прожили вместе десять лет, и у кузнеца родился мой старший брат, а у князя Эгера я. Мы принадлежали разным Очагам. Поэтому нам дали одно и то же имя, чтобы у нас было хоть что-то общее. Брата зовут Миче, и меня тоже Миче.
После кузнец нарушил клятву, данную моей матери. Шифгретор нашего рода немало пострадал. Моя мать забрала меня, разлучив нас с братом, и увезла с собой в Эгер, самое северное княжество, за которым, кроме ледника Перинг, ничего нет.
И вот тогда, когда я ехал по сумрачной весенней дороге, разлучённый и напуганный, навстречу мне шли те, что изменили мир семнадцать лет назад. Шли в тот же край, но с другой стороны, с ледника Перинг, где ничего нет. Я сам не видел их, хотя, как потом понял, наверняка разминулся с Посланником Экумены где-то по дороге. Но когда мы с матерью прибыли в родные края, все вокруг только и говорили о том, как с Ледника пришли двое, и как один из них был убит. Эта история потрясла меня, и я часто задавал себе вопрос: чего же искали они, что прошли такой путь?
С чужого,
дикого берега
смотрят скитальцы.
Сомкнулись
юга и севера
белые пальцы.
Люди, приходя в Цитадель, оставляют шифгретор; я же, видимо, никогда и не имел его. В детстве я сокрушался, что моё происхождение и позор моей матери навсегда укоротили мою тень, и я принял своё решение. В срок первого кеммера я пришёл вместо дома любви в Цитадель и делал так каждое новолуние, пока не остался здесь насовсем. Так я ни разу не побывал в доме любви и тем более не собирался давать никому клятвы - слишком уж впечатлил меня печальный опыт моей собственной семьи и страшные легенды, услышанные в детстве. Я будто предчувствовал, что этот путь не для меня.
Никто в Цитадели не знает об этом, но однажды я нарушил предчувствие, как закон. Я даю ответы на вопросы, но на собственный вопрос ответить не могу. Каждое новолуние я впадаю в безумие, но это не моё безумие, и помню только одно имя, но это не моё имя. Почему тот, с кем я говорил всего однажды, стал мне ближе, чем родной брат? Почему мы с братом одной крови, но принадлежим разным Очагам? Почему я не могу открыть своё сердце тому, кто меня любит, а продолжаю тосковать по тому, кто меня не помнит? Почему те, кто хотел принести в наш мир единение и понимание, приносят недоверие и раздоры? Почему, чем ближе друг другу мы стремимся быть, тем дальше становимся, и почему каждый в конце концов оказывается настолько же неправ, насколько до того был мудр и предусмотрителен, даже...
Кто спутал курс и после долго плакал,
не путал бы теперь балласт и якорь!
Луна нетороплива,
но упорна.
Уснув у моря,
берегись прилива.
Постоянных жителей в нашей Цитадели немного. Рео, путешественник, пришедший сюда учиться понимать других. Айоте, уверенный, что Экумены на самом деле не существует и всё это было придумано правительством (однако, зачем?) Рамамба, лекарь с неясной тенью. Я чувствую за ним тёмное прошлое и беспокойную вину. Реко, совсем юный, но очень старательный послушник. Он не разговаривает - он не лишён дара речи, просто не хочет им пользоваться. Убеждён, что понимание так или иначе недостижимо... Утра Камас, Перверт, прибыла сюда однажды для Предсказания, но осталась, почувствовав привязанность к нам. Току, кеммеринг моего брата. Когда он немного тронулся умом, Миче привёл его сюда. Току пользуется своим даром во время Предсказаний, но был бы рад от него избавиться.
К нам приходят странники - кто-то остаётся, желая стать адептом Ханддары, кто-то останавливается на некоторое время. К нам приходят те, кто хочет научиться сдерживать кеммер и входить в дотхе, те, кто ищет ответа на свои вопросы, и те, кто хочет выучить древние легенды и песнопения Ханддары. Пение в кругу - самая любимая часть моей работы. Для меня суть Ханддары заложена в умении, отрешившись от себя самого, объединиться с миром, с теми, кто сидит рядом, и стать с ними единым целым. Пение - это вовсе не только ритм, музыка и слово. Это ночь над нами, это звёзды и деревья, это сам круг, это свободное, как сон, воображение. Это голоса, которые звучат громче и чище, освобождаясь от стеснения.
Долго валит первый снег.
Далеко седое село солнце.
Там, за перевалом,
там, за перевалом.
Где ты, дом мой?..
Один человек подошёл ко мне, когда я подновлял надпись на воротах Цитадели. Его имя было Найрен. Оказалось, что это был кеммеринг короля Аргавена, и он рассказал мне, какой же ответ получил король от Предсказателей незадолго до смерти. Он спросил: "Что будет при моём преемнике?" И Ткач ответил ему: "Многие люди будут страдать, и многие потеряют свою тень". Король впал в отчаяние, услышав это, а Найрен тревожился до сих пор.
- Кто отважится взять на себя такое бремя? Мог ли Аргавен умереть спокойно, зная это?
Но мне было ясно видно, что означал ответ.
- Разве не многие люди страдают сейчас? - сказал я. - Разве никто не терял свою тень и до этого? Мир не меняется к лучшему, и не меняется к худшему, он просто меняется. Королю не сказали, что люди будут страдать больше, чем обычно. Этот ответ - вообще не ответ.
Я знал, что эти слова и обрадуют, и опечалят моего собеседника. Мне и самому стало жаль покойного короля и ещё больше - того, кто стоял передо мной.
Я не мог говорить с ним больше - у меня наступал кеммер. Я удалился подальше в лес, взяв с собой радио, как делал с некоторых пор. Оно молчало.
Одиночество в кеммере больше, чем просто одиночество. Сколько бы ты ни делал, насколько бы ни был занят, сколько бы людей ни было вокруг - внутри всегда сидит некто, которого никто не способен услышать. Он - то, что отличает каждого от остального мира. Как Ткач, я научился избавляться от него. Но во время кеммера этот вечно одинокий некто просыпается и дрожит от молчания, пронизывающего, как ветер, и замерзая, требует объятий.
Я надеялся, что никто не найдёт меня (хотя в глубине души, конечно, желал этого), но ко мне пришла Утра. Я знал, что она привязана ко мне. Уже давно она была со мной особенно ласкова, а во время кеммера подкарауливала меня и уговаривала нарушить обет целомудрия - ради неё. "У меня никогда не было кеммеринга" - ответил я и на этот раз, хоть это была и не совсем правда. Утра обиделась, но ненадолго, и скоро снова стала приветливой и весёлой.
Вернувшись, я обнаружил, что к нам зачастили гости. Двое из них, как выяснилось, пришли за Предсказанием. Это меня немного обескуражило. Два Предсказания подряд? Подобного мне ещё не доводилось проделывать.
В любом случае, мы были не готовы к Предсказанию. Для него необходимо, чтобы один из Целомудренных был в кеммере. У нас же, так вышло, сроки кеммера почти у всех совпадали - и только что прошли. Нужно было ждать несколько дней. Это значило, что гости останутся на это время у нас.
Первый был знатный оргорейнец, один из Комменсалов. Утра проявила к нему большой интерес, и мне не слишком нравилось, что она его слушает. Зачем человек, преданный учению Йомеш, прибегает к услугам ханддаратов? Я задал бы ему этот вопрос, но обстоятельства не дали мне этого сделать.
Другую гостью я принял бы за Перверта, но некоторые странности в её внешности и речи навели на другую мысль. Неужели передо мной посланник Экумены? Так и было. Я не мог поверить - те, кого я мечтал увидеть в детстве, сейчас были рядом со мной. Мне хотелось о многом расспросить её, но вопросов было слишком много, и я не знал, с чего начать. Да и не пристало Ткачу быть любопытным.
- Какова цена за Предсказание? - спросила она.
Это удивило меня. Каждый, кто знаком с Ханддарой, знает цену Предсказания, и для каждого она своя. Она высока не только для вопрошающего, но и для всех участников Круга, и она ясна так же, как ясно, насколько долгим после дотхе будет танген.
Я растерялся.
- Цена - понятие относительное, - сказал я. - Обычно цену назначает тот, кто просит о Предсказании - такова традиция. Ведь я не знаю, что у вас есть. Например, я мог бы потребовать три четверти ваших денег.
- Три четверти? Хорошо.
- Значит, семь восьмых.
- Почему? Мы же договорились на три четверти.
- Судя по тому, как легко вы согласились, это не та цена.
Посланница посмотрела на меня с изумлением. Должно быть, она поняла меня неправильно и удивилась - с чего бы Ткач торговался, как купец? Очевидно, для неё это так выглядело. Но отказываться она не стала. Только усмехнулась.
Мне нужно было готовиться к Предсказанию. Но вышло иначе.
На дороге показались новые путники. Они шли со стороны Оргорейна, и это удивило меня. Что-то уж слишком зачастили к нам гости из Орготы.
Двое несли на руках третьего, и он был пленником, сбежавшим с Добровольческой Фермы - как они объяснили.
О Фермах я имел некоторое представление и понимал, что этому человеку нужна помощь. Я сам вряд ли мог её оказать лучше лекаря и позвал Рамамбу. То, что я мог сделать - успокоить больного и убедить его в том, что помощь он получит, потому что он явно в это не верил. Он был не в себе и боялся даже заснуть, и даже после того, как Рамамба дал ему лекарство, отказывался закрыть глаза. Я запел сонную сагу, убеждая его, что справлюсь с призраками, которые его преследуют.
Мы, ханддараты, не верим в призраков. Но он верил, и потому они были реальны.
Краем глаза я замечал, как по дороге приближаются всё новые люди, направляясь в нашу Цитадель. И когда они приблизились, я выронил бубен, потому что одного из них я знал. Блаженного с блуждающим взглядом, которого приходилось вести за руку.
Тогда, два года назад, он не был безумным, молчаливым и буйным, как сейчас. У него был замечательный голос, и он работал на радио. Лишь время от времени в нём просыпался Дар, которым он гордился, и дважды в год он отправлялся в Цитадель, чтобы применить его.
Я же к тому времени давно уже жил в Цитадели и даже пару раз участвовал в Предсказаниях - так же как и он, вот только в другом качестве. У него был дар, а мне предстояло развивать умение. Впрочем, моё умение должно было прорваться когда-нибудь и унести с собой моё сознание, подобно тому, как это делал с ним его дар. Я был поражён бесстрашию того, кого каждые полгода уносит волна безумия, он же удивился моему упорству, с которым я надеялся развить у себя мастерство Ткача. Мы много говорили о даре и умении, а ещё больше мы молчали, и если мои речи до этого мало кто мог понять, то этот человек понимал даже то, чего я не говорил ему.
У меня наступал кеммер, и я думал, как обычно, сосредоточиться на каком-нибудь захватывающем деле, тем более что у меня была для этого самая подходящая компания. Но обнаружилось, что мы совпали и здесь - у моего собеседника тоже начался кеммер.
"А что! - сказал он тогда. - Похоже, это судьба. Мы сейчас не в Цитадели, и твой брат с нами, и он может увезти нас ещё дальше от неё. Когда ты станешь Ткачом, ты уже не сможешь такого проделать".
Я согласился с тайной радостью, и Миче, мой брат, единственный свидетель этой истории, отвёз нас на своём вездеходе в безлюдное место. Мы остались одни, но вскоре произошло нечто ужасное. Мой кеммеринг перестал узнавать меня, он не отвечал ни на слова, ни на прикосновения, и что бы я ни делал, он оставался неподвижным и безучастным. Таким же, как сейчас. Это проснулся раньше времени его Дар.
Я не помню, что было дальше. Видимо, я потерял власть над собой: я всегда умел сдерживать кеммер, но остановить его в самом разгаре не мог. Брат говорит, что нашёл нас обоих невменяемыми.
После того случая что-то изменилось. Я стал видеть мир другим. Мне кажется, будто я смотрю на него через стекло, или откуда-то сверху, или во сне. Люди, которых я вижу первый раз, кажутся мне знакомыми. Я не запоминаю лиц. Моя память изменилась: я не помню порядка событий, я путаю, что было наяву, а что приснилось. Я отделён от себя самого: будто один я, далеко, как на дне пропасти, страдает и тоскует, а другой, беспристрастный, приглядывает за ним - и за всеми другими тоже.
Когда я рассказал об этом моему наставнику, прежнему Ткачу, он сказал, что моё обучение завершилось. И оставил меня, уйдя по ту сторону гор, к старикам, в другую, древнюю Цитадель, а я стал Ткачом.
Этот человек, Тейре, всего этого не знал. Когда он пришёл в себя, он вообще не заметил, что что-то не так, а больше мы не виделись. Однако с тех пор я начал слушать по радио его голос, тайно от остальных, потому что он волновал меня. Год назад исчез и голос. Теперь я понял, что произошло: видимо, его дар овладел им полностью, навсегда забрав его речь.
Он метался и стонал, и было видно, что ему плохо. Я не мог знать точно, что именно так мучает его: его безумие или кеммер, в котором он находился на тот момент, а может быть, что-то ещё. Я должен был помочь ему и позвал лекаря. Это и впрямь помогло: только при виде Рамамбы во взгляде Тейре появилась некая радостная осмысленность, и он без принуждения принял лекарства, хотя до этого даже удержать его было очень сложно.
После этого Тейре лёг и затих, а я стал думать. Человек из соседней Цитадели сказал, что Тейре сам захотел прийти сюда. Интересно, зачем? Он в кеммере. Но даже Утра убежала от него, испугавшись его безумия. Он в кеммере. Возможно ли, что он вспомнил меня и пришёл ко мне? А почему нет? Это место в его памяти, если от неё ещё что-то осталось, связано со мной... Даже если это не так - возможно, повторив события, удастся вызвать из глубины безумия то время, когда он ещё мог говорить.
Но это, конечно, только в крайнем случае.
Так я думал, пытаясь напомнить ему о себе, о том, о чём мы говорили когда-то, о его работе на радио. Но он оставался безучастен. Я решил, что это и есть крайний случай, и позвал Рамамбу.
Не знай я точно, что ему можно доверять, никогда не стал бы этого делать. Будь Рамамба порядочным человеком, я не стал бы его о таком просить. Но я чувствовал, что этот плут с тёмным прошлым, носящий в кармане игральные кости, не только поймёт меня в дурном помысле, но и поддержит.
- У тебя есть средства для вызывания кеммера, - сказал я, и это было скорее утверждение, чем вопрос.
- Да, - лицо Рамамбы расплылось в улыбке.
- Но только, прошу тебя, никто не должен знать.
- О чём речь! - подмигнул Рамамба.
Это всё было мне противно, и моя идея, и его отношение к ней, но я убеждала себя, что это даст шанс на исцеление Тейре.
Когда Тейре заметил, что у меня наступает кеммер, на его лице снова появился интерес. Мне даже показалось, что он узнал меня, что он любит меня и пришёл ко мне. Но он, хоть и был доволен происходящим, не сказал мне ни слова. Мы недолго были вместе. Как и тогда, он внезапно оставил меня и принялся совершать какие-то странные движения руками, понятные только ему, будто что-то поднимал с того места, где мы лежали. Теперь я уже намного лучше умела владеть собой, чем два года назад, и могла отслеживать происходящее. И мне показалось, что то, что он ищет - его безумие, и я попыталась помешать ему, схватив его за руки, чтобы он не брал его больше с собой, если потерял.
Не знаю, удалось ли это. Он ушёл. Удерживать его было бесполезно. Всё было ясно: он получил то, чего хотел, а мне предстояло разбираться с последствиями своего поступка.
Люди, которые видели, как он уходил, сбежались ко мне, а я сидела, съёжившись и отвернувшись от них. Кеммер почти не мешал мне думать, но он становился очень явной уликой. Кто-то, как Рамамба, мог посмеяться надо мной, кто-то посочувствовать и простить, кто-то закрыть глаза. Но вот Утра этого так просто не оставит. Насколько я её знаю, она может даже убить Тейре, если узнает, что произошло между нами.
К тому же подходило время Предсказания. Я совершила немыслимую глупость. Сгорая от стыда, я шепнула Рамамбе:
- Наверняка ты можешь и остановить кеммер.
- Конечно, - усмехнулся он.
Окружающим он ловко что-то наплёл, вроде того, что я немного не в себе после попытки исцелить безумца. Это была правда, но в то же время и ложь, и я была виновата в том, что заставила его лгать.
Довольно скоро ко мне вернулось нормальное состояние. Во всяком случае, со стороны это выглядело нормально - изнутри же, мягко говоря, неважно.
Я созвал всех для Предсказания. Приехала посланница Экумены, собрался Круг. Перед тем, как уйти во Тьму, я подумал: это плохо, что нас, обитателей Цитадели, воспринимают в первую очередь как Предсказателей. Не знаю, давно ли это так. Сама Ханддара далека от знания, и цена знания высока, и ответы неполны и неприятны. Что же заставляет людей их искать?
Верных ответов вообще не существует, потому что ни один ответ не может быть полным. Даже когда первый посланник Экумены задавал свой ясный вопрос, ответ породил множество других вопросов. Он спросил, станет ли Гетен членом союза миров, и получил ответ, что станет. Но что ему придётся для этого делать, он тогда не знал. И он не знал, к чему это приведёт. Этот вопрос пришлось задать Аргавену, и он стоил ему жизни, а ответа король так и не получил.
Верных ответов не существует, бывают лишь правильные решения.
Ткач после Предсказания не помнит ни вопроса, ни ответа. Я не знал, о чём меня спрашивали. После Предсказания я был без сознания некоторое время - такое случается. Очнувшись, я не сразу понял, что что-то не так.
Меня разбудила Утра, довольно грубо тряся меня за плечо.
- Вставай! - сердито кричала она. - Сколько можно валяться?
- А сколько прошло времени? - спросил я.
- Три дня. Оргорейнцы не дождались тебя и ушли. А ты всё время лежал и звал Тейре! Я знаю, что ты его любишь! Но если ты для него что-то и делал, ты делал это для себя. Ты тратишь самого себя на того, кто тебя не помнит. Ты хочешь услышать его голос? А голос Реко ты не хочешь услышать? Займись лучше теми, кому ты действительно нужен.
С трудом, но я заставил себя подняться. Она была права. Ткач не должен принадлежать себе. Благодаря Тейре я научился отрешаться от самого себя, теряя все личные переживания. Но теперь они вернулись вместе с ним, и я превратился из Ткача в мирского, страстного человека, не способного выдержать Предсказание. По собственной воле. Я не имел на это права.
- И ещё вот что, - добавила Утра, - я больше не люблю тебя. И я ухожу из Цитадели. Я не верю в Предсказания. Я вижу, как мы выдаём бессмысленный ответ, которого сами потом не помним. И тем, кто его получает, он тоже вряд ли поможет. Зачем так нас мучить?
- Ты можешь не участвовать в Предсказаниях, если не хочешь.
- Не хочу. Я не такая, как вы. Мы, Перверты, действительно отличаемся от вас. И мне кажется, в лучшую сторону. Посмотри, какие вы пассивные! Только я тут способна принимать решения. И инопланетяне, которые к нам спустились, такие же. Я ближе к ним, чем к вам. Я пойду в Эренранг и найду их.
Я увидел, как моя ошибка расходится вокруг меня, как круги по воде. Вместе с Утрой я потерял что-то важное, даже не успев его найти.
- Хорошо, иди, если хочешь. Возвращайся к нам. Мы всегда тебя ждём.
- Только никаких Предсказаний.
- Никаких Предсказаний. Просто приходи.
Я отдал ей почти все деньги, что получил от посланницы Экумены, и проводил её, не вполне уверенный, что она когда-нибудь вернётся.
Утра не была адептом Ханддары, и её дом был очагом мирской жизни в нашей Цитадели. Если кто-то из гостей, не обученных антитрансу, входил в кеммер, Утра принимала его в своём доме. Здесь, в Цитадели, это выглядело странно, но не отправлять же их за её пределы, к непроходимым ледникам. В этом доме Рамамба готовил свои снадобья, а однажды я застал его здесь играющим в кости с Айоте. Они сказали, что исследуют теорию вероятности. Подумав, я оставил их в покое. Айоте - человек не азартный. Что касается Рамамбы, я видел, как ему нелегко даётся наша сдержанная жизнь. Было заметно, что он привык к роскоши и вольности. Что вообще могло сюда привести такого ветреного, горячего человека и заставить его с таким трудом и рвением практиковать Ханддару? Если бы его преследовали, он мог бы укрыться в любом отдалённом Очаге, а не здесь. Я не уверен, что он соблюдает обет целомудрия, как собирался, и его страсть к азартным играм мне тоже известна. Но что-то привело его сюда. И он хороший врач.
Тут я внезапно подумал, как его встретил Тейре. Рамамбу он вспомнил, а меня - нет. С радостью принял лекарство и тут же успокоился. Что же это за лекарство, что смогло его успокоить, если другого больного, куда менее буйного, было намного труднее заставить заснуть? Очевидно, лекарства были разные. Я слышал о веществах, которые вызывают ощущение счастья, но человек привыкает к ним и не может без них обойтись. Наркотики больше распространены в Орготе, но встречаются и у нас. Неужели Тейре приходил сюда за этим?
Я нашёл лекаря за воротами Цитадели.
- Скажи, что за таблетки ты давал Тейре?
- Обычные... Те же, что и всегда, - сказал он. Он слишком разволновался, и я понял, что, похоже, оказался прав.
- Я не припомню у тебя лекарства с таким действием.
Он начал выпутываться, да так ловко, что я понял: ничего доказать не удастся. И было всё ещё очень вероятно, что я ошибаюсь. Нужно было ещё проверить мою догадку. Я чуял теперь правду, но одного чутья было мало.
Я помнил, как выглядели эти таблетки, и начал искать их. В доме Рамамбы я их не нашёл, зато они обнаружились в общей кладовой среди орехов. Зажав их в ладони, я пришёл к лекарю. Мне не хотелось наказывать его или разоблачать - во всяком случае, пока. Я был почти уверен, что он и сам хочет порвать с этим делом. Мне хотелось лишь проверить свою догадку так, чтобы он больше не отпирался.
- Смотри, - сказал я. - Сейчас я выясню, что это такое.
Я помнил, что Тейре он дал несколько штук, и сам съел пять или шесть. Около минуты Рамамба смотрел на меня с испугом, и я на него тоже.
А потом я вдруг понял, как глупо всё происходящее. До смешного глупо. Какие мы все маленькие и смешные, как мы переживаем и беспокоимся, а на самом деле миру до нас дела нет, мы для него все одинаковые, как маленькие белые пестри. Мы так много думаем о себе и друг о друге, а делаем совсем не то, что думаем. Я думал, что хочу помочь Тейре. А на самом деле мне просто весело было заниматься любовью. И говорить с ним было весело, когда он ещё говорил. И слушать его голос. А предсказывать - совсем не весело. Зато очень весело смотреть на Рамамбу, на то, какой он испуганный и удивлённый, как зверёк, прижавший уши, и сейчас он убежит! Я вернулся в Цитадель, и идти было легко и приятно, я был снежинкой, которую несёт ветер. А они все смотрели на меня, такие тяжёлые, застывшие, будто каменные, им никогда не было так хорошо, как мне!
Когда-то давно я научился отрешаться от себя, оставляя Миче далеко внизу. Но сейчас Миче был счастлив, и мне хотелось им быть. Разум Ткача остался в стороне и еле успевал за мной, весёлым и лёгким. Я всё ещё видел себя откуда-то со стороны, как героя легенды. Но теперь это была не легенда, а уморительный анекдот! Я видел теперь, каких глупостей натворил, и об этом нельзя было думать без смеха.
- Эй, знаете что! - закричал я. - Ваш Ткач - идиот! Нет, вы только послушайте, чего я наделал! Но об этом никому нельзя рассказывать. Эй! ВСЕ слышали, что об этом никому нельзя рассказывать? Я - идиот! И я вам врал! Я говорил, что у меня никогда не было кеммеринга? Так вот, у меня есть кеммеринг! Но он даже не помнит моего имени!
Я не помню всего, что я тогда выболтал. Но помню, как меня кто-то схватил за плечи и остановил. Мне это не нравилось, мне хотелось и дальше быть снежинкой и летать по Цитадели.
- Очнись, - мрачно сказал он. И это был Реко. - Я знаю, что никто меня не услышит, но ты должен услышать. Слушай меня! Слушай!
Он впервые заговорил, и это настолько потрясло меня, что моя голова прояснилась. Всё происходящее ещё казалось мне смешным, и особенно то, насколько я был бессилен, эгоистичен и наивен. Но отвечать на вопросы Реко я был в состоянии. Лгать было больше невозможно, и я выдал Рамамбу - впрочем, я знал, что никто в Цитадели не пустит эту историю дальше. Вот что с этим всем теперь делать, было неясно. Но я и над этим смеялся.
Постепенно спокойный разум Ткача вытеснил одурманенное сознание Миче, как тень - убывающую луну. Тело тоже потеряло свою лёгкость, и я бы опрокинулся назад, если бы Реко по-прежнему не держал меня за плечи.
- Отпустило, - сказал он. - Знаю, пробовал. Сейчас будет плохо.
Это я понимал и сам. Всякий раз, когда тратишь силы, тебе не принадлежащие, приходится за них расплачиваться, и это хорошо мне известно.
(продолжение в следующем посте)