Огонь и Вода (подборка цитат)
(В качестве дополнения к предыдущему постингу)
...Линкоры и Огонь связаны с концепцией "боя на уничтожение" (battle of annihilation). Как и положено Огню, это суть, основа и изначальная форма войны. Здесь у нас будут генеральные битвы Клаузевица и Мэхэна.
Клаузевиц, "О войне":
"Бой есть подлинная военная деятельность, и все остальное - лишь ее проводники. Присмотримся внимательно к природе боя.
Бой есть борьба, а цель последней - или уничтожить, или преодолеть противника; противником в каждом отдельном бою является та вооруженная сила, которая нам противостоит...
Что значит преодолеть противника? Не что иное, как уничтожить его вооруженные силы смертью, ранами или же каким-нибудь иным способом, будь то раз навсегда или в такой лишь мере, чтобы противник отказался от дальнейшей борьбы. Таким образом, закрывая пока глаза на все особые, частные цели боев, мы можем рассматривать полное или частичное устранение противника как единственную цель всякого боя".
Бой - это Огонь (оттуда же):
"Что теперь обычно делают в большом сражении? Спокойно размещают большие массы рядом и в затылок друг другу, в правильном порядке развертывают сравнительно небольшую часть целого и дают этой части часами истощаться в огневом бою, прерываемом время от времени и несколько подталкиваемом отдельными небольшими ударами, штыковыми атаками и кавалерийскими налетами. После того, как выдвинутая часть войск постепенно истощит таким путем свой боевой пыл и от него останется один перегар, ее отводят назад и заменяют другой.
Таким путем бой медленно догорает, смиряя свою стихию, как подмоченный порох, а когда ночной покров продиктует покой, ибо ничего уже нельзя различить и ни у кого нет охоты вверяться слепому случаю, тогда приступают к подсчету того, сколько осталось еще у той и другой стороны боеспособных масс, т.е. таких частей, которые не совсем еще пропали, как пропадают потухшие вулканы вследствие обвала их кратеров. Выясняют, сколько выиграно или проиграно пространства и как обстоит дело с обеспечением тыла; подводится итог отдельным впечатлениям храбрости и трусости, ума и глупости, которые подмечались как у себя, так и у противника, и общий учет выливается в одно общее впечатление, из которого слагается решение очистить поле сражения или возобновить бой на следующий день".
...Крейсера и Вода отсылают к "манёвренной войне" и связанными с ней построениями, вплоть до Святого Грааля стратегии - победы за счёт правильного расположения войск и идеального манёвра. Впрочем, в такой формулировке, это уже ближе к интелям...
Процитирую очередной коан Переслегина, это пример партии из его "настольной стратегии по клеточкам с посредником":
"Боевые действия развернулись на открытой территории, почти не содержащенй естественных препятствий (особенно, на востоке). Как форма местности, так и начертание границы благоприятствовали наступлению.
"Красные" объявили целью войны охрану границ и сохранение статус-кво. Их войска были построены по схеме эластичной обороны с некоторым массированием средств (в частности, артиллерии) на севере. Две танковые армии составили резерв.
"Синие" замыслили уничтожение войск противника в генеральном сражении. Планировались навязать "красных" битву в районе их столицы.
Ход боевых действий.
На севере артиллерийский огонь и демонстративное наступление противника вынудили "синих" без боя очистить приграничный выступ, сдать узловой город и перебросить резервы.
В центре наступление ударной армии "синих" развивалось беспрепятственно: "красные" отступали на восток, перебрасывая на фронт пехотные дивизии фронтовых резервов, а к левому флангу наступающей группировки они стягивали танковые армии и артиллерию.
К 7 ходу "синие" вышли в центральные области государства "красных", практически выполнив первый пункт своего плана.
В этот момент танковая группировка "красных" начала активные действия против слабо прикрытого фланга ударной армии. После долгих колебаний "синие" отказались от продолжения наступления и развернули войска на север, поставив им новую задачу - продвигаться к крепости и узловому городу.
"Красные" немедленно отступили, полагая, что чем больше противник растянет фронт своего наступления, тем хуже окажется его положение. Действительно, уже к девятому ходу "синие" выяснили, что они не могут наступать ни на восток, ни на север, не могут также и оборонять возникшую позицию.
Отступление ударной армии велось форсированными маршами под огнем неприятельской артиллерии. Естественно, оно сопровождалось большими потерями. "Параллельное преследование", энергично организованное танковыми корпусами "красных", вынудило противника не только отойти к границе, но и отдать без боя приграничный район. Вскоре "синие" очистили выступ, образовавшийся в центре фронта, отвели войска на тыловую позицию и предложили мир.
Итак, "красным" удалось не только защитить свои рубежи, но и, не потеряв ни одного человека, приобрести значительную территорию. Интересно отметить, что скорость отхода ударной армии "синих" втрое превышала темп ее наступления.
Эта операция выглядит не столь яркой, как "катастрофы развертывания" в примерах 2 и 3, однако, командующий войсками "красных" считает ее самым большим своим стратегическим достижением".
Клаузевиц глубоко презирал подобную идею:
"...Придется признать, что подход к уничтожению неприятельских сил лишь как к средству, причем целью всегда будет нечто другое, правилен только в своем логическом построении, но он может привести к ошибочным выводам, если упустить из виду, что именно уничтожение неприятельских вооруженных сил опять-таки содержится в этой цели боя и что она представляет лишь слабое видоизменение стремления к уничтожению противника.
Такое упущение привело во времена, предшествовавшие последней военной эпохе, к совершенно ложным взглядам и тенденциям, породило обрывки систем, при помощи которых теория рассчитывала тем выше подняться над простым ремеслом, чем меньше в ней будет стремление пользоваться подлинным инструментом, т.е. уничтожением неприятельских боевых сил.
Правда, подобная система не могла бы возникнуть, если бы при этом не прибегали и к другим ложным предпосылкам и не ставили на место уничтожения неприятельских вооруженных сил другие задачи, от разрешения которых ошибочно ожидали значительных результатов. Мы будем бороться с этими системами всякий раз, как к этому представится случай, но мы не можем приступить к рассмотрению боя, не подтвердив всего его значения и истинной его ценности и не предупредив о тех искривлениях, к которым может привести утверждение, истинное лишь в формальном отношении.
Но как же мы докажем, что уничтожение неприятельских боевых сил в большинстве случаев, и притом в наиболее важных, составляет самое главное? Какое возражение мы можем выдвинуть против крайне утонченного воззрения, которое мыслит возможным достигнуть больших результатов при помощи особо искусных форм или косвенным путем, сопряженным со сравнительно ничтожным непосредственным истреблением неприятельских сил, или при помощи небольших, но чрезвычайно искусно нанесенных ударов, настолько парализующих неприятельские силы и воздействующих на волю противника, что на такой метод следовало бы смотреть, как на значительное сокращение пути, ведущего к намеченной цели? Конечно, бой, данный в одном пункте, может иметь большее значение, чем в другом; конечно, и в стратегии имеют место искусный распорядок боев и постановка их в тесную связь между собой; да стратегия в этом искусстве и заключается; мы вовсе не намерены последнее отрицать, но мы утверждаем, что всюду и всегда господствующее значение принадлежит непосредственному уничтожению неприятельских боевых сил. Это господствующее значение, а не что-либо другое, мы и хотим отвоевать для принципа уничтожения".
То есть, эту идею, "утончённое воззрение" на стратегию, Клаузевиц считал излишне интельской.
"Доказательство этого утверждения представляется нам чрезвычайно простым; оно кроется в том времени, которого требует всякая сложная (искусная) комбинация. Вопрос о том, что даст больший результат, простой ли удар или более сложный, искусный, может быть без колебаний разрешен в пользу последнего, если противник мыслится как пассивный объект. Но каждый сложный удар требует больше времени; это время должно быть ему предоставлено, и притом так, чтобы контрудар против одной части не помешал целому закончить необходимые приготовления к нужному успеху. Если противник решится на более простой удар, выполнимый в короткий срок, то он предупредит нас и затормозит успех большого плана. Поэтому при оценке сложного удара надо принимать в расчет все опасности, которые угрожают ему в процессе подготовки; применять это средство можно лишь тогда, когда нет оснований опасаться помехи со стороны неприятеля путем более короткого удара. При наличии же такого опасения надо самому выбирать более краткий путь и идти по пути упрощения постольку, поскольку того требуют характер противника, условия, в которых он находится, и прочие обстоятельства. Если мы оставим бледные впечатления отвлеченных понятий и спустимся в сферу действительной жизни, то мы увидим, что подвижный, смелый и решительный противник не даст нам времени для искусных комбинаций дальнего прицела, а между тем против такого-то противника искусство нам больше всего и понадобится. Этим, как нам представляется, наглядно устанавливается преимущество простых и непосредственных приемов над сложными.
Таким образом, наше мнение клонится не к тому, что простой удар - самый лучший, но что не следует замахиваться шире, чем то дозволяет место, и что дело тем скорее сведется к непосредственному бою, чем воинственнее будет наш противник. Таким образом, не только не следует пытаться превзойти противника в создании сложных планов, но, наоборот, надо стараться всегда опережать его в противоположном направлении.
Если добираться до исходных основ этих двух противоположных начал, то придется признать, что в основании одного лежит ум, в основании другого - мужество. Крайне соблазнительно верить, что умеренное мужество в соединении с крупным разумом даст большие результаты, чем умеренный разум, сопряженный с большим мужеством. Если, однако, не рисовать себе эти элементы в неравных и не оправдываемых логикой соотношениях, то мы не имеем никакого права предоставить такой перевес уму над мужеством в той области, которая зовется опасностью и на которую надо смотреть как на подлинное родовое поместье храбрости...
Тот, кто без предвзятости знакомится с историей, должен признать, что из всех воинских доблестей энергия в ведении войны всегда более всего содействовала успеху и славе оружия".
Короче, интели сосут, потому что интели трусливы, интели боятся честной рубки. Они думают, что ум компенсирует отсутствие мужества - они ошибаются.
Но в рамках моей концепции, Клаузевиц был не совсем прав. То, о чём он пишет - это максимум интели на Востоке, победа за счёт искусства. Это Восток, это Вода, это всё ещё не Воздух. Мощь армии, сила боевого духа, и искусство войны, искусство манёвра и удара по слабому месту не отрицают друг друга.
До чисто же западных концепций ведения боевых действий, до концепции победы за счёт подавляющего технического превосходства и безнаказанного уничтожения противника, Клаузевиц, к счастью своему, не дожил.
...Линкоры и Огонь связаны с концепцией "боя на уничтожение" (battle of annihilation). Как и положено Огню, это суть, основа и изначальная форма войны. Здесь у нас будут генеральные битвы Клаузевица и Мэхэна.
Клаузевиц, "О войне":
"Бой есть подлинная военная деятельность, и все остальное - лишь ее проводники. Присмотримся внимательно к природе боя.
Бой есть борьба, а цель последней - или уничтожить, или преодолеть противника; противником в каждом отдельном бою является та вооруженная сила, которая нам противостоит...
Что значит преодолеть противника? Не что иное, как уничтожить его вооруженные силы смертью, ранами или же каким-нибудь иным способом, будь то раз навсегда или в такой лишь мере, чтобы противник отказался от дальнейшей борьбы. Таким образом, закрывая пока глаза на все особые, частные цели боев, мы можем рассматривать полное или частичное устранение противника как единственную цель всякого боя".
Бой - это Огонь (оттуда же):
"Что теперь обычно делают в большом сражении? Спокойно размещают большие массы рядом и в затылок друг другу, в правильном порядке развертывают сравнительно небольшую часть целого и дают этой части часами истощаться в огневом бою, прерываемом время от времени и несколько подталкиваемом отдельными небольшими ударами, штыковыми атаками и кавалерийскими налетами. После того, как выдвинутая часть войск постепенно истощит таким путем свой боевой пыл и от него останется один перегар, ее отводят назад и заменяют другой.
Таким путем бой медленно догорает, смиряя свою стихию, как подмоченный порох, а когда ночной покров продиктует покой, ибо ничего уже нельзя различить и ни у кого нет охоты вверяться слепому случаю, тогда приступают к подсчету того, сколько осталось еще у той и другой стороны боеспособных масс, т.е. таких частей, которые не совсем еще пропали, как пропадают потухшие вулканы вследствие обвала их кратеров. Выясняют, сколько выиграно или проиграно пространства и как обстоит дело с обеспечением тыла; подводится итог отдельным впечатлениям храбрости и трусости, ума и глупости, которые подмечались как у себя, так и у противника, и общий учет выливается в одно общее впечатление, из которого слагается решение очистить поле сражения или возобновить бой на следующий день".
...Крейсера и Вода отсылают к "манёвренной войне" и связанными с ней построениями, вплоть до Святого Грааля стратегии - победы за счёт правильного расположения войск и идеального манёвра. Впрочем, в такой формулировке, это уже ближе к интелям...
Процитирую очередной коан Переслегина, это пример партии из его "настольной стратегии по клеточкам с посредником":
"Боевые действия развернулись на открытой территории, почти не содержащенй естественных препятствий (особенно, на востоке). Как форма местности, так и начертание границы благоприятствовали наступлению.
"Красные" объявили целью войны охрану границ и сохранение статус-кво. Их войска были построены по схеме эластичной обороны с некоторым массированием средств (в частности, артиллерии) на севере. Две танковые армии составили резерв.
"Синие" замыслили уничтожение войск противника в генеральном сражении. Планировались навязать "красных" битву в районе их столицы.
Ход боевых действий.
На севере артиллерийский огонь и демонстративное наступление противника вынудили "синих" без боя очистить приграничный выступ, сдать узловой город и перебросить резервы.
В центре наступление ударной армии "синих" развивалось беспрепятственно: "красные" отступали на восток, перебрасывая на фронт пехотные дивизии фронтовых резервов, а к левому флангу наступающей группировки они стягивали танковые армии и артиллерию.
К 7 ходу "синие" вышли в центральные области государства "красных", практически выполнив первый пункт своего плана.
В этот момент танковая группировка "красных" начала активные действия против слабо прикрытого фланга ударной армии. После долгих колебаний "синие" отказались от продолжения наступления и развернули войска на север, поставив им новую задачу - продвигаться к крепости и узловому городу.
"Красные" немедленно отступили, полагая, что чем больше противник растянет фронт своего наступления, тем хуже окажется его положение. Действительно, уже к девятому ходу "синие" выяснили, что они не могут наступать ни на восток, ни на север, не могут также и оборонять возникшую позицию.
Отступление ударной армии велось форсированными маршами под огнем неприятельской артиллерии. Естественно, оно сопровождалось большими потерями. "Параллельное преследование", энергично организованное танковыми корпусами "красных", вынудило противника не только отойти к границе, но и отдать без боя приграничный район. Вскоре "синие" очистили выступ, образовавшийся в центре фронта, отвели войска на тыловую позицию и предложили мир.
Итак, "красным" удалось не только защитить свои рубежи, но и, не потеряв ни одного человека, приобрести значительную территорию. Интересно отметить, что скорость отхода ударной армии "синих" втрое превышала темп ее наступления.
Эта операция выглядит не столь яркой, как "катастрофы развертывания" в примерах 2 и 3, однако, командующий войсками "красных" считает ее самым большим своим стратегическим достижением".
Клаузевиц глубоко презирал подобную идею:
"...Придется признать, что подход к уничтожению неприятельских сил лишь как к средству, причем целью всегда будет нечто другое, правилен только в своем логическом построении, но он может привести к ошибочным выводам, если упустить из виду, что именно уничтожение неприятельских вооруженных сил опять-таки содержится в этой цели боя и что она представляет лишь слабое видоизменение стремления к уничтожению противника.
Такое упущение привело во времена, предшествовавшие последней военной эпохе, к совершенно ложным взглядам и тенденциям, породило обрывки систем, при помощи которых теория рассчитывала тем выше подняться над простым ремеслом, чем меньше в ней будет стремление пользоваться подлинным инструментом, т.е. уничтожением неприятельских боевых сил.
Правда, подобная система не могла бы возникнуть, если бы при этом не прибегали и к другим ложным предпосылкам и не ставили на место уничтожения неприятельских вооруженных сил другие задачи, от разрешения которых ошибочно ожидали значительных результатов. Мы будем бороться с этими системами всякий раз, как к этому представится случай, но мы не можем приступить к рассмотрению боя, не подтвердив всего его значения и истинной его ценности и не предупредив о тех искривлениях, к которым может привести утверждение, истинное лишь в формальном отношении.
Но как же мы докажем, что уничтожение неприятельских боевых сил в большинстве случаев, и притом в наиболее важных, составляет самое главное? Какое возражение мы можем выдвинуть против крайне утонченного воззрения, которое мыслит возможным достигнуть больших результатов при помощи особо искусных форм или косвенным путем, сопряженным со сравнительно ничтожным непосредственным истреблением неприятельских сил, или при помощи небольших, но чрезвычайно искусно нанесенных ударов, настолько парализующих неприятельские силы и воздействующих на волю противника, что на такой метод следовало бы смотреть, как на значительное сокращение пути, ведущего к намеченной цели? Конечно, бой, данный в одном пункте, может иметь большее значение, чем в другом; конечно, и в стратегии имеют место искусный распорядок боев и постановка их в тесную связь между собой; да стратегия в этом искусстве и заключается; мы вовсе не намерены последнее отрицать, но мы утверждаем, что всюду и всегда господствующее значение принадлежит непосредственному уничтожению неприятельских боевых сил. Это господствующее значение, а не что-либо другое, мы и хотим отвоевать для принципа уничтожения".
То есть, эту идею, "утончённое воззрение" на стратегию, Клаузевиц считал излишне интельской.
"Доказательство этого утверждения представляется нам чрезвычайно простым; оно кроется в том времени, которого требует всякая сложная (искусная) комбинация. Вопрос о том, что даст больший результат, простой ли удар или более сложный, искусный, может быть без колебаний разрешен в пользу последнего, если противник мыслится как пассивный объект. Но каждый сложный удар требует больше времени; это время должно быть ему предоставлено, и притом так, чтобы контрудар против одной части не помешал целому закончить необходимые приготовления к нужному успеху. Если противник решится на более простой удар, выполнимый в короткий срок, то он предупредит нас и затормозит успех большого плана. Поэтому при оценке сложного удара надо принимать в расчет все опасности, которые угрожают ему в процессе подготовки; применять это средство можно лишь тогда, когда нет оснований опасаться помехи со стороны неприятеля путем более короткого удара. При наличии же такого опасения надо самому выбирать более краткий путь и идти по пути упрощения постольку, поскольку того требуют характер противника, условия, в которых он находится, и прочие обстоятельства. Если мы оставим бледные впечатления отвлеченных понятий и спустимся в сферу действительной жизни, то мы увидим, что подвижный, смелый и решительный противник не даст нам времени для искусных комбинаций дальнего прицела, а между тем против такого-то противника искусство нам больше всего и понадобится. Этим, как нам представляется, наглядно устанавливается преимущество простых и непосредственных приемов над сложными.
Таким образом, наше мнение клонится не к тому, что простой удар - самый лучший, но что не следует замахиваться шире, чем то дозволяет место, и что дело тем скорее сведется к непосредственному бою, чем воинственнее будет наш противник. Таким образом, не только не следует пытаться превзойти противника в создании сложных планов, но, наоборот, надо стараться всегда опережать его в противоположном направлении.
Если добираться до исходных основ этих двух противоположных начал, то придется признать, что в основании одного лежит ум, в основании другого - мужество. Крайне соблазнительно верить, что умеренное мужество в соединении с крупным разумом даст большие результаты, чем умеренный разум, сопряженный с большим мужеством. Если, однако, не рисовать себе эти элементы в неравных и не оправдываемых логикой соотношениях, то мы не имеем никакого права предоставить такой перевес уму над мужеством в той области, которая зовется опасностью и на которую надо смотреть как на подлинное родовое поместье храбрости...
Тот, кто без предвзятости знакомится с историей, должен признать, что из всех воинских доблестей энергия в ведении войны всегда более всего содействовала успеху и славе оружия".
Короче, интели сосут, потому что интели трусливы, интели боятся честной рубки. Они думают, что ум компенсирует отсутствие мужества - они ошибаются.
Но в рамках моей концепции, Клаузевиц был не совсем прав. То, о чём он пишет - это максимум интели на Востоке, победа за счёт искусства. Это Восток, это Вода, это всё ещё не Воздух. Мощь армии, сила боевого духа, и искусство войны, искусство манёвра и удара по слабому месту не отрицают друг друга.
До чисто же западных концепций ведения боевых действий, до концепции победы за счёт подавляющего технического превосходства и безнаказанного уничтожения противника, Клаузевиц, к счастью своему, не дожил.