Юпитер, которого не было: сфинкс и пластун, или первый и пятый контур

[gest]

[Когда я писал этот постинг, я ещё не был знаком с контурами Лири. То, что я здесь называю первым контуром, на самом деле является вторым.]

Тогда, в пару к постингу о Хале и воспитании внутреннего варвара, я хотел вспомнить рассказ Пола Андерсона "Зовите меня Джо".

Юпитер американской послевоенной фантастики, страна пышных джунглей под облачным покровом. Невозможные температуры, невозможное давление. В этот ад, где не выдерживает никакая техника, земляне забрасывают "юпитерианского сфинкса", искуственно созданное существо, которым телепатически управляет оператор с орбиты.
Его назвали Джо.



Вот он, красавчик. Да, это варвар. Отметьте топор, он из льда - в условиях тамошнего Юпитера, обычный лёд становится твёрдым, как металл.

Человек, который управляет Джо - инвалид. Вернее, он инвалид там, среди землян, а в теле Джо он могучий охотник, повелитель своего мира. Кончается рассказ тем, что он делает выбор в пользу Юпитера. Его земное тело умирает, а сам он окончательно превращается в Джо и становится родоночальником новой расы - Джо был первым из партии разнополых "сфинксов".
Но меня здесь интересуют сам процесс пробуждения варварства. Пусть всё указывает на то, что оператор был варваром с самого начала - именно Юпитер и Джо позволили ему вернуться к корням и осознать свою истинную природу.

Вот начало. Общая идея - "Юпитер это ад".

Ревущий ураган принесся из тьмы, сгущавшейся на востоке. Впереди себя он гнал колючее облако аммиачной пыли. Не  прошло  и  минуты,  как  Эдвард Энглси был ослеплен.
    Всеми четырьмя лапами он вцепился в жесткий  щебень,  устилавший  все вокруг, вжался в него, пытаясь прикрыть телом свою жалкую плавильню. Череп раскалывался от адского завывания ветра. Что-то хлестнуло  его  по  спине, так что брызнула кровь. Вырванное ураганом дерево взмыло корнями  вверх  и унеслось за сотню миль.  Невероятно  высоко,  среди  бурлящих  ночных  туч сверкнула молния.
    Словно в ответ, в ледяных горах грянул гром. Гигантский язык  пламени устремился к небу. Целый склон обрушился  вниз,  лавиной  рассыпавшись  по долине. Земля вздрогнула.
    "Натриевый взрыв", - подумал Энглси сквозь барабанный гул. В неверном свете пожара и молний  он  отыскал  свой  аппарат.  Его  мускулистые  лапы собрали инструменты.  Желоб  для  стока  расплавленной  воды  он  обхватил хвостом и начал пробиваться по туннелю к своей "землянке".
    Стены и потолок убежища были сложены из воды. Невероятная удаленность Солнца обратила ее в лед, спрессованный многотонным  давлением  атмосферы. Воздух поступал через узкий дымоход. Коптилка с древесным маслом,  горящим в водороде, тускло освещала единственную комнату.
    Тяжело дыша, Энглси расстелил на полу  свою  синюю  робу.  Проклинать грозу было бессмысленно. Такие аммиачные бури часто налетали с  закатом  и тогда ничего не оставалось, как только пережидать их. К тому же он устал.
    Часов через пять настанет утро, а он надеялся  выковать  свой  первый топор еще этим вечером. Впрочем, может быть, даже лучше  сделать  его  при дневном свете. Он взял с  полки  десятиногую  тушку  и  съел  мясо  сырым, останавливаясь только для того, чтобы сделать  несколько  больших  глотков метана  из  кружки.  Когда  у  него  будут  настоящие  инструменты,  все переменится. До сих пор ему приходилось делать всю работу - рыть,  резать, обтачивать предметы -  при  помощи  собственных  зубов  и  когтей.  Только изредка удавалось  приспособить  кусок  льда  поострее  или  отвратительно мягкие искореженные обломки звездолета.

Заметьте, это не Хала - человек пытается играть по человеческим правилам, он думает, как человек. А этот мир пока не очень подходит для человека.
Дальше начинается настоящий кошмар - Джо просыпается от того, что его убивают какие-то мелкие твари, пробравшиеся в хижину.

    Джо закричал Судорожным  движением  он  оторвал  от  своего  горла  и швырнул извивающееся черное тело через всю комнату. Оно гулко ударилось  о стену. Лампа упала на пол и погасла.
    Джо стоял в темноте, тяжело дыша, смутно сознавая, что, пока он спал, пронзительное завывание ветра за стеной утихло  и  превратилось  в  низкое ворчание. Существо, которое он сбросил с себя, приглушенно стонало от боли и ползало вдоль стены.  В  полной  темноте  Джо  попытался  нащупать  свою дубинку.
    Снова раздалось царапанье когтей! Туннель! Они лезут  через  туннель! Ничего не видя, Джо двинулся им навстречу. Его сердце лихорадочно стучало. В нос бил чужой смрадный запах. Схватив нового  врага,  Джо  почувствовал, что тот раза в два меньше его. Зато у него были  шесть  ног  со  страшными когтями и пара  трехпалых  рук,  которые  потянулись  к  его  глазам.  Джо выругался, поднял корчащееся тело и грохнул его об пол.  Раздался  стон  и хруст костей.
    - Ну давайте!
    Джо изогнул спину и зашипел на своих врагов.
    Они лезли через туннель в комнату. Пока Джо боролся с одним, который, извиваясь, впился всеми когтями в его затылок, целая  дюжина  этих  тварей наполнила тесное помещение. Они цеплялись за ноги, стараясь  вскарабкаться к нему на спину. Джо бил их лапами, хвостом. Он упал,  и  сразу  же  целая куча навалилась на него. Потом он снова встал,  подняв  на  себе  всю  эту чудовищную груду.
    Стена убежища не выдержала  напора,  вздрогнула,  балка  подалась,  и крыша обвалилась.
    Энглси оказался в яме,  среди  разбитых  ледяных  плит,  под  тусклым светом заходящего Ганимеда.
    Теперь Джо мог разглядеть своих врагов. Они были  черного  цвета.  Их головы были  достаточно  велики,  чтобы  вместить  мозг,  конечно,  меньше человеческого, но, пожалуй, побольше обезьяньего. Их тут была целая  стая. Они выбирались из-под обломков и снова с  угрожающим  видом  бросались  на него.
    Но почему?
    Обезьянья реакция, подумал Энглси. Видит чужого  -  боится  чужого - ненавидит чужого - старается убить чужого.

Варвар понимает варварскую логику. Но согласитесь, хуже уже быть не может. Монстры забрались в ваше единственное укрытие, в ваше место для отдыха. Разнескли хижину, которую вы построили с таким трудом. В компьютерной игре самое время было бы перезагрузиться, правда? Но... Никогда не сдавайся - это самый важный урок. Пришла пора вспомнить, кто ты такой.

Его грудь вздымалась, с шумом качая воздух сквозь больное горло.  Джо схватил балку, переломил ее пополам и начал вращать твердой,  как  железо, палицей. Ближайшему от него врагу он снес череп, второму - перебил хребет. Третьего он  ударил  так,  что  тот  с  переломанными  ребрами  отлетел  к четвертому, и они оба рухнули. Джо захохотал. Это становилось забавным.
    - Прочь с дороги! Тигр идет!  -  заорал  он  и  бросился  по  ледяной равнине, преследуя стаю.
    Подвывая, враги кинулись врассыпную. Он гнал  их  до  тех  пор,  пока последний не скрылся в лесу.
    Тяжело дыша, Джо оглядел трупы. Его тело кровоточило и болело, а  его убежище  было  разрушено.  Но  он  им  показал!  Неожиданно  ему  страшно захотелось ударить себя в грудь и завыть. На мгновение он  заколебался.  А почему бы и нет? Энглси  задрал  голову  к  сумрачному  диску  Ганимеда  и торжествующе залаял в честь своей победы.
    Потом Джо принялся за работу. Прежде  всего  он  разложил  костер  на груде ржавчины, бывшей когда-то остатками корабля. Где-то вдали, в темноте завывала стая. Они еще не оставили его в покое, они еще вернутся.
    Джо оторвал кусок от одной из тушек и попробовал на вкус. Отлично!  А если  еще  хорошенько  приготовить...  Они  сделали  непоправимую  ошибку, обратив на себя его внимание! Он кончил свой завтрак,  когда  Ганимед  уже опускался за ледяные горы на западе. Скоро настанет утро. Воздух был почти неподвижен. Стая плоских, как блины, птиц пронеслась над головой,  отливая медью в первых лучах рассвета. Энглси окрестил их летающими сковородками.
    Джо копался в обломках  хижины,  пока  не  отыскал  своей  плавильной установки. Она была цела. Теперь первым делом надо расплавить немного воды и залить ее в формы, которые он с таким трудом изготовил. Получится топор, нож, пила и молоток - все что надо! В условиях Юпитера  метан  можно  было пить, как воду, а вода была  прочным  твердым  минералом.  Из  нее  выйдут прекрасные инструменты. А позже  он  испробует  различные  сплавы  воды  с другими веществами.
    Но это потом. К  черту  убежище!  Можно  снова  поспать  немного  под открытым небом. Главное - сделать лук, расставить ловушки, приготовиться к расправе над черными бестиями, когда они снова нагрянут.  Неподалеку  есть расщелина, уходящая глубоко в почву, к  самой  зоне  вечного  холода,  где водород - металл. Это настоящий природный холодильник. Здесь можно запасти мяса на несколько недель. Это обеспечит ему  досуг  -  и  еще  какой!  Джо радостно засмеялся и прилег полюбоваться восходом.
    В который уже раз он поразился, до чего хорош  этот  мир.  Какое  это наслаждение смотреть, как небольшой ослепительный шар солнца выплывает  из лиловых, с розовыми и золотистыми прожилками волн тумана на  востоке!  Как свет  постепенно  усиливается,  пока  весь  гигантский  купол  неба  не превратится в сплошное  ликующее  сияние!  До  чего  прекрасна  привольная щедрая равнина, пронизанная теплым и таким  живым  светом!  А  низкорослые леса, раскинувшиеся на миллионы  квадратных  миль,  а  слепящие  озера,  а похожие на перья диковинных птиц гейзеры, а сверкающие, как голубая сталь, ледяные горы на западе?!
    Энглси втянул свежий утренний ветер  глубоко  в  легкие  и  засмеялся радостно, как счастливый ребенок.

А вот это уже варвар во всём своём великолепии. Убивать! Убивать! Убивать! "Тигр идёт!" - я считаю, бессмертная реплика. "Я всегда буду сильнее их, я всегда буду страшнее их, я их всех убью и съем. Они ещё пожалеют...!" И да, "к чёрту убежище!" До чего прекрасна жизнь, до чего прекрасен мир...

И несколько месяцев спустя:
      В отливающем медью свете юпитерианского заката  под  темными  грядами облаков, в которых созревала новая буря, Джо бодро шагал по склону холма с чувством  человека,  хорошо  прожившего  трудовой  день.  За  его  спиной болтались две большие  плетеные  корзинки.  Одна  из  них  была  нагружена черными колючими плодами местной разновидности терновника, другая -  полна мотками толстых, как  канаты,  лиан,  которые  должны  были  заменить  ему веревку. Лучи заходящего солнца тускло блестели на лезвии топора,  который он нес на плече.
      ...
      Энглси сунул свои - Джо - пальцы в рот и свистнул. В кустах  раздался лай, и три "полуночных гостя" (этот визит их собратьев  когда-то  чуть  не кончился гибелью Джо) сломя  голову  бросились  к  нему.  Он  улыбнулся  и погладил их по головам. Приручение "щенков" этих черных тварей, которых он подобрал на охоте, шло значительно быстрее, чем он ожидал. Они станут  его сторожами, пастухами, слугами.

"Кто твой вожак? Я твой вожак!"

А для сранения и в смысловую пару...

Клиффорд Саймак, "На Юпитере".

Рассказ написан примерно в те же годы.
И та же тема - неистовый, выдуманный фантастами Юпитер. Схожий метод исследования - человека превращают в искусственную форму жизни, предельно адаптированную к юпитерианской среде. Правда, на сей раз, это существо не сконструированно с нуля, а скопировано с самого высокоразвитого местного обитателя.

Но самое главное, фундаментальное различие, состоит в том, что в шкуре юпитерианина человек превращается не в варвара, а в синергетика.

      Это был совсем не тот Юпитер, который он привык наблюдать на телевизионном экране. Он ждал, что увидит планету по-новому, но только не такой! Он ждал, что будет брошен в ад аммиачного дождя, вонючих газов и оглушительного рева урагана. Он ждал клубящихся туч, непроницаемого тумана, зловещих вспышек чудовищных молний.
      Но он не ждал, что хлещущий ливень превратится в легкую лиловатую дымку, тихо плывущую над розово-лиловым дерном. И он не мог бы даже вообразить, что змеящиеся молнии окажутся нежным сиянием, озаряющим многоцветные небеса.
     Ожидая Таузера, Фаулер напряг мышцы своего нового тела и поразился его мощи и легкости. "Отличное тело!" - подумал он и пристыженно вспомнил, с какой жалостью наблюдал за пластунами на экране телевизора.
     Ведь почти невозможно было вообразить себе живой организм, построенный не из воды и кислорода, а из аммиака и водорода, и еще труднее было поверить, что подобное существо способно не хуже человека наслаждаться физической радостью бытия. Жизнь в бешеной мутной тьме за стенами станции представлялась немыслимой - ведь они не знали, что для глаз обитателей Юпитера этой мутной тьмы вообще не существует.
     Ветер ласково поглаживал его, и он растерянно вспомнил, что по земным нормам этот ветер был неистовым ураганом, мчащим смертоносные газы со скоростью двести миль в час.
     Его тело впитывало приятные ароматы. Но можно ли было назвать их ароматами? Ведь он воспринимал их не с помощью обоняния, не так, как раньше. Казалось, все его существо пронизано ощущением лаванды, но только это была не лаванда. Он понимал, что для обозначения такого восприятия в его распоряжении нет слов - это, без сомнения, была первая из бесчисленных терминологических трудностей, ожидающих его. Ведь слова и мысленные символы, которыми он обходился как землянин, не могли уже служить ему, когда он стал юпитерианином.
     В стене станции открылась дверь тамбура, и оттуда выскочил Таузер, то есть, по-видимому, это был Таузер.
     Фаулер хотел позвать собаку, и в его мозгу уже возникли нужные слова, но он не смог их произнести.
     Никак. Ему нечем было их произносить.
     На мгновение им овладел ужас, слепой панический страх.
     Как разговаривают юпитериане? Как...
     Внезапно он ощутил Таузера где-то неимоверно близко, ощутил неуклюжую жаркую любовь лохматого зверя, который странствовал с ним по многим планетам. Ему вдруг показалось, что существо, которое было Таузером, очутилось внутри его черепа.
     И из буйной радости встречи родились слова:
      - Привет, друг!
     Нет, не слова, а что-то лучше слов. Мысленные символы в его мозгу, прямо им воспринимаемые и передающие оттенки смысла, которые недоступны cловам.
      - Привет, Таузер, - сказал он.
      - А я отлично себя чувствую, - объявил Таузер. - Будто опять стал щенком. Последнее время я что-то совсем расклеился. Лапы не слушаются, от зубов одни пеньки остались. Уж такими зубами кости не разгрызешь. И блохи допекают. Раньше-то я на них никакого внимания не обращал. В молодости я их и не замечал вовсе.
      - Но... но... - мысли Фаулера путались. - Ты со мной разговариваешь!
      - А как же! - сказал Таузер. - Я-то с тобой всегда разговаривал, только ты меня не слышал. Я старался, но у меня не получалось.
      - Иногда я тебя понимал, - заметил Фаулер.
      - Не очень, - возразил Таузер. - Ты, конечно, разбирался, когда я хотел есть, или пить, или прогуляться. Но ничего больше до тебя не доходило.
      - Извини, - сказал Фаулер.
      - Да чего там! - успокоил его Таузер. - Давай побежим наперегонки вон к тому утесу!
      Только сейчас Фаулер заметил этот утес, сверкавший удивительным хрустальным блеском в тени цветных облаков - до него было несколько миль.
      - Очень далеко... - нерешительно заметил Фаулер.
      - Да ладно тебе! - отозвался Таузер и побежал к утесу.
     Фаулер побежал за ним, проверяя свои ноги, проверяя мощь своего нового тела - сначала неуверенно, затем с изумлением. Но уже несколько секунд спустя он бежал, упиваясь восторгом, ощущая себя единым целым с розово-лиловым дерном, с дымкой дождя, плывущей над равниной.
     Внезапно он ощутил музыку - музыку, которая вливалась в его бегущее тело, пронизывала все его существо и уносила все дальше на крыльях серебряной быстроты. Музыка, чем-то похожая на перезвон колоколов, разносящийся в солнечное весеннее утро с одинокой колокольни на холме.
     Он приближался к утесу, и музыка становилась все более властной, заполняя всю Вселенную брызгами магических звуков. И тут он понял, что это звенит водопад, легкими клубами низвергаясь с крутого склона сверкающего утеса.
     Только, конечно, не водопад, а аммиакопад, и утес был ослепительно белым потому, что слагался из твердого кислорода.
     Он резко остановился рядом с Таузером там, где над водопадом висела мерцающая стоцветная радуга.
     Стоцветная в буквальном смысле слова, потому что тут первичные цвета не переходили один в другой, как их видят люди, но были четко разложены на всевозможные оттенки.
      - Музыка... - сказал Таузер.
      - Да, конечно. И что?
      - Музыка, - повторил Таузер, - это вибрация. Вибрация падающей воды.
      - Но, Таузер, ты же ничего не знаешь о вибрациях!
      - Нет, знаю, - возразил Таузер. - Это мне только что вскочило в голову.
     Фаулер мысленно ахнул.
      - Только что вскочило!
     И внезапно ему самому пришла в голову формула... формула процесса, с помощью которого можно было бы создать металл, способный выдерживать давление юпитерианской атмосферы.
     Фаулер в изумлении уставился на водопад, и его сознание мгновенно восприняло все множество цветов и в точной последовательности распределило их по спектру. Это сделалось как-то само собой. На пустом месте - ведь он ничего не знал о металлах, ни о цветах.
      - Таузер! - вскричал он. - Таузер, с нами что-то происходит!
      - Ага, - сказал Таузер. - Я знаю.
      - Это наш мозг, - продолжал Фаулер. - Мы используем его весь, до последнего скрытого уголка. Используем, чтобы узнать то, что должны были бы знать с самого начала.
     И новообретенная ясность мысли подсказала ему, что дело не ограничится только красками водопада или металлом, способным выдержать давление атмосферы Юпитера, - он уже предвидел многое другое, хотя пока еще не мог точно определить, что именно. Но, во всяком случае, то, что должен был бы знать любой мозг, если бы он полностью использовал свои возможности.
      - Мы все еще принадлежим Земле, - сказал Фаулер. - Мы только-только начинаем постигать начатки того, что нам предстоит узнать, того, что мы не сможем узнать, оставаясь просто людьми, так как наш прежний мозг был плохо приспособлен для интенсивного мышления и не обладал некоторыми свойствами, необходимыми для полноты познания.
     Он оглянулся на станцию - ее темный купол отсюда казался совсем крохотным.
     Там остались его сотрудники, которые не были способны увидеть красоту Юпитера. Они считали, что клубящийся туман и струи ливня скрывают от их взглядов поверхность планеты. Тогда как виноваты в этом были только их глаза. Слабые глаза, не способные увидеть красоту облаков, не способные различить что-либо за завесом дождя. И тела, не воспринимающие упоительную музыку, которую рождают падающие с обрыва струи.
     И он, Фаулер, тоже ждал встречи с ужасным, трепетал перед неведомыми опасностями, готовился смириться с тягостным, чуждым существованием.
     Но вместо всего этого он обрел многое, что было ему недоступно в человеческом обличье. Более сильное и ловкое тело. Бьющую ключом радость жизни. Более острый ум. И мир более прекрасный, чем тот, какой когда-либо грезился мечтателям на Земле.
      - Идем же! - теребил его Таузер.
      - Куда ты хочешь идти?
      - Да куда угодно! - ответил Таузер. - Просто отправимся в путь и посмотрим, где он окончится. У меня такое чувство... ну, просто такое чувство.
      - Я понимаю, - сказал Фаулер.
     Потому что и у него было это чувство. Чувство какого-то высокого предназначения. Ощущение величия. Уверенность, что за гранью горизонта их ждут удивительные приключения... Нет, нечто большее, чем самые захватывающие приключения!
     И он понял, что пять его предшественников также испытали это чувство. Их тоже охватило властное стремление отправиться туда - навстречу более полной жизни, более совершенным знаниям.
     Вот почему ни один из них не вернулся.
      - Я не хочу назад! - сказал Таузер.
      - Но нас там ждут, - ответил Фаулер, направился было к станции и вдруг остановился.
     Вернуться в стены купола. Вернуться в прежнее больное тело. Раньше оно не казалось ему больным, но теперь он понял, что такое настоящее здоровье.
     Назад - к затуманенному мозгу, к спутанности мыслей. Назад - к шевелящимся ртам, которые образуют звуки, воспринимаемые другими. Назад - к зрению, которое хуже, чем слепота. Назад - к связанности движений, назад к незнанию.
      - Нам столько надо сделать и столько увидеть! - настаивал Таузер. - Мы еще должны многому научиться. Узнать, открыть...
     Да, они могут многое открыть. Возможно, они найдут тут цивилизацию, по сравнению с которой земная цивилизация покажется ничтожной. Они найдут здесь красоту и - что еще важнее - настоящее восприятие красоты. И дружбу, какой еще никто не знавал - ни один человек и ни одна собака.
      И жизнь - такую полную, что по сравнению с ней его прошлое казалось лишь прозябанием.
      - Я не могу вернуться, - сказал Таузер. - Они опять сделают меня псом.
      - А меня - человеком, - ответил Фаулер. - Но мы вернемся, когда узнаем то, что должны узнать.

Вот иллюстрация к этому рассказу, из книги моего детства. И она, и текст в своё время сильно на меня повлияли.





Ну да, синергетик похож на инопланетную лошадь, что поделаешь. С тех самых пор это моя устойчивая ассоциация.

(Отдельный бонус тем, кто читал "Город" и помнит, чем там всё в итоге кончилось.)