Поршнев, Диденко и другие; или Концепция - прыжок в сторону (миф)
*пауза*
Меня эта концепция привлекла своим мифологическим подтекстом. Первые люди, знающие язык зверей и птиц, живущие в гармонии с природой - это миф Зарада. Страшное, вызывающее инстинктивный ужас, покрытое шерстью двуногое существо, живущее в лесу и управляющее зверьми - сам Зарад. Великий Пан - это тебе не " мальчик с рогами", это человекозверь, зверинный бог, в честь которого панический страх получил своё имя. Ведь именно Зарад изначально заведовал мужской инициацией, бдительно осматривая молодняк, решая, кто достоит стать мужчиной и продолжить род. Это Зараду, повелителю зверей и охотников, отдавали часть добычи и приносили жерты, чтобы следующая охота была столь же удачной.
Вероятно, теория Поршнева могла появиться только в Советском союзе.
"Поршнев убедительно показал, что подобные реконструкции при всех их различиях неотвратимо ведут в один и тот же логический тупик, из которого остается лишь один честный выход: признать, что без гипотезы о творце проблема появления человека принципиально неразрешима" - и, как настоящий советский материалист, он решил пойти другим путём.
Да, Маркс с Энгельсом писали о первобытном коммунизме, но, соответствуя букве учения, это понятие противоречило духу. Начиная с идеологов Просвящения, критикующих Средние века, в прошлом оставалась эпоха мракобесия и тирании, впереди начиналась заря эры Разума. Будучи новым государством, СССР неизбежно проецировал на культурную сферу ту же модель.
А первобытный коммунизм подразумевал первобытного коммуниста, легко берущего любые преграды на пути прогресса и объективных законов исторического развития. Отсюда было рукой подать до "первого джентельмена" - светлокожего кроманьонца, каменным топором реализующего свою волю к жизни и власти. Из-за спины одетого в шкуры Адама, грозы саблезубых тигров, выглядывал благообразный старик на облаке. Поршнев не собирался терпеть подобный буржуазный идеализм. Его первочеловек - убогий трупоед, слабый и голый некрофаг, неспособный причинить вред ни одному живому существу. И этот образ, скрытый в нём потенциал дегероизации захватил умы советских читателей. Я впервые услышал о трупоедах в школе, от учителя биологии. Не так давно об этим вспоминал serb_2, в рамках той же советской модели. И Максимов не без гордости пишет: "Но укоренившаяся в массовом сознании романтическая версия о предках-бойцах на деле не выдерживает никакой критики... Предки людей никогда не были хищниками, и не могли в них развиться эволюционным путем, поскольку хищники представляют весьма специализированные виды с жесточайшей конкуренцией из-за доступного "рациона"".
Но стоит пролистнуть несколько страниц, и парой росчерков пера жалкий некрофаг превращается в существо, собравшее в своём горле все звуки природы, чьими глазами были птицы, а когтями - звери. Кто запомнил эту часть, пусть романтическую и идеалистическую? Нуждается ли в других доказательствах тот факт, что читателей привлекала именно антигероичность концепции Поршнева?
Что ещё в ней советского? Все соглашаются, что одним из первых противопоставлений в человеческом сознании было неизбежное "мы-они". Но кто мы, и кто они?
Буржуазно-националистический взгляд был бы следующим. Наши предки были великими охотниками, смелыми и благородными. Их окружали существа жадные и завистливые, со смуглой кожей и кривыми ногами. Это были "они" - соседи наших предков, предки наших соседей. "Мы" периодически били "их" за подлость и мелкое крысятничество.
А у Поршнева грань "мы-они" пролегла внутри первобытного сообщества, став тем стимулом, неразрешимым противоречием, с которого началось развитие разума. "Они" - такие же как мы, но они едят нас. "Мы" ничего не можем с этим поделать, "мы" подчиняемся.
Здесь и неравенство, и классовая борьба, и эксплуатация невиданных масштабов. Первобытный мироед был в буквальном смысле людоедом и кровопийцей. А в качестве прибавочного продукта эксплуататоры изымали у эксплатируемых не только лишнюю еду, но и лишних детей. И ели их.
Заметим, как тщательно Поршнев удаляет любые возможности для сотрудничества и кооперации.
Почему палеоантропы могли вывести для охоты людей, но не использовали в тех же целях крупных хищников (волков, которых как раз тогда приручили, или, чем чёрт не шутит, хомотериев), у них ведь даже не пришлось подавлять основные инстинкты, вроде "не убий"? Почему обязательно людоедство?
Почему "лесной дух", со всеми его способностями, не мог помочь людям с охотой, например, привести дичь, спугнуть травоядных в сторону крутого обрыва, заманить зверей в расставленные охотниками ловушки? Это ведь более выгодная эволюционная стратегия, если подумать: охотятся в основном мужчины, если их жрать, мяса будет меньше, если им помогать, больше. Разводить людей на скот в принципе невыгодно, люди плодятся быстрее прочих высших обезьян, но не настолько же быстро - никакого сравнения с неприхотливыми свиньями, которые, кстати, тоже были приручены одними из первых.
В конце концов, почему первые войны описываются, как гладиаторские бои, взаимное истребление мужчин по воле жестоких владык-палеоантропов, а не, допустим, организованный налёт силами своих охотников на чужое "стадо"?
Но именно такого подхода требует логика классовой борьбы. Хоть палеоантропы и обязаны были конкурировать за пищевые ресурсы, их, как угнетателей, объединяли общие интересы, в то время как угнетаемые, "умники", были для них непримиримым классовым врагом. В итоге, назрел конфликт между производственными силами и производственными отношениями (живые инструменты и ходячие консервы стали излишне умными для своих основных функций). Сложилась революционная ситуация - "умники" не хотели быть едой, палеоантропы уже не могли воздейстовать на них суггестией. В ходе первой в истории человечества революции эксплуататоров-людоедов свергли, после чего всех палеоантропов и суггесторов ликвидировали, как класс, вернее, как биологический вид. Впрочем, Поршнев считал, что снежные люди - это и есть последние палеоантропы-недобитки, оттеснённые в самые глухие ареалы и вынужденно перешедшие на подножный корм.
И опять же, в соответствии с духом марксизма, вся мировая культура является лишь надстройкой, выросшей на суровом базисе изначальных экономических отношений (экономико-диетических, скажем так). Все религии и обряды, все мифы, сказки и легенды вышли оттуда. Всё идеальное является отрицанием чудовищного начала человеческой истории - или его воспроизведением.
"Люди разных исторических эпох и культур всячески "хоронили", то есть уберегали, прятали покойников, что делало невозможным их съедение. Исключением, которое, может быть, как раз восходит к интересующему нас перелому, является оставление покойников специально на поедание "дэвам" в древней дозороастрийской религии иранцев и в парсизме. Не выступают ли тут "дэвы" как преемники ископаемых палеоантропов? Пожалуй, то же можно подозревать и в обряде спускания покойника на плоту вниз по течению реки, в обряде оставления его на ветвях дерева, высоко в горах и т.п. ( дэв-див-тэнгу-Зарад - Г.Н.)
Если некогда умерщвление людей было связано со специфическими отношениями неоантропов с палеоантропами и очень рано было подменено жертвенным умерщвлением животных, в частности скота, то в Центральной и Южной Америке крупный домашний скот почти отсутствовал и первобытный обряд сохранился до времени сложных культов, тогда как древние греки уже с незапамятных времен заменили человеческие жертвы подносимыми всякого ранга божествам гекатомбами - горами - умерщвляемого скота.
Таким образом в наших глазах восстанавливается сначала кривая восходящего биологического значения этих жертвоприношений, то есть увеличение объема жертвуемой пищи для нелюдей (вернее, антилюдей), а позже начинается и затем круто заменяет эту реальную биологическую функцию символическая функция. Последняя может идти как прямо от человеческих жертвоприношений (религиозное самоубийство, самоуродование, самоограничение в форме поста и аскетизма, заточение), так и от жертв скотом и продуктами (посвящение животных, жертва первинок, кормление фетиша, сжигание, брызганье, возлияние)".
Страшные истории о великанах, колдунах и людоедах являются воспоминанием о палеоантропах.
("Тварь вылезла из темницы и двинулась вдоль по дорожке, низко наклонив голову к земле. Теперь она уже не пробовала открывать двери - она взяла след. Сейчас Конан разглядел ее получше: серый полумрак обрисовал гигантское человекоподобное тело, более мощное и тяжелое, однако, чем у любого человека. Сильно наклонившись, это существо бежало на задних лапах - заросшее и волосатое, с густым, отливающим серебром мехом. Голова твари была отвратительной пародией на человеческую, а длинные руки при беге задевали землю.
И здесь стала понятной причина того, почему человеческие кости в темницах сломаны и расщеплены, стала ясной природа ужаса казематов. Это была большая серая обезьяна, страшный людоед темных прибрежных лесных массивов моря Вилайет. Полумифические, малоизвестные обезьяны-каннибалы служили прототипом троллей в старых легендах, страшными волколаками-оборотнями народного эпоса, убийцами и людоедами темных лесов".
- Роберт Говард, "Час дракона".)
...Но и суровый Бог авраамических религий, в честь которого постятся и жгут свечи, тоже оказыватся палеоантропом, только несколько облагороженным, отказавшимся от непосредственных человеческих жертвоприношений ради иных источников пропитания. Других богов у человечества не было; сама идея религии - это аномалия, вызванная к жизни чудовищным первобытным неравенством между пожираемыми и пожирателями.
Я вижу в этом великую иронию. Поршнев решил доказать, что можно обойтись без Творца, и в итоге объявил Творца чудовищем. Но Чудовище Поршнева, в свою очередь, стало творцом человека, создав наш вид путём целенаправленного отбора и селекции.
(продолжение следует...)
Меня эта концепция привлекла своим мифологическим подтекстом. Первые люди, знающие язык зверей и птиц, живущие в гармонии с природой - это миф Зарада. Страшное, вызывающее инстинктивный ужас, покрытое шерстью двуногое существо, живущее в лесу и управляющее зверьми - сам Зарад. Великий Пан - это тебе не " мальчик с рогами", это человекозверь, зверинный бог, в честь которого панический страх получил своё имя. Ведь именно Зарад изначально заведовал мужской инициацией, бдительно осматривая молодняк, решая, кто достоит стать мужчиной и продолжить род. Это Зараду, повелителю зверей и охотников, отдавали часть добычи и приносили жерты, чтобы следующая охота была столь же удачной.
Вероятно, теория Поршнева могла появиться только в Советском союзе.
"Поршнев убедительно показал, что подобные реконструкции при всех их различиях неотвратимо ведут в один и тот же логический тупик, из которого остается лишь один честный выход: признать, что без гипотезы о творце проблема появления человека принципиально неразрешима" - и, как настоящий советский материалист, он решил пойти другим путём.
Да, Маркс с Энгельсом писали о первобытном коммунизме, но, соответствуя букве учения, это понятие противоречило духу. Начиная с идеологов Просвящения, критикующих Средние века, в прошлом оставалась эпоха мракобесия и тирании, впереди начиналась заря эры Разума. Будучи новым государством, СССР неизбежно проецировал на культурную сферу ту же модель.
А первобытный коммунизм подразумевал первобытного коммуниста, легко берущего любые преграды на пути прогресса и объективных законов исторического развития. Отсюда было рукой подать до "первого джентельмена" - светлокожего кроманьонца, каменным топором реализующего свою волю к жизни и власти. Из-за спины одетого в шкуры Адама, грозы саблезубых тигров, выглядывал благообразный старик на облаке. Поршнев не собирался терпеть подобный буржуазный идеализм. Его первочеловек - убогий трупоед, слабый и голый некрофаг, неспособный причинить вред ни одному живому существу. И этот образ, скрытый в нём потенциал дегероизации захватил умы советских читателей. Я впервые услышал о трупоедах в школе, от учителя биологии. Не так давно об этим вспоминал serb_2, в рамках той же советской модели. И Максимов не без гордости пишет: "Но укоренившаяся в массовом сознании романтическая версия о предках-бойцах на деле не выдерживает никакой критики... Предки людей никогда не были хищниками, и не могли в них развиться эволюционным путем, поскольку хищники представляют весьма специализированные виды с жесточайшей конкуренцией из-за доступного "рациона"".
Но стоит пролистнуть несколько страниц, и парой росчерков пера жалкий некрофаг превращается в существо, собравшее в своём горле все звуки природы, чьими глазами были птицы, а когтями - звери. Кто запомнил эту часть, пусть романтическую и идеалистическую? Нуждается ли в других доказательствах тот факт, что читателей привлекала именно антигероичность концепции Поршнева?
Что ещё в ней советского? Все соглашаются, что одним из первых противопоставлений в человеческом сознании было неизбежное "мы-они". Но кто мы, и кто они?
Буржуазно-националистический взгляд был бы следующим. Наши предки были великими охотниками, смелыми и благородными. Их окружали существа жадные и завистливые, со смуглой кожей и кривыми ногами. Это были "они" - соседи наших предков, предки наших соседей. "Мы" периодически били "их" за подлость и мелкое крысятничество.
А у Поршнева грань "мы-они" пролегла внутри первобытного сообщества, став тем стимулом, неразрешимым противоречием, с которого началось развитие разума. "Они" - такие же как мы, но они едят нас. "Мы" ничего не можем с этим поделать, "мы" подчиняемся.
Здесь и неравенство, и классовая борьба, и эксплуатация невиданных масштабов. Первобытный мироед был в буквальном смысле людоедом и кровопийцей. А в качестве прибавочного продукта эксплуататоры изымали у эксплатируемых не только лишнюю еду, но и лишних детей. И ели их.
Заметим, как тщательно Поршнев удаляет любые возможности для сотрудничества и кооперации.
Почему палеоантропы могли вывести для охоты людей, но не использовали в тех же целях крупных хищников (волков, которых как раз тогда приручили, или, чем чёрт не шутит, хомотериев), у них ведь даже не пришлось подавлять основные инстинкты, вроде "не убий"? Почему обязательно людоедство?
Почему "лесной дух", со всеми его способностями, не мог помочь людям с охотой, например, привести дичь, спугнуть травоядных в сторону крутого обрыва, заманить зверей в расставленные охотниками ловушки? Это ведь более выгодная эволюционная стратегия, если подумать: охотятся в основном мужчины, если их жрать, мяса будет меньше, если им помогать, больше. Разводить людей на скот в принципе невыгодно, люди плодятся быстрее прочих высших обезьян, но не настолько же быстро - никакого сравнения с неприхотливыми свиньями, которые, кстати, тоже были приручены одними из первых.
В конце концов, почему первые войны описываются, как гладиаторские бои, взаимное истребление мужчин по воле жестоких владык-палеоантропов, а не, допустим, организованный налёт силами своих охотников на чужое "стадо"?
Но именно такого подхода требует логика классовой борьбы. Хоть палеоантропы и обязаны были конкурировать за пищевые ресурсы, их, как угнетателей, объединяли общие интересы, в то время как угнетаемые, "умники", были для них непримиримым классовым врагом. В итоге, назрел конфликт между производственными силами и производственными отношениями (живые инструменты и ходячие консервы стали излишне умными для своих основных функций). Сложилась революционная ситуация - "умники" не хотели быть едой, палеоантропы уже не могли воздейстовать на них суггестией. В ходе первой в истории человечества революции эксплуататоров-людоедов свергли, после чего всех палеоантропов и суггесторов ликвидировали, как класс, вернее, как биологический вид. Впрочем, Поршнев считал, что снежные люди - это и есть последние палеоантропы-недобитки, оттеснённые в самые глухие ареалы и вынужденно перешедшие на подножный корм.
И опять же, в соответствии с духом марксизма, вся мировая культура является лишь надстройкой, выросшей на суровом базисе изначальных экономических отношений (экономико-диетических, скажем так). Все религии и обряды, все мифы, сказки и легенды вышли оттуда. Всё идеальное является отрицанием чудовищного начала человеческой истории - или его воспроизведением.
"Люди разных исторических эпох и культур всячески "хоронили", то есть уберегали, прятали покойников, что делало невозможным их съедение. Исключением, которое, может быть, как раз восходит к интересующему нас перелому, является оставление покойников специально на поедание "дэвам" в древней дозороастрийской религии иранцев и в парсизме. Не выступают ли тут "дэвы" как преемники ископаемых палеоантропов? Пожалуй, то же можно подозревать и в обряде спускания покойника на плоту вниз по течению реки, в обряде оставления его на ветвях дерева, высоко в горах и т.п. ( дэв-див-тэнгу-Зарад - Г.Н.)
Если некогда умерщвление людей было связано со специфическими отношениями неоантропов с палеоантропами и очень рано было подменено жертвенным умерщвлением животных, в частности скота, то в Центральной и Южной Америке крупный домашний скот почти отсутствовал и первобытный обряд сохранился до времени сложных культов, тогда как древние греки уже с незапамятных времен заменили человеческие жертвы подносимыми всякого ранга божествам гекатомбами - горами - умерщвляемого скота.
Таким образом в наших глазах восстанавливается сначала кривая восходящего биологического значения этих жертвоприношений, то есть увеличение объема жертвуемой пищи для нелюдей (вернее, антилюдей), а позже начинается и затем круто заменяет эту реальную биологическую функцию символическая функция. Последняя может идти как прямо от человеческих жертвоприношений (религиозное самоубийство, самоуродование, самоограничение в форме поста и аскетизма, заточение), так и от жертв скотом и продуктами (посвящение животных, жертва первинок, кормление фетиша, сжигание, брызганье, возлияние)".
Страшные истории о великанах, колдунах и людоедах являются воспоминанием о палеоантропах.
("Тварь вылезла из темницы и двинулась вдоль по дорожке, низко наклонив голову к земле. Теперь она уже не пробовала открывать двери - она взяла след. Сейчас Конан разглядел ее получше: серый полумрак обрисовал гигантское человекоподобное тело, более мощное и тяжелое, однако, чем у любого человека. Сильно наклонившись, это существо бежало на задних лапах - заросшее и волосатое, с густым, отливающим серебром мехом. Голова твари была отвратительной пародией на человеческую, а длинные руки при беге задевали землю.
И здесь стала понятной причина того, почему человеческие кости в темницах сломаны и расщеплены, стала ясной природа ужаса казематов. Это была большая серая обезьяна, страшный людоед темных прибрежных лесных массивов моря Вилайет. Полумифические, малоизвестные обезьяны-каннибалы служили прототипом троллей в старых легендах, страшными волколаками-оборотнями народного эпоса, убийцами и людоедами темных лесов".
- Роберт Говард, "Час дракона".)
...Но и суровый Бог авраамических религий, в честь которого постятся и жгут свечи, тоже оказыватся палеоантропом, только несколько облагороженным, отказавшимся от непосредственных человеческих жертвоприношений ради иных источников пропитания. Других богов у человечества не было; сама идея религии - это аномалия, вызванная к жизни чудовищным первобытным неравенством между пожираемыми и пожирателями.
Я вижу в этом великую иронию. Поршнев решил доказать, что можно обойтись без Творца, и в итоге объявил Творца чудовищем. Но Чудовище Поршнева, в свою очередь, стало творцом человека, создав наш вид путём целенаправленного отбора и селекции.
(продолжение следует...)