Я приводил
краткие определения автора, теперь будет мой собственный пересказ центральной идеи его концепции, как я её понял.
1. Чтобы исследовать систему, в данном случае, систему человеческой истории, нам сначала нужно определить минимально возможный самодостаточный элемент, самодостаточный коллектив. У Бурланкова это первый этап, "племя". Внутри себя племя может делиться на рода, семьи и так далее, но это уже не самодостаточные элементы. Один человек не является самодостаточным: он и прокормить-то себя сумеет с трудом, и точно не сможет размножиться. Его "гарантийного" срока хватит в лучшем случае на десятки лет. У индивидуума отсутствует "четвёртое измерение", протяжённость во времени: с точки зрения истории, люди - однодневки. Семья способна к размножению, но взятая сама по себе, неизбежно выродится - или разрастётся до племени кровосмесительных ублюдков. "Племя", в данном случае, это минимальный самодостаточный коллектив, обладающий протяжённостью во времени, способный поддерживать своё существование за счёт регулярной смены поколений. В практическом смысле для этого нам потребуется хотя бы несколько десятков пар.
Племена - это одноклеточные организмы исторического процесса. Племена приспособлены к окружающим условиям и к своему типу хозяйствования. Адаптация к новым условиям на уровне племён происходит очень медленно, и возможна только тогда, когда сами условия меняются постепенно. Если условия резко изменятся, племя, скорее всего, вымрет. Но в благоприятных условиях численность племени растёт. Так как ресурсы на занимаемой территории ограничены, разросшееся племя размножается делением или почкованием - часть родов переселяется на соседнюю территорию, если она ничейная или если оттуда удалось согнать предыдущих владельцев. Так, вымирая, размножаясь и соперничая за территорию, живут племена - и так жило человечество, пока оно целиком сводилось к этому этапу.
Отсюда получаем, что два главных признака самодостаточного коллектива - это теоретически неограниченная протяжённость во времени (племя живёт, пока не вымрет или не будет уничтожено) и способность к размножению, т.е. к воспроизводству своей структуры. Например, племя способно породить племя.
Дальше речь идёт о конкретных особенностях этой стадии. Все взрослые женщины в племени обладают навыками женщин племени, все взрослые мужчины являются носителями мужских навыков, тут всё просто. Естественно, люди не равны, поэтому у один что-то получается лучше, чем у других. Племя, в принципе, может позволить себе содержать по специалисту в каждой необходимой области, типа шамана (специалиста по общению с духами) или вождя (специалиста по управлению). При этом вождь - это вождь, потому что племя готово видеть в нём вождя и согласно с его решениями.
2. Самое интересное происходит на второй стадии, где зарождается "жречество". Из племён выделяются специалисты по изучению окружающего мира, занимающиеся анализом и сбором информации. Эти специалисты образуют отдельное профессиональное сообщество, но при этом не обеспечивают сами себя, а нуждаются в том, чтобы их кормили и охраняли. Либо шаманы разных племён (по принципу 1 племя = 1 специалист) каким-то образом находят общий язык и объединяются, либо в процессе деления племена и роды сохраняют связь между собой, и шаман со старейшинами изначального племя остаются авторитетами для новых племён, пока, постепенно, ядро изначального племени не трансформируется в профессиональный жреческий коллектив.
Теперь общественная структура выглядит так: у нас по-прежнему есть племена, которые, в принципе, живут так, как жили раньше, но теперь они входят в объединение более высокого уровня, и часть добываемых ресурсов они тратят на поддержание общего для этого объединения жречества. По Бурланкову, это уже "народ" - совокупность коллективов с общими святынями/жрецами.
Зарождение и выделение жречества - это то событие, которое сделало возможным всю дальнейшую человеческую историю, аналог появления многоклеточных организмов в ходе эволюции жизни на Земле. Социальный организм обрёл мозг, обрёл память, что сделало возможным экспериментальное изучение окружающей среды и долговременное стратегическое планирование. Любимый пример Бурланкова - священные стада и заповедные рощи, как результат рационального экологического мышления, основанного на многовековом опыте. Сохранение участков нетронутой природы, пусть небольших, позитивно сказывалось на вмещающем ландшафте в целом. А с другой стороны, "священные", принадлежащие богам ресурсы являлись неприкосновенным запасом на чёрный день, что повышало выживаемость общества в целом.
В результате успешной работы НИИ каменного века постепенно развилась архитектура, наука и сельское хозяйство. Именно у жрецов было время и возможность заниматься селекцией растений и животных, так как их обеспечивали ресурсами со стороны, и в их распоряжении всегда был неприкосновенный семенной и племенной фонд. Первые "рабы" - это работники при храмовом хозяйстве. И так далее.
Это была эпоха могущества брахманов, золотой век родоплеменного общества, к социальной структуре которого в конечном счёте сводятся "коммунистические" утопии - эгалитарное объединение рабочих коллективов, в котором все трудятся на общее благо и зарабатывают уважение своими профессиональными навыками, и стоящий над ними всеми управляющий коллектив, совет мудрецов-учёных-законодателей.
3. "Князь с дружиной".
Мудрое правление жрецов и объективный рост масштабов и организованности человеческого сообщества создали избыток ресурсов, запас. Наличие стратегических запасов привело к выделению силового ресурса. До этого племена просто делили границы угодий, охраняли свою территорию от чужаков, сильное племя могло попытаться оттеснить более слабое, но всё это недалеко ушло от той политики, которую проводят шимпанзе. У племён банально было нечего взять. Грабёж стал возможен, когда общество стало богаче.
Романтическая версия происхождения коллективов, специализирующихся на насилии, звучит примерно так. В каждом племени все взрослые мужчины были охотниками (лет с 12), а, следовательно, и воинами. Но по принципу 1 племя = 1 специалист, в племени мог быть свой чемпион, человек, явным образом превосходивший окружающих в боевых навыках. Жрецы могли собрать сборную из чемпионов всех племён, богатырскую дружину, и поручить им охрану главного святилища или хранилища (что в те времена было одним и тем же), а так же превентивную борьбу с различными внешними угрозами. Как сказала
h_factor, из этого получилось бы отличное славянское фэнтези.
С другой стороны, народ в целом регулярно производил людей с шилом в заднице, они сбивались в шайки вокруг инициативных главарей и уходили искать приключения на стороне. Разбойный образ жизнь стал возможен, потому что у соседей было, что красть - и потому что за спиной оставался родной народ, в качестве надёжной базы, укрытия и постоянного источника новых кадров взамен выбывших. Возможность совершать набеги шла рука об руку с необходимостью защищаться от набегов, и всё это вместе двигало развитие военного дела. Без воина-грабителя не было бы и воина-защитника, для обороны от хищных зверей солдаты не нужны. При этом, грань между двумя видами деятельности, между разбоем и охраной, была весьма тонкой. Бурланков любит ссылаться на мифический принцип вышибалы: новым вышибалой становится тот, кто сумел выкинуть из заведения старого вышибалу (не этому нас учил Патрик Суэйзи в культовом фильме "Дом у дороги"!). Пришлая банда профессиональных воинов, разгромившая местных вояк, могла предложить свои услуги жрецам в качестве новых защитников. Зачем грабить людей один раз, если можно убедить их кормить тебя каждый день? Жрецы охотно шли на сотрудничество с теми группировками, которые продемонстрировал свою компетентность.
Таким образом, у нас постепенно формируется трёхчастная структура общества в духе платоновского идеала - мудрецы, воины и народ. Народ по-прежнему при необходимости выставляет ополчение, но воины уже отличаются от обычных общинников в культурном плане, а иногда и вовсе являются пришельцами со стороны. Т.е. данный этап, с одной стороны, характеризуется развитием силового ресурса внутри общества, а с другой - наличием "свободных электронов" исторического процесса, бродячих банд профессиональных воинов. Живущие набегами воители, те самые "князья с дружиной", могли сохранять ту или иную связь породившим их народом, но могли искать и новое пристанище на чужбине.
В марксистских терминах этап "князя с дружиной" примерно соответствует эпохе военной демократии. В центре (в сакральном центре), всё ещё распоряжаются жрецы-старейшины, опирающиеся на волю народного собрания. Но на периферии общества, во время военных походов и грабительских набегов, власть уже принадлежит выборным "князьям", профессиональным воинам и полководцам.
4. То, что Бурланков называет "городом-государством", появилось в результате самого предсказуемого сюжетного поворота в истории. Воины взяли власть. Обладатели силового ресурса, способные защитить общее хозяйство, стали, в итоге, распоряжаться общим хозяйством. Это был первый революционный переворот в истории, когда власть перешла от одного типа коллективов к другому, от брахманов к кшатриям. Впрочем, по мнению Бурланкова, подобная революция, как правило, происходила бескровно - жрецы уступали власть и становились советниками и учителями при воинах, выбирая путь косвенного влияния и непрямого управления.
Военная власть, за счёт трансформации старых поселений и основания новых, создаёт укреплённые опорные пункты - те самые города-государства. Полноценный город рождается из базы, где сидит военная верхушка, поддерживающие и окормляющие её власть жрецы, прочие воины, не входящие во власть, ремесленники, производящие для них всё необходимое, начиная с оружия и доспехов, и прочий обслуживающий персонал. В самом низу находятся бывшие общинники, которые теперь превращаются в зависимых несамостоятельных крестьян, вынужденных кормить всю остальную иерархическую пирамиду. Основные ресурсы производятся на месте, торговля развита слабо, но может использоваться правящим классом для приобретения предметов роскоши.
В марксистских и околомарксистких терминах это будет "ранний феодализм" (выросший из военной демократии) и, возможно, "
вождество" (для каменного века, где эта трансформация случилась в первый раз).
Тут важно понимать две вещи.
Во-первых, "город-государство" у Бурланкова - это специфический термин, близкий к понятию "вотчина", так как это главная база и центр силы феодальной верхушки. Например,
Винтерфелл Старков у Мартина - это "город-государство" (как и остальные "базы": Кастерли-Рок Ланнистеров, Штормовой Предел Баратеонов, Долина и Орлиное Гнездо Арренов).
Во-вторых, Бурланков трактует само понятие "феодализм"
предельно расширительно . У него это "довольно справедливая" система, когда землёй, людьми на ней и самой властью распоряжаются те, кто готов за неё воевать (и воюет). Производимые ресурсы тратятся на вооружение и содержание воинов, политическая власть находится в руках воинской элиты. Конкретные формы уже зависят от технологического уровня вообще и уровня развития военного дела в частности. Может быть, речь идёт о сравнительно небольшом земельном наделе, который хозяин обрабатывает вместе со своими зависимыми работниками, и где ресурсов хватает на вооружение одного пехотинца-гоплита. (И нам нужно много-много таких наделов, чтобы собрать полноценную фалангу.) Или это может быть целая деревня из многих хозяйств, которые выставляют одного тяжеловооружённого всадника вместе с приличествующей ему свитой. Функционально, по Бурланкову, разницы нет, это один и тот же механизм. Такой феодализм существовал в Бронзовом веке, в античности и в Средние века.
5. "Феодальное государство" - это надстройка над предыдущим этапом. У нас есть несколько сильных центров (городов-государств), которые борются за гегемонию в рамках единого культурного пространства. Слабые феодалы со своими владениями идут под руку к сильным и воюют за их интересы. Периодически одному из центров удаётся собрать вокруг себя окрестные земли и превратить их в то самое феодальное государство. Более крупные государства периодически побеждают и присоединяют более мелкие. С другой стороны, крупные государства распадаются на составные части. Одни центры возвышаются, другие слабеют, баланс сил всё время смещается, гегемония переходит от одного участника к другому. В результате этих войн, завоеваний и объединений изначальное население перемешивается, количество контактов между различными центрами растёт, начинает складываться какая-никакая, но общая культура.
При этом, феодальное государство, в принципе, испытывает огромные проблемы с выходом за границы изначального культурного пространства. Вся система строится на личных договорённостях между участниками политического процесса, на общих для всех клятвах, ритуалах, культурных ценностях и понятиях. Над феодалами ведь нет никакого высшего закона, помимо Неба и обычая. Феодальные отношения возможны только между носителями одной "религии" или аналогичного социального института.
Можно, конечно, представить себе ситуацию, когда мы заключаем договор с иноверцами, и каждая сторона клянётся своими богами его соблюдать, в истории известны примеры подобного. Но слово, данное чужакам, в конечном счёте не стоит ничего - наши боги всегда поймут нас, если мы решим нарушить клятву, они по умолчанию на нашей стороне. Другое дело, если у нас с нашими партнёрами боги общие. Если мы обманем единоверцев, боги нас осудят, и, возможно, покарают, потому что небожители заботятся обо всех своих клиентах.
Феодальное государство может расширяться за счёт колоний, когда оно просто переселяет целые коллективы носителей общей культуры на новые (или освобождённые от предыдущих обитателей) места. Или за счёт синкретизма, т.е. объединения местных культов подчинённых городов-государств в единый общегосударственный культ - как пытался сделать князь Владимир со своим пантеоном (но это работает только до какого-то предела). Или за счёт агрессивного прозелитизма, физического уничтожения других культов и насильственного насаждения своей религии - как Карл Великий поступал с язычниками-саксами.
Конечно, если во главе феодальной державы встанет по-настоящему талантливый и амбициозный человек, то он может попытаться расширить границы своих владений за пределы общего культурного пространства. [Особенно если его в этом поддержат
торговые дома, оставшиеся от предыдущего цикла развития]. Но подобные завоевания всегда неустойчивы, даже с учётом вышеупомянутых колониализма-синкретизма-прозелитизма, и созданные таким образом феодальные империи редко переживают своих создателей-основателей (что, собственно, и отличает их от империй в полном смысле слова).
6. "Империя" - это государственный аппарат, и неважно, что станет основой делопроизводства - электронный документооборот, узелковое письмо или выдавленные на глине пиктограммы. Зародышем государственного аппарата являются люди, непосредственно распоряжающиеся домашним хозяйством феодальной верхушки, потому что хозяйство всегда есть, и им нужно распоряжаться, а у верхушки нет на это времени, она политикой занимается. Растёт подконтрольная территория, растёт и хозяйство, становясь всё более и более географически распределённым. Но учёт и контроль всё равно необходимы, и у нас постепенно, не сразу, складывается специфический класс профессиональных управленцев. Феодалы могли более-менее контролировать ситуацию в своём феоде, но теперь земель много - власть одна. И ей приходится создавать аппарат на местах, используя доверенных управленцев - лично преданных, но при этом не являющихся конкурентами с точки зрения правящего класса. Нужны судьи, которые будут судить от имени верховной власти, нужны сборщики подати, потому что без них никуда, при них придётся завести какую-нибудь канцелярию, и дальше процесс развивается лавинобразно.
Так появляется бюрократический государственный аппарат. Подражая старому переслегинскому стилю, можно пафосно сказать, что на этом этапе исторического развития человечеству впервые удалось создать разумное нечеловеческое существо, голема. Это машина, робот, джинн, который не имеет собственный амбицией, но дарует невероятное могущество любому хозяину. Именно чиновничество превращает верховного феодала, ранее бывшего первым среди равных, в живого бога, в царя царей, самодержавного монарха - и порождает для него череду взаимозаменяемых исполнителей, способных решить любую задачу, любой ценой.
Империя по Бурланкову, в некотором смысле, является пиком развития человеческого общества. Империя не признаёт границ и преград. Империя не боится поражений, не обращает внимания на потери, она не отступает, она, в конечном счёте, перемалывает почти любого противника. По объёму ресурсов и энергии, которые власть может направить на решение той или иной задачи, империи нет равных. Империя легко присоединяет и удерживает регионы, населённые представителями разных этнических и конфессиональных групп, Российская и Османская империи тому доказательство; ведь аппарату, в сущности, всё равно, кем управлять.
То, что марксисты представляли себе, когда писали о рабовладельческом обществе, все эти толпы рабов, вкалывающих в колхозах и на очередных стройках века, Бурланков связывает с этапом империи. Массовая эксплуатация невольников требует развитого репрессивного аппарата, рабский труд стоит дорого, так как требует серьёзных начальных инвестиций, и только империя может позволить себе тратить столько ресурсов на контроль и принуждение. Систему ГУЛАГа феодальными методами не построишь.
Для возникновения империи в полном смысле слова требуется очередной революционный переворот, в ходе которого старая феодальная знать теряет власть, а наверх поднимаются чиновники и прочий служивый люд, готовый связать свою жизнь с судьбой государства в целом. В отличие от передачи власти от брахманов к кшатриям, эта трансформация, как правило, происходит долго, мучительно и ценой большой крови, нередко на фоне Последней Великой Феодальной Войны. В истории Англии этот переход соответствует войне Алой и Белой Розы, в истории России - Смуте.
Именно такой процесс описывает Мартин в "Песне Льда и Пламени". Исходя из концепции Бурланкова, Игра Престолов - это и есть Последняя Великая Феодальная Война, по итогам которой из пепла созданной Таргариенами феодальной державы родится Весторосская Империя. И неважно, кто в итоге займёт трон, если победителем окажется сама идея централизованного государства.
7. Империя в полном смысле слова неизбежно создаёт благоприятные условия для развития торговли - это и единое экономическое пространство с общими законами, и защита прав имперских купцов даже за пределами империи, за счёт репутации и могущества пославшего их государства. Торговцы начинают богатеть, а политическая верхушка и старая земельная аристократия начинают всё больше походить на торговцев. Складываются предпосылки для очередной революции, в ходе которой империя превращается в "торговую империю". (Это близко к тому, что марксисты называли "буржуазной революцией".) Власть так или иначе переходит к вайшьям, независимо от титулов и благородных фамилий, которые они могут носить к тому времени. Иначе говоря, вайшьи не могут забрать власть у кшатриев непосредственно, но они могут скупить акции госаппарата, созданного чиновниками.
После этого политика империи меняется в сторону экономической целесообразности, причём в худшем случае под экономической целесообразностью подразумеваются интересы столичной элиты, завязанной на международную экономику. С другой стороны, торговая империя по-прежнему может вести экспансию, побеждать врагов и создавать колонии. Но с таким же успехом она может уходить из колоний, заключать договора с врагами и отдавать целые регионы - если такой курс будет оправдан с экономической точки зрения. Государство превращается в Фирму, в бизнес-проект.
8. Господство экономических интересов, в конечном счёте, предопределяет распад империи. Либо империя сдаёт свои окраины, потому что они ей больше неинтересны, перестаёт их развивать и так далее, пока их не поглотит кто-то ещё. Либо на окраинах развивается собственная буржуазия, которой уже неинтересен Центр. Группы, политически контролирующие метрополию, управляют страной, исходя из собственных экономических интересов, конкурентам они помогать не собираются, и окраинам в этой ситуации проще завести собственную власть и платить ей напрямую, покупая у неё необходимую им политику. Продуктом распада торговой империи как раз и становятся "торговые республики".
"Торговая республика" представляет собой либеральный "конец истории". Это взрослое состояние социума, фаза, в которой социум и составляющие его коллективы пребывают до тех пор, пока не вымрут или не будут уничтожены. Структура власти в торговой республике демократически-олигархическая, власть представлена различными группировками, выражающими интерес разных структур и сфер деятельности. Политика - это пространство торга и компромисса между этими группировками. Из этого рождается разделение властей и прочие "демократические традиции", типа уважения к общим для всех правилам игры.
Военное дело в торговой республике обычно представлено "профессиональной армией", а то и вовсе отдано на откуп наёмникам, или, как сейчас принято говорить, ЧВК. Никакой политической роли военные профессионалы в этой системе не играют - это просто специалисты, которым платят за необходимую обществу работу.
Примерами исторических торговых республик будут, например, Новгород, Венеция и далее в седую античную древность. Большинство современных развитых европейских стран - это торговые республики по Бурланкову, даже если всякие там Бельгии-Англии-Голландии-Швециии формально сохранили свои монархии.
Торговая республика - очень сложное и высокоразвитое общество, и если оно утрачивает экономическую основу своего существование, оно может коллапсировать напрямую в стадию племён, что в современной массовой культуре отражено в виде "зомби-апокалипсиса". (Хотя, как правило, ослабевшую торговую республику сжирает кто-нибудь из более примитивных соседей.)