Павел Гаврилов о диссертации Кирилла Александрова.
Оригинал взят у teophil2 в post
Меня опять забыли спросить, так вот. Все, что пока пришло в голову во время чтения ведомой диссертации К.М. Александрова " ГЕНЕРАЛИТЕТ и ОФИЦЕРСКИЕ КАДРЫ КОНР". Год уже читаю с перерывами и не дочитал.
Споткнулся о такой момент:
"В марте 1995 года А. Д. Даллин в беседе с диссертантом в Гуверовском архиве назвал таких офицеров как фон Тресков, фон Штауффенберг, Штрик-Штрикфельдт и других оппозиционеров «людьми с европейской совестью».
Очень интересный термин, сразу столько в голову приходит. Но что именно сказал Даллин? По- русски, " европейская совесть"? Или European conscience? Во втором случае я бы все же говорил о самосознании. Ну, моральных принципах. Причем автору термин явно понравился, он использует его еще раз далее.
Есть, конечно, нынче официальное название "Пражская декларация о европейской совести и коммунизме", там именно conscience. Я так понимаю, речь у А.Даллина о настоящих правильных европейцах, которые не поддались националистическому угару и боролись с тоталитаризмом на два фронта. В любом случае термин говорит скорее о взглядах Даллина и послевоенных идейных конструкциях. Очень интересная и глубокая тема - что вообще такое может быть эта «европейская совесть».
Александр Даллин, конечно, был голова, и на работу 57 года German Rule in Russia ссылаются все, кто пишет по теме оккупации и коллаборационизма, но меня смущает, что в диссертации сноски на German Rule in Russia подкрепляют основную массу смелых гипотез о связях заговорщиков 20 июля и Власова. Признаюсь, что практически ничего не знаю о заговоре. Но беспокоит, что сноски служат такой палочкой-выручалочкой. Еще там есть Рейтлингер, A House built on Sand.
Вообще странное впечатление от первых двух глав. Как будто два потока, с самого начала идущих параллельно: первый, собственно, по теме - социальный облик офицерских кадров ВС КОНР, условия формирования. И второй - концептуальный. Идеология "третьей силы", концепция, как будто выношенная автором и очень дорогая. Добрые военные традиции императорской и кайзеровской армий, крестьяне и Церковь, люди с европейской совестью, Штауффенберг и Власов - это все постоянно всплывает в виде положительных персонажей. Именно персонажей. Сугубо отрицательным выглядит Розенберг ( он, например, единственный «произносит лицемерные слова», кроме этого, эмоциональной оценки чьих-то высказываний пока не встретил).
Эпизод с пленением Власова упомянут несколько раз, я им сам интересовался, поэтому и зацепило. Сделан упор на то, что Власов в плен не сдавался - с этим нельзя не согласиться, никакой добровольной сдачи в плен не было. Но вот спор с формулировкой советского следствия « проявил малодушие» вообще смысла не имеет. Это советский конструкт для создания единого образа. Изменник обязательно должен проявлять малодушие, трусость, несознательность и животное чувство самосохранения. Если угодно, композиционный элемент.
Я бы говорил о том, что поведение окруженцев на тот момент уже сводилось к стратегиям выживания, и мотивацию от мужества\трусости там в принципе сложно углядеть. Она не главная. Решающий фактор вообще - голод. Штабная группа 2УА( от которой к 10-му июля осталось вроде как 60 человек, из которых известно поименно 9), проходит абсолютно такой же путь, как другие окруженцы и партизаны лета 1942 года в районе Волховского фронта.
Распад военного коллектива, образование мелких групп вокруг авторитетов, добыча пропитания, как правило, приводящая к смерти или плену. Даже путь выхода из вражеского тыла, который выбрала группа Виноградова-Власова стандартный. На лето -осень 42 года основные зоны перехода - Партизанский край и Погостье.
В общем Джеффри Хасс в статье «Surviving war and history»( «Проблема самостоятельности выбора и различные модели человеческого поведения») говорил о трех парадигмах, в которых возможен рассказ о деятельности человека на войне - героической, оппортунистической и парадигме неуверенности. Как правило, только в одну схему поведение не укладывается, это всегда некая комбинация.
Мне кажется, разбирая поведение пленных и перебежчиков, стоит обращать внимание на то, в какой парадигме они сами объясняли другим и себе свои поступки, в какой парадигме на них смотрели со стороны ( советские органы, немцы, интервьюеры, мемуаристы итд) и в какой парадигме работает сам исследователь.
«При этом Сталин высоко ценил командарма, требуя эвакуировать его из немецкого тыла2 . По сообщению лейтенанта госбезопасности И. И. Тимофеева, 18 июня в район Мясного Бора была заброшена группа чекистов для вывода командования, но она погибла 24 июня, не выполнив задания .
Ссылки на: Жилин П. А. Как А. Солженицын воспел предательство власовцев // Известия (Москва). 1974. 29 янв. № 24 (17562). С. 5. 3 ЛАА. Интервью с поисковиком Ю. В. Власовым (21 янв. 2012, СПб).»
Групп всего было три - это по книге А.Ф. Стародубцева «Дважды невидимый фронт». Отправлены 18 июня, 4 июля и 25 июля, и задача все-таки - найти и вывести все командование армии. Группа Тимофеева вылетела как раз после того, как аэродром в котле был захвачен немцами. То, что Сталин высоко ценил именно командарма, как я понимаю, умозрительная оценка да и вообще требования вывезти командование стоило бы рассматривать не в контексте личной привязанности, а в общем контексте лета 42 года. Севастополя, например. У Красной Армии уже осталось не так много командиров уровня армия-фронт, это прагматика.
Далее:
«Другие директивы и радиограммы Ставки, Жданова, руководителей ЛШПД, адресованные партизанским командирам, полны тревоги за судьбу командарма: «Сохранить и оградить от любых опасностей. Проявите заботу. Сейчас это главная задача, поставленная Москвой», «Велика честь найти и помочь Власову», «Ставка считает делом вашей чести выполнить эту задачу», «Выполнить приказ Сталина об эвакуации Власова». и т. д. Однако розыски не дали результатов. Партизаны нашли лишь начальника связи генерал-майора А. В. Афанасьева, чья группа рассталась с группой Власова 11 июля.»
По изложению получается - Ставка беспокоилась о Власове, требовала его найти, чекистов послали, они погибли. Партизанам поручили - искали, но нашли только Афанасьева.
Это не так, события перепутаны местами. Нач. связи армии Афанасьев разошелся с Власовым и нач.штаба Виноградовым касательно того, куда двигаться дальше. Было это, вероятно, утром 10-го.
10 же июля Афанасьев и еще 3 человека из штабной группы вышли на лужских партизан. Дата зафиксирована в дневнике, который вел Е.И. Утин, начальник штаба отряда. Лужане сами погибали от голода и искали оредежский отряд, у которого была рация.
11-го застрелен в Кипино Виноградов.
Вечером 11-го Власов с Вороновой задержаны в Туховежах.
15 числа Афанасьев и часть лужан нашли оредежцев и в ЛШПД пришла радиограмма . Из радиограммы, составленной не очень складно, можно было понять, что у партизан находятся Власов, Виноградов и Афанасьев. Об этом срочно доложили в Москву, и, естественно, Москва потребовала немедленно их привезти. После этого и начинается полный тревоги и боли радиообмен между высшими инстанциями и партизанским отрядом Сазанова. И о чьей судьбе больше беспокоились Жданов и Никитин- власовской или своей, я судить не возьмусь. Опять же, мне кажется, что события даны автором как личные отношения и эмоции отдельных людей. Это здорово для жанра биографии, но нужно ли в исследовании?
В описании пленения читаем:
«Васильев, воспользовавшись эффектом неожиданности, схватил пистолет Власова» - это, судя по статье диссертанта «Не стреляйте, я генерал Власов», основано на словах самого Власова, сказанных полковнику Кромиади в Берлине. Причем в статье так:
«Полковник К. Г. Кромиади вспоминал, что Власов рассказывал в Берлине, как его разморило после ужина. Он задремал, сняв ремень с пистолетом и повесив его на гвоздь . Рассказ выглядит правдоподобным. Усталость, ощущение безопасности и сытости, а возможно, и принятый алкоголь притупили внимание. Староста вернулся в сопровождении нескольких вооруженных крестьян из деревенской самообороны. Кто-то из них стоял и на улице. Деревня Туховежи оказалась населенной староверами, непримиримо относившимися к советской власти. Теоретически генерал мог рискнуть и схватить ремень с пистолетом, но вряд ли даже успел бы к нему прикоснуться. Арестованных вывели из дома и заперли в амбар. Через три года Воронова изложила чекистам всю драматическую историю в двух обыденных предложениях: «Когда мы зашли в деревню, названия ее не знаю, зашли мы в один дом, где нас приняли за партизан, местная “самооборона” дом окружила, и нас арестовали. Нас посадили в колхозный амбар, а на другой день приехали немцы»
Длинную цитату я привел для иллюстрации рассуждений автора. Первичный источник о событиях один - две скупые фразы Вороновой из допроса 45 года. Сюжет с неосторожно оставленным пистолетом дан со слов К.Г Кромиади, по его воспоминаниям 1963 г. Остальное - реконструкция и «драматическая история». Яркая, но подвешенная в воздухе. Рассказ выглядит правдоподобным - вот это и плохо, что выглядит, и что рассказ удобен. Причем из текста диссертации неясно, откуда вообще взято «воспользовавшись эффектом неожиданности, схватил пистолет». Если, как я полагаю, все сводится к мысленной реконструкции событий на основе «разморило и задремал», то это крайне скользкий путь. Конечно, это ерунда и всего одна фраза. Но зачем она вообще? Для красоты? Так же, как ссылки на «140 бесед с Молотовым» Ф. Чуева в первой главе?
Ни подтвердить, ни опровергнуть версию с пистолетом невозможно, разве что найти гипотетические показания старосты В. Васильева, которые он мог давать органам после войны. Но даже если они есть, в них Васильев скорее всего дал свой драматический сюжет, снимавший с него ответственность за выдачу Власова немцам. По данным А.И. Орлова и лужских краеведов, старосту после войны не тронули ( из этого Орлов делает вывод о связи с партизанами и намерении старосты спасти Власова, что кажется крайне натянутым. Связь с партизанами вполне реальна, но, наверное, уже году в 43-ем). Ну и главное, как мне кажется - это именно что «драматическая история». Вообще рассказ о скитающемся побежденном военачальнике, неосторожно задремавшем в незнакомом доме, навевает мысли о Книге Судей, Иаили и Сисаре.
Если не искать библейских параллелей, то в объяснениях освобожденных из плена момент пленения почти всегда описан так: непреодолимые обстоятельства, не давшие сопротивляться. Упал, не успел подняться, был схвачен. Заснул, ослабев от голода, проснулся, когда немцы стояли вокруг, оружие вытащить не успел. Это реальные примеры, оба - случаи с лужскими партизанами из отряда, подобравшего Афанасьева. И как минимум в одном случае сдача в плен была сознательной. Апелляция к непреодолимым условиям понятна, если учесть требования советского устава и приказов Ставки. Но это советские условия, а Власов, как-никак, говорил ( если говорил, конечно) Кромиади о плене в рамках совсем другой системы. Но ведь сюжет «офицер в чине генерала сдает личное оружие деревенскому старосте» дурно выглядит и с точки зрения «традиций русского офицерства».
В целом, крайне удивляют вот такие эпизоды, мелкие, сами по себе не дающие ничего и очень шатко обоснованные. Непонятно, зачем они вообще в диссертации, это больше похоже на публицистику. «Не исключено, что Мерецков тем самым хотел освободиться от конкурента, вступавшего в командование обреченной армией» - с. 292, о назначении Власова командармом. Это ничем не подкреплено. Почему в середине апреля армия для Мерецкова выглядит обреченной? И Власов выезжал во 2УА еще в марте вместе с Запорожцем и уже тогда шла речь о снятии предыдущего командарма Клыкова. Обреченной армия не выглядела даже в 20-ых числах мая, уже без всякого Мерецкова. Её планировали отводить на рубеж Спасская Полисть-Мясной Бор, попутно срезав немецкие позиции.
История служебных отношений и интриг 1942 года вокруг Волховского фронта, его армий, ленинградского руководства и московских назначенцев вообще довольно сложна ( хоть и безрадостна). Власов вообще был третьим командармом 2УА за три с половиной месяца. Сводить эту историю к литературным сюжетам типа « талантливый полководец-любимец тирана vs бездарные соперники» будет большой ошибкой. Еще большей - попытки строить модель отношений и интриг на основании поздних воспоминаний их участников.
Потом, рассуждая о мотивации решения сотрудничать с немцами, автор подкрепляет тезис о том, что Власов не верил в победу Германии тремя группами свидетельств
1 - показания спутницы генерала, указывающие на то, что в октябре 1941-го, во время выхода из первого окружения, тот сохранял веру в успех. Это ничего не говорит о том, какой виделась Власову ситуация в августе 42-го в плену. Обоснование « а ведь октябрь 41-го был одним из самых критичных для советского руководства моментов» нельзя признать серьезным. Речь о том, каким момент был тогда для лично А.А. Власова, а не каким он был для советского руководства с точки зрения нашего послезнания. Да и что критичнее - октябрь 41-го или лето 42-го - это еще большой вопрос.
2. Второй документ - Меморандум от 2 августа 42-го. Обоснование для немецкого руководства создания РОА. Тоже само по себе мало что говорит о личной мотивации человека и его оценке положения. И в документе речь о тезисе «Сталин будет сопротивляться еще долго, но мы поможем, и с нами пойдет быстрее».
3. Выступлением Власова в июле 1943 года в Дабендорфе и сведениями о его речах во время агитационной поездки февраля-марта того же года. Совсем другой период, после 3 февраля 1943 года победные настроения даже в Рейхе несколько поблекли. Смысл тот же - « без нашей помощи на Востоке ничего не получится». О том, что думал Власов летом 42-го это не говорит ничего.
Далее идет абзац:
«Заявления Власова позволяют нам говорить о том, что в 1941-1943 годах он объективно оценивал значение оперативного пространства, людские и материальные ресурсы СССР, прочность системы в целом, а также волю и решимость Сталина продолжать войну, в связи с чем неоднократно ставил под сомнение результативность военных усилий Германии на Восточном фронте. Поэтому нет оснований полагать, что Власов в конце июля 1942 года был убежден в победе Рейха.»
Первая фраза емко и четко описывает приведенные свидетельства. Но вторая никак из неё не следует.
Есть еще одно свидетельство, его в диссертации нет.
Данные из протокола допроса Власова в штабе 38 АК от 12.07.42
« По мнению пленного Советская Россия может выставить еще 17-20 млн. военнообязанных. В кругах высших офицеров мнения следующие: В одиночку Советская Россия победить Германию не сможет. Однако многие надеются на решающую помощь Англии и Америки. Россия могла бы сама по себе вести войну еще лет десять, чему в первую очередь способствовало бы то, что основное оборонное производство перенесено на Урал и в Среднюю Азию. В солдатах недостатка нет, есть в хороших офицерах и унтерофицерах»
NARA T-314 R-905 fr- 1273
В общем-то, тезис остается прежним. СССР может воевать еще лет десять. Режим будет сопротивляться до конца. Может ли он победить? Большой вопрос. Характерны надежды на вмешательство союзников. Помимо известных надежд на открытие второго фронта, они в контексте 42 года существовали и в таком ключе:
Дневник Е.И. Утина ( тот самый отряд, который подобрал Афанасьева, на момент сообщения отряд находился в Лужском районе) «Разговаривал с населением, интересные рассуждения у них, они уверены, что немцев разобьют, но Англия и Америка не допустят советской власти у нас в Советском Союзе. "
Из политического отчета командующего тыловым районом ГА Север, о положении в Эстонии:
"Английская установка по отношению к Восточной кампании такова - позволить двум развитым социалистическим коллективным системам, Германии и России, обескровить друг друга,а затем, введя в бой заботливо сбереженные англо-американские силы, установить новый порядок в Европе в английском духе. Она очень популярна среди всей эстонской интеллигенции"
Мне кажется, это скорее говорит о том, что ситуация на Северо-Западе выглядела для участников событий патовой. Бесконечная бойня, конца которое не видно. Возможно, о вмешательстве Англии и Франции вспоминали, опираясь на опыт 1918-20 гг в Прибалтике и на Северо-Западе. Для Эстонии английское присутствие тогда было крайне актуальным. В общем-то, отсюда уже прямая дорога к поиску «третьей силы».
Подытоживая сказанное - я согласен с тем, что нельзя считать основным мотивом поведения Власова трусость. Это, опять-таки, та мотивация, которую должен иметь отрицательный герой в советском литературном каноне. Трусость, малодушие, самосохранение, - все термины именно из этой риторики. От них стоило бы отойти, чтобы избежать эмоциональной заряженности. Но, как мне кажется, опровергнув тезис, автор остался в рамках того самого канона. Не трусость. а смелость, преодоление страха, борьба с режимом.
И дальше начинается странное.
«В таком положении вероятные преференции от перехода на сторону немцев выглядели неопределенно, а вот угроза возмездия сразу становилась реалистичной, психологически тяжелой и могла казаться неотвратимой.»
То есть преференции от выхода из шталага\спасения от гибели выглядели неопределенно, а вот возмездие советской власти, которая еще неизвестно, будет ли завтра жива или нет - неотвратимой.
«Подсознательный страх - как результат довоенного социального опыта - перед суровым наказанием за малейшее нарушение лояльности Сталину, партии и государству в значительной степени мотивировал поведение военнопленных, особенно командиров старшего и высшего звена.»
Довоенный социальный опыт - это хорошо, но военнопленные, как правило, решали вопрос выживания здесь и сейчас. В социальных условиях немецкого лагеря, а не довоенного СССР. Вообще мне не кажется, что довоенный социальный опыт военнослужащего РККА достаточно разобран и изучен. А у Кирилла Михайловича он, помимо прочего, еще и объясняет преступления бригады Каминского в Варшаве. С единственной ссылкой на мемуары Никулина.
«Самосохранение требовало «пересидеть» плен и приспособиться к новой жизненной ситуации так, чтобы избежать компрометации в глазах Сталина и НКВД. Такой путь к выживанию выглядел более простым, по сравнению с попыткой стать лидером «третьей силы» в разгар схватки между двумя жестокими режимами.»
Решительно непонятно, почему на конец лета 42 года для пленного советского генерала выбор выглядит именно как пересидеть плен и вернуться на родину\ стать лидером «третьей силы» в разгар схватки между двумя жестокими режимами. Это похоже на заглядывание в будущее. Кто мог гарантировать, что удастся пересидеть войну за преферансом? Кто мог гарантировать, что после отказа положение пленного не ухудшится? «Стать лидером третьей силы» - это уже скорее взгляд глазами участников власовского движения. Неужели Штрик-Штрикфельд так и предлагал, - «стать лидером, в разгар схватки»?
И сразу же после этого:
«62 советских генерала и высших командира в плену отказались от сотрудничества с врагом в любом виде. Из них 10 человек (16 %) умерли от ран, болезней и лишений, 12 (19 %) были убиты при разных обстоятельствах, а большинство из них (40 человек или 65 %) благополучно вернулись в СССР.» То есть для трети «пересиживавших плен» кончилось это все-таки смертью.
Все, что я изложил - по совести, придирки. Но мне кажется, что несмотря на немалые плюсы диссертации, можно говорить о том, что на концепцию автора влияет партийный подход. А хотелось бы наконец уйти от борьбы истпартов. В тексте нет умных слов типа «дискурс», «фрейм», «деконструкция» и «репрезентация», но есть ощущение, что и подходов, стоящих за терминами нет. Хотя, как раз те данные, которые Кирилл Михайлович за годы работы ввел в оборот, как раз и позволяют покончить с истпартом, уйти, в конце концов, из мрачной тени А.А. Власова и говорить, к примеру, о коллективных биографиях.
Все сказанное - исключительно мое дилетантское мнение. Довольно сумбурное, надо сказать.
Меня опять забыли спросить, так вот. Все, что пока пришло в голову во время чтения ведомой диссертации К.М. Александрова " ГЕНЕРАЛИТЕТ и ОФИЦЕРСКИЕ КАДРЫ КОНР". Год уже читаю с перерывами и не дочитал.
Споткнулся о такой момент:
"В марте 1995 года А. Д. Даллин в беседе с диссертантом в Гуверовском архиве назвал таких офицеров как фон Тресков, фон Штауффенберг, Штрик-Штрикфельдт и других оппозиционеров «людьми с европейской совестью».
Очень интересный термин, сразу столько в голову приходит. Но что именно сказал Даллин? По- русски, " европейская совесть"? Или European conscience? Во втором случае я бы все же говорил о самосознании. Ну, моральных принципах. Причем автору термин явно понравился, он использует его еще раз далее.
Есть, конечно, нынче официальное название "Пражская декларация о европейской совести и коммунизме", там именно conscience. Я так понимаю, речь у А.Даллина о настоящих правильных европейцах, которые не поддались националистическому угару и боролись с тоталитаризмом на два фронта. В любом случае термин говорит скорее о взглядах Даллина и послевоенных идейных конструкциях. Очень интересная и глубокая тема - что вообще такое может быть эта «европейская совесть».
Александр Даллин, конечно, был голова, и на работу 57 года German Rule in Russia ссылаются все, кто пишет по теме оккупации и коллаборационизма, но меня смущает, что в диссертации сноски на German Rule in Russia подкрепляют основную массу смелых гипотез о связях заговорщиков 20 июля и Власова. Признаюсь, что практически ничего не знаю о заговоре. Но беспокоит, что сноски служат такой палочкой-выручалочкой. Еще там есть Рейтлингер, A House built on Sand.
Вообще странное впечатление от первых двух глав. Как будто два потока, с самого начала идущих параллельно: первый, собственно, по теме - социальный облик офицерских кадров ВС КОНР, условия формирования. И второй - концептуальный. Идеология "третьей силы", концепция, как будто выношенная автором и очень дорогая. Добрые военные традиции императорской и кайзеровской армий, крестьяне и Церковь, люди с европейской совестью, Штауффенберг и Власов - это все постоянно всплывает в виде положительных персонажей. Именно персонажей. Сугубо отрицательным выглядит Розенберг ( он, например, единственный «произносит лицемерные слова», кроме этого, эмоциональной оценки чьих-то высказываний пока не встретил).
Эпизод с пленением Власова упомянут несколько раз, я им сам интересовался, поэтому и зацепило. Сделан упор на то, что Власов в плен не сдавался - с этим нельзя не согласиться, никакой добровольной сдачи в плен не было. Но вот спор с формулировкой советского следствия « проявил малодушие» вообще смысла не имеет. Это советский конструкт для создания единого образа. Изменник обязательно должен проявлять малодушие, трусость, несознательность и животное чувство самосохранения. Если угодно, композиционный элемент.
Я бы говорил о том, что поведение окруженцев на тот момент уже сводилось к стратегиям выживания, и мотивацию от мужества\трусости там в принципе сложно углядеть. Она не главная. Решающий фактор вообще - голод. Штабная группа 2УА( от которой к 10-му июля осталось вроде как 60 человек, из которых известно поименно 9), проходит абсолютно такой же путь, как другие окруженцы и партизаны лета 1942 года в районе Волховского фронта.
Распад военного коллектива, образование мелких групп вокруг авторитетов, добыча пропитания, как правило, приводящая к смерти или плену. Даже путь выхода из вражеского тыла, который выбрала группа Виноградова-Власова стандартный. На лето -осень 42 года основные зоны перехода - Партизанский край и Погостье.
В общем Джеффри Хасс в статье «Surviving war and history»( «Проблема самостоятельности выбора и различные модели человеческого поведения») говорил о трех парадигмах, в которых возможен рассказ о деятельности человека на войне - героической, оппортунистической и парадигме неуверенности. Как правило, только в одну схему поведение не укладывается, это всегда некая комбинация.
Мне кажется, разбирая поведение пленных и перебежчиков, стоит обращать внимание на то, в какой парадигме они сами объясняли другим и себе свои поступки, в какой парадигме на них смотрели со стороны ( советские органы, немцы, интервьюеры, мемуаристы итд) и в какой парадигме работает сам исследователь.
«При этом Сталин высоко ценил командарма, требуя эвакуировать его из немецкого тыла2 . По сообщению лейтенанта госбезопасности И. И. Тимофеева, 18 июня в район Мясного Бора была заброшена группа чекистов для вывода командования, но она погибла 24 июня, не выполнив задания .
Ссылки на: Жилин П. А. Как А. Солженицын воспел предательство власовцев // Известия (Москва). 1974. 29 янв. № 24 (17562). С. 5. 3 ЛАА. Интервью с поисковиком Ю. В. Власовым (21 янв. 2012, СПб).»
Групп всего было три - это по книге А.Ф. Стародубцева «Дважды невидимый фронт». Отправлены 18 июня, 4 июля и 25 июля, и задача все-таки - найти и вывести все командование армии. Группа Тимофеева вылетела как раз после того, как аэродром в котле был захвачен немцами. То, что Сталин высоко ценил именно командарма, как я понимаю, умозрительная оценка да и вообще требования вывезти командование стоило бы рассматривать не в контексте личной привязанности, а в общем контексте лета 42 года. Севастополя, например. У Красной Армии уже осталось не так много командиров уровня армия-фронт, это прагматика.
Далее:
«Другие директивы и радиограммы Ставки, Жданова, руководителей ЛШПД, адресованные партизанским командирам, полны тревоги за судьбу командарма: «Сохранить и оградить от любых опасностей. Проявите заботу. Сейчас это главная задача, поставленная Москвой», «Велика честь найти и помочь Власову», «Ставка считает делом вашей чести выполнить эту задачу», «Выполнить приказ Сталина об эвакуации Власова». и т. д. Однако розыски не дали результатов. Партизаны нашли лишь начальника связи генерал-майора А. В. Афанасьева, чья группа рассталась с группой Власова 11 июля.»
По изложению получается - Ставка беспокоилась о Власове, требовала его найти, чекистов послали, они погибли. Партизанам поручили - искали, но нашли только Афанасьева.
Это не так, события перепутаны местами. Нач. связи армии Афанасьев разошелся с Власовым и нач.штаба Виноградовым касательно того, куда двигаться дальше. Было это, вероятно, утром 10-го.
10 же июля Афанасьев и еще 3 человека из штабной группы вышли на лужских партизан. Дата зафиксирована в дневнике, который вел Е.И. Утин, начальник штаба отряда. Лужане сами погибали от голода и искали оредежский отряд, у которого была рация.
11-го застрелен в Кипино Виноградов.
Вечером 11-го Власов с Вороновой задержаны в Туховежах.
15 числа Афанасьев и часть лужан нашли оредежцев и в ЛШПД пришла радиограмма . Из радиограммы, составленной не очень складно, можно было понять, что у партизан находятся Власов, Виноградов и Афанасьев. Об этом срочно доложили в Москву, и, естественно, Москва потребовала немедленно их привезти. После этого и начинается полный тревоги и боли радиообмен между высшими инстанциями и партизанским отрядом Сазанова. И о чьей судьбе больше беспокоились Жданов и Никитин- власовской или своей, я судить не возьмусь. Опять же, мне кажется, что события даны автором как личные отношения и эмоции отдельных людей. Это здорово для жанра биографии, но нужно ли в исследовании?
В описании пленения читаем:
«Васильев, воспользовавшись эффектом неожиданности, схватил пистолет Власова» - это, судя по статье диссертанта «Не стреляйте, я генерал Власов», основано на словах самого Власова, сказанных полковнику Кромиади в Берлине. Причем в статье так:
«Полковник К. Г. Кромиади вспоминал, что Власов рассказывал в Берлине, как его разморило после ужина. Он задремал, сняв ремень с пистолетом и повесив его на гвоздь . Рассказ выглядит правдоподобным. Усталость, ощущение безопасности и сытости, а возможно, и принятый алкоголь притупили внимание. Староста вернулся в сопровождении нескольких вооруженных крестьян из деревенской самообороны. Кто-то из них стоял и на улице. Деревня Туховежи оказалась населенной староверами, непримиримо относившимися к советской власти. Теоретически генерал мог рискнуть и схватить ремень с пистолетом, но вряд ли даже успел бы к нему прикоснуться. Арестованных вывели из дома и заперли в амбар. Через три года Воронова изложила чекистам всю драматическую историю в двух обыденных предложениях: «Когда мы зашли в деревню, названия ее не знаю, зашли мы в один дом, где нас приняли за партизан, местная “самооборона” дом окружила, и нас арестовали. Нас посадили в колхозный амбар, а на другой день приехали немцы»
Длинную цитату я привел для иллюстрации рассуждений автора. Первичный источник о событиях один - две скупые фразы Вороновой из допроса 45 года. Сюжет с неосторожно оставленным пистолетом дан со слов К.Г Кромиади, по его воспоминаниям 1963 г. Остальное - реконструкция и «драматическая история». Яркая, но подвешенная в воздухе. Рассказ выглядит правдоподобным - вот это и плохо, что выглядит, и что рассказ удобен. Причем из текста диссертации неясно, откуда вообще взято «воспользовавшись эффектом неожиданности, схватил пистолет». Если, как я полагаю, все сводится к мысленной реконструкции событий на основе «разморило и задремал», то это крайне скользкий путь. Конечно, это ерунда и всего одна фраза. Но зачем она вообще? Для красоты? Так же, как ссылки на «140 бесед с Молотовым» Ф. Чуева в первой главе?
Ни подтвердить, ни опровергнуть версию с пистолетом невозможно, разве что найти гипотетические показания старосты В. Васильева, которые он мог давать органам после войны. Но даже если они есть, в них Васильев скорее всего дал свой драматический сюжет, снимавший с него ответственность за выдачу Власова немцам. По данным А.И. Орлова и лужских краеведов, старосту после войны не тронули ( из этого Орлов делает вывод о связи с партизанами и намерении старосты спасти Власова, что кажется крайне натянутым. Связь с партизанами вполне реальна, но, наверное, уже году в 43-ем). Ну и главное, как мне кажется - это именно что «драматическая история». Вообще рассказ о скитающемся побежденном военачальнике, неосторожно задремавшем в незнакомом доме, навевает мысли о Книге Судей, Иаили и Сисаре.
Если не искать библейских параллелей, то в объяснениях освобожденных из плена момент пленения почти всегда описан так: непреодолимые обстоятельства, не давшие сопротивляться. Упал, не успел подняться, был схвачен. Заснул, ослабев от голода, проснулся, когда немцы стояли вокруг, оружие вытащить не успел. Это реальные примеры, оба - случаи с лужскими партизанами из отряда, подобравшего Афанасьева. И как минимум в одном случае сдача в плен была сознательной. Апелляция к непреодолимым условиям понятна, если учесть требования советского устава и приказов Ставки. Но это советские условия, а Власов, как-никак, говорил ( если говорил, конечно) Кромиади о плене в рамках совсем другой системы. Но ведь сюжет «офицер в чине генерала сдает личное оружие деревенскому старосте» дурно выглядит и с точки зрения «традиций русского офицерства».
В целом, крайне удивляют вот такие эпизоды, мелкие, сами по себе не дающие ничего и очень шатко обоснованные. Непонятно, зачем они вообще в диссертации, это больше похоже на публицистику. «Не исключено, что Мерецков тем самым хотел освободиться от конкурента, вступавшего в командование обреченной армией» - с. 292, о назначении Власова командармом. Это ничем не подкреплено. Почему в середине апреля армия для Мерецкова выглядит обреченной? И Власов выезжал во 2УА еще в марте вместе с Запорожцем и уже тогда шла речь о снятии предыдущего командарма Клыкова. Обреченной армия не выглядела даже в 20-ых числах мая, уже без всякого Мерецкова. Её планировали отводить на рубеж Спасская Полисть-Мясной Бор, попутно срезав немецкие позиции.
История служебных отношений и интриг 1942 года вокруг Волховского фронта, его армий, ленинградского руководства и московских назначенцев вообще довольно сложна ( хоть и безрадостна). Власов вообще был третьим командармом 2УА за три с половиной месяца. Сводить эту историю к литературным сюжетам типа « талантливый полководец-любимец тирана vs бездарные соперники» будет большой ошибкой. Еще большей - попытки строить модель отношений и интриг на основании поздних воспоминаний их участников.
Потом, рассуждая о мотивации решения сотрудничать с немцами, автор подкрепляет тезис о том, что Власов не верил в победу Германии тремя группами свидетельств
1 - показания спутницы генерала, указывающие на то, что в октябре 1941-го, во время выхода из первого окружения, тот сохранял веру в успех. Это ничего не говорит о том, какой виделась Власову ситуация в августе 42-го в плену. Обоснование « а ведь октябрь 41-го был одним из самых критичных для советского руководства моментов» нельзя признать серьезным. Речь о том, каким момент был тогда для лично А.А. Власова, а не каким он был для советского руководства с точки зрения нашего послезнания. Да и что критичнее - октябрь 41-го или лето 42-го - это еще большой вопрос.
2. Второй документ - Меморандум от 2 августа 42-го. Обоснование для немецкого руководства создания РОА. Тоже само по себе мало что говорит о личной мотивации человека и его оценке положения. И в документе речь о тезисе «Сталин будет сопротивляться еще долго, но мы поможем, и с нами пойдет быстрее».
3. Выступлением Власова в июле 1943 года в Дабендорфе и сведениями о его речах во время агитационной поездки февраля-марта того же года. Совсем другой период, после 3 февраля 1943 года победные настроения даже в Рейхе несколько поблекли. Смысл тот же - « без нашей помощи на Востоке ничего не получится». О том, что думал Власов летом 42-го это не говорит ничего.
Далее идет абзац:
«Заявления Власова позволяют нам говорить о том, что в 1941-1943 годах он объективно оценивал значение оперативного пространства, людские и материальные ресурсы СССР, прочность системы в целом, а также волю и решимость Сталина продолжать войну, в связи с чем неоднократно ставил под сомнение результативность военных усилий Германии на Восточном фронте. Поэтому нет оснований полагать, что Власов в конце июля 1942 года был убежден в победе Рейха.»
Первая фраза емко и четко описывает приведенные свидетельства. Но вторая никак из неё не следует.
Есть еще одно свидетельство, его в диссертации нет.
Данные из протокола допроса Власова в штабе 38 АК от 12.07.42
« По мнению пленного Советская Россия может выставить еще 17-20 млн. военнообязанных. В кругах высших офицеров мнения следующие: В одиночку Советская Россия победить Германию не сможет. Однако многие надеются на решающую помощь Англии и Америки. Россия могла бы сама по себе вести войну еще лет десять, чему в первую очередь способствовало бы то, что основное оборонное производство перенесено на Урал и в Среднюю Азию. В солдатах недостатка нет, есть в хороших офицерах и унтерофицерах»
NARA T-314 R-905 fr- 1273
В общем-то, тезис остается прежним. СССР может воевать еще лет десять. Режим будет сопротивляться до конца. Может ли он победить? Большой вопрос. Характерны надежды на вмешательство союзников. Помимо известных надежд на открытие второго фронта, они в контексте 42 года существовали и в таком ключе:
Дневник Е.И. Утина ( тот самый отряд, который подобрал Афанасьева, на момент сообщения отряд находился в Лужском районе) «Разговаривал с населением, интересные рассуждения у них, они уверены, что немцев разобьют, но Англия и Америка не допустят советской власти у нас в Советском Союзе. "
Из политического отчета командующего тыловым районом ГА Север, о положении в Эстонии:
"Английская установка по отношению к Восточной кампании такова - позволить двум развитым социалистическим коллективным системам, Германии и России, обескровить друг друга,а затем, введя в бой заботливо сбереженные англо-американские силы, установить новый порядок в Европе в английском духе. Она очень популярна среди всей эстонской интеллигенции"
Мне кажется, это скорее говорит о том, что ситуация на Северо-Западе выглядела для участников событий патовой. Бесконечная бойня, конца которое не видно. Возможно, о вмешательстве Англии и Франции вспоминали, опираясь на опыт 1918-20 гг в Прибалтике и на Северо-Западе. Для Эстонии английское присутствие тогда было крайне актуальным. В общем-то, отсюда уже прямая дорога к поиску «третьей силы».
Подытоживая сказанное - я согласен с тем, что нельзя считать основным мотивом поведения Власова трусость. Это, опять-таки, та мотивация, которую должен иметь отрицательный герой в советском литературном каноне. Трусость, малодушие, самосохранение, - все термины именно из этой риторики. От них стоило бы отойти, чтобы избежать эмоциональной заряженности. Но, как мне кажется, опровергнув тезис, автор остался в рамках того самого канона. Не трусость. а смелость, преодоление страха, борьба с режимом.
И дальше начинается странное.
«В таком положении вероятные преференции от перехода на сторону немцев выглядели неопределенно, а вот угроза возмездия сразу становилась реалистичной, психологически тяжелой и могла казаться неотвратимой.»
То есть преференции от выхода из шталага\спасения от гибели выглядели неопределенно, а вот возмездие советской власти, которая еще неизвестно, будет ли завтра жива или нет - неотвратимой.
«Подсознательный страх - как результат довоенного социального опыта - перед суровым наказанием за малейшее нарушение лояльности Сталину, партии и государству в значительной степени мотивировал поведение военнопленных, особенно командиров старшего и высшего звена.»
Довоенный социальный опыт - это хорошо, но военнопленные, как правило, решали вопрос выживания здесь и сейчас. В социальных условиях немецкого лагеря, а не довоенного СССР. Вообще мне не кажется, что довоенный социальный опыт военнослужащего РККА достаточно разобран и изучен. А у Кирилла Михайловича он, помимо прочего, еще и объясняет преступления бригады Каминского в Варшаве. С единственной ссылкой на мемуары Никулина.
«Самосохранение требовало «пересидеть» плен и приспособиться к новой жизненной ситуации так, чтобы избежать компрометации в глазах Сталина и НКВД. Такой путь к выживанию выглядел более простым, по сравнению с попыткой стать лидером «третьей силы» в разгар схватки между двумя жестокими режимами.»
Решительно непонятно, почему на конец лета 42 года для пленного советского генерала выбор выглядит именно как пересидеть плен и вернуться на родину\ стать лидером «третьей силы» в разгар схватки между двумя жестокими режимами. Это похоже на заглядывание в будущее. Кто мог гарантировать, что удастся пересидеть войну за преферансом? Кто мог гарантировать, что после отказа положение пленного не ухудшится? «Стать лидером третьей силы» - это уже скорее взгляд глазами участников власовского движения. Неужели Штрик-Штрикфельд так и предлагал, - «стать лидером, в разгар схватки»?
И сразу же после этого:
«62 советских генерала и высших командира в плену отказались от сотрудничества с врагом в любом виде. Из них 10 человек (16 %) умерли от ран, болезней и лишений, 12 (19 %) были убиты при разных обстоятельствах, а большинство из них (40 человек или 65 %) благополучно вернулись в СССР.» То есть для трети «пересиживавших плен» кончилось это все-таки смертью.
Все, что я изложил - по совести, придирки. Но мне кажется, что несмотря на немалые плюсы диссертации, можно говорить о том, что на концепцию автора влияет партийный подход. А хотелось бы наконец уйти от борьбы истпартов. В тексте нет умных слов типа «дискурс», «фрейм», «деконструкция» и «репрезентация», но есть ощущение, что и подходов, стоящих за терминами нет. Хотя, как раз те данные, которые Кирилл Михайлович за годы работы ввел в оборот, как раз и позволяют покончить с истпартом, уйти, в конце концов, из мрачной тени А.А. Власова и говорить, к примеру, о коллективных биографиях.
Все сказанное - исключительно мое дилетантское мнение. Довольно сумбурное, надо сказать.