"Шестидесятники"
В куче постов о Крымской войне многие из вас, уважаемые читали, высказывали свое "фу" Николаю I, говорили про "слабого царя", про "идиота-романтика", и так далее. Но политика Николая в рамках сохранения Священного союза хотя бы понятна. Ты прикармливаешь своих союзников, но ты и требуешь от них. Собственно весь период 1815-1855 годов прошел под одной главной задачей - не дать возвыситься Франции. В конце концов мы все же этого сделать не смогли, но 40 лет относительно безоблачного существования себе обеспечили.
Но вот дальше..... Дальше к власти пришли не рыцари, даже не романтики. Как это назвать без мата - я даже не представляю.
Вы знаете о моей нелюбви к Александру II и Горчакову. Еще в юности, когда я читал "Битву железных канцлеров" и "Под стягом Российской империи", мне вообще было ничего непонятно. Я не понимал как стратегии русских войск (хотя силился ее понять, но по поводу осады Плевны у меня был главный вопрос - на фига ее вообще было осаждать, а не просто блокировать; при этом все генералы александровского времени - давайте говорить прямо! - облажались, и пришлось звать генерала николаевского времени - Тотлебена, который Плевну и взял), но еще больше не понимал нашей дипломатии.
Во-первых, совершенная непонятка была с целями. Если мы хотели Южную Бессарабию (линия Кагул-Измаил), отнятую у нас по итогам Крымской войны, то надо было ее занять и все. Зачем идти дальше?
Если мы хотели Проливы - то наверное нам пришлось бы договариваться. Самый идеальный вариант - с Австрией и Германией (что и произошло в реале, но через анальное отверстие). Вой Англии по поводу Проливов я никогда не считал серьезным - во-первых, после разгрома Франции и Союза Трех Орлов воевать на суше Англии было некем. Во-вторых, я люблю смотреть на карты. В узостях Босфора и Дарданелл флот Англии не играет никакого значения.
Во-вторых, а какое нам вообще дело до того, обидится Англия на нас или нет?
В этом плане Бисмарк, советуя нам воевать за свои интересы, был абсолютным прагматиком и реалистом.
Все эти горчаковские бредни по поводу "европейского концерта", "великой юго-западной славянской державы" и т.д. в результате вышли боком именно нам. Прошло всего несколько лет, и созданная нами Болгария стала нашим же врагом. Уже в 1879 году будущий премьер Болгарии Стоилов четко говорил: «Если нас постоянно попрекают затратами на Освобождение, требуя взамен вечной покорности, это не братство. Пусть подсчитают и выставят счет. Можно с процентами. Мы расплатимся и закроем вопрос».
В третьих, нас очень обижало, что та же Австрия требует от нас уступок за невмешательство. Странно, правда? Австрия воевать не будит, а Боснию аннексирует. А мы же не за себя воюем, за болгар и сербов. Что там Обренович в 1877-м, когда мы начали войну, делал? Да сидел тихо на Дрине и не отсвечивал. Войну Турции мы объявили в известной степени из -за братушек-сербов, которые начали восстание против турок, а братушки, когда мы ввязались в войну, решили... не воевать. Ну а че, русские же есть, вот пусть они наши проблемы и решают. А мы тут, в уголку пока посидим.
Мы обижались и на Германию, которая просила у нас чисто формального союза против Франции. Мол, если мы вдруг начнем войну с лягушатниками, вы просто продекларируйте, что не против аннексии Эльзаса. Но нет, мы хотели быть правильными и чистыми во всем, и для всех.
В результате Россию в дипломатических переговорах кидало то туда, то сюда. Сегодня мы обсуждаем с Андраши, как мы хотим поделить Турцию, а буквально через два дня спрашиваем у охреневшего Бисмарка - если мы нападем на Австрию, Берлин присоединится к войне на нашей стороне? А потом бежим к Андраши, и задаем ему такой же вопрос, но уже относительно Германии.
Но основная проблема в том, что мы сами не знали, чего хотели. Как в той песне из средневекового Бременского ансамбля: "Мы свое призванье не забудем - смех и радость мы приносим людям!"
Сначала мы говорили, что мы хотим сохранить Турцию. Потом - вычленить из нее Болгарию. Потом - создать в Проливах международную зону аннексии (на фига это нам нужно? Так хотя бы проливы у Турции в руках, а согласно бреду Горчакова - у Англии, Франции, Австрии, Италии, ну и немножко нас). А потом вообще на всех обиделись, и за свое неумение договариваться расплатились Берлинским Конгрессом.
Собственно все выше написанное - это прелюдия. Прелюдия к рекламе книги.
Игорь Александрович Козлов "По следам «Турецкого гамбита», или Русская «полупобеда» 1878 года"
Цитата: "Бисмарк продолжал твердо гнуть свою линию. За два дня до выступления в рейхстаге, вечером 22 ноября (4 декабря), на парламентском банкете он, по сообщению корреспондента «Таймс», высказался предельно четко и откровенно: «В деле сохранения мира, конечно же, нельзя отчаиваться, но если настоящие осложнения все же приведут к войне, которая представляется мне вполне вероятной, то спустя некоторое время Россия и Турция устанут ее вести, и тогда Германия выступит мирным посредником, с гораздо лучшими перспективами на успех, нежели сейчас»
«Давать же советы России в настоящий момент» Бисмарк считал занятием «несвоевременным». В отношении Англии канцлер высказал надежду, что она, «несмотря на все обстоятельства, все же не вступит в войну против России». Касательно Австро Венгрии, по словам корреспондента «Таймс», Бисмарк высказывался «очень дружелюбно». Однако он допустил возможность «прийти ей на помощь» только в том случае, если она «будет втянута в войну» и «ее существование как империи будет поставлено под угрозу». По мнению Бисмарка, «Австрия обладает гораздо большей живучестью, нежели многие думают» . Канцлер прямо отвечал своим парламентским критикам и явно клонил к тому, что Австро Венгрия вполне способна без посторонней помощи позаботиться о своих балканских интересах, договорившись о них с Россией.
Сравнивая сентябрьские обращения в Берлин из Петербурга и Вены, Сказкин предположил: если еще до инструктажа Швейница в Варцине Бисмарк заявил Мюнху, что он отвергает запрос Горчакова, то тогда слова германского канцлера о союзе с Россией по принципу «в огонь и в воду» не имели особого значения .
Имели. И именно для осуществления того замысла, который Сказкин считал основным для Бисмарка - подтолкнуть Россию к войне с Турцией. Германский канцлер не собирался воевать за балканские интересы Габсбургов, здесь он выступал сторонником компромисса Вены с Петербургом и отказывал Александру II в поддержке именно против Австро Венгрии. Однако это вовсе не означало, что Бисмарк не готов был идти с русским правительством «в огонь и в воду», если оно, предварительно сговорившись с Веной, решилось бы ударить по Турции. Ведь оставался еще главный игрок на Востоке - Англия. На случай начала русского наступления на Балканах Бисмарк предлагал и Лондону договориться с Петербургом, но он прекрасно понимал, что эта задача крайне сложная и на какое то время Россия с Англией неизбежно будут обречены на серьезнейшее выяснение отношений с бряцанием оружием. А в этом случае России понадобилась бы помощь Германии. И вот тогда Бисмарк ответил бы: во сколько он оценивает свою решимость идти с Россией «в огонь и в воду». Но только ответ этот уже подразумевал бы не совместный отпор Австро Венгрии, а Англии.
Бисмарк был уверен, что на сделанный через Вердера запрос царя надоумил именно его канцлер. «Горчаков старался тогда доказать своему императору, - вспоминал Бисмарк, - что моя преданность ему и мои симпатии к России неискренни или же только “платоничны”» . Похоже, Бисмарк был недалек от истины, и фактор личной зависти и недоверия со стороны Горчакова играл немалую роль. «…Его тщеславие и его зависть по отношению ко мне были сильнее его патриотизма», - писал о Горчакове Бисмарк .
Но главное все же было в другом. Это только в начале 1878 г. Горчаков будет готов твердо гарантировать Австро Венгрии и Боснию с Герцеговиной, и стратегически важный Ново Базарский санджак. Станет он и настойчиво советовать представителям Сербии и Черногории не упрямиться и уступить претензиям Андраши. Горчаков начнет сдавать все то, что так не хотелось уступать в предвоенных переговорах и что Бисмарк настойчиво советовал ему осуществить заблаговременно. Но все это будет потом, когда кровь солдат и деньги казны потекут рекой, когда очевидными станут ошибки «Плевны», когда в очередной раз, наступив на те же грабли, русская армия в нерешительности замрет перед распахнутыми воротами Константинополя. Все это будет потом. Осенью же 1876 г. очень многое выглядело иначе…
Не успев еще толком договориться с Австро Венгрией, Александр II и Горчаков уже начинали страховаться на случай резкого усиления ее роли на Балканах. Если мы вспомним, чем июльская запись рейхштадтских соглашений Горчакова отличалась от записи Андраши, то последующая сентябрьская настойчивость Александра II в вопросе о роли Германии в возможном вооруженном конфликте России с Австро Венгрией покажется нам вовсе не странной, а вполне даже логичной. И логика эта явно не отличалась глубиной и дальновидностью мышления. Российский император, как и его канцлер, считал, что чем больше дунайская монархия заглотнет на Балканах, тем сильнее она будет угрожать российским интересам в этом регионе. И вот здесь скрывалась принципиальнейшая ошибка. Да и в чем состояли эти российские интересы на Балканах? В поддержке славян в надежде на их пророссийскую ориентацию? На этот вопрос Бисмарк ответил предельно точно, а последующая история только подтвердила его правоту.
В дипломатии резкие и непродуманные высказывания порой подобны комете, за которой следует длинный шлейф недоверия и весьма неприятных последствий. Своим запросом в Берлин российская сторона ничего принципиально нового и важного не открыла, но зато сама себе, уже в который раз, осложнила жизнь.
Александр II и Горчаков не имели в виду нападение России на Австро-Венгрию, но Бисмарку было выгодно заметить именно это. Он стремился примазаться к русско австрийскому соглашению, особенно со стороны Вены, создав у Андраши впечатление, что именно старания германского канцлера уберегли дунайскую монархию от русской угрозы и способствовали продолжению переговоров с Петербургом по Балканам.
Для Петербурга же становилось очевидным, что, в условиях отказа Берлина давить на Вену, рассчитывать на ее бескорыстие в защите балканских славян не приходится. Нужно было быстрее и более решительно договариваться."
В общем, давно мне купленная книга не приносила ТАКОГО удовольствия. Вельми, всячески рекомендую.
Но вот дальше..... Дальше к власти пришли не рыцари, даже не романтики. Как это назвать без мата - я даже не представляю.
Вы знаете о моей нелюбви к Александру II и Горчакову. Еще в юности, когда я читал "Битву железных канцлеров" и "Под стягом Российской империи", мне вообще было ничего непонятно. Я не понимал как стратегии русских войск (хотя силился ее понять, но по поводу осады Плевны у меня был главный вопрос - на фига ее вообще было осаждать, а не просто блокировать; при этом все генералы александровского времени - давайте говорить прямо! - облажались, и пришлось звать генерала николаевского времени - Тотлебена, который Плевну и взял), но еще больше не понимал нашей дипломатии.
Во-первых, совершенная непонятка была с целями. Если мы хотели Южную Бессарабию (линия Кагул-Измаил), отнятую у нас по итогам Крымской войны, то надо было ее занять и все. Зачем идти дальше?
Если мы хотели Проливы - то наверное нам пришлось бы договариваться. Самый идеальный вариант - с Австрией и Германией (что и произошло в реале, но через анальное отверстие). Вой Англии по поводу Проливов я никогда не считал серьезным - во-первых, после разгрома Франции и Союза Трех Орлов воевать на суше Англии было некем. Во-вторых, я люблю смотреть на карты. В узостях Босфора и Дарданелл флот Англии не играет никакого значения.
Во-вторых, а какое нам вообще дело до того, обидится Англия на нас или нет?
В этом плане Бисмарк, советуя нам воевать за свои интересы, был абсолютным прагматиком и реалистом.
Все эти горчаковские бредни по поводу "европейского концерта", "великой юго-западной славянской державы" и т.д. в результате вышли боком именно нам. Прошло всего несколько лет, и созданная нами Болгария стала нашим же врагом. Уже в 1879 году будущий премьер Болгарии Стоилов четко говорил: «Если нас постоянно попрекают затратами на Освобождение, требуя взамен вечной покорности, это не братство. Пусть подсчитают и выставят счет. Можно с процентами. Мы расплатимся и закроем вопрос».
В третьих, нас очень обижало, что та же Австрия требует от нас уступок за невмешательство. Странно, правда? Австрия воевать не будит, а Боснию аннексирует. А мы же не за себя воюем, за болгар и сербов. Что там Обренович в 1877-м, когда мы начали войну, делал? Да сидел тихо на Дрине и не отсвечивал. Войну Турции мы объявили в известной степени из -за братушек-сербов, которые начали восстание против турок, а братушки, когда мы ввязались в войну, решили... не воевать. Ну а че, русские же есть, вот пусть они наши проблемы и решают. А мы тут, в уголку пока посидим.
Мы обижались и на Германию, которая просила у нас чисто формального союза против Франции. Мол, если мы вдруг начнем войну с лягушатниками, вы просто продекларируйте, что не против аннексии Эльзаса. Но нет, мы хотели быть правильными и чистыми во всем, и для всех.
В результате Россию в дипломатических переговорах кидало то туда, то сюда. Сегодня мы обсуждаем с Андраши, как мы хотим поделить Турцию, а буквально через два дня спрашиваем у охреневшего Бисмарка - если мы нападем на Австрию, Берлин присоединится к войне на нашей стороне? А потом бежим к Андраши, и задаем ему такой же вопрос, но уже относительно Германии.
Но основная проблема в том, что мы сами не знали, чего хотели. Как в той песне из средневекового Бременского ансамбля: "Мы свое призванье не забудем - смех и радость мы приносим людям!"
Сначала мы говорили, что мы хотим сохранить Турцию. Потом - вычленить из нее Болгарию. Потом - создать в Проливах международную зону аннексии (на фига это нам нужно? Так хотя бы проливы у Турции в руках, а согласно бреду Горчакова - у Англии, Франции, Австрии, Италии, ну и немножко нас). А потом вообще на всех обиделись, и за свое неумение договариваться расплатились Берлинским Конгрессом.
Собственно все выше написанное - это прелюдия. Прелюдия к рекламе книги.
Игорь Александрович Козлов "По следам «Турецкого гамбита», или Русская «полупобеда» 1878 года"
Цитата: "Бисмарк продолжал твердо гнуть свою линию. За два дня до выступления в рейхстаге, вечером 22 ноября (4 декабря), на парламентском банкете он, по сообщению корреспондента «Таймс», высказался предельно четко и откровенно: «В деле сохранения мира, конечно же, нельзя отчаиваться, но если настоящие осложнения все же приведут к войне, которая представляется мне вполне вероятной, то спустя некоторое время Россия и Турция устанут ее вести, и тогда Германия выступит мирным посредником, с гораздо лучшими перспективами на успех, нежели сейчас»
«Давать же советы России в настоящий момент» Бисмарк считал занятием «несвоевременным». В отношении Англии канцлер высказал надежду, что она, «несмотря на все обстоятельства, все же не вступит в войну против России». Касательно Австро Венгрии, по словам корреспондента «Таймс», Бисмарк высказывался «очень дружелюбно». Однако он допустил возможность «прийти ей на помощь» только в том случае, если она «будет втянута в войну» и «ее существование как империи будет поставлено под угрозу». По мнению Бисмарка, «Австрия обладает гораздо большей живучестью, нежели многие думают» . Канцлер прямо отвечал своим парламентским критикам и явно клонил к тому, что Австро Венгрия вполне способна без посторонней помощи позаботиться о своих балканских интересах, договорившись о них с Россией.
Сравнивая сентябрьские обращения в Берлин из Петербурга и Вены, Сказкин предположил: если еще до инструктажа Швейница в Варцине Бисмарк заявил Мюнху, что он отвергает запрос Горчакова, то тогда слова германского канцлера о союзе с Россией по принципу «в огонь и в воду» не имели особого значения .
Имели. И именно для осуществления того замысла, который Сказкин считал основным для Бисмарка - подтолкнуть Россию к войне с Турцией. Германский канцлер не собирался воевать за балканские интересы Габсбургов, здесь он выступал сторонником компромисса Вены с Петербургом и отказывал Александру II в поддержке именно против Австро Венгрии. Однако это вовсе не означало, что Бисмарк не готов был идти с русским правительством «в огонь и в воду», если оно, предварительно сговорившись с Веной, решилось бы ударить по Турции. Ведь оставался еще главный игрок на Востоке - Англия. На случай начала русского наступления на Балканах Бисмарк предлагал и Лондону договориться с Петербургом, но он прекрасно понимал, что эта задача крайне сложная и на какое то время Россия с Англией неизбежно будут обречены на серьезнейшее выяснение отношений с бряцанием оружием. А в этом случае России понадобилась бы помощь Германии. И вот тогда Бисмарк ответил бы: во сколько он оценивает свою решимость идти с Россией «в огонь и в воду». Но только ответ этот уже подразумевал бы не совместный отпор Австро Венгрии, а Англии.
Бисмарк был уверен, что на сделанный через Вердера запрос царя надоумил именно его канцлер. «Горчаков старался тогда доказать своему императору, - вспоминал Бисмарк, - что моя преданность ему и мои симпатии к России неискренни или же только “платоничны”» . Похоже, Бисмарк был недалек от истины, и фактор личной зависти и недоверия со стороны Горчакова играл немалую роль. «…Его тщеславие и его зависть по отношению ко мне были сильнее его патриотизма», - писал о Горчакове Бисмарк .
Но главное все же было в другом. Это только в начале 1878 г. Горчаков будет готов твердо гарантировать Австро Венгрии и Боснию с Герцеговиной, и стратегически важный Ново Базарский санджак. Станет он и настойчиво советовать представителям Сербии и Черногории не упрямиться и уступить претензиям Андраши. Горчаков начнет сдавать все то, что так не хотелось уступать в предвоенных переговорах и что Бисмарк настойчиво советовал ему осуществить заблаговременно. Но все это будет потом, когда кровь солдат и деньги казны потекут рекой, когда очевидными станут ошибки «Плевны», когда в очередной раз, наступив на те же грабли, русская армия в нерешительности замрет перед распахнутыми воротами Константинополя. Все это будет потом. Осенью же 1876 г. очень многое выглядело иначе…
Не успев еще толком договориться с Австро Венгрией, Александр II и Горчаков уже начинали страховаться на случай резкого усиления ее роли на Балканах. Если мы вспомним, чем июльская запись рейхштадтских соглашений Горчакова отличалась от записи Андраши, то последующая сентябрьская настойчивость Александра II в вопросе о роли Германии в возможном вооруженном конфликте России с Австро Венгрией покажется нам вовсе не странной, а вполне даже логичной. И логика эта явно не отличалась глубиной и дальновидностью мышления. Российский император, как и его канцлер, считал, что чем больше дунайская монархия заглотнет на Балканах, тем сильнее она будет угрожать российским интересам в этом регионе. И вот здесь скрывалась принципиальнейшая ошибка. Да и в чем состояли эти российские интересы на Балканах? В поддержке славян в надежде на их пророссийскую ориентацию? На этот вопрос Бисмарк ответил предельно точно, а последующая история только подтвердила его правоту.
В дипломатии резкие и непродуманные высказывания порой подобны комете, за которой следует длинный шлейф недоверия и весьма неприятных последствий. Своим запросом в Берлин российская сторона ничего принципиально нового и важного не открыла, но зато сама себе, уже в который раз, осложнила жизнь.
Александр II и Горчаков не имели в виду нападение России на Австро-Венгрию, но Бисмарку было выгодно заметить именно это. Он стремился примазаться к русско австрийскому соглашению, особенно со стороны Вены, создав у Андраши впечатление, что именно старания германского канцлера уберегли дунайскую монархию от русской угрозы и способствовали продолжению переговоров с Петербургом по Балканам.
Для Петербурга же становилось очевидным, что, в условиях отказа Берлина давить на Вену, рассчитывать на ее бескорыстие в защите балканских славян не приходится. Нужно было быстрее и более решительно договариваться."
В общем, давно мне купленная книга не приносила ТАКОГО удовольствия. Вельми, всячески рекомендую.