Слюнявые псы деградации
Я не считаю себя интеллигентом - боже упаси - но есть во мне одна черта, делающая меня схожим с интеллигентом в классическом понимании этого слова. Периодически мне становится стыдно за свой собственный народ, более всего за тех, кто, по выражению классика, мнит себя его мозгом. Когда люди «интеллектуального труда», собираясь на какой-нибудь кухоньке или возле костра, распевают под гитарку «Милая моя, солнышко лесное», мне становится нестерпимо ясно, что с таким интеллектом и чувством стиля вряд ли кто-нибудь из них построит звездный корабль дальнего следования, изобретет вакцину против СПИДа, откроет альтернативный источник энергии, скрестит морковку с редиской или напишет хотя бы «Войну и мир».
Впрочем, советских интеллигентов, распевающих о солнышке лесном, становится все меньше, - еще немного, и распевать о нем окончательно станет уделом тех, кому за. На эту естественную убыль часто пеняют самые чуткие из них. Так ли уж нужно пенять на это? Некогда в своей интернет-рассылке «Запрещенные Новости» я процитировал уже упомянутое здесь хорошо известное высказывание Вождя Мирового Пролетариата.
«Интеллектуальные силы рабочих и крестьян, - говорил Владимир Ильич Ленин в своем частном (заметьте - частном) письме Алексею Максимовичу Горькому, - растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно».
Вскоре после этого на мой адрес пришло сразу два опровержения. В первом написали, что слово «интеллигенция» пишется с одним л, во втором - что слово «говно» пишется через а. Оба опровержения оказались неверными. Но вот спорить с основной мыслью ленинского утверждения не стал никто.
Перечитывая письмо Ильича, я без радости понимаю, что все-таки в его словах есть огромная доля правды, только вот интеллектуальные силы рабочих и крестьян в наше время не очень-то похожи на растущие и крепнущие. Точно так же современная нам интеллигенция не очень похожа на интеллигенцию времен Горького и Ленина, более того, совсем на нее не похожа; но вот убийственная характеристика, данная ей вождем, остается по-прежнему актуальной.
Я не буду здесь далее распространяться об интеллигенции, как культурном феномене: с печалью я гляжу на нее, впрочем, как и на рабочих, колхозников и даже предпринимателей. В конце концов, говоря откровенно, интеллигенции в классическом смысле этого слова у нас просто нет. Есть претендующие на ее название, а беспочвенные претензии, как правило, жалки и некрасивы. Я не буду распространяться об интеллигенции напрямую, скажу всего лишь пару слов об ее музыкальных вкусах, которые всегда повергали меня в недоумение и даже оторопь.
Советская «интеллигенция» обожала больше всего «бардовскую песню». Столь же пронзительного феномена я не смог найти ни в одной культуре мира. Немолодой, как правило, семейный уже человек «интеллигентной» профессии, благополучный кухонный тихоня, испытывал вдруг потребность показать окружающему миру все имеющиеся в наличии сокровища своей бессмертной души. Сокровищ было немного; но это его не останавливало. Надевши свитер под горло, он брал в руки гитару и, невыносимо завывая, распевал стихи собственного сочинения. Сочинять стихи он, как правило, не умел, а если бы и умел, мог посвятить их только собственным переживаниям на кухне - дискурс советского интеллигента был еще уже, чем круг страшно далеких от народа декабристов; петь он не умел также, само собой разумеется, ну и музыкант-композитор, игрец на гитаре, получался из него понятно какой. Неискушенному слушателю трудно отличить, скажем, Визбора от Окуджавы; сопение и подвывание практически идентичны, но интеллигент-специалист разъяснит вам, что к чему.
Романтически одутловатый и нестриженый, перебирающий вялыми пальцами гитару, гнусаво шепча о своем до боли знакомом, исполнитель довольно быстро становился популярным среди себе подобных. Для того чтобы довести романтизм до пика, ему оставалось только пару раз сходить в поход и посидеть с друзьями у костра. Совершив эти ритуальные деяния, он мог не озабочиваться более своим имиджем.
Фанатизм работника умственного труда по поводу «авторской песни» не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Понятно, что основная причина популярности бардовской песни состоит в том, что кухонные переживания автора, положенные на слова и музыку, фактически тождественны кухонным же, безо всякого полета и отрыва, переживаниям аудитории. Это не то искусство, которое, по словам Ленина, должно быть понято народом. Это то искусство, которое народу понятно и близко. Кстати, сентенцию вождя об искусстве, произнесенную по-немецки, часто переводили - в официальных советских книжках! - именно вторым вариантом, в то время как в оригинале был вариант первый. Но смысл обоих утверждений различается радикально!
Интеллигент советского розлива, впрочем, дико обиделся бы (и обидится - он жив и плодится), узнай он, что его обозвали народом. Уж лучше бы сразу говном! Вкусы его и вправду отличаются от вкусов народных. Народ бесхитростен; он честно признает, что ему нужна незамысловатая ламца-дрица; а интеллигент претендует на особый, тонкий вкус. «Глядите», - говорит он, - «моя музыка не такая, она только для таких как я». И вправду, это музыка только для таких как он. Сочини вдруг бард действительно хорошие стихи, спой он с оркестром симфонической музыки ангельским голосом - и интеллигент сразу потеряет свой восторг. А вот если Филя Киркоров возьмет вдруг расстроенную гитару и продребезжит на ней «банька моя, я твой тазик», - глядишь, и сойдет за интеллектуала. Певец нужен интеллигенту таким - занюханным, затрапезным, изрекающим под сомнительный инструмент те самые банальности, до которых он и сам с легкостью бы додумался за вечерним изготовлением котлет.
У Максима Горького в одном из рассказов есть замечательная фраза: «На стене висела гитара - излюбленный музыкальный инструмент парикмахеров»…
Искусство должно быть понято народом… Искусство должно быть понятно народу… Важнейшее указание извратили самым фатальным образом! Самые, как говорили тогда, при Совдепе, передовые, продвинутые, как сказали бы мы сейчас, самые продвинутые, советчики и антисоветчики, возжелали для себя понятного искусства…
Они получили его, и насладились им, - насколько этим вообще можно насладиться. Но они не просто получили, что хотели - затхлый, нарочито неполноценный мирок упитанных душонок они возвели в ранг откровения свыше. «Элитарным» искусством великой страны считалось заунывное треньканье даже не человека из подполья - человека из квартирки. На пятом этаже.
Сейчас, когда общественные стандарты потихоньку рушатся, все более утверждается старый добрый принцип «каждому свое». Не являясь ни поклонником, ни защитником этого принципа, должен признать, что в области искусства это единственное, на что можно уповать на территории государства, разрушенного под звуки авторской песни* [*Многие тяжелые консервативные реакционеры из России, любящие называть себя «патриотами» частенько попрекают бардообразную псевдоинтеллигенцию тем, что та «развалила Советский Союз». Та с достоинством и гордостью принимает упреки: еще бы, это тоже надо уметь - развалить этакое строение! Правда же состоит в том, что своим «творчеством» они засвидетельствовали деградацию и упадок Совдепа, как живые его воплощения и порождения - тот факт, что с его кончиной они мгновенно стали никому не нужны, весьма наглядно об этом свидетельствует]. Расплавившись, железный занавес выдал столько удачливых конкурентов и породил столько ретивых подражателей, что их нашествия не выдержали былые кумиры. Впрочем, трудно не ощутить преемственности, якобы прерванной перестройкой. Подавляющее большинство «советских рокеров» и их постсоветских наследников, претендуя на пастырей духовных, являет нам лики все тех же бардов, только в косухах вместо свитеров, с гитарами, которые теперь нужно подключать к электросети.
И все же время неумолимо. Шестидесятнические барды, задумчиво и несовременно завывая, уносятся все дальше вниз по матушке реке Лете, а тяжелый сон интеллигентского разума готовится породить новых чудовищ.
Лично Товарищ У
Впрочем, советских интеллигентов, распевающих о солнышке лесном, становится все меньше, - еще немного, и распевать о нем окончательно станет уделом тех, кому за. На эту естественную убыль часто пеняют самые чуткие из них. Так ли уж нужно пенять на это? Некогда в своей интернет-рассылке «Запрещенные Новости» я процитировал уже упомянутое здесь хорошо известное высказывание Вождя Мирового Пролетариата.
«Интеллектуальные силы рабочих и крестьян, - говорил Владимир Ильич Ленин в своем частном (заметьте - частном) письме Алексею Максимовичу Горькому, - растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно».
Вскоре после этого на мой адрес пришло сразу два опровержения. В первом написали, что слово «интеллигенция» пишется с одним л, во втором - что слово «говно» пишется через а. Оба опровержения оказались неверными. Но вот спорить с основной мыслью ленинского утверждения не стал никто.
Перечитывая письмо Ильича, я без радости понимаю, что все-таки в его словах есть огромная доля правды, только вот интеллектуальные силы рабочих и крестьян в наше время не очень-то похожи на растущие и крепнущие. Точно так же современная нам интеллигенция не очень похожа на интеллигенцию времен Горького и Ленина, более того, совсем на нее не похожа; но вот убийственная характеристика, данная ей вождем, остается по-прежнему актуальной.
Я не буду здесь далее распространяться об интеллигенции, как культурном феномене: с печалью я гляжу на нее, впрочем, как и на рабочих, колхозников и даже предпринимателей. В конце концов, говоря откровенно, интеллигенции в классическом смысле этого слова у нас просто нет. Есть претендующие на ее название, а беспочвенные претензии, как правило, жалки и некрасивы. Я не буду распространяться об интеллигенции напрямую, скажу всего лишь пару слов об ее музыкальных вкусах, которые всегда повергали меня в недоумение и даже оторопь.
Советская «интеллигенция» обожала больше всего «бардовскую песню». Столь же пронзительного феномена я не смог найти ни в одной культуре мира. Немолодой, как правило, семейный уже человек «интеллигентной» профессии, благополучный кухонный тихоня, испытывал вдруг потребность показать окружающему миру все имеющиеся в наличии сокровища своей бессмертной души. Сокровищ было немного; но это его не останавливало. Надевши свитер под горло, он брал в руки гитару и, невыносимо завывая, распевал стихи собственного сочинения. Сочинять стихи он, как правило, не умел, а если бы и умел, мог посвятить их только собственным переживаниям на кухне - дискурс советского интеллигента был еще уже, чем круг страшно далеких от народа декабристов; петь он не умел также, само собой разумеется, ну и музыкант-композитор, игрец на гитаре, получался из него понятно какой. Неискушенному слушателю трудно отличить, скажем, Визбора от Окуджавы; сопение и подвывание практически идентичны, но интеллигент-специалист разъяснит вам, что к чему.
Романтически одутловатый и нестриженый, перебирающий вялыми пальцами гитару, гнусаво шепча о своем до боли знакомом, исполнитель довольно быстро становился популярным среди себе подобных. Для того чтобы довести романтизм до пика, ему оставалось только пару раз сходить в поход и посидеть с друзьями у костра. Совершив эти ритуальные деяния, он мог не озабочиваться более своим имиджем.
Фанатизм работника умственного труда по поводу «авторской песни» не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Понятно, что основная причина популярности бардовской песни состоит в том, что кухонные переживания автора, положенные на слова и музыку, фактически тождественны кухонным же, безо всякого полета и отрыва, переживаниям аудитории. Это не то искусство, которое, по словам Ленина, должно быть понято народом. Это то искусство, которое народу понятно и близко. Кстати, сентенцию вождя об искусстве, произнесенную по-немецки, часто переводили - в официальных советских книжках! - именно вторым вариантом, в то время как в оригинале был вариант первый. Но смысл обоих утверждений различается радикально!
Интеллигент советского розлива, впрочем, дико обиделся бы (и обидится - он жив и плодится), узнай он, что его обозвали народом. Уж лучше бы сразу говном! Вкусы его и вправду отличаются от вкусов народных. Народ бесхитростен; он честно признает, что ему нужна незамысловатая ламца-дрица; а интеллигент претендует на особый, тонкий вкус. «Глядите», - говорит он, - «моя музыка не такая, она только для таких как я». И вправду, это музыка только для таких как он. Сочини вдруг бард действительно хорошие стихи, спой он с оркестром симфонической музыки ангельским голосом - и интеллигент сразу потеряет свой восторг. А вот если Филя Киркоров возьмет вдруг расстроенную гитару и продребезжит на ней «банька моя, я твой тазик», - глядишь, и сойдет за интеллектуала. Певец нужен интеллигенту таким - занюханным, затрапезным, изрекающим под сомнительный инструмент те самые банальности, до которых он и сам с легкостью бы додумался за вечерним изготовлением котлет.
У Максима Горького в одном из рассказов есть замечательная фраза: «На стене висела гитара - излюбленный музыкальный инструмент парикмахеров»…
Искусство должно быть понято народом… Искусство должно быть понятно народу… Важнейшее указание извратили самым фатальным образом! Самые, как говорили тогда, при Совдепе, передовые, продвинутые, как сказали бы мы сейчас, самые продвинутые, советчики и антисоветчики, возжелали для себя понятного искусства…
Они получили его, и насладились им, - насколько этим вообще можно насладиться. Но они не просто получили, что хотели - затхлый, нарочито неполноценный мирок упитанных душонок они возвели в ранг откровения свыше. «Элитарным» искусством великой страны считалось заунывное треньканье даже не человека из подполья - человека из квартирки. На пятом этаже.
Сейчас, когда общественные стандарты потихоньку рушатся, все более утверждается старый добрый принцип «каждому свое». Не являясь ни поклонником, ни защитником этого принципа, должен признать, что в области искусства это единственное, на что можно уповать на территории государства, разрушенного под звуки авторской песни* [*Многие тяжелые консервативные реакционеры из России, любящие называть себя «патриотами» частенько попрекают бардообразную псевдоинтеллигенцию тем, что та «развалила Советский Союз». Та с достоинством и гордостью принимает упреки: еще бы, это тоже надо уметь - развалить этакое строение! Правда же состоит в том, что своим «творчеством» они засвидетельствовали деградацию и упадок Совдепа, как живые его воплощения и порождения - тот факт, что с его кончиной они мгновенно стали никому не нужны, весьма наглядно об этом свидетельствует]. Расплавившись, железный занавес выдал столько удачливых конкурентов и породил столько ретивых подражателей, что их нашествия не выдержали былые кумиры. Впрочем, трудно не ощутить преемственности, якобы прерванной перестройкой. Подавляющее большинство «советских рокеров» и их постсоветских наследников, претендуя на пастырей духовных, являет нам лики все тех же бардов, только в косухах вместо свитеров, с гитарами, которые теперь нужно подключать к электросети.
И все же время неумолимо. Шестидесятнические барды, задумчиво и несовременно завывая, уносятся все дальше вниз по матушке реке Лете, а тяжелый сон интеллигентского разума готовится породить новых чудовищ.
Лично Товарищ У