УСТИНОВ: ЛИРИЧЕСКИЙ МОНОЛОГ (продолжение)
(отрывки из будущей книги)
А какие названия у деревенских улиц! Срединная, Журавка, Выдерга, Царёвщина, Поповщина, Выселки… Выговор у жителей - южнорусский, с мягким украинским «г» (жёсткое московское «г» беспощадно высмеивается), со смягчением окончаний - придёть, будеть, текёть. И «когтики» вместо ногтей, «гребовать» вместо брезговать, и так далее…
Немцев от Рязани отогнали, но затемнение нужно было соблюдать. Темно, страшно, мама долго не возвращается, я хныкаю и пристаю к деду. Что война, что там убивают - это для меня абстрактно, а вот что в затемнённую, замёрзшую деревню по ночам забегают волки, вон у Дёмкиных собаку утащили - это рядом; я реву от страха за маму, а дед с печки меня уговаривает: «Спи, глупой!» Моему прадедушке Ивану Мефодьичу было за восемьдесят; несколько лет назад он овдовел, жил один, но был ещё крепок, мужскую крестьянскую работу выполнял; у него был огород, была коза, а ещё он ловил рыбу и подкармливал нас с мамой. Рыбу он добывал вёршами и нерётами. И то и другое - это снасть по принципу чернильницы-непроливайки: внутрь рыба заходит, а обратно не может. Вёрша из прутьев, а нерёта из сетки, натянутой на каркас. Я его сопровождал, особенно летом.
Речка у нас - Пар′а: её то можно вброд перейти, то в ней омут, где дна не достанешь. Разные её места носят разные живописные названия: Первый Отруб! Второй Отруб! Зотово (по рассказам, там утопился от несчастной любви солдат Зот (Изот!) Алешенское! Коровье! Но мне больше всех нравится это: Где Кондрашин Жеребец Ухаживался (тонул, то есть). Место и вправду страшноватое - глинистые кручи с обеих сторон, нипочём не выберешься, если не догадаешься отплыть подальше. Есть заросшие лозняком спуски, есть песчаные отмели, есть каменистые перекаты. Вот на этих перекатах ставил Иван Мефодьич сомовые кошёлки (те же вёрши из прутьев, только больше), жерлом против течения. Одно такое место он, по-видимому, считал неперспективным и, идя проверять свои кошёлки, не взял мешка. А попались - два здоровенных сома! Как их взять - сом слизистый, склизкий, в руках не удержишь! Но гениальный дед нашёл выход. У него были специальные холщовые подштанники, он их надевал, заходя в воду, чтобы не порезаться об острую траву-лещугу. В каждую штанину он заправил по сому и подвязал снизу тесёмками; усатые морды торчали сверху. Этот хомут он водрузил на шею, и мы с торжеством вступили в село. Вслед бежали мальчишки и кричали: - «Дед Иван сомов поймал!» А я прямо купался в лучах дедушкиной славы! Как будто колокола звонят!...
Во время войны я ни разу не ходил в лес за грибами. Это далеко, и мама, уходя туда с другими женщинами, не брала меня, справедливо полагая, что я буду ныть. Она уходила, а я беспрестанно дёргал дедушку Ивана Мефодьича - где мама? - и то и дело принимался выть. Дед говорил: «молчи, глупой!». Лес был не наш, а другой, там были грибы. Мама приносила и мухоморов тоже; их резали кусками и оставляли на тарелке - так травили мух. Такого количества грибов, как под Переславлем-Залесским, нигде нет… (Но это мы забегаем вперед). Не полюбил я их в Летниках.
Меня сельские дети приняли далеко не сразу - я по-другому разговаривал, я не знал многих вещей, которые они усвоили с молоком матери. Чужаков не любят! Шутки надо мной были довольно жестоки - в пять лет меня напугали раком, которого хотели посадить ко мне на грудь. Я жутко завизжал, чем вызвал громкий и злой смех. Правда, несколько лет спустя, когда эту шутку хотели повторить, я дал раку вцепиться в мою кожу и повисеть на ней… Шутки прекратились, но гадливый ужас испытываю я до сих пор, и даже с пивом… нет, нет, простите. …
Или вот ещё что: была у меня книжка Чуковского «Доктор Айболит» с рисунками Е. Сафоновой, так там на одной картинке нарисованы перевоспитанные Айболитом пираты, которые сажают деревья. Моя шкодливая рука населила этот сюжет членами Политбюро, которые тоже сажают деревья, а на переднем плане стоит босиком дедушка Калинин с саженцем на плече, а остальные копают - работают. … Какие книжки! «Золотой ключик» Толстого, «Рассказы о животных» Чарушина с его же картинками или старинный том со старинной орфографией - «Индейския сказки» - с ума сойти! «Приключения Тома Сойера», «Приключения Мюнхгаузена»!...»
Книги, проиллюстрированные Николаем Устиновым в нашем издательстве:
В наличии осталась только книга Константина Коровина, но скоро выйдет новый сборник стихов с рисунками Устинова.
А какие названия у деревенских улиц! Срединная, Журавка, Выдерга, Царёвщина, Поповщина, Выселки… Выговор у жителей - южнорусский, с мягким украинским «г» (жёсткое московское «г» беспощадно высмеивается), со смягчением окончаний - придёть, будеть, текёть. И «когтики» вместо ногтей, «гребовать» вместо брезговать, и так далее…
Немцев от Рязани отогнали, но затемнение нужно было соблюдать. Темно, страшно, мама долго не возвращается, я хныкаю и пристаю к деду. Что война, что там убивают - это для меня абстрактно, а вот что в затемнённую, замёрзшую деревню по ночам забегают волки, вон у Дёмкиных собаку утащили - это рядом; я реву от страха за маму, а дед с печки меня уговаривает: «Спи, глупой!» Моему прадедушке Ивану Мефодьичу было за восемьдесят; несколько лет назад он овдовел, жил один, но был ещё крепок, мужскую крестьянскую работу выполнял; у него был огород, была коза, а ещё он ловил рыбу и подкармливал нас с мамой. Рыбу он добывал вёршами и нерётами. И то и другое - это снасть по принципу чернильницы-непроливайки: внутрь рыба заходит, а обратно не может. Вёрша из прутьев, а нерёта из сетки, натянутой на каркас. Я его сопровождал, особенно летом.
Речка у нас - Пар′а: её то можно вброд перейти, то в ней омут, где дна не достанешь. Разные её места носят разные живописные названия: Первый Отруб! Второй Отруб! Зотово (по рассказам, там утопился от несчастной любви солдат Зот (Изот!) Алешенское! Коровье! Но мне больше всех нравится это: Где Кондрашин Жеребец Ухаживался (тонул, то есть). Место и вправду страшноватое - глинистые кручи с обеих сторон, нипочём не выберешься, если не догадаешься отплыть подальше. Есть заросшие лозняком спуски, есть песчаные отмели, есть каменистые перекаты. Вот на этих перекатах ставил Иван Мефодьич сомовые кошёлки (те же вёрши из прутьев, только больше), жерлом против течения. Одно такое место он, по-видимому, считал неперспективным и, идя проверять свои кошёлки, не взял мешка. А попались - два здоровенных сома! Как их взять - сом слизистый, склизкий, в руках не удержишь! Но гениальный дед нашёл выход. У него были специальные холщовые подштанники, он их надевал, заходя в воду, чтобы не порезаться об острую траву-лещугу. В каждую штанину он заправил по сому и подвязал снизу тесёмками; усатые морды торчали сверху. Этот хомут он водрузил на шею, и мы с торжеством вступили в село. Вслед бежали мальчишки и кричали: - «Дед Иван сомов поймал!» А я прямо купался в лучах дедушкиной славы! Как будто колокола звонят!...
Во время войны я ни разу не ходил в лес за грибами. Это далеко, и мама, уходя туда с другими женщинами, не брала меня, справедливо полагая, что я буду ныть. Она уходила, а я беспрестанно дёргал дедушку Ивана Мефодьича - где мама? - и то и дело принимался выть. Дед говорил: «молчи, глупой!». Лес был не наш, а другой, там были грибы. Мама приносила и мухоморов тоже; их резали кусками и оставляли на тарелке - так травили мух. Такого количества грибов, как под Переславлем-Залесским, нигде нет… (Но это мы забегаем вперед). Не полюбил я их в Летниках.
Меня сельские дети приняли далеко не сразу - я по-другому разговаривал, я не знал многих вещей, которые они усвоили с молоком матери. Чужаков не любят! Шутки надо мной были довольно жестоки - в пять лет меня напугали раком, которого хотели посадить ко мне на грудь. Я жутко завизжал, чем вызвал громкий и злой смех. Правда, несколько лет спустя, когда эту шутку хотели повторить, я дал раку вцепиться в мою кожу и повисеть на ней… Шутки прекратились, но гадливый ужас испытываю я до сих пор, и даже с пивом… нет, нет, простите. …
Или вот ещё что: была у меня книжка Чуковского «Доктор Айболит» с рисунками Е. Сафоновой, так там на одной картинке нарисованы перевоспитанные Айболитом пираты, которые сажают деревья. Моя шкодливая рука населила этот сюжет членами Политбюро, которые тоже сажают деревья, а на переднем плане стоит босиком дедушка Калинин с саженцем на плече, а остальные копают - работают. … Какие книжки! «Золотой ключик» Толстого, «Рассказы о животных» Чарушина с его же картинками или старинный том со старинной орфографией - «Индейския сказки» - с ума сойти! «Приключения Тома Сойера», «Приключения Мюнхгаузена»!...»
Книги, проиллюстрированные Николаем Устиновым в нашем издательстве:
В наличии осталась только книга Константина Коровина, но скоро выйдет новый сборник стихов с рисунками Устинова.