Не провернёшь!
Когда перетянуты струны войны…
Мемуары, только мемуары могут служить тем незамутнённым источником, из которого можно черпать и черпать, чтобы разобраться в истинных причинах многих поражений русского оружия в Первую мировую войну.
Князь Сергей Трубецкой (1890-1949) (не путать с пугливым диктатором декабрьского бунта на Сенатской площади), приступая к своим воспоминаниям «Минувшее», разбором военных «полётов» специально не занимался. Он был человек сугубо штатский и германскую войну по состоянию здоровья встретил в санитарном поезде. Но в эмиграции постоянно общался среди военных - статус политического советника председателя Русского Обще-Воинского союза (РОВС) это позволял.
Боевые генералы, водившие в атаку бригады, дивизии, корпуса, с ним предельно откровенничали. А в доверительном разговоре чего не расскажешь своему человеку?
Так, собственно, штатский «разговорил» генерал-лейтенанта Николая Стогова (1873-1959). Личность незаурядная хотя бы потому, что в Париже этот выпускник Академии Генерального штаба, а на вершине карьеры и командующий Юго-Западным фронтом, не испугался должности простого рабочего на заводе. Высоко взлетишь, больно будет падать - уж в чём-чём, а в этом Стогов хорошо убедился на своём горьком эмигрантском опыте, полном унижений и мытарств.
«Войска навезли массу, - рассказывал генерал своему собеседнику об одном крупном сражении германской бойни. - Знаете ли, когда уже очень много войска, начинаешь бояться: не провернёшь».
Вот они - корни беды, постигшей Русскую императорскую армию: главную ответственность за многочисленные поражения, как полагал советник РОВС, несёт именно её высокий и высший командный состав. Без проблем наша рота била немецкую роту, русский полк с не меньшим успехом опрокидывал германский или австрийский полк, а когда дело доходило до более крупных воинских формирований, фортуна как будто специально изменяла нам с неприятелем.
Почему же так случалось, спрашивал автор «Минувшего».
«У нас на высоких постах было слишком мало генералов, действительно подготовленных к ведению крупных операций с большими войсковыми массами».
Да что тут говорить? Оперативные просчёты (не тактические!) не миновали и генерала от инфантерии Алексея Брусилова. Получив под своё начало сотни тысяч жизней, командующий Юго-Западным фронтом на завершающем этапе знаменитого Луцкого прорыва тоже не справился с управлением. Отсюда ошибки, помноженные затем на штабные погрешности, запоздалое исполнение устаревших приказов, ставших гибелью для людей.
«Крови наше командование не жалело, - подытоживал свои выводы Трубецкой, разглядев в причинах её чрезмерного пролития примитивизм стратегических и тактических концепций. - Сколько генералов у нас прославилось любовью к ударам «в лоб».
Итог последующих революционных событий в огромной империи был, в общем-то, почти предсказуем:
«Но только таких безмерных потоков крови не мог в конце концов выдержать, не дрогнув даже, дух нашей армии, прославленной тем, что она может, не теряя боеспособности, выносить самые большие потери из всех армий мира. Струна была перетянута. При революции она лопнула».
Мемуары, только мемуары могут служить тем незамутнённым источником, из которого можно черпать и черпать, чтобы разобраться в истинных причинах многих поражений русского оружия в Первую мировую войну.
Князь Сергей Трубецкой (1890-1949) (не путать с пугливым диктатором декабрьского бунта на Сенатской площади), приступая к своим воспоминаниям «Минувшее», разбором военных «полётов» специально не занимался. Он был человек сугубо штатский и германскую войну по состоянию здоровья встретил в санитарном поезде. Но в эмиграции постоянно общался среди военных - статус политического советника председателя Русского Обще-Воинского союза (РОВС) это позволял.
Боевые генералы, водившие в атаку бригады, дивизии, корпуса, с ним предельно откровенничали. А в доверительном разговоре чего не расскажешь своему человеку?
Так, собственно, штатский «разговорил» генерал-лейтенанта Николая Стогова (1873-1959). Личность незаурядная хотя бы потому, что в Париже этот выпускник Академии Генерального штаба, а на вершине карьеры и командующий Юго-Западным фронтом, не испугался должности простого рабочего на заводе. Высоко взлетишь, больно будет падать - уж в чём-чём, а в этом Стогов хорошо убедился на своём горьком эмигрантском опыте, полном унижений и мытарств.
«Войска навезли массу, - рассказывал генерал своему собеседнику об одном крупном сражении германской бойни. - Знаете ли, когда уже очень много войска, начинаешь бояться: не провернёшь».
Вот они - корни беды, постигшей Русскую императорскую армию: главную ответственность за многочисленные поражения, как полагал советник РОВС, несёт именно её высокий и высший командный состав. Без проблем наша рота била немецкую роту, русский полк с не меньшим успехом опрокидывал германский или австрийский полк, а когда дело доходило до более крупных воинских формирований, фортуна как будто специально изменяла нам с неприятелем.
Почему же так случалось, спрашивал автор «Минувшего».
«У нас на высоких постах было слишком мало генералов, действительно подготовленных к ведению крупных операций с большими войсковыми массами».
Да что тут говорить? Оперативные просчёты (не тактические!) не миновали и генерала от инфантерии Алексея Брусилова. Получив под своё начало сотни тысяч жизней, командующий Юго-Западным фронтом на завершающем этапе знаменитого Луцкого прорыва тоже не справился с управлением. Отсюда ошибки, помноженные затем на штабные погрешности, запоздалое исполнение устаревших приказов, ставших гибелью для людей.
«Крови наше командование не жалело, - подытоживал свои выводы Трубецкой, разглядев в причинах её чрезмерного пролития примитивизм стратегических и тактических концепций. - Сколько генералов у нас прославилось любовью к ударам «в лоб».
Итог последующих революционных событий в огромной империи был, в общем-то, почти предсказуем:
«Но только таких безмерных потоков крови не мог в конце концов выдержать, не дрогнув даже, дух нашей армии, прославленной тем, что она может, не теряя боеспособности, выносить самые большие потери из всех армий мира. Струна была перетянута. При революции она лопнула».