Моя первая "заграница"
У меня есть традиция: привозить из каждой поездки в новую страну брелок для ключей.
На кухне висит вся коллекция:
Началась эта традиция очень просто: в первую мою поездку за границу денег ни на что, кроме брелка, у меня не было.
Хотя нет. В самую первую поездку денег у меня не было вообще ни на что, даже на брелок. А в следующую поездку - как раз на брелок. Потом, позже, когда у меня уже была коллекция, я попросила кого-то привезти мне брелок из той самой первой моей страны Венгрии (в которой с тех пор не была).
На тот же еврейский молодежный конгресс в Будапешт, куда я какими-то правдами и неправдами попала в марте 89-го года, автостопом (!) из Питера приехал со своей флейтой парень музыкант, звали его Илья Л. Он был полон решимости купить джинсы Левайз - предел мечтаний советского неформала. Но денег у него тоже было негусто, типа один доллар. На этот доллар мы купили банку кока-колы, выпили ее и насыпали туда выпрошенной где-то крупы. Так из одного парня с флейтой мы превратились в дуэт с флейтой и маракасом. Пару дней мы сидели на одной из центральных улиц и таки заработали ему на джинсы, а мне на часы. На третий день к нам подошла группка арабов (три парня и девушка) в традиционных одеждах и стали ласково спрашивать, зачем мы летим на их родину в Израиль. Надо сказать, что в ту же неделю, когда мы там были, случился какой-то конфликт между палестинскими освободительными движениями и венгерской авиакомпаний Малев, которая на тот момент перевозила евреев из Союза в Израиль через Будапешт. Кажется, освободители грозились взорвать самолет, поэтому рейсы были приостановлены.
Илья был в кипе и играл, в частности, Хаву Нагилу. Поэтому арабским ребятам ошибиться адресом было трудно. Мы вообще не особо врубались в напряженную международную обстановку, поэтому опасность почуяли не сразу. Стали им честно отвечать, что в Израиль мы не едем, а так просто - типа туристы. Однако освободители нам не поверили (я бы на их месте тоже не поверила: ну какие туристы из СССР в кипе за границей в конце 80-х). Стали в сторонке, достали из карманов ножички и поблескивали ими, пока девушка нам вкрадчиво советовала немедленно слинять с глаз долой. Мы слиняли, ясное дело. Вызвать полицию нам тогда даже в голову не приходило, да и Венгрия еще не была, мягко говоря, европейской страной. Хотя, смотря с чем сравнивать...
В той поездке еще много чего было. Мы спали на полу в самой большой синагоге в Европе. Нас отравили какими-то некачественными продуктами в местном ресторане, который зарезервировали специально для нашего конгресса. Наш "пасхальный обед" снимали для израильского телевидения. Мы шли пешком ночью через весь Будапешт в гостиницу после двух суток без сна, чтобы сэкономить на четверых 5 долларов, которые нам выдали на такси, и пели громко Аквариум. Я впервые познакомилась с по-настоящему двуязычным человеком: девушкой из Бельгии. Я все пыталась у нее выяснить, каково это: на каком языке она думает, в конце концов. Она ответила: "на том, на котором говорю в данную минуту". Меня это поразило. Потом, когда мы разъезжались, она оставила мне пачку самых простых хлопьев (cornflakes), которые привезла с собой. Я их увезла в Харьков, и мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не ела. Месяцев через 8 мне то же самое казалось по поводу первого гамбургера, съеденного в только открывшемся московском МакДональдсе. Еще через полгода, кстати, я перестала есть мясо и не ем его до сих пор. Но это без связи с МакДональдсом.
Помню, что в купе на пути назад мои конгрессовские попутчики-москвичи спорили со мной полночи о правильности иудаистского запрета на гомосексуализм. Нам всем было от 18 до 25-ти лет. Потом я вышла в Киеве, а они поехали дальше в Москву. В Киеве мне надо было провести ночь на вокзале, ожидая харьковского поезда. За эту ночь меня завезли в лес возле Борисполя и чуть не изнасиловали. А завезли, потому что "спасали" - оставаться на вокзале было еще опаснее. Но это уже совсем другая история.
Второе столкновение было через два года, когда я стояла в Харькове в очереди в международную авиакассу и покупала первые в жизни билеты в Израиль (в 91-м или 92-м, не помню). За мной в очереди стояли палестинские студенты и стали мне выговаривать, что нельзя ехать в Израиль, типа раз я еврей, значит оккупант. Не помню, как они поняли, что я именно туда собираюсь лететь.
На кухне висит вся коллекция:
Началась эта традиция очень просто: в первую мою поездку за границу денег ни на что, кроме брелка, у меня не было.
Хотя нет. В самую первую поездку денег у меня не было вообще ни на что, даже на брелок. А в следующую поездку - как раз на брелок. Потом, позже, когда у меня уже была коллекция, я попросила кого-то привезти мне брелок из той самой первой моей страны Венгрии (в которой с тех пор не была).
На тот же еврейский молодежный конгресс в Будапешт, куда я какими-то правдами и неправдами попала в марте 89-го года, автостопом (!) из Питера приехал со своей флейтой парень музыкант, звали его Илья Л. Он был полон решимости купить джинсы Левайз - предел мечтаний советского неформала. Но денег у него тоже было негусто, типа один доллар. На этот доллар мы купили банку кока-колы, выпили ее и насыпали туда выпрошенной где-то крупы. Так из одного парня с флейтой мы превратились в дуэт с флейтой и маракасом. Пару дней мы сидели на одной из центральных улиц и таки заработали ему на джинсы, а мне на часы. На третий день к нам подошла группка арабов (три парня и девушка) в традиционных одеждах и стали ласково спрашивать, зачем мы летим на их родину в Израиль. Надо сказать, что в ту же неделю, когда мы там были, случился какой-то конфликт между палестинскими освободительными движениями и венгерской авиакомпаний Малев, которая на тот момент перевозила евреев из Союза в Израиль через Будапешт. Кажется, освободители грозились взорвать самолет, поэтому рейсы были приостановлены.
Илья был в кипе и играл, в частности, Хаву Нагилу. Поэтому арабским ребятам ошибиться адресом было трудно. Мы вообще не особо врубались в напряженную международную обстановку, поэтому опасность почуяли не сразу. Стали им честно отвечать, что в Израиль мы не едем, а так просто - типа туристы. Однако освободители нам не поверили (я бы на их месте тоже не поверила: ну какие туристы из СССР в кипе за границей в конце 80-х). Стали в сторонке, достали из карманов ножички и поблескивали ими, пока девушка нам вкрадчиво советовала немедленно слинять с глаз долой. Мы слиняли, ясное дело. Вызвать полицию нам тогда даже в голову не приходило, да и Венгрия еще не была, мягко говоря, европейской страной. Хотя, смотря с чем сравнивать...
В той поездке еще много чего было. Мы спали на полу в самой большой синагоге в Европе. Нас отравили какими-то некачественными продуктами в местном ресторане, который зарезервировали специально для нашего конгресса. Наш "пасхальный обед" снимали для израильского телевидения. Мы шли пешком ночью через весь Будапешт в гостиницу после двух суток без сна, чтобы сэкономить на четверых 5 долларов, которые нам выдали на такси, и пели громко Аквариум. Я впервые познакомилась с по-настоящему двуязычным человеком: девушкой из Бельгии. Я все пыталась у нее выяснить, каково это: на каком языке она думает, в конце концов. Она ответила: "на том, на котором говорю в данную минуту". Меня это поразило. Потом, когда мы разъезжались, она оставила мне пачку самых простых хлопьев (cornflakes), которые привезла с собой. Я их увезла в Харьков, и мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не ела. Месяцев через 8 мне то же самое казалось по поводу первого гамбургера, съеденного в только открывшемся московском МакДональдсе. Еще через полгода, кстати, я перестала есть мясо и не ем его до сих пор. Но это без связи с МакДональдсом.
Помню, что в купе на пути назад мои конгрессовские попутчики-москвичи спорили со мной полночи о правильности иудаистского запрета на гомосексуализм. Нам всем было от 18 до 25-ти лет. Потом я вышла в Киеве, а они поехали дальше в Москву. В Киеве мне надо было провести ночь на вокзале, ожидая харьковского поезда. За эту ночь меня завезли в лес возле Борисполя и чуть не изнасиловали. А завезли, потому что "спасали" - оставаться на вокзале было еще опаснее. Но это уже совсем другая история.
Второе столкновение было через два года, когда я стояла в Харькове в очереди в международную авиакассу и покупала первые в жизни билеты в Израиль (в 91-м или 92-м, не помню). За мной в очереди стояли палестинские студенты и стали мне выговаривать, что нельзя ехать в Израиль, типа раз я еврей, значит оккупант. Не помню, как они поняли, что я именно туда собираюсь лететь.