Гражданин империи
Беседа с русским писателем-футурологом m_kalashnikov
Нет, он не родственник отцу-создателю знаменитого «калаша» - Михаилу Калашникову. И даже не его однофамилец. И хотя не прочь сфотографироваться с автоматом Калашникова в руках как символом русских побед и планетарной борьбы бедных против богатых, но Калашников - это псевдоним Владимира Кучеренко.
Так сросшийся с ним, что его правообладатель в равной степени откликается и на Владимира, и на Максима. Разумеется, читающий мир знает Максима Калашникова, автора футуристических книг, взламывающих код нашей действительности (одна из них так и называется - «Код Путина») и прорисовывающих пути выхода из хаоса и упадка. Вот они, эти произведения: «Сломанный меч империи», «Битва за небеса», «Вперёд, в СССР-2», «Крещение огнём. Вторжение из будущего», «Цунами 2010-х», «Глобальный Смутокризис», «Россия на дне». Это далеко не все звенья в громкой цепи написанного. Кое-кто даже усомнился: человеку за сорок, а он уже «нагородил» баррикады томов. Не прячутся ли за Калашниковым литературные рабы? «Прогнали мои тексты через компьютер, - усмехается гость Перми. - Тот подтвердил: все книги Максима Калашникова написаны одной рукой».
Калашников - первая ласточка проекта «Русские встречи», организованного в краевой столице в противовес участившимся визитам в наш город персон прозападного толка. Соорганизатор этих встреч - депутат Законодательного собрания Константин Окунев. А gazetazwezda - их информационный спонсор.
В свой недавний приезд Калашников, можно сказать, разворошил либеральное гнездо Дома Смышляевых, выступив перед слушателями в библиотеке имени Пушкина. Кажется, разворошил он не только это гнездо. Интернет-сообщество помнит два открытых письма Максима Калашникова, адресованных: одно - Президенту России, а другое - премьер-министру. Самое удивительное, власть отреагировала не молчаливым игнорированием, не указующим перстом, а приглашением писателя Максима Калашникова для конструктивного общения - к первому заместителю главы президентской администрации Владиславу Суркову. Говорили ни больше ни меньше, а о модернизации.
Родом Максим - с фронтира. Это любимое его словечко, коим он обозначает русское порубежье в Туркмении, где, собственно, и явился на свет. С этого примечательного факта биографии и начался наш разговор.
- Максим, почему, на ваш взгляд, русские выходцы с национальной окраины СССР чаще выступают за русскую идею, нежели представители самой что ни на есть глубинной России?
- А кто ехал на окраины, или - на фронтир, на порубежье? Какие русские? Непоседливые, энергичные, непьющие. Мои предки по маминой линии прибыли в Туркмению из-под Воронежа строить АшГРЭС - крупную станцию, которая снабжала электроэнергией Ашхабад, да и сейчас снабжает. А батя мой был вообще шебутной. Сначала - матрос на морском спасательном судне. Потом - монтажник в Северном Казахстане. Затем оказался в Туркмении, где поступил учиться и маму мою нашёл.
Туркмения - загадочная земля. Самый настоящий фронтир! Помню, как я бродил там по развалинам древнего Парфянского царства - столицы Нисы. Я же читал о том, как парфяне разгромили в пух и прах римского полководца Марка Красса. И вот иду по тем же самым камням. Это непередаваемое чувство! Где-то здесь ступала нога воинов Александра Македонского и жили римские пленники. А теперь здесь русские. Русые, светлоглазые. Мой класс в начальной ашхабадской школе был преимущественно славянским. И все славяне, как правило, были очень энергичными. Нет, никакой национальной вражды тогда не существовало. Мы вместе с родителями ходили на армянскую свадьбу. У меня был друг - туркменчонок Серга. Но при всём при том мы, русские, находились, в общем то, в неславянском антураже. И само это состояние, видимо, и расправляет ту внутреннюю пружину, которая начинает развивать в тебе русскость. И всё русское, великодержавное в нашей семье воспевалось и сберегалось. И я чувствовал гордость за свою нацию. А что такое русский для местных? Русский самолёт, вертолёт, телефон… Мы для них были цивилизаторами. Здесь фантастика перетекала в реальность. Вот сидишь ты над книгой Кира Булычёва и читаешь, как охотились на драконов на другой планете. А по телевидению - репортажи о спуске космического корабля «Союз» после стыковочного полёта «Союз-Аполлон». И ты подпрыгиваешь от радости: мы идём в космос! В Ашхабаде, смотрю, в магазинах - новые магнитофоны, на улицах старые «Москвичи» сменяют «Жигули». Страна обновляется на глазах! Настаёт вечер - и в воздухе летучие мыши. Их полёт очень характерен. И ты - в каком-то волшебном мире. Вот там - Каракумы. Из окна дома видны голубые горы Капет-Дага. И хочется крикнуть: «Смотрите, мы от Волго-русского междуречья дошли сюда!» И, наверное, та мечтательность, которая сегодня проступает в книгах Максима Калашникова, родилась именно тогда. Мне казалось, прочитанные мной фантастические романы пересекаются с той жизнью, которою живу я, над чьим домом проносятся реактивные истребители, оставляющие белые инверсионные следы. Недалеко - аэроклуб. И я любил наблюдать, как в небе из корпусов Ан-2 вываливаются точки и расцветают куполами парашютов. Вот она, империя! Я не чувствовал, что живу в неразвитой стране. Наоборот, меня переполняла сила!
- Но согласитесь: на протяжении многовековой отечественной истории русская мысль в основном проигрывала. Взять эпоху Петра Первого, которого нельзя назвать проводником абсолютной русской идеи. Когда после Октябрьского переворота её носителей по распоряжению Ленина отправили на «философском пароходе» за рубеж, русская мысль тоже потерпела фиаско. Если посмотреть на новейшую историю с обществом «Память» и «Русским национальным единством» Баркашова, то и здесь мы становимся свидетелями краха русской мысли и русского движения. Отчего, по вашему мнению, это происходит?
- Постараемся разобраться. У меня, во-первых, есть странное чувство, что моё поколение должно было взять реванш. Если бы нас не подрезали в 1991 году. Именно потому Горбачёв для меня - личный враг. Мы должны были повести звездолёты, создать философию космической экспансии русского превосходства. Но нашу жизнь погрузили в дерьмо, заставили нас выживать. И мы потеряли время и силы. Я не страдаю манией величия, но те же книги Максима Калашникова - это попытка победоносной философии русских. Русские проигрывают из-за того, что они слишком часто зацикливаются на прошлом. Начинают обороняться, когда надо наступать. Почитайте тех, кого выслали на «философском пароходе». И здесь я согласен с русским мыслителем Иваном Солоневичем: большинство из высланных - балласт. Один Бердяев чего стоит. Это же сплошные умственные метания…
- Стало быть, Ленин был прав?..
- Это было зло, сотворённое во благо. Но о Солоневиче я сожалею. При всей неоднозначности его фигуры в нём присутствует агрессивная наступательность. Можно, конечно, говорить, что он жил в гитлеровской Германии. Но перед Западом никогда не преклонялся. Мы - лучшие! И я его работы перечитывал много раз. Я - не антисоветчик, как он. Но мне нравится его русский задор. И думаю, что мы могли бы быть такими. И надеюсь, ещё будем. Чем обычно страдала русская интеллигенция? Смотрела на Запад как на нечто ушедшее далеко вперёд. А теперь Запад тоже в тупике. И сейчас у нас появляется шанс. Используем ли мы его? Надо постараться. Порукой тому-то, что мы, русские, пережившие страшную катастрофу - развал Советского Союза, выжили. А кто выжил, тот, как известно, приобретает интересные качества. Во-первых, мы знаем, что ждёт Запад. Хотя нас пытаются вовлечь в новую катастрофу - вторую перестройку.
- Что вы подразумеваете?
- Некоторые люди уже говорят, что РФ - это недоразваленная империя, её надо бы доразвалить. То есть сейчас намечается второй ельцинизм. Помните, Ельцин в своё время заигрывал с русским национализмом? И русские националисты на эти заигрывания повелись - тут уж из песни слова не выкинешь. И теперь задача выживших после крушения СССР и приобретших на этом «радиоактивном пепелище» интересные качества - не допустить очередной катастрофы.
- Следует ли понимать, что ваши открытые, запущенные в Интернет письма премьеру Владимиру Путину и Президенту Дмитрию Медведеву есть попытка этого «недопущения»?
- Да, попытка. Но открытые-то письма на самом деле писались не им. Они писались русским людям. Письма - не более чем приём.
- Была ли реакция на то обращение к Путину, которое вы опубликовали в своём блоге 20 ноября прошлого года, где предостерегаете своего адресата о его скором свержении усилиями доморощенных либералов при поддержке США? В письме вы предлагаете премьеру «передачу власти русским патриотическим силам в обмен на вечное убежище в России».
- Премьер сделал вид, что никакого письма и, соответственно, предложения не было. Но я думаю, некоторые его помощники это письмо читали. То, что ситуация будет развиваться по сценарию, который обозначен, что премьера будут «харчить», это почти 90 процентов вероятности. Уже видна такая подготовка. Что касается меня, то я поступаю по принципу: бросай зёрна своих идей, и они каким-то образом да прорастут.
- А я вот уже себя не обнадёживаю, что некие идеи способны в нынешней России укорениться и дать всходы.
- Но я же на одну половину - упрямый хохол. Для меня идеал - книжка, которую в детстве принёс батя, Александр Кучеренко. Она - про моряков сторожевого корабля «Туман», на который выскочили три гитлеровских эсминца. «Тумановцы» сражались до последнего, пока вода над пушками не сомкнулась. Есть знаменитая картина: двое у пушки, а третий военно-морской флаг держит, сбитый с мачты. И я тоже буду стрелять из пушки, пока она под водой не скроется.
- Вы основали сетевое «Русское братство». В то же время называете себя «человеком из другой реальности, гражданином империи». При этом в Интернете вас можно увидеть в красной майке с логотипом «СССР». И крушение Союза вы восприняли как личную трагедию. Как сочетается в Максиме Калашникове фанатизм русской идеи и ностальгия по СССР?
- Они синтезируются. Что я беру от СССР? Конечно, мне не нужен дурной интернационализм. Использовать русский народ в качестве топлива для каких-то сомнительных проектов - кощунство. В СССР была одна ценная вещь, которую надо взять на вооружение. Это идея того, что жизнь можно спроектировать, если за тобой всё рухнуло. По моему глубокому убеждению, старая Россия покончила жизнь самоубийством. Ей в этом помогли. Но тысячи пломбированных вагонов и миллионы вложений англо-французских и американских банкиров не произвели бы никакого эффекта, если бы в России не существовало сильнейших внутренних противоречий. Они - детонатор. И мы геройски кинулись резать друг друга. Есть один современный исследователь. Он сказал очень здорово о том, чем ценна здесь роль Сталина. Органичное развитие старой России вело к тому, что она повторяла судьбу Австро-Венгрии и могла распасться на разные государства. Те же немцы имели возможность навертеть нас на гусеницы. И Сталин понял: надо проектировать. И что проектировать. И вот это проектное начало необходимо брать за основу сейчас, потому что органическое развитие Российской Федерации идёт к концу. Это можно доказать, держа в руках демографические выкладки, показатели износа основных фондов, отставания в науке, технике и промышленности. Американцы нас уже списали. Вице-президент США Джозеф Байден заявил: дескать, нам пятнадцать лет осталось. А Джордж Фридман, глава мозгового треста «Стартфор», выпустил книгу «Сто ближайших лет», где чётко пишет, что к 2030 году РФ не будет. Значит, у нас есть только один способ - снова спроектировать будущее. И когда я ношу на майке логотип «СССР», у меня под майкой теплится идея о спроектированном будущем России.
- Насколько всё то, о чём вы сейчас говорите, понимают в Администрации Президента? Вы же общались с Сурковым и Собяниным, когда он был в ранге вице-премьера.
- С Собяниным я общался чисто ритуально - в течение 15 минут. А Сурков - существо другого порядка. Он по-своему очень умён. Но это - гений разложения, дитя постмодернизма.
- Пермяки это поняли давно…
- Я-то это тоже давно понял, просто хотелось самому посмотреть: а кто это такой и чего ему надо?
- Редкий случай, когда рядовой гражданин Калашников, пусть писатель, приглашается если и не к царю, то к царскому придворному. В своё время, когда кто-то сочинял письма царям или генсекам, их нередко упекали в психушки. Как в песне Высоцкого: «Но гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил, чтоб не писал и чтобы меньше думал!» И то, что Максим Калашников после открытого письма Президенту был принят на уровне первого заместителя президентской администрации, - это о чём-то да говорит? Или - о неком варианте «царской забавы»? Или…
- Я думаю, это объясняется кризисом жанра. Они, начиная с 1991 года, осуществляли политику так называемых радикально-рыночно-монитарных реформ. Дважды эти реформы накрылись медным тазом. Сначала - в ельцинском варианте, кончившемся катастрофой 1998 года. Второй раз - в 2009-м, когда политика приватизированного государства и лжегосударственных корпораций серьёзно пошатнулась. Но дело в том, что они существа совершенно другого порядка. Их мысли движутся в ином направлении. Они по-другому понимают те же наши слова.
- Например?
- Не будем далеко ходить. Вот Пермь. Казалось бы, хорошая идея. Кто ж против, чтобы город стал культурной столицей Европы? Но посмотрите, к чему сводятся все инновации. К тому, что разрисовали заборы абстрактными человечками с надписью «Гонконг», «Париж», «Лондон». Установили возле краевой библиотеки имени Горького «яблочный огрызок». Собираются ставить деревянную букву «П». Они принесли в Пермь атмосферу постмодернистского карнавала. Раскрашивание помойки и руин. Так они понимают инновации. Если перевести это на российский уровень, то намедни за ту же инновацию дали премию группе «Война», изобразившей на мосту гигантский фаллос. То есть единственно, что могут эти существа, - это раскрасить помойку, учинить пляски вокруг недостроенного реактора и нарисовать хрен на разводном мосту. Их отличительная черта - они пытаются не быть, а казаться. На самом деле - это перепевы американского художника Энди Уорхола 60-х годов прошлого века, давно умершие на самом Западе. Перми нужно было предложить другой дискурс. Пермь должна была бы стать городом новой индустриализации.
- Нашему губернатору видится, что упор на пермскую промышленность - это, товарищи, день вчерашний. Будем, господа, облокачиваться на культуру. То бишь не «Пермские моторы», а культура - единственный наш мотор. И облокачиваются на раскрашенные заборы.
- Я же говорю, что это существа с другим мышлением. И уверен, что всё это будет вспоминаться пермяками со смехом. На самом деле у этих существ ничего не получится. Культура сильна своим сцеплением с верными порывами страны. Давайте напомним, что могучий русско-советский порыв в космос был сопровождён мощнейшим всплеском отечественной научной фантастики. «Туманность Андромеды», «Сердце змеи», «На краю Ойкумены», «Час быка»… Эти романы Ивана Ефремова погружали людей в ту реальность.
- Мне кажется, именно тогда русские были космичны как нация.
- А вы знаете, что у нас был свой певец будущего развития и будущей индустриализации? Александр Беляев! Самое известное его произведение - это, конечно, «Человек-амфибия». Но ведь есть и другие его романы: «Звезда КЭЦ» (орбитальная станция), «Ариэль» (летающий человек), «Пахари моря» (это безумные красные русские, которые на Дальнем Востоке основывают подводный колхоз! Изобретают там источник энергии, сверхъёмкий аккумулятор, утирая тем самым нос японским империалистам). А Григорий Адамов? В его «Тайне двух океанов» - прототип атомных подводных лодок с ультразвуковым оружием будущего. А его «Победители недр»? Это - путешествие на подземоходе в глубь Земли. «Изгнание владыки» - преобразование Северного морского пути. То есть отечественная фантастика уже в 20-30-е годы прошлого века готовила будущий русский прорыв. Чертила орбитальные станции и великие стройки. Тот же Александр Казанцев что писал?! Вот это и была авангардная культура, а не то, что сейчас выдаётся за современное актуальное искусство. Как Ефремов, Беляев, Адамов и Казанцев способствовали этому прорыву, я, собственно говоря, вижу. Но как Гельман может подготовить прорыв в будущее?.. Если инновации считать применением этого «мусорного», постмодернистского искусства, гнилого товара позавчерашнего дня, то я не представляю, каким образом можно с помощью вышеперечисленного уподобиться идее прорыва.
- Известный политтехнолог Станислав Белковский назвал вас «человеком модерна» и «мечтателем-футурологом». Вы с этим определением согласны?
- Да, но я всегда говорю: «Я - человек ХХ века. И горжусь этим…»
- Стоп. ХХ века? А не ХХI?
- Пока человек ХХI века показывает себя как гламурный идиот, утративший ориентиры образования, в общей массе не умеющий читать, наделённый мышлением на две-три фразы, с разорванной, хаотичной картиной мира. Он не знает, что происходит в лабораториях учёных. Треть наших современников уже уверены, что Солнце вращается вокруг Земли. Большинство людей ХХI века понятия не имеют о географии. Они не верят в способности человеческого разума и силу человека. Пока что человек ХХI века - декадент, достаточно унылый или предающийся сладкому забытью и наркотическому драйву. А я - человек ХХ века и считаю, что ХХ век - скорее, будущее, чем прошлое. Я замешан на вере в науку, в разум, в способности русских сделать всё возможное и невозможное. Русские были главными заводилами ХХ века. Мы шли впереди всех и задавали логику истории.
- Однако если вспомнить теорию пассионарности Льва Гумилёва, эти приливы и отливы национального самосознания и движения биологических масс, то приходишь к ощущению, что русские как нация сейчас - на спаде, на том самом «Смутокризисе», о котором вы, собственно, и пишете?
- Не забывайте, что пассионарность может наводиться. Пусть нас будет не большинство, но достаточно таких вот неуёмных, буйных мечтателей, которые могут заразить других…
- Ермак и его дружина?
- И в этом - надежда. Может не получиться - знаю. Но надо пробовать. У меня нет миллиардов долларов на спутник для вещания. В моих руках не было своей газеты. Книги были и остаются единственным моим доступным оружием. Через них я попытался передать мечту о будущем. И книги мои - это хор. Это - не ария. Я всегда стараюсь, чтобы в них звучало как можно больше голосов других людей - мечтателей и создателей будущего. Поэтому я буду пытаться ловить солнечную энергию увеличительным стёклышком пас-сионарности. И наводить это стёклышко в нужную сторону.
gazetazwezda
Юрий Беликов
Нет, он не родственник отцу-создателю знаменитого «калаша» - Михаилу Калашникову. И даже не его однофамилец. И хотя не прочь сфотографироваться с автоматом Калашникова в руках как символом русских побед и планетарной борьбы бедных против богатых, но Калашников - это псевдоним Владимира Кучеренко.
Так сросшийся с ним, что его правообладатель в равной степени откликается и на Владимира, и на Максима. Разумеется, читающий мир знает Максима Калашникова, автора футуристических книг, взламывающих код нашей действительности (одна из них так и называется - «Код Путина») и прорисовывающих пути выхода из хаоса и упадка. Вот они, эти произведения: «Сломанный меч империи», «Битва за небеса», «Вперёд, в СССР-2», «Крещение огнём. Вторжение из будущего», «Цунами 2010-х», «Глобальный Смутокризис», «Россия на дне». Это далеко не все звенья в громкой цепи написанного. Кое-кто даже усомнился: человеку за сорок, а он уже «нагородил» баррикады томов. Не прячутся ли за Калашниковым литературные рабы? «Прогнали мои тексты через компьютер, - усмехается гость Перми. - Тот подтвердил: все книги Максима Калашникова написаны одной рукой».
Калашников - первая ласточка проекта «Русские встречи», организованного в краевой столице в противовес участившимся визитам в наш город персон прозападного толка. Соорганизатор этих встреч - депутат Законодательного собрания Константин Окунев. А gazetazwezda - их информационный спонсор.
В свой недавний приезд Калашников, можно сказать, разворошил либеральное гнездо Дома Смышляевых, выступив перед слушателями в библиотеке имени Пушкина. Кажется, разворошил он не только это гнездо. Интернет-сообщество помнит два открытых письма Максима Калашникова, адресованных: одно - Президенту России, а другое - премьер-министру. Самое удивительное, власть отреагировала не молчаливым игнорированием, не указующим перстом, а приглашением писателя Максима Калашникова для конструктивного общения - к первому заместителю главы президентской администрации Владиславу Суркову. Говорили ни больше ни меньше, а о модернизации.
Родом Максим - с фронтира. Это любимое его словечко, коим он обозначает русское порубежье в Туркмении, где, собственно, и явился на свет. С этого примечательного факта биографии и начался наш разговор.
- Максим, почему, на ваш взгляд, русские выходцы с национальной окраины СССР чаще выступают за русскую идею, нежели представители самой что ни на есть глубинной России?
- А кто ехал на окраины, или - на фронтир, на порубежье? Какие русские? Непоседливые, энергичные, непьющие. Мои предки по маминой линии прибыли в Туркмению из-под Воронежа строить АшГРЭС - крупную станцию, которая снабжала электроэнергией Ашхабад, да и сейчас снабжает. А батя мой был вообще шебутной. Сначала - матрос на морском спасательном судне. Потом - монтажник в Северном Казахстане. Затем оказался в Туркмении, где поступил учиться и маму мою нашёл.
Туркмения - загадочная земля. Самый настоящий фронтир! Помню, как я бродил там по развалинам древнего Парфянского царства - столицы Нисы. Я же читал о том, как парфяне разгромили в пух и прах римского полководца Марка Красса. И вот иду по тем же самым камням. Это непередаваемое чувство! Где-то здесь ступала нога воинов Александра Македонского и жили римские пленники. А теперь здесь русские. Русые, светлоглазые. Мой класс в начальной ашхабадской школе был преимущественно славянским. И все славяне, как правило, были очень энергичными. Нет, никакой национальной вражды тогда не существовало. Мы вместе с родителями ходили на армянскую свадьбу. У меня был друг - туркменчонок Серга. Но при всём при том мы, русские, находились, в общем то, в неславянском антураже. И само это состояние, видимо, и расправляет ту внутреннюю пружину, которая начинает развивать в тебе русскость. И всё русское, великодержавное в нашей семье воспевалось и сберегалось. И я чувствовал гордость за свою нацию. А что такое русский для местных? Русский самолёт, вертолёт, телефон… Мы для них были цивилизаторами. Здесь фантастика перетекала в реальность. Вот сидишь ты над книгой Кира Булычёва и читаешь, как охотились на драконов на другой планете. А по телевидению - репортажи о спуске космического корабля «Союз» после стыковочного полёта «Союз-Аполлон». И ты подпрыгиваешь от радости: мы идём в космос! В Ашхабаде, смотрю, в магазинах - новые магнитофоны, на улицах старые «Москвичи» сменяют «Жигули». Страна обновляется на глазах! Настаёт вечер - и в воздухе летучие мыши. Их полёт очень характерен. И ты - в каком-то волшебном мире. Вот там - Каракумы. Из окна дома видны голубые горы Капет-Дага. И хочется крикнуть: «Смотрите, мы от Волго-русского междуречья дошли сюда!» И, наверное, та мечтательность, которая сегодня проступает в книгах Максима Калашникова, родилась именно тогда. Мне казалось, прочитанные мной фантастические романы пересекаются с той жизнью, которою живу я, над чьим домом проносятся реактивные истребители, оставляющие белые инверсионные следы. Недалеко - аэроклуб. И я любил наблюдать, как в небе из корпусов Ан-2 вываливаются точки и расцветают куполами парашютов. Вот она, империя! Я не чувствовал, что живу в неразвитой стране. Наоборот, меня переполняла сила!
- Но согласитесь: на протяжении многовековой отечественной истории русская мысль в основном проигрывала. Взять эпоху Петра Первого, которого нельзя назвать проводником абсолютной русской идеи. Когда после Октябрьского переворота её носителей по распоряжению Ленина отправили на «философском пароходе» за рубеж, русская мысль тоже потерпела фиаско. Если посмотреть на новейшую историю с обществом «Память» и «Русским национальным единством» Баркашова, то и здесь мы становимся свидетелями краха русской мысли и русского движения. Отчего, по вашему мнению, это происходит?
- Постараемся разобраться. У меня, во-первых, есть странное чувство, что моё поколение должно было взять реванш. Если бы нас не подрезали в 1991 году. Именно потому Горбачёв для меня - личный враг. Мы должны были повести звездолёты, создать философию космической экспансии русского превосходства. Но нашу жизнь погрузили в дерьмо, заставили нас выживать. И мы потеряли время и силы. Я не страдаю манией величия, но те же книги Максима Калашникова - это попытка победоносной философии русских. Русские проигрывают из-за того, что они слишком часто зацикливаются на прошлом. Начинают обороняться, когда надо наступать. Почитайте тех, кого выслали на «философском пароходе». И здесь я согласен с русским мыслителем Иваном Солоневичем: большинство из высланных - балласт. Один Бердяев чего стоит. Это же сплошные умственные метания…
- Стало быть, Ленин был прав?..
- Это было зло, сотворённое во благо. Но о Солоневиче я сожалею. При всей неоднозначности его фигуры в нём присутствует агрессивная наступательность. Можно, конечно, говорить, что он жил в гитлеровской Германии. Но перед Западом никогда не преклонялся. Мы - лучшие! И я его работы перечитывал много раз. Я - не антисоветчик, как он. Но мне нравится его русский задор. И думаю, что мы могли бы быть такими. И надеюсь, ещё будем. Чем обычно страдала русская интеллигенция? Смотрела на Запад как на нечто ушедшее далеко вперёд. А теперь Запад тоже в тупике. И сейчас у нас появляется шанс. Используем ли мы его? Надо постараться. Порукой тому-то, что мы, русские, пережившие страшную катастрофу - развал Советского Союза, выжили. А кто выжил, тот, как известно, приобретает интересные качества. Во-первых, мы знаем, что ждёт Запад. Хотя нас пытаются вовлечь в новую катастрофу - вторую перестройку.
- Что вы подразумеваете?
- Некоторые люди уже говорят, что РФ - это недоразваленная империя, её надо бы доразвалить. То есть сейчас намечается второй ельцинизм. Помните, Ельцин в своё время заигрывал с русским национализмом? И русские националисты на эти заигрывания повелись - тут уж из песни слова не выкинешь. И теперь задача выживших после крушения СССР и приобретших на этом «радиоактивном пепелище» интересные качества - не допустить очередной катастрофы.
- Следует ли понимать, что ваши открытые, запущенные в Интернет письма премьеру Владимиру Путину и Президенту Дмитрию Медведеву есть попытка этого «недопущения»?
- Да, попытка. Но открытые-то письма на самом деле писались не им. Они писались русским людям. Письма - не более чем приём.
- Была ли реакция на то обращение к Путину, которое вы опубликовали в своём блоге 20 ноября прошлого года, где предостерегаете своего адресата о его скором свержении усилиями доморощенных либералов при поддержке США? В письме вы предлагаете премьеру «передачу власти русским патриотическим силам в обмен на вечное убежище в России».
- Премьер сделал вид, что никакого письма и, соответственно, предложения не было. Но я думаю, некоторые его помощники это письмо читали. То, что ситуация будет развиваться по сценарию, который обозначен, что премьера будут «харчить», это почти 90 процентов вероятности. Уже видна такая подготовка. Что касается меня, то я поступаю по принципу: бросай зёрна своих идей, и они каким-то образом да прорастут.
- А я вот уже себя не обнадёживаю, что некие идеи способны в нынешней России укорениться и дать всходы.
- Но я же на одну половину - упрямый хохол. Для меня идеал - книжка, которую в детстве принёс батя, Александр Кучеренко. Она - про моряков сторожевого корабля «Туман», на который выскочили три гитлеровских эсминца. «Тумановцы» сражались до последнего, пока вода над пушками не сомкнулась. Есть знаменитая картина: двое у пушки, а третий военно-морской флаг держит, сбитый с мачты. И я тоже буду стрелять из пушки, пока она под водой не скроется.
- Вы основали сетевое «Русское братство». В то же время называете себя «человеком из другой реальности, гражданином империи». При этом в Интернете вас можно увидеть в красной майке с логотипом «СССР». И крушение Союза вы восприняли как личную трагедию. Как сочетается в Максиме Калашникове фанатизм русской идеи и ностальгия по СССР?
- Они синтезируются. Что я беру от СССР? Конечно, мне не нужен дурной интернационализм. Использовать русский народ в качестве топлива для каких-то сомнительных проектов - кощунство. В СССР была одна ценная вещь, которую надо взять на вооружение. Это идея того, что жизнь можно спроектировать, если за тобой всё рухнуло. По моему глубокому убеждению, старая Россия покончила жизнь самоубийством. Ей в этом помогли. Но тысячи пломбированных вагонов и миллионы вложений англо-французских и американских банкиров не произвели бы никакого эффекта, если бы в России не существовало сильнейших внутренних противоречий. Они - детонатор. И мы геройски кинулись резать друг друга. Есть один современный исследователь. Он сказал очень здорово о том, чем ценна здесь роль Сталина. Органичное развитие старой России вело к тому, что она повторяла судьбу Австро-Венгрии и могла распасться на разные государства. Те же немцы имели возможность навертеть нас на гусеницы. И Сталин понял: надо проектировать. И что проектировать. И вот это проектное начало необходимо брать за основу сейчас, потому что органическое развитие Российской Федерации идёт к концу. Это можно доказать, держа в руках демографические выкладки, показатели износа основных фондов, отставания в науке, технике и промышленности. Американцы нас уже списали. Вице-президент США Джозеф Байден заявил: дескать, нам пятнадцать лет осталось. А Джордж Фридман, глава мозгового треста «Стартфор», выпустил книгу «Сто ближайших лет», где чётко пишет, что к 2030 году РФ не будет. Значит, у нас есть только один способ - снова спроектировать будущее. И когда я ношу на майке логотип «СССР», у меня под майкой теплится идея о спроектированном будущем России.
- Насколько всё то, о чём вы сейчас говорите, понимают в Администрации Президента? Вы же общались с Сурковым и Собяниным, когда он был в ранге вице-премьера.
- С Собяниным я общался чисто ритуально - в течение 15 минут. А Сурков - существо другого порядка. Он по-своему очень умён. Но это - гений разложения, дитя постмодернизма.
- Пермяки это поняли давно…
- Я-то это тоже давно понял, просто хотелось самому посмотреть: а кто это такой и чего ему надо?
- Редкий случай, когда рядовой гражданин Калашников, пусть писатель, приглашается если и не к царю, то к царскому придворному. В своё время, когда кто-то сочинял письма царям или генсекам, их нередко упекали в психушки. Как в песне Высоцкого: «Но гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил, чтоб не писал и чтобы меньше думал!» И то, что Максим Калашников после открытого письма Президенту был принят на уровне первого заместителя президентской администрации, - это о чём-то да говорит? Или - о неком варианте «царской забавы»? Или…
- Я думаю, это объясняется кризисом жанра. Они, начиная с 1991 года, осуществляли политику так называемых радикально-рыночно-монитарных реформ. Дважды эти реформы накрылись медным тазом. Сначала - в ельцинском варианте, кончившемся катастрофой 1998 года. Второй раз - в 2009-м, когда политика приватизированного государства и лжегосударственных корпораций серьёзно пошатнулась. Но дело в том, что они существа совершенно другого порядка. Их мысли движутся в ином направлении. Они по-другому понимают те же наши слова.
- Например?
- Не будем далеко ходить. Вот Пермь. Казалось бы, хорошая идея. Кто ж против, чтобы город стал культурной столицей Европы? Но посмотрите, к чему сводятся все инновации. К тому, что разрисовали заборы абстрактными человечками с надписью «Гонконг», «Париж», «Лондон». Установили возле краевой библиотеки имени Горького «яблочный огрызок». Собираются ставить деревянную букву «П». Они принесли в Пермь атмосферу постмодернистского карнавала. Раскрашивание помойки и руин. Так они понимают инновации. Если перевести это на российский уровень, то намедни за ту же инновацию дали премию группе «Война», изобразившей на мосту гигантский фаллос. То есть единственно, что могут эти существа, - это раскрасить помойку, учинить пляски вокруг недостроенного реактора и нарисовать хрен на разводном мосту. Их отличительная черта - они пытаются не быть, а казаться. На самом деле - это перепевы американского художника Энди Уорхола 60-х годов прошлого века, давно умершие на самом Западе. Перми нужно было предложить другой дискурс. Пермь должна была бы стать городом новой индустриализации.
- Нашему губернатору видится, что упор на пермскую промышленность - это, товарищи, день вчерашний. Будем, господа, облокачиваться на культуру. То бишь не «Пермские моторы», а культура - единственный наш мотор. И облокачиваются на раскрашенные заборы.
- Я же говорю, что это существа с другим мышлением. И уверен, что всё это будет вспоминаться пермяками со смехом. На самом деле у этих существ ничего не получится. Культура сильна своим сцеплением с верными порывами страны. Давайте напомним, что могучий русско-советский порыв в космос был сопровождён мощнейшим всплеском отечественной научной фантастики. «Туманность Андромеды», «Сердце змеи», «На краю Ойкумены», «Час быка»… Эти романы Ивана Ефремова погружали людей в ту реальность.
- Мне кажется, именно тогда русские были космичны как нация.
- А вы знаете, что у нас был свой певец будущего развития и будущей индустриализации? Александр Беляев! Самое известное его произведение - это, конечно, «Человек-амфибия». Но ведь есть и другие его романы: «Звезда КЭЦ» (орбитальная станция), «Ариэль» (летающий человек), «Пахари моря» (это безумные красные русские, которые на Дальнем Востоке основывают подводный колхоз! Изобретают там источник энергии, сверхъёмкий аккумулятор, утирая тем самым нос японским империалистам). А Григорий Адамов? В его «Тайне двух океанов» - прототип атомных подводных лодок с ультразвуковым оружием будущего. А его «Победители недр»? Это - путешествие на подземоходе в глубь Земли. «Изгнание владыки» - преобразование Северного морского пути. То есть отечественная фантастика уже в 20-30-е годы прошлого века готовила будущий русский прорыв. Чертила орбитальные станции и великие стройки. Тот же Александр Казанцев что писал?! Вот это и была авангардная культура, а не то, что сейчас выдаётся за современное актуальное искусство. Как Ефремов, Беляев, Адамов и Казанцев способствовали этому прорыву, я, собственно говоря, вижу. Но как Гельман может подготовить прорыв в будущее?.. Если инновации считать применением этого «мусорного», постмодернистского искусства, гнилого товара позавчерашнего дня, то я не представляю, каким образом можно с помощью вышеперечисленного уподобиться идее прорыва.
- Известный политтехнолог Станислав Белковский назвал вас «человеком модерна» и «мечтателем-футурологом». Вы с этим определением согласны?
- Да, но я всегда говорю: «Я - человек ХХ века. И горжусь этим…»
- Стоп. ХХ века? А не ХХI?
- Пока человек ХХI века показывает себя как гламурный идиот, утративший ориентиры образования, в общей массе не умеющий читать, наделённый мышлением на две-три фразы, с разорванной, хаотичной картиной мира. Он не знает, что происходит в лабораториях учёных. Треть наших современников уже уверены, что Солнце вращается вокруг Земли. Большинство людей ХХI века понятия не имеют о географии. Они не верят в способности человеческого разума и силу человека. Пока что человек ХХI века - декадент, достаточно унылый или предающийся сладкому забытью и наркотическому драйву. А я - человек ХХ века и считаю, что ХХ век - скорее, будущее, чем прошлое. Я замешан на вере в науку, в разум, в способности русских сделать всё возможное и невозможное. Русские были главными заводилами ХХ века. Мы шли впереди всех и задавали логику истории.
- Однако если вспомнить теорию пассионарности Льва Гумилёва, эти приливы и отливы национального самосознания и движения биологических масс, то приходишь к ощущению, что русские как нация сейчас - на спаде, на том самом «Смутокризисе», о котором вы, собственно, и пишете?
- Не забывайте, что пассионарность может наводиться. Пусть нас будет не большинство, но достаточно таких вот неуёмных, буйных мечтателей, которые могут заразить других…
- Ермак и его дружина?
- И в этом - надежда. Может не получиться - знаю. Но надо пробовать. У меня нет миллиардов долларов на спутник для вещания. В моих руках не было своей газеты. Книги были и остаются единственным моим доступным оружием. Через них я попытался передать мечту о будущем. И книги мои - это хор. Это - не ария. Я всегда стараюсь, чтобы в них звучало как можно больше голосов других людей - мечтателей и создателей будущего. Поэтому я буду пытаться ловить солнечную энергию увеличительным стёклышком пас-сионарности. И наводить это стёклышко в нужную сторону.
gazetazwezda
Юрий Беликов