ЧЕГО НЕ СДЕЛАЛО ГЕСТАПО, ТО СДЕЛАЛО НКВД...
Рождение и гибель Русского Архива в Праге
С самого начала дело было поставлено на твердую научную основу
Людмила Бобровская // Русский журнал
24.02.04
В 1923 году в Праге был основан Архив русской эмиграции. В 1945 году 9 вагонов с архивными материалами под охраной войск НКВД были отправлены в Москву "в дар Академии наук к ее 220-летию". В Академии не увидели ни листочка "подаренных" документов, зато чекисты по его материалам составили список из 18000 имен для уничтожения и арестов.
6 июня 1946 года были арестованы и погибли в Гулаге работники отдела документов Архива Н.Цветков и П.Бобровский, мой дед.
Чехословакии везет с президентами! В 1918 году, при образовании первой республики, ее возглавил Томаш Масарик, который, подобно Вацлаву Гавелу, был человеком большого таланта и глубокой культуры. Профессор Карлова университета в Праге, автор фундаментальных трудов по философии, истории, социологии, он оказался ярким политиком-демократом и прекрасным организатором. Именно этот человек возглавил "Русскую акцию", объявленную страной в 1921 году. Беспрецедентность ее заключалась в том, что она была направлена не только на ассимиляцию русских, но и на сохранение и развитие собственно русской культуры, которую Т.Масарик, многократно бывавший в Москве и Петербурге, изучал специально и которой глубоко сострадал в эти страшные для России годы. Он нашел сочувствие в своем окружении. Горячими сторонниками Русской акции были и его министр иностранных дел Эдуард Бенеш и премьер-министр Карел Крамарж. По личному приглашению последнего в Прагу в 1923 году приехала вдова В.Д. Набокова (мать писателя) с тремя младшими детьми и даже некоторое время жила в его собственном загородном доме. Финансировалась "Русская акция" из бюджета республики, но известно, что Т.Масарик и К.Крамарж иногда вкладывали в нее свои собственные деньги, когда не хватало государственных. Ведь каждый принимавшийся человек получал ежемесячное пособие в 500 крон, русские студенты - стипендию, а профессора - приличную зарплату. Некоторые выдающиеся люди культуры продолжали получать материальную поддержку и после отъезда из Чехословакии. Например, Марина Цветаева, которая прожила в Праге 3,5 года и затем уехала в Париж.
В Праге были открыты Русская гимназия, Русский народный университет, Русский юридический факультет, Русский институт сельскохозяйственной кооперации... всего шесть высших учебных заведений, 11 научных учреждений и обществ. Здесь стали регулярно защищаться диссертации и выходить научные труды, росло количество русскоязычных журналов, газет, издательств, открывались библиотеки и читальные залы. Очень скоро Прагу стали называть "Русский Оксфорд", ибо обучение шло на русском языке и по старым русским программам, и не была недостатка в преподавателях высочайшего уровня, так как именно их "выбрасывали" из России в первую очередь. В Прагу приехали светила науки: юристы Н.Новгородцев и П.Савицкий, историк А.Кизеветтер, экономист, философ и историк П.Струве, богослов Н.Бердяев (он приезжал регулярно из Парижа), философы Н.Лосский и А.Бем, биолог М.Новиков, юристы и историки А.Флоровский и Г.Вернадский, экономист Ю.Прокопович, историк и литературовед Д.Чижевский и многие другие. Как же надо было верить в то, что большевики в России - лишь временное "недоразумение", чтобы затевать такое грандиозное дело! В скорое возвращение домой верило и большинство русских, и чехословацкое правительство, считавшее свою деятельность временной. Ведь власть в России держалась лишь на массовом терроре, страхе и невежестве. Кто мог в те годы предвидеть, что этот террор может продолжаться более 30 лет, что потом наступит еще 40-летняя стагнация, что невежество подавляющего большинства населения (счастье, что было и меньшинство) станет предпосылкой для воспитания "нового человека" - винтика чудовищной государственной машины. Образованная Россия, сконцентрированная в то время в Европе, предвидеть все это, конечно не могла.
Но вот с карты мира исчезает само название "Россия", объявляется НЭП и становится ясно, что "недоразумение" кончится еще не скоро. И постепенно в Праге начинают закрываться русские вузы. Приведу один пример. В 1926 году 1346 человек получили дипломы юристов. Их готовили для свободной России, их знания не могли найти применения в Чехословакии. Пришлось закрыть прием на юридический факультет и открыть курсы маляров и шоферов, чтобы как-то трудоустроить этих людей. С закрытием вузов стали уезжать специалисты - в Берлин, в Париж. В 1927 году это был уже обвал. В том же году закончилось действие "Русской акции" и началась активная ассимиляция оставшихся русских. Открывшийся в 1928 году "Славянский институт" был уже чешским, а не русским учреждением. И только одно дело, затеянное в блистательные годы "русского Оксфорда", не только не закрылось, но продолжало развиваться и расширяться. Это был Русский архив.
Все начиналось стихийно. Уже в 1921 году в Праге при русской библиотеке и читальном зале стали собираться исторические материалы. Нашлись люди, которые поначалу совершенно бесплатно их классифицировали. Это были различные документы: мемуары, письма, фотографии времен революции и гражданской войны. А в феврале 1923 года постановлением Земгора был официально открыт "Архив русской эмиграции". Русское частное общество Земгор (собрание бывших земельных и городских работников) имело очень высокий статус в Праге: именно оно принимало эмигрантов, выдавало им вид на жительство, право на работу и при необходимости - паспорта, оказывало материальную помощь, распределяя чешские деньги. Но без активной поддержки министра иностранных дел Эдуарда Бенеша этому обществу вряд ли удалось бы добиться регулярного финансирования Архива. Деньги шли через его министерство, архивисты (число их колебалось от 15 до 17 человек) стали получать ежемесячную зарплату.
С самого начала дело было поставлено на твердую научную основу. Был создан Совет Архива из числа крупнейших историков, живших в Праге: А.Кизеветтер (председатель), Н.Астров, А.Флоровский, И.Шмурло и другие. Была создана экспертная комиссия, председателем которой стал все тот же А.Кизеветтер.
Архив состоял из отдела документов (заведующий А.Изюмов), книжного отдела (заведующий С.Постников) и газетного (заведующий Л.Магеровский). Совершенно обособленно функционировал "Донской казачий архив", включенный в Архив на правах самостоятельной единицы в 1934 году и собирающий документы, касающиеся Войска донского, Донского правительства и жизни казачьей эмиграции. Первым директором был назначен В.Гуревич.
В 1928 году, после окончания "Русской акции", Архив полностью переходит в собственность Чехословакии, подчиняясь по-прежнему МИДу и с годовым бюджетом в 1миллион чешских крон (30 тысяч $). Он получает новое наименование: "Русский зарубежный исторический архив" (РЗИА). Состав Архива, его совета и экспертной комиссии остается тем же, только главой его становится доктор Ян Славик, единственный здесь чех, признанный специалист по русской и современной советской истории. При переходе Архива от Земгора к МИДу был составлен подробный документ, один из пунктов которого гласил, что передача его в Россию возможна только после падения там диктатуры коммунистов и только в том случае, если в этой стране исчезнет опасность для лиц, доверивших ему свои личные документы.
За свою историю Архив дважды переезжал, а в 1934 году обосновался в Тосканском дворце на Градчанской площади, где занимал 20 огромных комнат на двух этажах, с окнами на Кремль (Град): справа был виден Дворец президента, слева - Дворец архиепископа.
Архив принимал материалы в дар, покупал их и брал на хранение. Необходимо было обеспечить сохранность пересылок, побороть иностранную конкуренцию. При передаче ценных коллекций иногда завязывалась длительная переписка. В Праге все это систематизировалось, описывалось, распределялось. Шла постоянная научная работа, выпускались ежегодные отчеты. Кроме того, здесь обучались архивисты. Большинство эмигрантских газет и журналов бесплатно присылало свою периодику, выписывались советские газеты и журналы. Кроме того, Архив располагал единственным в мире собранием источников по темам - с фотографиями, книгами, газетными вырезками. В его ведении находились также и коллекции географических карт, приказов, листовок, плакатов, воззваний, денежных знаков, фотографий. Но наиболее ценным был, конечно, отдел документов. В нем было несколько разделов: история общественных движений, мировая война, революция и октябрьский переворот, гражданская война, эмиграция (и старая, до 1917 года, и новая). Приток материалов рос невероятно быстро. Если в 1925 году было всего лишь 40 названий рукописей и дневников, то к 1928 году их насчитывалось уже 341. А к октябрю 1938 года было уже 902 названия объемом около 4000 печатных листов. Прочие же документы насчитывали к этому времени 2,9 млн. листов. Росла и сеть представительств Архива - почти везде, где жили русские люди, можно было найти человека, собирающие для него совершенно бесплатно письменные свидетельства. Потоки материалов шли из 44 стран, в том числе из Парижа, Берлина, Белграда, из Софии, Харбина, Нью-Йорка, из Константинополя, Рима, Варшавы, из Австралии и даже с острова Ява. Здесь для архива работал полковник, служивший хранителем вулкана. Он погиб, спасая людей при его извержении. К сожалению, имя его неизвестно.
Отдел документов располагал чрезвычайно любопытным собранием свидетельств об отъезде В.Ленина из Германии в Россию в 1917 году. Там хранились также рукописи генерала М.Алексеева и дневник адмирала А.Колчака (черновики писем к госпоже Х за 17-18 годы, очень ценные для личной характеристики этого человека). Здесь были стенографические записи заседаний Первой Государственной Думы, переписка Николая II с царицей во время войны, архив Б.Савинкова. По количеству писем П.Кропоткина (свыше 80) Архив мог соперничать с его музеем в Москве. Было много материалов о русском масонстве. Имелось и большое количество литературных документов: архив Н.Лескова с письмами к нему И.Гончарова, А.Писемского, Н.Островского, А.Плещеева, собрание писем Тургенева, переписка Огарева с Чернышевским по поводу публикации романа последнего "Пролог".
И конечно, приходили письма, мемуары, личные документы, а иногда и целые коллекции от современной эмиграции. В частности, здесь хранились бумаги И.Бунина, Ф.Шаляпина, М.Цветаевой, А.Куприна. Архив постоянно печатал воззвания: "Присылайте", а в начале 1930-х годов была даже предпринята акция: "Присылайте автобиографию, возможно более полную, с фотографиями, с подробными сведениями о лицах, с которыми автор встречался". К счастью, на последний призыв откликнулись очень немногие, как будто предвидя страшное будущее Отдела документов.
Архив поддерживал активные контакты с библиотеками и архивами Парижа, Лондона, Хельсинки, Нью-Йорка - шел обмен информацией, а иногда и материалами. В нем постоянно работали исследователи, приезжавшие из многих стран мира. Уже в 1930-е годы выходили научные работы, написанные, главным образом, на основе его материалов. По некоторым вопросам новейшей истории уже нельзя было обойтись без знакомства с ним. Он стал частью не только русской, но и чешской культуры. Президент Т.Масарик привлек директора Архива Яна Славика к работе над вторым изданием своей книги "Россия и Европа" (1930 г.) - для корректуры и составления комментариев. И сам Я.Славик выпустил большое количество работ по материалам Архива.
Итак, к середине 1930-х годов РЗИА стал общепризнанным, одним из лучших хранилищ в мире. Но европейская история, увы, шла по пути, никак не благоприятствующему развитию культуры.
Не дождавшись свободы в России, чехословацкое правительство с тревогой следило за развитием фашизма в Германии. Гитлер был территориально ближе и потому опаснее советских коммунистов. Вынужденное признание СССР (только в 1934 году) ставило власть в двусмысленное положение к Архиву. В том же 1934 году МИД, ссылаясь на то, что вся деятельность Архива (начиная с 1921 года!) развивалась на государственные деньги, стал контролировать доступ к собранным материалам; документы не должны были попасть "не в те руки".
В 1938 году было решено передать Архив в подчинение Министерству внутренних дел - с отстранением Яна Славика от должности директора. Официально это решение было объявлено 9 марта 39 года, а 15 марта Чехословакию оккупировал Гитлер.
Во время нацистов наступило двойное подчинение, вся переписка, и внутренняя и внешняя, велась на немецком языке. Из его работников погиб И.Голубь, принимавший участие в сопротивлении. Его расстреляли, когда организация была раскрыта. Был интернирован профессор А.Изюмов, высланный из России в 1922 году и имевший "красный" паспорт. В концлагере он находился вместе с секретарем Л.Толстого Валентином Булгаковым, а после войны вернулся в Прагу. Но все многократные попытки рейхсминистерства пропаганды и гестапо использовать материалы Архива для борьбы с большевиками, то есть проникнуть внутрь, были безуспешны. И его чешские хозяева, и его сотрудники сумели отстоять неприкосновенность уникальных фондов (ценность которых росла из года в год). Архив продолжал функционировать, прибывали новые документы, журналы и газеты, шла работа внутри, и изредка даже появлялись специалисты, которым разрешался доступ к архивным материалам.
9 мая 1945 года в Прагу вошла Красная Армия. Ее встречали цветами и ликованием. Но уже 12 мая в Тосканском дворце появились представители НКВД и СМЕРШ. Все, что последовало далее, было, безусловно, тщательно подготовлено. 13 июня правительство Чехословакии приняло постановление о передаче РИЗА в "дар Академии наук СССР в честь ее 220-летия". При этом нарушался важнейший пункт упомянутого выше договора 1923 года, по которому передача Архива разрешалась только после падения там диктатуры коммунистов.
"Дарителями" Архива были премьер-министр Зденек Фирлингер, министр внутренних дел Вацлав Носик и министр просвещения Зденек Неедлы. Советскую сторону представлял посол Валериан Зорин и председатель Центрального архива СССР генерал-майор Никитинский. Таким образом, всем этим актом распоряжались коммунисты - как чешские, так и советские.
Но формально существовал еще и президент Э.Бенеш (ведь Архив был и его детищем), а пост министра иностранных дел занимал в те годы Ян Масарик (сын первого президента). Можно только догадываться о степени их бессилия и вынужденных компромиссов. Ян Масарик погиб в 1948 году, и в Праге уверены, что это было убийство. Вероятно, он и пытался бороться, и думаю, не только за русский Архив. На открытый протест решился лишь бывший его директор доктор Ян Славик.
После правительственного постановления началась невероятная спешка. Главное требование, разумеется, касалось эвакуации всех документов, со всеми биографиями, фотографиями, письмами и мемуарами, со всеми ценнейшими свидетельствами революции и гражданской войны. Увозили весь "Казачий архив". Отправлялось и некоторое количество книг, журналов и газет, но это были хотя бы только дубликаты. Были нарушены элементарные правовые нормы при передаче частных депозитов (документов, не являющихся собственностью Архива, а только переданных ему на хранение). Забирали все.
13 декабря 1945 года 650 ящиков с архивными материалами в девяти вагонах специального состава направили в Москву. Поезд сопровождали 50 бойцов войск НКВД. Нужно ли говорить, что в Академии наук не увидели ни единого листочка "подаренных" документов. Но зато чекисты принялись за дело весьма рьяно, и уже в 1946 году были составлены списки из восемнадцати тысяч имен "врагов народа". Особенно ценным для чекистов, по-видимому, оказался "Казачий архив", который, в отличие от других отделов, не публиковал своих отчетов - из страха навредить огромному количеству казаков, оставшихся на территории СССР.
В Праге пошли повальные аресты. Репрессии коснулись и самого Архива. Еще в 1945 году 76-летний работник "Казачьего Архива" С.Маракуев умер в тюрьме через два месяца после ареста, не выдержав допросов. 6 июня 1946 года были арестованы работники Отдела Документов Н.Цветков и П.Бобровский, мой дед. Но перед этим их обоих командование НКВД в Праге представило к награде "за хорошую работу при подготовке документов". Знакомый почерк! (Оба от награды отказались: "Мы служили Чехословакии и только выполняли свое дело".) Через некоторое время был арестован заведующий книжным отделом С.Постников. В 1955 году он вернулся из лагеря, смертельно больной и с расстроенной психикой. Но хотя бы умер дома, в окружении родных и близких. Такого счастья не выпало ни Н.Цветкову, ни моему деду. От первого пришло все же несколько писем, от П.Бобровского же - ничего, человек исчез бесследно. В 1947 году его жена получила извещение через "Красный крест", что он умер в Сибири от разрыва сердца. В том же году его сыну от первого брака, жившему в Воронеже, пришло письмо без обратного адреса, состоящее из одной фразы: "Ваш отец жив и находится в СССР". И адрес на конверте, и записка были написаны печатными буквами. Таким образом, Петр Семенович сумел передать весточку своему сыну (моему отцу), которого не видел с 1920 года, с того самого момента, когда прощался с ним в Симферополе, при окончательном захвате Крыма большевиками.
Но было в этом трагическом списке невероятное исключение. В 1945 году в Праге имя одного из работников Архива, Д.Мейснера, стали произносить шепотом, как имя осведомителя советского НКВД. А через некоторое время это подозрение получило подтверждение: Д.Мейснер переезжает в Москву, получает там квартиру и статус признанного "писателя-эмигранта", осознавшего, разумеется, свои заблуждения в свете "единственно верного учения"... Он писал об эмигрантах и эмиграции то, что от него требовали. В 1960 году Агентство печати "Новости" опубликовало его книгу об эмиграции "Миражи и действительность". О степени достоверности приведенных там сведений говорит один небольшой эпизод, где действуют невероятно гуманные гебисты; гордый генерал Шиллинг - один из руководителей в армии Деникина, заявляющий, что Сталин для него никто; предложение заведовать Суворовским училищем; неожиданная смерть генерала. Но как об этом допросе смог узнать писатель-эмигрант? Оказывается, обо всем этом ему поведала сестра генерала (читатель может домыслить, что и она, вероятно, имела квартиру в Москве). Напоминаем, что все это происходит в Москве в конце 1940-х годов! Сегодня подобные эпизоды дают представление об уровне фантазии тогдашних хозяев Лубянки, но остается единственный вопрос: был ли Д.Мейснер изначально провокатором в Архиве и, следовательно, прожил свою жизнь по велению сердца или пошел на сговор с НКВД в 1945 году под влиянием обстоятельств. В любом случае его судьбе не позавидуешь...
После гибели Архива были уволены все оставшиеся в живых его сотрудники, а книги, журналы и газеты пролежали засекреченными 45 лет в "Славянской библиотеке" и только в 1991 году стали доступны читателям и исследователям. Именно там я и собирала материалы для этой статьи.
В Москве, после оперативно-чекистской обработки, Архив был включен в состав ЦГАОР (Центральный государственный архив Октябрьской революции). Он был строжайше засекречен, и те единичные партийные историки, которые были допущены к некоторым его документам, не имели права на него впрямую ссылаться (только "собрание ЦГАОР"). И с самого начала он начал распыляться. Уже в 1946 году в другие архивы было передано 7600 единиц хранения. Мощные изъятия произошли в 1956 и 1959 годах. В 1988 году все документы перешли из спецхранов на открытое хранение, и только тогда было установлено, что огромная их часть была передана в 26 архивных учреждений: в шесть центральных и во многие областные архивы России, а также в архивы Украины, Белоруссии, Молдавии, Эстонии и Грузии.
В 1999 году в Москве вышла книга "Фонды Русского Зарубежного Исторического Архива в Праге. Межархивный путеводитель" под редакцией и с предисловием Т.Ф. Павловой. Здесь описывается былая структура Архива, его фонды - была проделана поистине гигантская работа. Однако 7 из 26 архивных учреждений не смогли дать описания тех документов, которые они получили из РЗИА, так как они "растворились" внутри этих архивов.
Эта замечательная книга посвящена "коллегам-архивистам русской эмиграции", в том числе и памяти погибших в Гулаге и лежащих в безымянных могилах Н.Цветкова и П.Бобровского, моего деда.