Третье октября 2014. Мой первый Уильям Форсайт.
Кто из обучающихся музыке не знает Карла Черни и его этюды? От простого к сложному, множество раз- в этом и есть секрет технического мастерства, так необходимого не только музыканту, но и танцору, особенно если он представляет классический балет. Разработанный Харальдом Ландером, тогда хореографом, балетмейстером и директором Школы Парижской Оперы, балет «Etudes» как раз и начинается с многократного повторения простых движений у балетного станка под музыку этюдов Черни.
Луч света выхватывает из темноты сцены стройные ножки трех танцовщиц в черных пачках, демонстрирующих отточенную технику и отличный подъем. Вот их стало шесть, и еще три, и еще- красивые ракурсы, безупречные позы. Вот они уже при полном свете продолжают свой урок, где каждый новый этюд усложняет движения, выводя танцовщиков на середину, предлагая стремительные повороты и прыжки, добавляя мужской состав и солистов.
Кажется, на сцене были выполнены все основные элементы классического танца. Кордебалет Парижской оперы блистал во всей красе, но в какой-то момент стало остро не хватать… той самой отточенной техники и безупречности линий, высоты прыжков и скорости вращения, легкости и стремительности. Вращения не ладились, прыжки были тяжелы, и хотелось несколько «убавить» тела у иных танцовщиц - начало сезона проходит не просто у солистов, в том числе, сорвавших добрую часть вращений и с трудом отрывающихся от земли (Dorotee Gilbert, Josua Hoffalt, Karl Paquette).
Мне вдруг вспомнилась палка у стены, уцепившись за которую в самом начале спектакля были проделаны такие совершенные балетные экзерсисы. Но поглумиться я не успела, потому что к финалу балета насыщенность музыки и движений возросла многократно, и танцовщики, будто разогревшись, показали, наконец, тот танец, которым славится труппа Парижской оперы. Все встало на свои места- замечательная музыка, великолепные артисты и благодарная публика.
Вслед за спектаклем,где были с разной степенью успешности представлены технические возможности классического балета, с его выверенными позами и внутренней эмоциональностью, представляли современный балет. Современный танец, как продолжение классического танца -думаю именно это хотели сказать составители программы. Его энергия в зал и движения, перетекающие одно в другое, вычурность или нарочитая простота - сопоставление слишком резкое, и для каждого зрителя выбор предпочтений был не простой.
Два балета «Woundwork 1» и «Pas./Parts» поставлены Уильямом Форсайтом специально для труппы Парижской оперы в 1999 году.
«Woundwork 1»- это поэма, рассказанная двумя дуэтами звезд французского балета ( Marie-Agnes Gillot, Audric Bezard, Alice Renavand, Florian Magnenet). Они начинают очень просто, но затем полностью отдаются ритму музыки Тома Виллемса. Они перемещаются по сцене, выходя на первый план и отступая в глубину. Их движения- это бесконечный поток тел, струящихся в ответ на неотчетливую, лишь угадываемую мелодию. Когда ты следишь за их танцем, то боишься сосредотачиваться на ком-то одном и стараешься ухватить весь рисунок, но он бесконечно разнообразен, как и характеры каждого героя в паре. Уверена, что именно в этом балете был отчетливый внутренний смысл, но угадать его, просмотрев спектакль лишь один раз, было очень сложно, и в памяти остались лишь изломы тел, попытка разомкнуть объятия и удар в ответ, от которого тело перегибалось пополам, и вновь невероятные движения чувств внутри пары.
Потом наступил «Pas./Parts».
Форсайт-это ритм. Форсайт- это раскрепощение. Форсайт-это свобода тела и души, сбросившей с себя оковы строгих правил классики, где руки и ноги, корпус и голова танцовщиков должны находится в рамках жестки позиций, даже если это мешает тебе дышать: именно здесь должна остановиться твоя рука и именно туда должен быть направлен твой улыбающийся взгляд, потому, что по-другому ты не сможешь удержать свое тело в прыжке или прекрасной арабеске, совсем как в «Этюдах» Черни.
Но в новом балете музыка отошла на второй план, а вперед вышел рваный ритм, подгоняемый экзерсисами ударных, и тела танцовщиком задвигались по-другому. Они подчинились этой музыке-звуку, музыке-шуму, нарастающему к концу в музыку-грохот, без отчетливой мелодии. И каждый танцовщик подчинился своей мелодии, танцуя соло или в двойках, трио или квартетом. Временами эти группы распадались в танцы по одному, вдвоем, втроем, вчетвером, где каждый мечтал уйти от опеки другого.
Танцовщики показали великолепное владение своим телом, где трудно в отточенных движениях увидеть классические па ( балерины были на пуантах), но нет ни одного чужеродного, выпирающего, раздражающего тебя движения. Никаких прыжков ради прыжков, ползаний по сцене и акробатических элементов, ради «вот как я могу придумать».
Сюжет я перестала искать сразу, но находила в нарастающем музыкальном сопровождении африканские ритмы, дискотечную неразбериху хип-хопа, вакханалию шабаша. Когда музыка и движения заполнили весь зал, казалось, что твое тело движется в ответ на всеобщее движение, вспоминая, что ты не впервые появился на этот свет, а несешь в себе множество жизней с тех самых пор, когда первые люди танцем у костра рассказывали всему миру о самом себе.
А на заднике сцены сквозь белое полотно иногда проступают силуэты неизвестных танцовщиков- новые мысли и новые движения, ждущие своего часа.
Чтобы смотреть Форсайта- надо отпустить себя, подчиниться энергии, льющейся со сцены и мысленно перенестись туда, где среди кружащихся в ловушке ритмичных акцентов тел постараться услышать в самом себе голос свободы…
Понравился ли мне Форсайт? Не могу ответить однозначно. Он слишком глубоко внедряется в тебя, если твоя душевная энергия в резонансе с его энергией, и это неприятное чувство. Он оставляет равнодушным ищущих в балете движения, отражающую прекрасную музыку, звучащую в зале. Он заставляет искушенных, но глухих к его посылу, восхищаться великолепной техникой и раскрепощенностью танцовщиков, где классические «па» часто лишь угадываются. Варианты возможны, и желательно каждому самому найти их для себя.