Дом моего детства
Ещё зарисовка из времён моего школьного детства.
В памяти эти картинки яркие и выпуклые, как будто включают кино и всё чередой проходит перед глазами. Я хорошо понимаю, почему старики в деменции помнят детство и не помнят последние годы жизни. В детстве всё запоминается глубоко, въедается в память так, что просто не может исчезнуть. А во взрослой жизни впечатления плоские, они просто наслаиваются друг на друга и легко смываются.
Уроки закончились. До дома мне идти ровно десять минут, по ул.Кузнецова до перекрёстка, а потом налево, по моей ул.Жарова. Но мы же не ищем лёгких путей? Перебегаем через дорогу и через двор макаронной фабрики бежим к забору, перелезаем через него во двор частного дома, потом ещё через забор на территорию детского садика и выходим в Конспиративный переулок (да, все названия улиц из революционного прошлого нашего города) к кооперативным домам. Там с друзьями-мальчишками расходимся. Андрюха Маслов идёт налево, в частные дома, Валерка поворачивает направо, ему надо ещё раз перелезть через забор, а я иду прямо, до угла улицы, где стоит мой дом.
Наш дом двухэтажный, низ каменный, верх деревянный. Таких домов было много в нашем городе.
На первом этаже две жилые квартиры, наша и Дементьевой. Почему-то эту соседку все называли только по фамилии. Она живёт одна. Вообще, в доме, кроме нас, только бабушки, мы - единственная семья. Была ещё одна, но их пересилили из-за "аварийного состояния", а дверь и окна в их квартиру заколотили. В нащ коридор надо спуститься со двора по ступенькам. Зимой снег заметает прямо в коридор и ступеньки становятся скользкими.
Вторая дверь - на лестницу, на второй этаж. Я люблю сидеть на этой лестнице, там меня не видят родители.
На втором этаже две комнаты. В одной живёт тётя Катя, у неё сын - артист филармонии и на буфете у неё стоит его портрет в серебряной рамочке. В другой комнате - тётя Нина, все её родные остались на войне. Я иногда к ним заглядываю, но мне там скучно, они расспрашивают про родителей, а я это не люблю.
Нижний этаж наполовину врос в землю, окна низко, моя щуплая тётушка свободно может крикнуть меня через форточку, а мне, чтобы оказаться с ней на одном уровне, надо запрыгнуть на сиденье дивана, потом на его спинку и шагнуть на подоконник. Тогда моё лицо окажется вровень с форточкой.
Из окна видно колонку, куда мы ходим за водой и часть улицы. Там ходят прохожие и я иногда сижу на спинке дивана и разглядываю жизнь за окном. На окнах белые шторы с большими зелёными зубчатыми кругами, диван зелёный и старый, он скрипит, когда я на него прыгаю и мама ругается, поэтому всё это я проделываю, когда родителей нет дома.
Зимой надо ещё печку затопить, а то в доме совсем холодно. Дрова мама с утра складывает перед печной дверкой на железный лист, прибитый к полу.
Я люблю печку, от неё тепло и огонь так весело потрескивает на поленьях. Иногда я ставлю у печки старую деревянную табуретку, встаю коленями на пол и рассматриваю журнал "Мурзилка".
В комнату выходит та сторона печки, которая покрыта гладкой белой плиткой. Почему-то её называют "лежанкой". Меня это всегда удивляло, почему "лежанка", если на ней нельзя лежать? Наверху из одной плитки торчит медная пимпочка. Для чего она служит, никто не знает.
Когда-то у лежанки стояла моя детская кровать, железная, с прутом поперёк, на который крепилась сетка. Сейчас кровать стоит у стены, на ней спит моя младшая сестра, а у лежанки стоит мой письменный стол. Это то место в доме, про которое я могу сказать "моё пространство".
У нас одна комната, 14 метров на 4 человек. Когда мы ложимся спать, всё свободное пространство занято разложенным диваном, раскладным креслом и детской кроваткой. Утром всё собирается и середина комнаты свободна.
Есть ещё кухня, где мы обедаем, там стоит холодильник "Север" и шифоньер, у двери вешалка для одежды. А ещё, там на стенке висит радио, которое никогда не выключается. Утро начинается с гимна и день заканчивается гимном СССР.
Между печкой и дверью в прихожую маленький деревянный простенок. Это "угол", куда меня ставят за всякие провинности. Помню, я там простояла часа три, когда отказывалась есть суп, в котором плавал лук. До сих пор лук не ем. Ни в каком виде. И различу его в любой еде.
Окно из кухни выходит во двор, но мне из него ничего не видно, оно слишком высоко. Надо залезть на табуретку, чтобы в него выглянуть.
Плита и умывальник стоят в маленькой прихожей. Там же полка для вёдер с водой.
Плита работает от больших газовых баллонов. Умывальник - обычный рукомойник, под ним ведро, за которым надо следить и во время выносить во двор и сливать в яму. Я боюсь подходить к этой яме, на ней грязная деревянная решётка и я каждый раз представляю, как она проламывается подо мной и я падаю вниз...
Да, туалет там же, во дворе. Света там нет и вечером сходить в туалет - целое приключение. Можно совершенно законно взять спички, поджигать свёрнутый в трубочку газетный лист и разглядывать яркие картинки из журнала "Огонёк", которыми обклеены стены туалета. Но, это летом. Зимой процесс ускоряется в разы.
Во дворе растёт белая сирень, а у забора клён и бузина. Там же, у забора тётя Нина сажает цветы. А напротив дома дровяные сараи. С их крыши мы зимой прыгаем в сугроб.
Сейчас уже нет того дома. Остались только эти детские воспоминания.
В памяти эти картинки яркие и выпуклые, как будто включают кино и всё чередой проходит перед глазами. Я хорошо понимаю, почему старики в деменции помнят детство и не помнят последние годы жизни. В детстве всё запоминается глубоко, въедается в память так, что просто не может исчезнуть. А во взрослой жизни впечатления плоские, они просто наслаиваются друг на друга и легко смываются.
Уроки закончились. До дома мне идти ровно десять минут, по ул.Кузнецова до перекрёстка, а потом налево, по моей ул.Жарова. Но мы же не ищем лёгких путей? Перебегаем через дорогу и через двор макаронной фабрики бежим к забору, перелезаем через него во двор частного дома, потом ещё через забор на территорию детского садика и выходим в Конспиративный переулок (да, все названия улиц из революционного прошлого нашего города) к кооперативным домам. Там с друзьями-мальчишками расходимся. Андрюха Маслов идёт налево, в частные дома, Валерка поворачивает направо, ему надо ещё раз перелезть через забор, а я иду прямо, до угла улицы, где стоит мой дом.
Наш дом двухэтажный, низ каменный, верх деревянный. Таких домов было много в нашем городе.
На первом этаже две жилые квартиры, наша и Дементьевой. Почему-то эту соседку все называли только по фамилии. Она живёт одна. Вообще, в доме, кроме нас, только бабушки, мы - единственная семья. Была ещё одна, но их пересилили из-за "аварийного состояния", а дверь и окна в их квартиру заколотили. В нащ коридор надо спуститься со двора по ступенькам. Зимой снег заметает прямо в коридор и ступеньки становятся скользкими.
Вторая дверь - на лестницу, на второй этаж. Я люблю сидеть на этой лестнице, там меня не видят родители.
На втором этаже две комнаты. В одной живёт тётя Катя, у неё сын - артист филармонии и на буфете у неё стоит его портрет в серебряной рамочке. В другой комнате - тётя Нина, все её родные остались на войне. Я иногда к ним заглядываю, но мне там скучно, они расспрашивают про родителей, а я это не люблю.
Нижний этаж наполовину врос в землю, окна низко, моя щуплая тётушка свободно может крикнуть меня через форточку, а мне, чтобы оказаться с ней на одном уровне, надо запрыгнуть на сиденье дивана, потом на его спинку и шагнуть на подоконник. Тогда моё лицо окажется вровень с форточкой.
Из окна видно колонку, куда мы ходим за водой и часть улицы. Там ходят прохожие и я иногда сижу на спинке дивана и разглядываю жизнь за окном. На окнах белые шторы с большими зелёными зубчатыми кругами, диван зелёный и старый, он скрипит, когда я на него прыгаю и мама ругается, поэтому всё это я проделываю, когда родителей нет дома.
Зимой надо ещё печку затопить, а то в доме совсем холодно. Дрова мама с утра складывает перед печной дверкой на железный лист, прибитый к полу.
Я люблю печку, от неё тепло и огонь так весело потрескивает на поленьях. Иногда я ставлю у печки старую деревянную табуретку, встаю коленями на пол и рассматриваю журнал "Мурзилка".
В комнату выходит та сторона печки, которая покрыта гладкой белой плиткой. Почему-то её называют "лежанкой". Меня это всегда удивляло, почему "лежанка", если на ней нельзя лежать? Наверху из одной плитки торчит медная пимпочка. Для чего она служит, никто не знает.
Когда-то у лежанки стояла моя детская кровать, железная, с прутом поперёк, на который крепилась сетка. Сейчас кровать стоит у стены, на ней спит моя младшая сестра, а у лежанки стоит мой письменный стол. Это то место в доме, про которое я могу сказать "моё пространство".
У нас одна комната, 14 метров на 4 человек. Когда мы ложимся спать, всё свободное пространство занято разложенным диваном, раскладным креслом и детской кроваткой. Утром всё собирается и середина комнаты свободна.
Есть ещё кухня, где мы обедаем, там стоит холодильник "Север" и шифоньер, у двери вешалка для одежды. А ещё, там на стенке висит радио, которое никогда не выключается. Утро начинается с гимна и день заканчивается гимном СССР.
Между печкой и дверью в прихожую маленький деревянный простенок. Это "угол", куда меня ставят за всякие провинности. Помню, я там простояла часа три, когда отказывалась есть суп, в котором плавал лук. До сих пор лук не ем. Ни в каком виде. И различу его в любой еде.
Окно из кухни выходит во двор, но мне из него ничего не видно, оно слишком высоко. Надо залезть на табуретку, чтобы в него выглянуть.
Плита и умывальник стоят в маленькой прихожей. Там же полка для вёдер с водой.
Плита работает от больших газовых баллонов. Умывальник - обычный рукомойник, под ним ведро, за которым надо следить и во время выносить во двор и сливать в яму. Я боюсь подходить к этой яме, на ней грязная деревянная решётка и я каждый раз представляю, как она проламывается подо мной и я падаю вниз...
Да, туалет там же, во дворе. Света там нет и вечером сходить в туалет - целое приключение. Можно совершенно законно взять спички, поджигать свёрнутый в трубочку газетный лист и разглядывать яркие картинки из журнала "Огонёк", которыми обклеены стены туалета. Но, это летом. Зимой процесс ускоряется в разы.
Во дворе растёт белая сирень, а у забора клён и бузина. Там же, у забора тётя Нина сажает цветы. А напротив дома дровяные сараи. С их крыши мы зимой прыгаем в сугроб.
Сейчас уже нет того дома. Остались только эти детские воспоминания.