В радуге свойства суть…

[fregimus]

I.

Хорошо известно, что глаз человека различает миллионы оттенков цвета[ 1]. Ни в одном языке на свете нет такого количества слов. Более того, специальных слов для называния именно абстракций цвета во всех языках совсем мало, от трех до трех десятков, - будь то языки примитивно живущих племен или городских жителей индустриальных стран. Абстрактные названия отличает именно то, что они не соотносятся с предметами в окружающем мире: малиновый цвет отсылает к малине, но, в то же время, мы не знаем «красности» или «белости» как предмета, эталона красного или белого: они суть сами по себе.

Мы называем цвета не только абстрактными словами, конечно. Иногда мы отсылаем к известным, хорошо знакомым вещам, когда называем «васильковый» или «небесно-голубой» цвет, а иногда указываем на определенное смещение, отступ от таких точек отсчета, например, «густо-бордовый» или «очень светло-коричневый». В последнем случае слушателю предстоит самому определить, насколько густо замешан был бордовый, и насколько светлый «очень светлый».

Но все таки, мы видим намного больше цветов, чем называем. Из этого не следует, что наша культура примитивна, как обычно думают о культурах африканских племен, использующих всего три абстрактных слова для цветов. Попробую привести такой пример. Компьютеры (современные видеоплаты и мониторы) умеют показывать, самое меньшее, 224 = 16 777 216 цветов. Складывается, а математически вернее, перемножается это число из 28 = 256 возможных уровней («сколько замешать») от 0 до 255 для каждого из трех основных цветов на мониторе, а именно красного(R), зеленого(G) и синего(B)[ 2]. Так же задаются цвета в документах в Сети[ 3], и некоторые из этих цветов мы сейчас попробуем назвать.
R = 250
G = 0
B = 0 R = 240
G = 0
B = 10 R = 230
G = 0
B = 20 R = 220
G = 0
B = 30 R = 240
G = 10
B = 0 R = 230
G = 20
B = 0 R = 220
G = 30
B = 0
Цвет слева - «самый» красный. В верней строчке, справа налево, подмешиваем к нему синего, уменьшая количество красного, каждый раз добавляя по 10 частей синего (эти 10 составляют 1/25 = 4% от общего количества «смеси»). В нижней строчке, точно также последовательно, замещаем все больше и больше зеленого. Человек с нормальным цветовым зрением и современным исправным монитором может увидеть разницу между всеми клеточками. А теперь попробуем эти цвета назвать. Красный, затем… красный, за ним - опять красный! Чтобы не было соблазна назвать цвета в правой колонке «фиалковым» и «морковным», посмотрите на них по одному, сдвинув остальные за края окна или закрыв их. Эти - тоже красный и красный… А ведь двигались мы шагами по десять! Тридцать цветов в одном направлении назвали одним красным, еще тридцать в другом - тем же красным, а если эти красные перемешать между собой, то получится еще несколько сотен разных красных!

Говорит ли это о бедности нашего языка на названия цветов? Вовсе нет! Просто нам не приходится различать в жизни цвета из разных клеточек этой таблицы, а значит, и называть их по-разному и не нужно. Да мы так и говорим: «одно красное, а второе - тоже красное, только посветлее».

А всегда ли, говоря о цветах, мы называем их, указываем на конкретный цвет? Нет, конечно! Есть слова и для свойств цветов. Можно говорить о «веселеньком ситчике», «мрачных тонах», об окраске можно сказать «блёклая» или «яркая», поверхности предметов бывают «матовыми» и «блестящими», «темными» и «светлыми». Эти категории существовали в языке не всегда, и появились не одновременно. Все они являются метафорами, переносными значениями других слов. Историю такого переноса можно проследить. Можно ли обозначать один цвет другим цветом? А зачем? А вот! Кто-нибудь видел человека с кожей такой же черной, как шерсть черного кота? Белого, как мраморная статуя? Между тем, «черный» и «белый» - вполне прижившиеся обозначения для цвета кожи. Кстати, в русском языке найдутся слова-синонимы «негр», «арап», «эфиоп» и «чернокожий», а «белый» - единственное обозначение для человека с цветом кожи таким же, как у исторических носителей славянских языков (целая строчка потребовалась!), и этот цвет, как прекрасно видно, далеко не белый! Похожая история вышла и с белым вином, которое может быть желтым, золотистым, но уж никак не белым, как вода или как молоко.
II.

Всегда ли мы употребляли тот же самый набор абстракций? Тоже нет. Абстрактные слова, обозначающие в русском языке цвет, появились в разное время, и, хотя часть из них восходит к общей индоевропейской лексике, обозначали далеко не только такую характеристику, как цвет. Их древние значения вовсе и не цветные. Обратимся к свидетельствам, начиная с самых ранних.

В киевском изборнике 1073 г. написано: «В радуге свойства суть червеное, и синее, и зеленое, и багряное»[ 5]. Но что это за цвета? Сейчас мы поняли бы их, как красный, синий, зеленый и красный. Но так было не всегда. К примеру, то, что мы называем белым вином, называлось в древности вином зеленым. Багряный мог обозначать любой темный цвет, и даже черный. Но попробуем проследить за названиями цветов радуги.

В русской летописи 1230 г. говорится: «явились на оба пол солнца столпы черлены и желты, зелены, голубы, сини, черны»[ 5]. На одном конце спектра видим тот же червеный-черленый, на другом багряный-черный. А синий, а за ним зеленый стали, в том же порядке, желтым, зеленым, голубым и синим. Но может быть, в одной записи радугу «прочитали задом наперед»? Да, так тоже может быть. Тогда получим багряный-черленый и червеный-черный, а ряду синий-зеленый будет соответствовать ряд синий-голубой-зеленый-желтый. На самом деле второе прочтение чуть лучше, но и первое непротиворечиво!

В письменных источниках, начиная с самых древних, можно найти два ряда значений для красного цвета: червен-черлен-червлен-чермен, и багр-багор-багрян-багрен. Упомянытый рядом с другими цветами, как в нашей радуге, багряный обозначал обычно более темный из двух оттенков красного, или даже черный цвет. Точно так же и черный, как во второй радуге, называл иногда любой темный цвет.

Следующими мы видим желтый, зеленый и голубой цвета. Этимологически эти слова близкородственны, и восходят к тому же самому индоевропейскому корню 1 *ǧhel‑: желтый от основы с суффиксом *ǧhel‑t‑, зеленый - с общеславянским суффиксом ‑н‑, а голубой - от названия птицы голубь, которое образовалось с суффиксом и окончанием *ǧhel‑umb‑os. В русском и др. славянских языках множество слов, происходящих от этого корня: золото, зола, зелень, зелье, злак, желчь (древнейшая форма зълчь), а еще он проявляется в латышских словах zils, голубой, и zèlts, золото, литовских žìlas, седой, и диалектном žеl̄tas, желтый, греческих χλωρός (хлорос), зеленый, и χόλος (холос), желчь, и латинских fel, желчь, holus, капуста, и helvus, желтоватый (в последнем ‑v‑ от и.‑е. суффикса в основе *ǧhel‑w‑os). Для говоривших на древнерусском слова зеленый и желтый означали светлые цвета, или даже, скорее, светлость как абстракцию, безотносительно к цвету. Голубой, берущий начало, напомню, о голубя, означает серый или серовато-светлый цвет, а вот зола, которую мы назовем серой, этимологически близка желтому цвету: здесь опять проявляется светлость окраски как основное качество, а не собственно цвет.

Вторая группа цветов включает уже упомянутый синий, а также сизый и сивый. Все эти три слова происходят от общеславянского корня *si‑ от и.‑е. *sǩei‑, обнаруживаемого также в слове сияние, и имеющего именно это значение. Именно блеск, блестящесть передают эти слова. Из примеров, древнее слово синяк, кровоподтек, до сих пор в ходу. В рукописях XI-XII вв. можно найти и людей, что «сини яко сажа», и пожилого человека, «синеюща власы своими». Позднее, найдем и мавров - синцов, и синюю молнию, и синюю Луну в ночном небе. Но самый яркий пример - современный, из записи северных диалектов, сохраняющих и по сию пору древние черты[ 5]: старушка сказала о двух парах сапог, на вид совершенно черных, «эти черные, а те синие». «Эти» были мужскими кирзовыми сапогами, а «те» - женскими резиновыми блестящими сапожками. Именно блеск, а не цвет, объединяет и «синюю, как сажа» кожу, и «синеющие» седые волосы, и молнию, и Луну, и синее море, и синее вино.

Перейдем к следующей радуге. Перевод Ньютонова описания цветов спектра сделан российским поэтом и просветителем князем Антиохом Дмитриевичем Кантемиром в пояснениях к «Песне IV. В похвалу наук», написанной в 1730 г.[ 6]:
Если в темной горнице впустить луч солнца чрез малую скважину на требочное стекло, которое обыкновенно призмою, а у нас райком называют, луч тот, преломяся, разделится на семь других лучей, из которых один фиалковый, другой пурпуровый, третий голубой, четвертый зеленый, пятый желтый, шестой рудо-желтый, седьмой красный. Сие явление первый усмотрел и исследовал вышеупомянутый знаменитый аглинский философ Ньютон.

Особого упоминания заслуживает рудо-желтый цвет. Древнее слова руда - эвфемизм, обозначающий кровь, и этимологически близко словам рдеть, русый, румяный, рыжий и ржавый. Слово рудый аттестовывается с конца XIII в.[ 5], как обозначение яркого, кроваво-красного цвета. Именно в этом значении употребил его Кантемир, описав оранжевый как ярко-красно-желтый, в переложении на современные цветовые обозначения. Это слово тоже исконного, и.‑е. происхождения, от основы *roudh‑o‑ с корнем *reudh‑. Причем именно этот древний корень является самым широко распространенным однозначным исконным «цветным» корнем в и.‑е. языках, от древнейших до современных - он имеет одно и тоже значение «красный» в производных словах и санскрита, рудхирá, и древнеиранского, raoidita‑, и греч. ἐρυθρός (эритрос, ср. эритроцит, буквально - красная клетка), и латыни, rūfus, ruber, и протокельтского, *roud‑, и протогерманского, *rauthaz, и протобалтийского, *riudh‑a‑, не говоря уже о современных наследниках этих языков: ruz, rød, rood, red, rot, rosso, rojo, raudas, röd, rhudd…

А вот слово алый, тоже обозначающее ярко-красный, заимствовано из тюркских языков, и аттестовывается на 100 лет позже, с 1351 г.[ 7]

Слово красный обозначало первоначально красоту, и в таком смысле сохранилось в сочетании «красная девица». В «Хожении Игнатия Смольнянина» (в Царьград в 1389-1393 гг.) говорится: «Певцы же стояху украшены чюдно. Старейший бе красен яко снег бел». В современном значении впервые оно упоминается в деловой переписке в 1515 г.[ 5]

По мере того, как у людей появлялось все больше свободного от работы на пропитание и войны времени, с возникновением более разнообразных занятий требовалось все больше слов для обозначения цветов. Будучи востребованными, эти слова немедленно появились. В XVIII в., веке русского «возрождения» и реформ Петра, в русском языке происходит «цветовой взрыв»: появляются фиолетовый < фр. violette, фиалка; бордовый < фр. Bordeaux, Бордо, через название вина; бежевый, оранжевый, морковный, пунцовый… Кому-то хватает и трех слов для белого, красного и черного, а кому-то нужно и целых тридцать, чтобы называть все те миллионы цветов и сопутствующие им качества, что мы можем различать.

В языке всегда бывает ровно столько слов, сколько нужно, чтобы на нем было легко и кратко изъясняться тем, кто говорит и пишет на нем каждый день, его носителям. Язык - удивительное образование: чем больше его носят, тем меньше он оказывается изношенным. Ежедневное использование делает его более прочным и более современным. Мы находимся сейчас только в самом начале пути понимания того, что за явление природы человеческий язык, и как он, не имея физически ощутимого тела вообще, живет и эволюционирует в симноозе с человеком, пользуясь нашей энергией и вычислительной мощностью для собственного развития, и в то же время давая нам возможность обмениваться символической информацией. Носите на здоровье!
Литература

1. Geldard, Frank. The Human Senses. New York: Wiley, 1972.
2. Pascale, D. A review of RGB color spaces. Montreal: The BabelColor Co., 2003
3. Stokes, M., Anderson, M., Chandrasekar, S.,Motta, R. A Standard Default color Space for the Internet, version 1.10. W3C, 1996.
4. Color Matters. Занимательный сайт о цвете.
5. Колесов В. В. История русского языка в рассказах. М.: Просв., 1982.
6. Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. Л., 1956.
7. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М: Прогресс, 1986.
8. Черных П. Я. Этимологический словарь русского языка: В 2 т. М: Рус. яз., 1999.

_____________________________________

1. Чтение индоевропейского корня неоднозначно из‑за неустойчивости начального согласного, который превратился и в ж‑, и з‑, и г‑, в прошлом фрикативную, сохранившуюся до наших дней в украинском; возможно, читался он без смягчения, как *ghel‑, или с округлением губ, как *gwel‑.