Собачьи танцы
В очередной раз на Россию неожиданно опустилась ежегодная жара, а с ней лента наполнилась наглухо застегнутыми в двубортный пиджак, подтянувшими галстук и нахлобучившими фетровую шляпу, жаркими, потными рассуждениями о том, что Москва (Рязань, Казань) заголяется и, тем самым, катится в тартарары, о том, что общество, лишившись не то, что цветовой дифференциации штанов, но и самих штанов, обречено на моральное гниение. Меня, конечно, тут же за язык потянуло, но я еще сдерживался; а тут мне лента послала ссылку на замечательную анализ природы ханжества О. Тимофеевой «Топот котов» («НЛО», 2013, №119). Очень рекомендую.Но что для нас здесь интересно, так это определенная позиция, которую можно охарактеризовать как зависть (или ревность) к наслаждению другого. В отношении человека к животному она, в частности, может проявляться в подобного рода философских рассуждениях об имманентности и непосредственности последнего в естественной среде (рыба, бессмысленно плавающая в воде, или же птица, свободно парящая в воздухе, - то, чего нам, людям, никогда не достигнуть без усилий, без цели, без помощи специальных приобретенных навыков или технических средств: нам не под силу вот так запросто взять и полететь). Не прячется ли за такими рассуждениями предположение о странном наслаждении, которое они просто испытывают, не зная о нем, и о котором мы знаем, не испытывая его? Снова процитирую Батая:Человек, что бы там ни казалось, должен знать, что, когда он говорит о человеческом достоинстве в присутствии животных, он врет как собака. Ибо в присутствии нелегальных и в высшей степени свободных существ (поистине существ вне закона) тупое чувство практического превосходства открывает путь для самой черной зависти.
…С одной стороны, это наслаждение всегда непристойно, а с другой, оно предполагает исключенную позицию, занимаемую тем, кто слышит, наблюдает, кто не может это наслаждение разделить и не может терпеть.
Не в такой ли исключенной позиции оказывается еще один персонаж Кафки, от лица которого ведется повествование в «Исследованиях одной собаки»? Этот персонаж - пес-философ - рассказывает о решающей встрече, произошедшей в его жизни. Однажды, будучи еще щенком, он услышал удивительный и всепоглощающий звук - некую граничащую с тишиной музыку, и увидел семь удивительных собак, от которых исходила эта музыка:Они не говорили, они не пели, они, в общем, молчали с каким-то почти чудовищным ожесточением, но из окружавшего их пустого пространства они волшебным образом извлекали музыку. Все рождало музыку - их поднимавшиеся и опускавшиеся лапы и определенные повороты головы, их бег и их покой, позы, которые они принимали по отношению друг к другу, хороводы, в которых они соединялись друг с другом, когда, например, одна опиралась передними лапами на спину другой и они потом выстраивались таким образом, что первая, стоя на двух ногах, несла на себе тяжесть всех остальных...
Что же за танец, так поразивший его, исполняли эти собаки? Вдруг он понимает, что их движения - это совершенно недопустимая для собачьего рода ходьба на задних ногах: эти семеро практикуют прямохождение, тем самым нарушая родовой закон:Во мне поднялось такое возмущение, что я почти забыл про музыку. Эти собаки там преступали закон. Какими бы они ни были великими волшебниками, закон распространяется и на них. <...> У них действительно были причины молчать, если допустить, что они молчали из чувства вины. Ведь как они себя вели? - из-за их оглушающей музыки я этого сразу не заметил - они же просто отбросили всякий стыд; эти несчастные совершали одновременно самое смешное и самое непристойное: они ходили прямо, встав на задние ноги!
…Эти собаки и коты там нарушают сам закон природы - как если бы существовал некий естественный запрет наготы, который был бы одновременно и запретом прямохождения и попрание которого бросало бы животное (или человека) к порогу фундаментального болезненного знания (знания о запрете, о добре и зле), а за этим порогом (но всегда по ту сторону) маячило бы наслаждение, уже предположительно испытываемое другим (и этот другой - нарушил запрет!). В каком-то смысле, в каждом из нас живет диковинное и вместе с тем очень банальное животное - то, которое всякий раз застревает у врат закона и вечно топчется там, на пороге запрета, между природой, знанием и наслаждением.
* * *
Можно, конечно, только позавидовать обществу, решившему все свои проблемы, кроме одной, а именно надеты ли трусы по уставной форме под легкими платьями гуляющих по жаркому променаду дам. Но проглядывает в этом некое, кажется, чудовищное упрощение, как будто социумы делятся на два типа: в одних привечают понаехавших, женят гомосексуалистов, церковь отделена от государства, трусы необязательны, образование и наука на хорошем уровне и имеется национальная Академия наук, а в других - все ровно наоборот. Но это, конечно, было бы слишком простым взглядом на вещи, ведь и в тех, и в других живут многие сотни миллионов людей; а куда в ней пристроить Особый Путь™? Прямо скажем, некуда. Негодная модель.
…С одной стороны, это наслаждение всегда непристойно, а с другой, оно предполагает исключенную позицию, занимаемую тем, кто слышит, наблюдает, кто не может это наслаждение разделить и не может терпеть.
Не в такой ли исключенной позиции оказывается еще один персонаж Кафки, от лица которого ведется повествование в «Исследованиях одной собаки»? Этот персонаж - пес-философ - рассказывает о решающей встрече, произошедшей в его жизни. Однажды, будучи еще щенком, он услышал удивительный и всепоглощающий звук - некую граничащую с тишиной музыку, и увидел семь удивительных собак, от которых исходила эта музыка:Они не говорили, они не пели, они, в общем, молчали с каким-то почти чудовищным ожесточением, но из окружавшего их пустого пространства они волшебным образом извлекали музыку. Все рождало музыку - их поднимавшиеся и опускавшиеся лапы и определенные повороты головы, их бег и их покой, позы, которые они принимали по отношению друг к другу, хороводы, в которых они соединялись друг с другом, когда, например, одна опиралась передними лапами на спину другой и они потом выстраивались таким образом, что первая, стоя на двух ногах, несла на себе тяжесть всех остальных...
Что же за танец, так поразивший его, исполняли эти собаки? Вдруг он понимает, что их движения - это совершенно недопустимая для собачьего рода ходьба на задних ногах: эти семеро практикуют прямохождение, тем самым нарушая родовой закон:Во мне поднялось такое возмущение, что я почти забыл про музыку. Эти собаки там преступали закон. Какими бы они ни были великими волшебниками, закон распространяется и на них. <...> У них действительно были причины молчать, если допустить, что они молчали из чувства вины. Ведь как они себя вели? - из-за их оглушающей музыки я этого сразу не заметил - они же просто отбросили всякий стыд; эти несчастные совершали одновременно самое смешное и самое непристойное: они ходили прямо, встав на задние ноги!
…Эти собаки и коты там нарушают сам закон природы - как если бы существовал некий естественный запрет наготы, который был бы одновременно и запретом прямохождения и попрание которого бросало бы животное (или человека) к порогу фундаментального болезненного знания (знания о запрете, о добре и зле), а за этим порогом (но всегда по ту сторону) маячило бы наслаждение, уже предположительно испытываемое другим (и этот другой - нарушил запрет!). В каком-то смысле, в каждом из нас живет диковинное и вместе с тем очень банальное животное - то, которое всякий раз застревает у врат закона и вечно топчется там, на пороге запрета, между природой, знанием и наслаждением.
* * *
Можно, конечно, только позавидовать обществу, решившему все свои проблемы, кроме одной, а именно надеты ли трусы по уставной форме под легкими платьями гуляющих по жаркому променаду дам. Но проглядывает в этом некое, кажется, чудовищное упрощение, как будто социумы делятся на два типа: в одних привечают понаехавших, женят гомосексуалистов, церковь отделена от государства, трусы необязательны, образование и наука на хорошем уровне и имеется национальная Академия наук, а в других - все ровно наоборот. Но это, конечно, было бы слишком простым взглядом на вещи, ведь и в тех, и в других живут многие сотни миллионов людей; а куда в ней пристроить Особый Путь™? Прямо скажем, некуда. Негодная модель.