Случайно встретился Гомер
Оригинал взят у nekakprivikli в Случайно встретился Гомер
Мне очень интересно видеть собственными глазами признаки того, что человечество взрослеет, эволюционирует, что меняются не только внешние атрибуты, но и способы видения, мышления, что восприятие меняется. Это видно, например, в живописи. Как постепенно фигуры людей от века к веку становятся всё более живыми, детальными, близкими к реальности.
Как появляются новые жанры, как предметом изображения становится то, чего раньше не замечали в повседневности, как меняется язык и средства, используемые писателями, будто параллельно с микроскопами и телескопами в науке изобретаются в литературе способы разглядывать действительность.
Одежда. Привычки. Представления о норме.
И вот цвет. В языке: слова, называющие цвет.
Читаю сейчас книгу Гая Дойчера "Сквозь зеркало языка". И там тоже про Гомера! Именно с любви к Гомеру одного английского политика в XIX веке началась история, которая привела учёных к открытию того, как менялось восприятие цвета с древних времён до наших дней. Гладстон, исследователь творчества Гомера, относившийся к его произведением в высшей степени серьёзно (что не было принято в его время, когда эти поэмы воспринимали просто как какие-то поэтические иносказания, сказочки, не имеющие никакого отношения к реальности: Шлиман тогда ещё не откопал ни Трои, ни Микен), обратил внимание на очень бедный и своеобразный словарь обозначения цветов у Гомера. Мало того, что слова, называющие оттенки цветов у него почти не используются, так и там, где они используются, они используются весьма своеобразно и непривычно для современного читателя. Например, "виноцветное море", или фиолетовые овцы и брови Зевса тоже фиолетовые, а мёд - зелёный!
Размышляя над этим феноменом, Гладстон предлагает и отметает разные его объяснения. Поэтическая условность? Слепота Гомера? Невнимательность? Ни одно из этих объяснений не кажется достаточно убедительным. И он находит совершенно замечательные объяснения, кроющиеся в ином восприятии, в свойствах того мира, отличающегося от нашего, в котором жил Гомер.
Мы и правда привыкли видеть много цветов в повседневной жизни. У нас разноцветная одежда, разноцветные ткани в интерьере, разноцветные дома, машины, в витринах магазинов разноцветные продукты в разноцветных упаковках, у детей яркие игрушки самых невообразимых цветов. В ванной разноцветное мыло, шампуни, паста, средства для мытья посуды и чистки раковины и туалета тоже ярких цветов. Красители используюются везде: в пище, в одежде, в быту, дома, на улице. Дети с самого раннего возраста рисуют красками, смешивают их, лепят из разноцветного пластелина, манипулируют цветами, и взрослые активно их этому обучают, называя цвета окружающих предметов как их отличительный признак. Наш бытовой мир гораздо ярче того, который окружал древних греков. Даже их белые хитоны были вовсе не такими белыми, как наши белые рубашки: так ещё тогда не умели отбеливать. Красители, если ими и научились уже пользоваться, были чрезвычайно дорогими (помним, как в Ветхом завете Иосифа братья продали в рабство, позавидовав неслыханно щедрому подарку, который преподнёс тому отец - разноцветным одеждам). И первый краситель, кстати - красный, и название этого цвета появляется в во всех (!) древних языках первым после чёрного и белого. Гай Дойчер сравнивает восприятие цвета людьми из первобытных культур с нашим восприятием вкуса, достаточно неупорядоченным и мало абстрактным: "Люди из первобытных культур не имели возможности искусственно манипулировать цветами, и им не показывали упорядоченый набор насыщенных цветов, они видели только бессистемные и часто ненасыщенные цвета, предоставляемые природой. Поэтому они не создали сложного словаря для описания оттенков цвета. Мы не видим нужды разговаривать о вкусе персика в отрыве от конкретного объекта - персика. Они не видят нужды в разговорах о цвете конкретной рыбы, птицы или листка отдельно от этой рыбы, птицы или листка. Когда мы всё-таки говорим о вкусе отдельно от конкретного фрукта, мы полагаемся на самые смутные противопоставления вроде "сладкий" и "кислый". Когда они говорят о цвете, абстрагируясь от объекта, они полагаются на расплывчатые противоположности "белый/светлый" и "чёрный/тёмный"".
И "зелёным" Гомер называл мёд, имея в виду, скорее всего, ненасыщенность цвета, как зелёной свежей травы, а называя фиолетовой шерсть коричневых овец - показывал, что она ближе к тёмной.
Ну и надо сказать, что речь тут идёт, конечно, не только о языке Гомера. Были изучены и другие древние языки, в которых было обнаружено то же пренебрежение к словам, называющим цвет (кроме языка древнего Египта: у них с красителями было получше), и языки различных племён, находящихся на уровне первобытных культур.
И, кстати, еще пару веков назад дети осваивали названия цветов годам к пяти-семи, а сейчас подавляющее большинство трёхлетних детей без проблем справляются с этими понятиями.
Ещё одна интересная закономерность: последовательность появления слов, обозначающих цвет, в разных языках. Всегда после слов, обозначающих "чёрный" и "белый", то есть "тёмный" и "светлый", появляется слово, обозначающее "красный", потом жёлтый и зелёный (тут может очередность меняться) и только после этого синий. То есть в результате исследований различных древних языков и языков народов, находящихся на первобытной стадии развития, обнаруживались только такие варианты: либо только черный и белый, либо чёрный, белый, красный, либо черный, белый, красный, жёлтый, либо чёрный белый, красный, зелёный, либо черный, белый, красный, жёлтый, зелёный, либо чёрный, белый, красный, жёлтый, зелёный, синий. Почему именно слово, обозначающее красный цвет,а не жёлтый или зелёный появляется первым, однозначного объяснения до сих пор нет. Но интересно, что именно эти последовательности предсказал Гладсон, опираясь только на тексты Гомера.
Ну и книга Гая Дойчера и правда читается как потрясающе захватывающий детектив.
Мне очень интересно видеть собственными глазами признаки того, что человечество взрослеет, эволюционирует, что меняются не только внешние атрибуты, но и способы видения, мышления, что восприятие меняется. Это видно, например, в живописи. Как постепенно фигуры людей от века к веку становятся всё более живыми, детальными, близкими к реальности.
Как появляются новые жанры, как предметом изображения становится то, чего раньше не замечали в повседневности, как меняется язык и средства, используемые писателями, будто параллельно с микроскопами и телескопами в науке изобретаются в литературе способы разглядывать действительность.
Одежда. Привычки. Представления о норме.
И вот цвет. В языке: слова, называющие цвет.
Читаю сейчас книгу Гая Дойчера "Сквозь зеркало языка". И там тоже про Гомера! Именно с любви к Гомеру одного английского политика в XIX веке началась история, которая привела учёных к открытию того, как менялось восприятие цвета с древних времён до наших дней. Гладстон, исследователь творчества Гомера, относившийся к его произведением в высшей степени серьёзно (что не было принято в его время, когда эти поэмы воспринимали просто как какие-то поэтические иносказания, сказочки, не имеющие никакого отношения к реальности: Шлиман тогда ещё не откопал ни Трои, ни Микен), обратил внимание на очень бедный и своеобразный словарь обозначения цветов у Гомера. Мало того, что слова, называющие оттенки цветов у него почти не используются, так и там, где они используются, они используются весьма своеобразно и непривычно для современного читателя. Например, "виноцветное море", или фиолетовые овцы и брови Зевса тоже фиолетовые, а мёд - зелёный!
Размышляя над этим феноменом, Гладстон предлагает и отметает разные его объяснения. Поэтическая условность? Слепота Гомера? Невнимательность? Ни одно из этих объяснений не кажется достаточно убедительным. И он находит совершенно замечательные объяснения, кроющиеся в ином восприятии, в свойствах того мира, отличающегося от нашего, в котором жил Гомер.
Мы и правда привыкли видеть много цветов в повседневной жизни. У нас разноцветная одежда, разноцветные ткани в интерьере, разноцветные дома, машины, в витринах магазинов разноцветные продукты в разноцветных упаковках, у детей яркие игрушки самых невообразимых цветов. В ванной разноцветное мыло, шампуни, паста, средства для мытья посуды и чистки раковины и туалета тоже ярких цветов. Красители используюются везде: в пище, в одежде, в быту, дома, на улице. Дети с самого раннего возраста рисуют красками, смешивают их, лепят из разноцветного пластелина, манипулируют цветами, и взрослые активно их этому обучают, называя цвета окружающих предметов как их отличительный признак. Наш бытовой мир гораздо ярче того, который окружал древних греков. Даже их белые хитоны были вовсе не такими белыми, как наши белые рубашки: так ещё тогда не умели отбеливать. Красители, если ими и научились уже пользоваться, были чрезвычайно дорогими (помним, как в Ветхом завете Иосифа братья продали в рабство, позавидовав неслыханно щедрому подарку, который преподнёс тому отец - разноцветным одеждам). И первый краситель, кстати - красный, и название этого цвета появляется в во всех (!) древних языках первым после чёрного и белого. Гай Дойчер сравнивает восприятие цвета людьми из первобытных культур с нашим восприятием вкуса, достаточно неупорядоченным и мало абстрактным: "Люди из первобытных культур не имели возможности искусственно манипулировать цветами, и им не показывали упорядоченый набор насыщенных цветов, они видели только бессистемные и часто ненасыщенные цвета, предоставляемые природой. Поэтому они не создали сложного словаря для описания оттенков цвета. Мы не видим нужды разговаривать о вкусе персика в отрыве от конкретного объекта - персика. Они не видят нужды в разговорах о цвете конкретной рыбы, птицы или листка отдельно от этой рыбы, птицы или листка. Когда мы всё-таки говорим о вкусе отдельно от конкретного фрукта, мы полагаемся на самые смутные противопоставления вроде "сладкий" и "кислый". Когда они говорят о цвете, абстрагируясь от объекта, они полагаются на расплывчатые противоположности "белый/светлый" и "чёрный/тёмный"".
И "зелёным" Гомер называл мёд, имея в виду, скорее всего, ненасыщенность цвета, как зелёной свежей травы, а называя фиолетовой шерсть коричневых овец - показывал, что она ближе к тёмной.
Ну и надо сказать, что речь тут идёт, конечно, не только о языке Гомера. Были изучены и другие древние языки, в которых было обнаружено то же пренебрежение к словам, называющим цвет (кроме языка древнего Египта: у них с красителями было получше), и языки различных племён, находящихся на уровне первобытных культур.
И, кстати, еще пару веков назад дети осваивали названия цветов годам к пяти-семи, а сейчас подавляющее большинство трёхлетних детей без проблем справляются с этими понятиями.
Ещё одна интересная закономерность: последовательность появления слов, обозначающих цвет, в разных языках. Всегда после слов, обозначающих "чёрный" и "белый", то есть "тёмный" и "светлый", появляется слово, обозначающее "красный", потом жёлтый и зелёный (тут может очередность меняться) и только после этого синий. То есть в результате исследований различных древних языков и языков народов, находящихся на первобытной стадии развития, обнаруживались только такие варианты: либо только черный и белый, либо чёрный, белый, красный, либо черный, белый, красный, жёлтый, либо чёрный белый, красный, зелёный, либо черный, белый, красный, жёлтый, зелёный, либо чёрный, белый, красный, жёлтый, зелёный, синий. Почему именно слово, обозначающее красный цвет,а не жёлтый или зелёный появляется первым, однозначного объяснения до сих пор нет. Но интересно, что именно эти последовательности предсказал Гладсон, опираясь только на тексты Гомера.
Ну и книга Гая Дойчера и правда читается как потрясающе захватывающий детектив.