ЭксPROмт. День второй
- Шты романешты? - спрашивали румынские солдаты, забывывшие что-то на брянской земле.
- Нушты! - отвечали им переодетые в обычных крестьян партизаны и втыкали штык под ребро.
Не знаю, почему такое родилось. Что-то из подшивок "Роман-газеты" навеяло.
По-румынски тоже не говорю, но талант (весьма, замечу, скромный) писать на русском Прохор пока не пропил.
Поэтому предлагаю продолжить вчерашний ЭксPROмт. Правила те же: вы даете тему или фразу - я пишу маленькое эссе и добавляю его апдейтом к посту.
Ну что же, как говорится, вперед, на винные склады!
***
Утомленные снегом
Все дети в моей, еще советской, школе не любили «лыжи». Потому что сначала утром ты с ними запихиваешься в трамвай, потом, наколов в нем на палки пару глаз, тащишься, как дурак, до школы. И с первого на пятый. И обратно. И в столовку тоже. Потому что папа подарил Karjala и их точно украдут. Лыжеворы. Потом холод, боль, пот и компот в столовке после. И потом с ними домой. Или на них, смешно прыгая по растаявшей дороге на зеленый свет. Прыг-скок. А я почему-то любил. Мазал. Парафинил. Утюгом. Один испортил. Получил от мамы. Перестал. Точнее перестал мазать потому что бегал только лишь коньком. И даже крепкий мат физрука не мог загнать меня в лыжню. Пока класс делал пять километров я успевал сделать десять. Ведь я-то парафинил. Но тайком. Кто бегает быстрее всех на лыжах в школе, тот весь остаток года на физре (помните такое слово) имеет право передвигаться хоть ползком. Впрочем сейчас я о другом. Вот Олимпиада, вроде. И вырос сам же на «коробке» во дворе, скажу вам даже больше - на Могильном и Буре. Но почему-то нет в крови азарта. Нет голода медалей и побед. Какой-то я немножко утомленный. Не знаю, может дело в снеге. Или в ляповатом Bosco. Но даром мне не нужен в тот конец билет.
***
Про свободу
Нынче я влюбился. Да так, что даже уши скрылись - не видать. По стечению судьбы, конечно, в разведенку. Зато красивую, как дочь индейского вождя. И вот решил остепениться. Присмотрел квартиру. С тремя детскими и площадкой во двоере. В голове уже построил дом. Завел собаку. И уже почти нянчил внуков. Но тут такое дело: я ей руку, сердце, шубу… Но ей не надо - ей свободную любовь. Уговаривала меня три недели. И секс тебе, и обязательства никих. Но я подумал и сказал ей: «Маша, ты прости, конечно, я люблю свободу, но все таки не для двоих».
- Нушты! - отвечали им переодетые в обычных крестьян партизаны и втыкали штык под ребро.
Не знаю, почему такое родилось. Что-то из подшивок "Роман-газеты" навеяло.
По-румынски тоже не говорю, но талант (весьма, замечу, скромный) писать на русском Прохор пока не пропил.
Поэтому предлагаю продолжить вчерашний ЭксPROмт. Правила те же: вы даете тему или фразу - я пишу маленькое эссе и добавляю его апдейтом к посту.
Ну что же, как говорится, вперед, на винные склады!
***
Утомленные снегом
Все дети в моей, еще советской, школе не любили «лыжи». Потому что сначала утром ты с ними запихиваешься в трамвай, потом, наколов в нем на палки пару глаз, тащишься, как дурак, до школы. И с первого на пятый. И обратно. И в столовку тоже. Потому что папа подарил Karjala и их точно украдут. Лыжеворы. Потом холод, боль, пот и компот в столовке после. И потом с ними домой. Или на них, смешно прыгая по растаявшей дороге на зеленый свет. Прыг-скок. А я почему-то любил. Мазал. Парафинил. Утюгом. Один испортил. Получил от мамы. Перестал. Точнее перестал мазать потому что бегал только лишь коньком. И даже крепкий мат физрука не мог загнать меня в лыжню. Пока класс делал пять километров я успевал сделать десять. Ведь я-то парафинил. Но тайком. Кто бегает быстрее всех на лыжах в школе, тот весь остаток года на физре (помните такое слово) имеет право передвигаться хоть ползком. Впрочем сейчас я о другом. Вот Олимпиада, вроде. И вырос сам же на «коробке» во дворе, скажу вам даже больше - на Могильном и Буре. Но почему-то нет в крови азарта. Нет голода медалей и побед. Какой-то я немножко утомленный. Не знаю, может дело в снеге. Или в ляповатом Bosco. Но даром мне не нужен в тот конец билет.
***
Про свободу
Нынче я влюбился. Да так, что даже уши скрылись - не видать. По стечению судьбы, конечно, в разведенку. Зато красивую, как дочь индейского вождя. И вот решил остепениться. Присмотрел квартиру. С тремя детскими и площадкой во двоере. В голове уже построил дом. Завел собаку. И уже почти нянчил внуков. Но тут такое дело: я ей руку, сердце, шубу… Но ей не надо - ей свободную любовь. Уговаривала меня три недели. И секс тебе, и обязательства никих. Но я подумал и сказал ей: «Маша, ты прости, конечно, я люблю свободу, но все таки не для двоих».