Художник-иллюстратор Сергей Муратов (Сидней, Австралия)
Пролог
Руан, 28 мая 1431 года
Над весенним Руаном радостно поднималось утреннее солнце. Его лучи рассыпали золото на крыши домиков, церквушек, торговых лавок и строений величественного замка Буврёй - королевской резиденции, служившей также тюрьмой для особо важных преступников. Лучи солнца весело ласкали природу - землю, только начавшую покрываться молодой травкой после зимней стужи, зеленеющие деревья, набирающие силу после спячки среди морозов, и животных, уже осмелившихся поверить в приближающееся тепло.
Солнечные лучи заглядывали в холодные пока ещё воды реки Сена. Солнце спешило поприветствовать также людей - даже тех, которым было явно не до весны. К их числу принадлежали двое почтенных старцев, спешивших к замку. Судя по виду, это были священнослужители - невысокий худой человек с квадратным подбородком, одетый в сиреневую мантию епископа, и длинный тощий монах с благообразным выражением лица, перебиравший в руках чётки.
Вот они миновали ворота, прошли внутрь одной из башен - и словно окунулись в сумрак и слякоть ушедшей зимы. Увы, весенний свет и тепло совсем не ощущались здесь, в зловещих стенах замка Буврёй. Сумрак нарушался лишь редкими, тускло чадящими факелами и масляными светильниками, установленными в нишах вдоль лестниц и коридоров. От стен исходили холод и плесень, а под ногами то и дело хлюпали грязные лужицы.
Святым отцам сегодня предстояло здесь очень важное дело, и они спешили, стараясь не обращать внимание на сумрак и лужи. Однако им пришлось не раз споткнуться о выступающие каменные плиты пола, пока они добрались до цели.
Едва поднявшись в нужную комнату, епископ мельком взглянул на прикованную к кровати девушку, усмехнулся и обернулся к своему спутнику:
- Вот, брат Изамбар! Как видите, я был прав, она не сдержала своего обещания!
Епископ Кошон с торжествующей ухмылкой глядел на своего спутника, инквизитора, брата Изамбара де ла Пьера. Тот, стараясь поменьше дышать смрадом, отдающим потом и гарью от факелов, скорбно взирал на жалкое, сжавшееся в комок существо. В этом существе невозможно было узнать великолепную, гордую, отважную, полную достоинства красавицу, какой эта девушка была всего лишь три дня назад - накануне отречения.
Удивительная и неправдоподобная девушка. Та, которая на протяжении трёх месяцев блестяще отражала атаки десятков поднаторевших в теологии и казуистике учёных мужей из Парижского университета. Девушка, не испугавшаяся жестоких пыток и едва не взошедшая на эшафот и костёр ради того, что она считала своей правдой.
Её мертвенно-бледное лицо распухло и было залито слезами. Грубо обритые в знак отречения волосы торчали короткой щетиной. Её исхудавшее тело дрожало, словно в лихорадке. Но самое главное, самое страшное - она снова была одета в мужское платье, которое совсем недавно поклялась больше никогда не носить. Почему, зачем она его надела, обрекая себя на страшную гибель?
Брат Изамбар невольно оглянулся на здоровенных английских стражей. Они самодовольно ухмылялись, слегка покачивая алебардами, словно лучше всех знали, в чём тут дело. Стражники подошли ближе, как будто желая получше расслышать разговор святых отцов... Странно, ведь епископ сказал, что они не понимают по-французски - где им, отребье с самого лондонского дна. Говорят, других сейчас не удаётся рекрутировать на острове...
Не так уж трудно догадаться, что произошло здесь, пока закованная в цепи бесправная девушка оставалась наедине с этими пятью мерзавцами. Однако спрос с неё, а не с них:
- Жанна, как ты посмела нарушить клятву?
Девушка вдруг перестала всхлипывать и с неожиданной звериной злобой взглянула на брата Изамбара:
- Будьте прокляты, де ла Пьер! Вы ещё хуже, чем Кошон! Зачем я только поверила вам?! - Её руки дрожали, отчего надетые на неё цепи звенели. Зубы пленницы нервно стучали, из глаз лились слёзы. - Без ваших уговоров, я бы уже три дня не знала боли! Вы с ним заодно! Только притворяетесь хорошим! Вы оба хотите опорочить и убить меня! Вы уже меня опорочили! Кошону бы это не удалось! Вам я поверила! А вы вернули меня сюда после проклятого отречения! Вы мне солгали! Так теперь убейте меня! Вы всё равно сделаете это! С меня довольно! Я не могу выдержать! Считайте, что я украла у ваших слуг эту одежду! Сама продела её через кандалы! Выбросила женское платье! То платье, которое вы меня заставили надеть! Запишите, что я снова говорила с Голосами! Убейте меня - только поскорее!..
Несчастный комок невыносимой боли...
- Ну что, брат де ла Пьер, вы согласны, что у нас нет иного выхода, кроме как обратиться с просьбой к городским властям, чтобы они не проливали крови этой бедной вероотступницы и закоренелой еретички?
Кошон гордо подбоченился. Он не скрывал своего удовлетворения, обращаясь к инквизитору. Тот едва удержался, чтобы не поморщиться. "Свинья тебе брат, епископ Кошон. Тощая, мосластая деревенская свинья, на которую нацепили епископскую мантию. Точь-в-точь ты." Однако брат Изамбар сдержал эмоции. Он благочестиво вздохнул, отвёл взгляд от епископа, задумчиво посмотрел на узницу. "Не повезло тебе, девушка. Придётся подписать твой приговор. Ну что тут поделать. Тебе всё равно костра не миновать, а мне надо жить. Впрочем, все мы бренны. Очень скоро ты будешь на Небесах, но спустя какое-то время и нам не миновать кончины. Такова воля Господа."
- Да, брат Кошон, я согласен с вами. Мы сделали для неё всё, что могли. Я вынужден подписать смертный приговор. Надеюсь, несчастная хотя бы избежит пыток перед казнью.
Святые отцы благочестиво перекрестились и, не глядя на обречённую девушку, поспешно направились прочь. Переступая порог зловещего каменного мешка, брат де ла Пьер вздохнул с облегчением.
Как только он вышел наружу, узница громко зарыдала и в приступе бессильного отчаяния принялась бить свои цепи о железную кровать. Кто-то из стражников захохотал, будто залаял.
Часть первая. Решающее испытание
Глава 1. Ночь длиною в шесть веков
1.
Борис
Сан-Франциско, май 20ХХ года
- Господин Рабинович! Через пять минут начинается заседание Совета Директоров!
Я невольно вздрогнул от неожиданности, как только заговорил селектор. Уж очень я увлёкся наблюдением, едва не позабыл обо всём на свете.
- Да. Спасибо, Мэри, сейчас иду.
Я выключил экран наблюдения и, прежде чем отправиться на заседание, немножко задумался. Наверное, мне следовало проверить, всё ли готово для доклада на Совете, но в голову внезапно полезли совсем другие мысли. Хорошо, поистине замечательно быть здоровым, богатым и счастливым. Однако даже просто богатым быть очень неплохо. Во-первых, не надо вкалывать ради денег, а можно всего лишь работать в своё удовольствие. Во-вторых, не нужно считать потраченные деньги. В-третьих, можно сделать недешёвые подарки разным людям, и в том числе совершенно незнакомым.
И всё же дело не только и не столько в деньгах. Потому что подарок, который я собираюсь сделать совершенно незнакомому мне человеку, хотя и очень недёшев, имеет лишь косвенное отношение к моему нынешнему богатству. Я собираюсь подарить жизнь.
* * *
Необычайно сильная для Сан-Франциско майская жара совершенно не ощущалась в зале заседаний компании ТЕМПОРА. Тихо урчащие кондиционеры наполняли воздух приятной прохладой. Я машинально окинул взглядом помещение. Все в сборе - или кого-то не хватает? Джек Аронсон до сих пор не вернулся из Европы? Ладно, не мне об этом беспокоиться, для этого есть председатель, пусть у него голова болит о регламенте. Вот сейчас он и решит, начинаем обсуждение или нет.
- Итак, дамы и господа, мы открываем заседание Совета Директоров нашей фирмы ТЕМПОРА. У нас на повестке дня, насколько я понимаю, один вопрос: подготовка к операции "Эксодус".
Я машинально кивнул. Действительно, вопрос только один, но разобраться с ним вряд ли будет просто. Господа директора выглядели как-то вяло. Может, это следствие уличной жары? Директор по внешним сношениям Джудит Меир, она же представитель Комитета Против Диффамации, совсем скисла и, как мне показалось, клевала носом. А ведь идея операции "Эксодус" - отчасти её. Будь моя воля, я бы всех невиновных подряд забирал из прошлого. Однако деньги американо-еврейских спонсоров дают некоторое преимущество евреям. В том отношении, что в наше время они прибудут чуть раньше других. Что поделать, если другие диаспоры к своим историческим жертвам пока относятся куда более безразлично. Ну-с, и кто возьмёт слово первый? Кажется, Джек Листер из Электрокомпании хочет сказать что-то?
- Простите, господа, прежде чем мы обсудим подготовку к операции, нельзя ли попросить нашего уважаемого директора по исследованию и развитию очень коротко рассказать о технике этих самых темпоральных коридоров? А заодно, пожалуйста, пару слов об истории компании до того момента, когда мы приобрели наши тринадцать процентов акций. А то я, извините, всё время чувствую себя идиотом. Разумеется, если присутствующие считают мой вопрос неуместным, то я на нём не настаиваю.
"Отчего же нет? Я мог бы и раньше это сделать, если бы вопрос прозвучал вовремя. Но, конечно, и сейчас можно, без проблем. Только чтоб никто не завопил, будто я всех физикой терзаю."
- Само собой, я не возражаю. Собственно, мне следовало ещё на предыдущих наших заседаниях рассказать об этом, но как-то случая не представлялось. Господин Председатель, вы разрешите?
- Разумеется, мистер Рабинович! Вопрос в самом деле очень важный, жаль, что мы не можем остановиться на нём подробно. Прошу вас!
"Это что за новость - "не можем остановиться на нём подробно"? Как это понимать? Мне заранее намекают, что углубляться в науку не следует? Господа, а вам не интересно разобраться в том, во что вы вложили деньги? Ну да ладно, попробую, в крайнем случае прервут. С чего бы начать?"
- Идея создания темпоральных коридоров возникла тогда, когда была экспериментально подтверждена поправка к второму закону термодинамики, так называемый "эффект излучения". Как известно, именно этот закон вводит необратимость времени как следствие неубывания хаотичности изолированной системы...
Тут я сообразил, что не туда заехал: после первой же моей фразы Совет Директоров заметно поскучнел и посоловел. Ну да, я про науку толкую, а им эта хаотичность интересна, как прошлогодний снег. Но мне-то что делать? Я не имею права на неточность. И, делая вид, что не замечаю ошеломлённую реакцию окружающих, я продолжил бодрым тоном:
- Примерно три года назад была выполнена экспериментальная проверка гипотезы вторичных излучений, сопровождающих рост хаотичности. Результат проверки оказался положительным, и было зарегистрировано открытие...
- Простите, что я вас прерву: вами, мистер Рабинович, было зарегистрировано открытие, известное сейчас как поправка Рабиновича, не так ли?
Я чуть не выругался. Терпеть не могу, когда меня прерывают на полуслове, но придётся подчиниться, всё-таки инвестиционные деньги не мои. К тому же не так это неприятно - когда другие мне напоминают о моём же открытии. Так что не ругаться впору, а любезно улыбнуться и церемонно поклониться, делая вид, что я в восторге от поведения нашего председателя. Присутствующие поняли, что научная часть уже позади, разом проснулись и расплылись в радостных улыбках. Спасибо телевидению: "Поправка Рабиновича" звучит куда понятнее, чем всякие там рассуждения о хаотичности. А мне остаётся сделать вид, будто я всё объяснил. Но прежде я упомяну ещё кое о чём. Это уже не наука, так что пусть потерпят.
- С вашего разрешения, я замечу, что после регистрации открытия фирма ТЕМПОРА взяла патентный зонтик на технические решения по созданию темпоральных коридоров. А теперь, если позволите, я перейду к техническим аспектам операции "Эксодус"...
Председатель помрачнел и немного напрягся, но пока не стал перебивать меня. Ну и хорошо. Продолжу:
- Прошу присутствующих обратить внимание на два важных физических ограничения. Первое: вторгаясь в прошлое в определённой точке пространства, мы делаем невозможными такие операции в близлежащем для этого момента будущем. Например, если мы входим в Освенцим первого января тысяча девятьсот сорок второго года, то делаем невозможным такое вторжение второго января того же года. А вот тридцать первого декабря сорок первого года войти - пожалуйста! По этой причине, я бы рекомендовал начинать со дня освобождения Освенцима, а затем продвигаться "вниз", вплоть до дня открытия лагеря. Вместе с тем, вторжения в Освенциме практически не влияют на операции, скажем, в Треблинке или Бабьем Яру...
- Простите, господин Рабинович! Вы говорите - не влияют. А чем это вызвано? Это определяется расстоянием между упомянутыми центрами истребления?
- В принципе, да. Если говорить точнее, это связано с геометрическими размерами темпоральных коридоров: они, грубо говоря, не должны задевать друг друга. Однако это условие, как правило, нетрудно соблюсти. Темпоральные коридоры обычно имеют настолько малую ширину, что могут быть проведены даже в соседние комнаты... а впрочем, это касается обычного наблюдения и переноса людей. В других случаях, видимо, размеры могут меняться.
"Ну что, пока не прервали? Я уже почти закончил пояснения по этому пункту. Осталось совсем чуть-чуть."
- Замечу, что простое наблюдение, не связанное с переносами, можно вести в каком угодно режиме, на проведение операций оно никак не влияет.
Присутствующие с обалделым видом переглядываются. Оказывается, у машины времени свой норов, с которым надо считаться. А вы как думали, господа? Обычная прикладная физика.
- Второе ограничение: количество и состав материи во времени не должны меняться. Этот пункт мог бы поставить крест на нашей операции, но одна компания в двадцать пятом веке поставляет нам матрицы, которые автономно регулируют свой вес и состав...
Кажется, я снова заговорил по-тарабарски. Как бы не прервали опять раньше времени.
... Проще говоря, контактируя с нужным нам объектом... то есть человеком, такая матрица принимает его облик, массу и внешние атрибуты. Каков физический механизм этого процесса - объяснить затрудняюсь, сам пока не вполне понимаю его. Пожалуй, это очень похоже на усложнённую физическую адсорбцию, когда система "сама" регулирует свои массу и состав. Как результат, возникает копия, этакое чучело, лишённое разума и нервной системы, которое под воздействием фактора времени будет вести себя внешне так же, как вёл бы себя забранный нами человек.
- Копия - вы хотите сказать, матричная копия?
- Ну, матрица ведь и есть копия. Но вы правы, для ясности лучше уточнить, что речь идёт именно о матричной копии, а не, скажем, голографической.
- Скажите, ведь эти... матрицы... наверняка очень дороги?
- Не совсем так. Во-первых, в будущем они широко используются для каких-то целей, которых мы не знаем, и мы покупаем удешевлённые, если не бракованные экземпляры. Согласитесь, ни один нацист не станет проверять, совпадает ли у его жертвы количество волос с нормой или отклоняется на десять процентов. А эти десять процентов означают расхождение цен матриц в сотни раз. Во-вторых, имитация жертвы понадобится только до момента убийства, то есть речь идёт о каких-то часах, а то и минутах. Это ещё полтора-два порядка снижения цены. В-третьих, по каким-то своим причинам, наш поставщик заинтересован, чтобы мы "заездили" нашими коридорами как прошлое, так и близлежащее будущее. Положа руку на сердце, я подозреваю, что по этой причине мы могли бы добиться вообще бесплатных поставок, но стоит ли ломать копья из-за оптовой цены в полдоллара за экземпляр?!
- Полдоллара!!!
Председательствующий судорожно вскочил и схватился за голову. Да что я такого сказал-то? Неужели дешевизна матриц так поразительна? Наверное, да, ведь обычно у нас впечатление, будто бы технология будущего очень дорого стоит, а на самом деле наоборот.
Прошло несколько секунд, председательствующий успокоился, выпил воды и сделал мне знак продолжать. Ладно, так и быть:
- Таким образом, оба физических ограничителя не так страшны, как кажутся. Со своей стороны, я бы хотел привлечь ваше внимание к другим аспектам... скажем так, гуманитарным. Например: едва ли мы имеем право спасать евреев, оставляя других людей за бортом. Однако их спасение будет идти за счёт бюджета операции "Эксодус", предусмотренной для евреев. Уместно подумать, не подключить ли к финансированию нееврейские организации и государства? Для нас - меньше нагрузка, для них - решение демографических проблем. Вместе с тем, это будет означать рассекречивание проекта. Далее: где мы будем расселять спасённых? По своему опыту замечу, что Израиль даже миллион иммигрантов из СССР неспособен был принять по-человечески, а тут речь идёт о многих миллионах!..
При этих моих словах наши сионисты переглянулись, но ничего мне не возразили. И правильно, а то наша дискуссия могла уйти в совершенно неподходящую сторону. Я продолжил:
- Канада и Австралия, вполне вероятно, впустят многих, но для этого их правительства должны быть в курсе проекта, что сопряжено с рассекречиванием. Возможно, что это не страшно, но без соответствующего разрешения Департамента Энергетики нам не обойтись. Кроме того, многие из спасённых будут пещерными коммунистами. Что с ними делать? Их придётся выявлять и как-то изолировать? И ещё: невозможно себе представить, как будут адаптироваться к нашему обществу люди из иного времени, с какими трудностями они здесь столкнутся. Эту проблему надо так или иначе решить, прежде чем начинать массовую переброску людей из прошлого.
Я закончил свою речь и перевёл дух. Уф, хоть на этот раз не прервали, теперь можно преисполниться чувством исполненного долга. Директора переглядывались, председатель вытирал вспотевший лоб. Он-то отчего устал? Делал сложный научный доклад? Нет, он просто решил прокомментировать мою речь:
- Господа, во-первых, разрешите поблагодарить нашего директора по исследованию и развитию за интересный и обстоятельный анализ проблемы. Во-вторых, я вынужден сделать вывод, что мы пока ещё не готовы к проведению операции... несмотря на то, что техническая сторона, как мне показалось, проработана до мелочей.
Директора - все как один - вдумчиво кивнули.
- Исходя из вышесказанного, я предлагаю пока осуществить, так сказать, своеобразное решающее испытание, ключевой эксперимент. А именно: произвести перенос из прошлого какого-либо одного человека...
Я невольно вздрогнул. Что он имел в виду? Это неожиданное предложение могло изрядно повлиять на мои планы. Тем временем, председатель продолжал:
- Уж и не знаю, кого конкретно выбрать для этого решающего испытания. Ведь получается, что мы рискуем потерять тех, кто окажется рядом с этим человеком. Не забирать же их всех подряд, к этому мы не готовы. Хочется предложить Януша Корчака - но тогда как вытащить его ребят? Ханна Сенеш... А как быть с другими заключёнными в той же тюрьме? Мистер Рабинович, - повернулся председатель ко мне, - вы не будете возражать, если выбор кандидатуры мы оставим на ваше усмотрение?
Я облегчённо вздохнул:
- Нет, возражать не буду.
Вот уж в этом я мог расписаться, только не хотелось входить в пояснения. Председатель радостно улыбнулся:
- Замечательно! Благодаря этому решающему испытанию, мы отработаем техническую сторону проекта, проконтролируем вопросы адаптации на отдельном примере. Пожалуй, так и назовём эту операцию - "Решающее испытание". Никто не возражает?
Я задумался на мгновение, не возразить ли. А что? Пожалуй, неплохое название. Одобряю.
Убедившись, что все присутствующие приняли его идею, наш председатель продолжил:
- Пока этот эксперимент будет идти, попробуем разобраться в тех проблемах, которые упомянул господин Рабинович. Вопросов ни у кого нет, кажется? В таком случае, сегодняшнее заседание мы закрываем, оно было весьма продуктивно.
Все директора вдумчиво кивнули. Интересно, до них дошло, что случилось вот только сейчас, в этом самом кабинете? Они поняли, что мы приняли решение о создании нового мира?
* * *
Направляясь в свой кабинет, я не мог не вернуться мыслями к завершившемуся только что совещанию директоров. Вот уж воистину: сказал всю правду - и при этом вроде как обманул. Интересно, каково было бы решение совещания, если бы я с самого начала сказал честно, почему так легко согласился на это самое решающее испытание, и назвал кандидатуру? Хорошая штука - демократия! Ведь я всё равно сделал бы то, что считаю нужным, но иначе мне пришлось бы потом десять раз оправдываться и препираться. А так - вроде бы я вовсе и не хотел этого решающего испытания. Как будто мне его силой навязали. Пусть Совет Директоров теперь терзается муками совести. Слава демократии!
Итак, в соответствии с решением нашего Совета, я должен для пробы отнять у смерти одного человека. Только одного. Неважно, кто это будет. Вот только, по техническим причинам, желательно, чтобы спасение этого одного человека не закрыло путь к вызволению окружающих его людей. Евреев, армян, русских, других невинных, которым уготована гибель по воле нацистов или петлюровцев, запорожцев или римлян, большевиков, исламистов или других погромщиков.
Выбор у меня богат. Наша история красна от крови миллионов и миллионов безвинно замученных. Ленин, Сталин, Гитлер, Мао, Чингис-Хан, Тамерлан... За каждым из этих имён тянется алый след, как безбрежное кровавое море. А ещё - сотни, тысячи душегубов масштабом помельче. И мне предстоит их всех оставить в дураках. Но для этого необходимо, чтобы наше решающее испытание оказалось успешным. У меня давным-давно есть подходящая кандидатура. Одна маленькая усталая девушка. Самая удивительная девушка в истории человечества. Она казнена, сожжена заживо на костре инквизиции в предпоследний день мая 1431 года по обвинению в ереси, колдовстве, идолопоклонстве и клятвопреступлении.
Я аннулирую её приговор и отменяю эту казнь.
* * *
С утра двадцать девятого мая в городе Руане царит предпраздничное настроение. Добрые горожане и горожанки приводят в порядок свои дома. Сейчас уже тепло, окна повсюду раскрыты, и состоятельные руанцы вешают чистые занавески на окна. Готовят праздничные кушанья, делятся радостными новостями с соседями.
Новости самые разные. Кто-то говорит, что городскому палачу строго указано ни в коем случае не душить колдунью перед сожжением. Общественность радуется - как же, очень правильное решение. Средства-то на неё, злодейку, всем миром собирали, чуть не разорились, будто принцессу покупали, за такие деньги пусть хоть помучается как следует. Глядишь, проникнется суровостью неотвратимого возмездия за совершённые тяжкие преступления вроде ношения мужской одежды. Другой сообщает, что почему-то перед казнью осуждённую не будут пытать, а то вдруг она умрёт от боли - ах ты, горе какое, плевок в душу народа. И камнями в неё нельзя будет бросать, не то сообщники преступницы могут воспользоваться случаем и прикончить её булыжником потяжелее, лишив тем самым честных налогоплательщиков заслуженной радости. Ну, эту огорчительную весть публика выслушивает с пониманием: нельзя же, в самом деле, думать об одном лишь развлечении.
При всём этом добрые руанцы нет-нет, да и вспоминают с горестным вздохом о том, как менее недели назад вот так же собирались, готовились, предвкушали, а кончилось всё тем, что колдунья подписала какую-то бумажку, поплакала, да и отправилась обратно в тюрьму.
Благочестивые руанцы исправно молятся о прощении их врагам. Девушки, страшную гибель которой они собираются праздновать завтра, эта молитва не касается. Ведь эта девушка не причинила зла ни одному жителю этого города.
В сущности, руанцы совсем не так уж жестоки, они просто хотят культурно и весело провести завтра время, отдохнуть с пользой для души.
Оперативная система моей машины времени, столь похожая на огромный бублик, уже практически готова к запуску. Сидя перед экраном и разглядывая оживлённые улицы средневекового Руана, я не могу отделаться от дурацкой мысли, что взрыв первой водородной бомбы следовало бы произвести над этим благолепным городом.
2.
Жанна
Как хочется спать... Надо уснуть, хотя бы для того, чтобы не расклеиться завтра перед палачами. Меня привезут в телеге на площадь, где будет ждать множество людей, сотни английских солдат. Епископ Кошон будет скорбно улыбаться, я опять увижу приготовленный костёр, только на этот раз мне не предложат отречься. Много-много сложенных дров, хворост и солома вокруг столба. А рядом - чан с горящей смолой, и в нём факелы.
Меня вытащат на самый верх, поставят на сложенные дрова. Палач привяжет меня к столбу, чтобы я не смогла убежать от огненной смерти. А затем он спустится вниз, вынет из смолы факел и поднесёт к соломе. Солома вспыхнет, и сначала огонь просто побежит ко мне. Потом загорятся c потрескиванием хворост и дрова, поднимется дым, сперва белёсый, затем всё темнее и темнее, пока не почернеет. Он окружит меня, будет становиться всё гуще и гуще, а в нём будут мелькать оранжевые языки пламени - всё выше, выше... Станет трудно и больно дышать... Станет сначала очень горячо... а потом так больно, как никогда в жизни не было... Дым ворвётся в меня, задавит моё дыхание, начнёт рвать меня изнутри множеством раскалённых крючков... Всё моё тело превратится в огненную боль... Загорится одежда на мне... Отчего я умру - меня раньше сожжёт огонь или задушит дым? Страшно как... как больно...
Хоть бы я от боли потеряла сознание...
Мне и сейчас очень больно - из-за того, что со мной сделали вчера и в предыдущие ночи. Что, если солдаты снова поступят, как тогда? А что проку мне об этом сейчас думать? Разве я смогу на этот раз защититься - одна против пятерых, закованная? Не зря же их командир снова ушёл... а Стаффорд пришёл... Неужели мне теперь насильники страшнее костра? А если и так... Что же, перед пламенем буду вспоминать эти дни, эти ночи, может, легче будет умирать. По крайней мере, боль уйдёт навсегда. Если бы хоть не костёр... Почему им так важны мои мучения? Ведь грозились плахой, я и не против... Вот бы заснуть сейчас и умереть... Как это страшно - мечтать о смерти в девятнадцать лет...
Мои Голоса обещали мне избавление завтра. Я их спросила: меня спасут французы? Святая Екатерина была очень недовольна: "Жанна, ты должна пройти до конца весь путь страдания и муки, так угодно Господу нашему, в этом и будет твоё избавление".
Неужели и Богу так нужны мои мучения? Для чего? Неужели Он заодно с Кошоном? О, нет! Этого не может быть! Только не это!
Если бы хоть не костёр...
Как тихо стало, даже стража не звенит оружием. Если открою глаза, окажется, что они уже рядом. Незачем мне на них смотреть, нет смысла кричать, сопротивляться, всё равно они сделают то, что захотят.
Я даже пошевелиться не могу... Как странно... Почему? Что со мной происходит?
* * *
Странный сон, слишком похожий на обморок, словно парализовал Жанну, не давая ей не только шевельнуться, но даже открыть глаза. Из-за этого она не могла увидеть, что происходило вокруг. А тем временем, все факелы на стенах вдруг разом потухли. Девушка также не видела, как подкрадывавшиеся к ней стражники неожиданно застыли в совершенно непонятных, нелепых позах, словно превращенные каким-то таинственным всемогущим волшебником в безобидные картонные куклы.
Весь зловещий каземат наполнился мириадами стрекочущих крошечных молний, появившихся как будто из пустоты. Сильно запахло озоном. Висевшие в воздухе пылинки вдруг засветились, заискрились и заплясали, образуя удивительные золотистые серпантины.
Откуда-то издалека до сознания Жанны едва донесся звук гулкого падения массивного предмета на ту железную кровать, на которой мгновением раньше находилась она сама.
Целые эпохи проносились мимо. Грохотали войны, полыхали революции, свершались великие открытия, но всего этого не замечала измученная девушка, скованная таинственным сном-обмороком. И миллионы людей, окружавших её в разные времена, не могли, не догадывались заглянуть в туннель времени. Мир Спасения зарождался на глазах у всех, но это видели только два человека.
Между тем, в каземате руанской крепости Буврёй молнии внезапно исчезли - все одновременно, разом, словно их и не было. Запах озона сменился свежим ароматом морского прибоя, занесённым случайным порывом ветра со стороны залива Сан-Франциско. Темпоральный туннель закрылся. До создания машины времени оставалось почти шесть веков.
3.
Борис
Ну что? Самое главное позади? Как-то даже скучновато получилось: никаких приключений, битв со злодеями, погонь через времена. Раз-два, несколько раз нажать на кнопки, и вот Жанна уже здесь, рядом с нами, а её матричная копия там, в распоряжении стражников и господ инквизиторов. Бедная матричная копия, вот ей достанется - хуже некуда. Да, а ведь Жанна пока даже не подозревает о происшедшем с ней. Интересно, её обморочное состояние - это неизбежно при темпоральном переносе, или причина в чём-то другом? Может, это защитная реакция организма на более чем резкую смену обстановки? М-да, неплохо бы найти ответы на все наши вопросы, вот только как и когда?
Интересно, что об этом думает доктор Абрамсон? Впрочем, он, вероятнее всего, сейчас ни о чём не думает - сидит вон, выкатив глаза и раскрыв рот. Хотя я его вполне понимаю. На его месте я, наверное, смотрелся бы не лучше.
- Господин Рабинович! Это невероятно - то, что вы только что сделали!
- Спасибо, доктор Абрамсон, но я просто выполнил свою работу. Полагаю, вам незачем объяснять, что всё, что вы сейчас увидели, является особо секретной информацией.
- Разумеется, сэр! Это останется между мной и вами! Я потрясён, не могу поверить своим глазам!
- Ну, своим глазам поверить придётся. Для этого вы сюда и пришли. А секретность должна быть всё-таки в меру, и я даже попрошу вас подготовить записку на имя генерального директора нашей компании с изложением увиденного вами. Между прочим, я ведь всем директорам разослал приглашение на эту операцию, и никто из них не явился. Вот этого я совершенно не понимаю: ведь речь идёт о вложении их же денег! Или они мне так доверяют, что и проверять не считают нужным? Может, мне гордиться да радоваться этому следует?
- Сэр, вам в любом случае есть чем гордиться. То, что вы сейчас совершили - это удивительно и невероятно. Жанна Дарк спасена от гибели, она здесь, в нашем мире, рядом с нами, до неё можно дотронуться... То, о чём человечество и мечтать не смело. И вот оно свершилось... Простите, сэр, а о том, как матрица перескочила на место девушки и начала в неё превращаться... я тоже должен написать?
- Напишите. Вот только о том, что затем сделали с матрицей очнувшиеся солдаты, писать незачем. Вы не должны были этого видеть, я просто припоздал выйти из контакта. Вы уж извините, пожалуйста. Неприятная сцена, мягко говоря.
- Да, конечно. Бедняжка Жанна, что же ей только пришлось выдержать. Но теперь, разумеется, самое страшное позади. Сэр, я полагаю, что мы сейчас помещаем девушку в реанимацию?
- Да, конечно, действуйте так, как велит ваш профессиональный долг. Насколько я понимаю, ей нужно хорошенько отдохнуть. Вместе с тем, срочно необходим самый тщательный медосмотр. Помимо истощения, она несколько раз за последние дни подверглась жестокому групповому изнасилованию. Её неоднократно изощрённо пытали, ей всё время не давали спать. Привлеките гинеколога... извините, что я вам это объясняю, я почему-то немного нервничаю. Уж и не знаю, как вы это соедините - её отдых, здоровый сон и медосмотр. Какое-нибудь эффективное снотворное? Электросон? Подпитка глюкозой? В общем, действуйте по вашему усмотрению. Пусть стоимость лекарств и оборудования вас не смущает, этой проблемы для нас не существует.
- Простите, сэр, персонал наверняка поинтересуется, почему пациентка в таком ужасном состоянии.
- Скажите, что это моя родственница, попавшая в тяжёлую переделку. Допустим, она путешествовала по Мексике, её похитили ради выкупа и поиздевались.
- Да, сэр. Так и скажу всем, это очень хорошее и убедительное объяснение.
Что со мной? Почему я весь дрожу? Вот чертовщина... Озноб, словно в лихорадке. Ведь всё прошло как нельзя лучше. Надо быстренько распрощаться с Абрамсоном и закрыть кабинет - не хочу, чтобы он видел моё состояние.
Сам себе не верю... это получилось! Да! Жанна Дарк не будет казнена... И никто из невинных не погибнет! Отныне газовые камеры, виселицы, плахи, расстрельные тюрьмы, костры аутодафе - все они не страшнее огородных пугал! Как хорошо, что это получилось!
4.
Жанна
Как страшно просыпаться... Через несколько часов меня не станет... пусть. О, если бы хоть не костёр... Что угодно, только бы не это...
Странно, что стражники ничего со мной не сделали...
Не захотели...
Что это?
Это не отсвет факелов... Это похоже на солнечный свет... Какой странный запах... Незнакомый совсем... Кажется, приятный... даже очень приятный... Такой вдруг мягкой стала постель... Кандалы не давят... И не больно... Тишина вокруг... Или... птицы поют? Это, конечно, сон... милый, прекрасный, сказочный сон... последний сон в моей жизни... Не надо открывать глаза... Сколько ещё мне осталось жить? Пусть уж этот сон продолжается как можно дольше...
А кто это разговаривает рядом со мной? Это тоже сон, да? Какие странные слова... И... эти люди говорят по-английски?
С полным текстом романа можно ознакомиться
здесь.