27 ноября (9 декабря) 1812 года. Принятие решения не оборонять Вильно
Некогда Великой армии позарез нужны были хотя бы пара спокойных дней в Вильно. Но не успели войска войти в город, как в ворота уже постучали. И перед французским командованием встал вопрос: продолжить отступление, бросив всё, к чему стремились последние десять дней или оборонятся.
или открыть полную карту 4050х4250 в новом окне
Указания об укреплении Вильно были посланы сразу после форсирования Березины. И определенные работы были выполнены:
«Мы пришли вечером к городским воротам, которые оказались забаррикадированными толстыми брёвнами; понадобились громадные усилия, чтобы проникнуть внутрь.»
(су-лейтенант 2-го гвардейского гренадерского полка,
причисленный к императорской «малой квартире», Жан Рош Куанье)
Однако:
«..город, который, как я уже говорил, был плохо укреплен благодаря своему положению; он лежал в лощине, окружённой господствующими возвышенностям и со всех сторон. Я все же велел устроить палисады в тех местах, где не было стен, и в выходах улиц, чтобы по-крайней мере, помешать казакам проникнуть в город ночью.»
(генерал-губернатор Княжества Литовского Тьерри ванн Хогендорп)
И это не самооправдания завалившего работу чиновника - русские авторы проектов фортификационной подготовки театра военных действий полностью солидарны с Хогендорпом. Местоположение Вильно признавалось ими достаточно важным, так что идея построить рядом с ним крепость всплывала неоднократно. Но именно «рядом с ним». «Рядом», но не в нём самом городе. Ещё в 1795 году генерал-аншеф князь Николай Васильевич Репнин признал Вильно, расположенный в низине, «к укреплению непригодным». Так что Наполеон мог слать какие угодно приказы, но превратить Вильно в неприступную крепость не было никакой возможности. «Помешать казакам проникнуть в город ночью» - максимум на что можно было рассчитывать. Потом подошла бы пехота. А на «господствующих возвышенностях и со всех сторон» стала бы артиллерия.
Стяни Наполеон сюда достаточные для полевого сражения на подступах к городу силы, можно было бы выиграть несколько дней для отдыха остатков Великой армии - Чичагов на рожон не полез бы, дожидаясь подхода главной армии и сил Витгенштейна. Но расчёт на баварский корпус и дивизию Луазона не оправдался - генерал Мороз разгромил их на марше. Шварценберг оставался под Слонимом, не имея чёткого приказа, а только туманные намёки (заигрались французы всё-таки с сокрытием бедственного положения Великой армии). Но он хотя бы своим присутствием отвлекал внимание Кутузова. Макдональд же вовсе бесполезно торчал под Ригой.
То есть ни сесть в осаду, ни принять полевое сражение французы не могли. Более того, даже тянуть с отступлением было смерти подобно - Платов в любой момент мог выйти к Вилии ниже по течению и перерезать путь на Ковно. Перейти на правый берег тоже не выглядело вариантом - тогда гонку к Прусской границе по кратчайшему пути выигрывал бы Чичагов.
Учитывая вышесказанное, лучше понимаешь метания Мюрата, когда он принимал решение 27 ноября (9 декабря) 1812 года:
«Король Неаполитанский всё время говорил о том, чтобы укрепиться в Вильно и реорганизовать войско, чтобы быть готовыми к бою в случае атаки. Но он не сумел принять мер, необходимых для успеха плана, правда, довольно трудно осуществимого. Видя его нерешительность и сомневаясь, что он будет держаться в городе, я просил его только об одном - предупредить меня, как только он примет какое-либо решение, чтобы я имел время с пасти казну и оставшуюся конную артиллерию; вместе с тем уничтожить все, что нельзя было взять с собой, сжечь арсенал и магазины. Он мне обещал это ещё 9 декабря в 4 часа дня, когда я был у него. Затем он прибавил: «Но я не думаю эвакуировать: если на меня нападут, я буду биться. У нас много людей ,) и т . д...
Переполох, поднятый генералом Вреде, быстро распространялся по городу. Я встретил на улице герцога Данцигского [маршал Лефевр, командующий пехотой Старой гвардии], который спросил у меня, что делать дальше. Я ответил ему, что за приказаниями надо обращаться не ко мне, а к королю Неаполитанскому [Мюрат] или принцу Невшательскому [Богарне].
Я вернулся к себе, чтобы принять некоторые меры предосторожности, а во дворце оставил одного из моих адъютантов наблюдать за тем, что там происходило, и уведомлять меня. Вскоре он вернулся и сказал мне, что после небольшого совещания с генералом Вреде король сел на лошадь и в сопровождении князя Невшательского выехал за город через небольшие боковые ворота, на некотором расстоянии от Ковенских ворот. Тогда мои сомнения рассеялись, и я начал приготовлять все, чтобы на следующий день утром эвакуация совершилась с наибольшим порядком и спокойствием. Была ночь. Моё главное попечение было о казне, которая пока была еще очень значительна.
К 12 часам ночи я получил письмо от принца Невшательского, который извещал меня об отъезде короля с Главной военной квартирой и давал мне положительный приказ об эвакуации. Я пошел сначала к маршалу Нею, который должен был командовать арьергардом и прикрывать отступление, чтобы посоветоваться с ним. Маршал Удино и генерал граф Фриан уже выехали и находились в безопасности.
(генерал-губернатор Княжества Литовского Тьерри ванн Хогендорп)
Оставление Вильно вряд ли можно поставить в вину Мюрату - это было единственное в данной ситуации решение. А вот поспешное бегство с перекладыванием организации эвакуации на других и распространение паники - вполне заслуживают порицания.
Вот как описывает встречу с Мюратом командир только что прибывшей к армии из местечка Рыконты батареи 34-й пехотной дивизии Жан Никол Огюст Ноэль:
«Часов в 9 за мной прислал неаполитанский король. Он был в экипаже. Крайне удивлённый, что, проезжая мимо, встретил 16 артиллерийских орудий в полном порядке, он вызвал командира. Я ему доложил обо всём и то, что до сих пор я ещё не имею никакого приказа. Мюрат наклонился ко мне и тихо шепнул: «Командир, мы… садитесь на лошадь и скачите прочь». Вот кого оставил император во главе покинутой им армии, это был тот, кому было поручено реорганизовать славные остатки армии и поднять ее нравственный уровень. Я выслушал приказ главнокомандующего, велел запрягать.»
Впрочем, в творящемся в городе хаосе попытка организации чего-либо выглядела заведомо обречённой. То же Хогендорп пишет ранее:
«Король Неаполитанский и принц Невшательский… хотели, чтобы я созвал маршалов и генералов к князю, чтобы присутствовать на совете. Но где было искать их? Они приютились, куда забросил их случай и где они расположились волей-неволей. Всё же был издан циркулярный приказ, который я должен был напечатать, разослать во все дома, расклеить на перекрестках всех улиц, с приглашением маршалов и генералов на другой день утром собраться у начальника Главного штаба. В то время в Вильно было, по крайней мере, 100 генералов; но упадок сил, если можно так сказать, деморализация умов были доведены до такой степени, что на приглашение явилось едва человек десять. Даже приказания ничего для них не значили; офицеры, генералы отказывались слушать ординарцев и адъютантов, которых посылал к ним начальник Главного штаба.»
И это говорилось о ситуации утром, ещё до появления под стенами казаков, усилившего панику и неразбериху.
Очень показательны воспоминания командующего артиллерией 4-го армейского корпуса полковника Шарля Пьера Любена Гриуа:
«…Однако какое-то необычайное движение происходило на улицах. Перестрелка и пушечные выстрелы продолжались, барабан бил сбор. Но мы всецело отдались тому блаженному состоянию, в котором находились, и все эти боевые сигналы мало беспокоили нас. Мы были в полной уверенности, что все это касалось только гарнизона Вильно, обязанного отогнать неприятеля от города. Я также не обратил никакого внимания на маршала Нея, собиравшего, как я видел на площади, в отряды солдат, имеющих оружие, которых ему с большим трудом удалось созвать. Итак, мы спокойно ели и уже собирались расположиться на ночь вокруг печки, как вдруг явился ординарец, посланный мной к вице-королю. Я ни когда не забуду того чувства, которое мы испытали, узнав, что вице-король готовится выступить в путь вместе с армией и что в ночь все войска должны покинуть Вильно. Невозможно передать впечатления, которое произвела на нас эта неожиданная новость. Я прямо был подавлен, и полное отчаяние овладело мной. Одна мысль покинуть в эту минуту комнату, где я рассчитывал провести в тепле хоть одну ночь, была для меня невыносима, и я лучше предпочел бы смерть, чем снова испытывать мучения.»
Сводная запись темы Наполеоника (оглавление)