24 ноября (6 декабря) 1812 года. Общая обстановка. Мюрат идёт в Ошмяны
Остатки Великой армии, уже под командованием Мюрата, двинулись в направлении Ошмян.
«6-го в Супранах. Здесь было несколько риг, в которых мы набились один на другого, как ни попало: люди, лошади, трупы - все вместе… Тотчас же, как стало известно об отъезде императора, большинство командиров принялись мечтать о том же. Полковники скручивали полковые знамёна и прятали «орлов» так, чтобы русские не могли их найти. Голод и нужда достигли высшей степени. Можно было видеть, как толпы людей, которых называли дурнями и которые в действительности были сумасшедшими, распарывали животы живым лошадям и, вытащи в оттуда почки, печень и сердце, съедали с невероятным обжорством рядом с ещё трепещущим животным. Другие, которые не имели уже больше ни сабель, ни ножей, разрывали зубам и мясо и высасывали кровь из упавших на землю, но ещё живых лошадей; наконец, я собственными глазами видел, как обезумевшие люди раздирали свои члены и сосали свою собственную кровь; до такой степени голод и нужда помрачили их ум и низвели разумных людей до состояния самых мерзких животных.»
(шеф батальона фузилёров-гренадеров Императорской Гвардии
капитан Луи Жозеф Вионне де Маренгоне)
или открыть полную карту 4050х4250 в новом окне
«Ошмяны, 6 декабря. Термометр показы вал уже 24 градуса [Реомюра, или 30 градусов Цельсия]. Как только уехал император, Императорская гвардия совершенно небрежно стала относиться к своим обязанностям и совсем перестала заботиться о безопасности тех, кто не был самим императором . С отъездом императора исчезло все их мужество и терпение - сила, облегчавшая им дни великих испытаний.
Генералы, полковники, штаб- и обер-офицеры относились без особого доверия к новому главнокомандующему, совершенно измучившись от стольких бедствий. Все шли наудачу, руководясь своими соображениями. Инстинкт самосохранения брал верх, и каждый искал спасения только в самом себе и полагался только на свои силы. Вильно! - вот теперь цель наших стремлений, все мысли прикованы сюда. Одно это название, уверенность, что мы приближаемся к этому городу, вселяет в нас бодрость. Ночи проходят еще длиннее и ужасней. Вице-король устраивает в Ошмянах свою Главную квартиру в одной из церквей. Из его блестящего корпуса остались каких-нибудь 500 или 600 человек.»
(старший адъютант полка гвардейских велитов (входил в состав 4-го армейского корпуса)
Чезаре Ложье де Белькур)
В Ошмянах голодающую армию ожидал сожжённые Сеславиным и Копылковым провиантские магазины и дивизия Луазона, занимавшая все уцелевшие дома. Мюрат велел очистит городок для размещения там отступающих частей. Решение на первый взгляд логичное - замёрзшим и уставшим от бесконечного марша людям тепло и кров были крайне необходимы. Но оно же в итоге уничтожило единственное свежее соединение французской армии.
«Подойдя к Ошмянам, Мюрат велел дивизии Луазона очистить город, чтобы дать место главной квартире и гвардии; войска же этой дивизии должны были разместиться по ближайшим селениям, которые существовали только на картах, так как большинство было разграблено и сожжено; это распоряжение положило начало расстройству этой несчастной дивизии, состоявшей в значительной части из итальянцев и немцев. Вынужденные бродить по снегу, для отыскания себе крова, злополучные солдаты этой дивизии погибали в огромном количестве, причем половина людей погибла от голода, холода и лишений: из 10 000 человек этой дивизии не осталось в живых и 2000!»
(генерал-губернатор Княжества Литовского Тьерри ванн Хогендорп)
Впрочем, потери дивизия начала нести ещё по дороге к Ошмянам, «выселение» из города только обострило ситуацию.
Арьергарды миновали Сморгонь.
«6 декабря мы вновь выступили на рассвете . Много ослепших и обмороженных солдат осталось на биваках. Произведена была раздача небольшого количества сухарей, но так спешили, что большая часть людей ничего не получила. Чувствуя, что мы не способны вступить в бой, мы торопились уходить. Накануне единственная батарея 2-го корпуса была покинут а, а сегодня баденская артиллерия употребила невероятные усилия, чтобы увезти свои орудия, так как обледенелая дорога была страшно трудна лошадям, у которых были сбиты подковы. Генерал Кастекс, командовавший небольшим количеством оставшихся людей дивизии Думерка, послал просить меня подождать его вместе с моей пехотой, чтобы прикрыть его слабую кавалерию, но я не мог согласиться; холод все увеличивался, и при каждой остановке офицеры и солдаты падали и замерзали.
Нам обещали раздать хлеб в Сморгони, но наши надежды не сбылись, и мы покинул и это место, причём нас сопровождали массы отсталых, замедливших наше движение. Как только человек падал, что случалось очень часто, все остальные безжалостно проходили по нему. Маршал [Виктор] весь день находился рядом с нами и шел пешком впереди нас".
(командующий 2-я бригады 26-й пехотной дивизии, и.о. командующего 28-й пехотной дивизии
генерал-майор Вильгельм Хохберг)
Чаплиц, следуя за ними, собрал 1200 человек пленных и семь пушек. Платов гнал другую группу отступающих параллельным курсом. Ермолов и Чичагов перешли в Беницу. Летучий отряд Давыдова постепенно их нагонял, дойдя в этот день до Молодечно.
Витгенштейн добрался до местечка Речки. Милорадович прибыл в Радошковичи, где его авангард догнал Главнокомандующий. Васильчиков двинулся в Лапаревичи. Следом, с отставанием в дневной переход, следовала главная русская армия. Отряд Ожаровского достиг Воложина. Тучков в Якшицах получил предписание повернуть на Минск. Чтобы добраться туда ему потребовалось пять дней.
Сводная запись темы Наполеоника (оглавление)