Лжецы, клятвопреступники и убийцы семьи гражданина Романова - РПЦ в 1917 г. ч. 2
Святейший синод российской православной церкви и свержение монархии в 1917 году М. А. Бабкин
Однако альтернатива действиям синода по отношению к смене формы государственной власти в марте 1917 г. существовала. Она была изложена в действиях и проповедях епископа Пермского и Кунгурского Андроника (Никольского). 4 марта он обратился с архипастырским призывом «ко всем русским православным христианам». Изложив суть Высочайших «Актов» от 2 и 3 марта, он охарактеризовал сложившуюся ситуацию в России как «междуцарствие». Призвав всех оказывать всякое послушание Временному правительству, он сказал: «Будем умолять Его Всещедрого (Бога), да устроит Сам Он власть и мир на земле нашей, да не оставит Он нас надолго без Царя, как детей без матери. …Да поможет Он нам, как триста лет назад нашим предкам, всем единодушно и воодушевлённо получить родного Царя от Него Всеблагого Промыслителя».
19 марта епископ Андроник и пермское духовенство в кафедральном соборе и во всех городских церквах сами присягнули и привели народ к установленной Временным правительством присяге на верность служения государству Российскому. Но, принеся в качестве законопослушного гражданина присягу Временному правительству, епископ Андроник активно вёл монархическую агитацию, связывая с Учредительным Собранием надежды на восстановление царского правления.
«Опасная деятельность» пермского архипастыря (именно так она была расценена местной светской властью и в ведомстве синода) привлекла внимание Комитета общественной безопасности и Совета солдатских и рабочих депутатов г. Перми, от которых 21 марта на имя обер-прокурора Св. синода была отправлена телеграмма с жалобой, что «епископ Андроник в проповеди сравнивал Николая Второго с пострадавшим Христом, взывал к пастве о жалости к нему». В ответ 22 марта обер-прокурор потребовал от мятежного епископа разъяснений и отчёта о его деятельности, направленной на защиту старого строя и «на восстановление духовенства против нового строя».
Переписка между Пермским епископом и обер-прокурором завершилась 16 апреля подробным объяснительным письмом Андроника, в котором говорилось:
«Узаконяющий Временное правительство акт об отказе Михаила Александровича объявлял, что после Учредительного Собрания у нас может быть и царское правление, как и всякое другое, смотря по тому, как выскажется об этом Учредительное Собрание. …Подчинился я Временному правительству, подчинюсь и республике, если она будет объявлена Учредительным Собранием. До того же времени ни один гражданин не лишён свободы высказываться о всяком образе правления для России; в противном случае излишне будет и Учредительное Собрание, если кто-то уже бесповоротно вырешил вопрос об образе правления в России. Как уже неоднократно и заявлял, Временному правительству я подчинился, подчиняюсь и всех призываю подчиняться. …Недоумеваю - на каком основании Вы находите нужным …обвинять меня «в возбуждении народа не только против Временного правительства, но и против духовной власти вообще»».
Таким образом, действия епископа Андроника по признанию власти Временного правительства, по «временному» признанию народовластия не были односторонне направленными и не исключали возможности реставрации монархии, вследствие теоретически возможного решения об этом Учредительного Собрания. Аналогичные проповеди о «междуцарствии», о необходимости возврата монархии вели и другие, хотя и немногочисленные представители духовенства: например, священник А. Долгошевский из села Синие Липеги Нижне-Девицкой волости Воронежского уезда. Он призывал паству: «Молитесь Богу о царе. Бог поможет нам опять царя восстановить на царство. Без царя немыслимо нам жить».
Альтернатива действиям Св. синода была и по отношению к исправлению содержания богослужебных чинов и молитвословий. Так, священник Алексий (Вешняков) Троицкой Устьевской церкви Вологодской епархии на протяжении весны 1917 г. совмещал молитвы и о Временном правительстве, и о царской власти, подчёркивая в богослужениях временный характер новой формы правления. Молитва о царе вплоть до конца марта и даже до середины апреля 1917 г. возглашалась и в отдельных приходах различных епархий, в пригородах Петрограда и в действующей армии.
Возможность возврата России к монархии рассматривал и основанный в Петрограде 7 марта 1917 г. так называемый «обновленческий» «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян». В его программе отмечалось, что союз «с ней (монархией) дела никогда иметь не может и не будет», что «союз хочет быть за народ, а не против народа». То есть и «обновленцы», определённо высказываясь о желаемой для них республиканской форме правления, открыто выступали против монархического государственного строя, чем фактически указывали на сложившееся в России «междуцарствие».
Таким образом, весной 1917 г. в Православной церкви со стороны отдельных (единичных) представителей духовенства звучали проповеди и молитвословия, в которых отражалось сложившееся в стране «междуцарствие». Деятельность этих священнослужителей соответствовала положениям «Акта…» вел. кн. Михаила Александровича о временной «неопределённости» формы власти в России. Но, расходясь с действиями Св. синода, сводившимися к поддержке «укрепления и углубления» революционных преобразований в государстве, эта промонархическая проповедническая деятельность являлась не более, как выражением частного мнения отдельных представителей духовенства. Соответственно, в синодальном ведомстве она автоматически расценивалась как «возбуждение народа против духовной власти».
В первых числах марта 1917 г. среди духовенства существовали и отличающиеся от установленной синодом формы поминовения государственной власти: «О Богохранимой Державе Российской и правительстве ея»,«О благоверных предержащих властях» и др.
Эти молитвы были довольно расплывчаты по своему содержанию. Однако это было вызвано неопределённостью самой российской власти до окончательного решения Учредительного Собрания. Некоторые священнослужители вообще опускали молитвенное поминовение государственной власти. Постановления же Св. синода об упразднении молитв о царе и о необходимости на богослужениях молиться только о народовластии (о Временном правительстве), по сути не оставляли шанса для возвращения Учредительным Собранием российской монархии хотя бы даже в конституционной форме.
О стремлении синода РПЦ к сотрудничеству с новой властью свидетельствует участие его членов в финансовой программе Временного правительства «Заём Свободы 1917 г.». Её целью была компенсация государственных расходов на военные нужды. Согласно синодального определения от 29 марта, всем юридическим лицам РПЦ (церквам, монастырям, различным епархиальным учреждениям и проч.) предписывалось вкладывать все свободные деньги в приобретение облигаций выпускаемого внутреннего 5%-го займа. А духовенство своей проповеднической деятельностью обязывалось содействовать его успешному распространению среди населения.
Причём соответствующие обращения пастырей к народу должны были предваряться чтением двух «Поучений», прилагаемых к тому же определению. В первом «Поучении с церковного амвона» царское правительство (упоминаемое как «негодные люди») подвергалось жёсткой критике едва ли не за провокацию кризиса в стране, за срыв снабжения армии боеприпасами и продовольствием, за передачу планов военных действий немцам, обвинялось в упадке всех государственных дел.
Свержение монархии объявлялось закономерным и происшедшим по божественной санкции. В «Поучении», в частности, говорилось: «Старое правительство довело Россию до края гибели. /…/ Народ восстал за правду, за Россию, свергнул старую власть, которую Бог через народ покарал за все её тяжкие и великие грехи». При этом Временное правительство легитимировалось: оно объявлялось «избранным народом - тем самым народом, который завоевал себе свободу и свергнул поработителей этой свободы». Паства призывалась жертвовать деньги на производство вооружений и амуниции. Причём, согласно «Поучения», продолжать войну следовало, чтобы не допустить возвращения старого порядка, который-де мог вернуться в случае победы Германии и воцарения в России какого-либо немецкого принца. В целом, участие в «Займе Свободы» всенародно объявлялось духовенством «нашим прямым и святым долгом перед матерью нашей Россией».
Аналогичным было и второе «Поучение». В нем, в частности, констатировалось дарование новой властью всем российским гражданам «светлых прав свободы, равенства и братства» и содержались призывы к пастве своим участием в займе отстоять завоёванную свободу и помочь Временному правительству довести войну до конца.
Призывы к гражданам об участии в «Займе Свободы», согласно распоряжению высшей духовной власти, весной и летом 1917 г. многократно звучали с десятков тысяч церковных амвонов и со страниц центральных и епархиальных изданий.
Об отношении Св. синода к революции свидетельствует и его роль в принятии народом России новой государственной присяги. Учитывая, что основную массу населения страны составляли верующие, то участие священнослужителей в церемонии принятия присяги давало Временному правительству возможность укрепить свои позиции и привлечь население на свою сторону.
Новая власть сохранила религиозный характер государственной присяги. Её новая форма была установлена 7 марта 1917 г. - «присяга или клятвенное обещание на верность службы Российскому Государству для лиц христианских вероисповеданий». В присяге, в частности, говорилось: «…Обещаюсь перед Богом и своею совестью быть верным и неизменно преданным Российскому Государству. …Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею Народа при посредстве Учредительного Собрания. …В заключении данной мною клятвы осеняю себя крестным знамением и нижеподписуюсь».
9 марта определением синода эта присяга по духовному ведомству была объявлена «для исполнения», о чём по всем епархиям были разосланы соответствующие указы. Также было признано необходимым участие духовенства в церемониях принятия новой присяги. Отмены действия предыдущей присяги на верность императору, а также «освобождения» граждан от её действия со стороны Св. синода не последовало. Поэтому прежняя присяга, на верность царю, по сути, осталась действующей.
Показателен факт: синод повелел народу присягать новой власти до того, как призвал паству ей подчиниться. Об этом можно судить, исходя из сопоставления номеров его определений, принятых 9 марта. Так, определение об обращении «по поводу переживаемых ныне событий» имеет порядковый № 1280, а об объявлении государственной присяги «для исполнения» - № 1277. Что, на наш взгляд, свидетельствует о наличии у членов синода желания быстрее, вопреки даже логике последовательности действий, привести православную паству к присяге новой власти. В первую очередь, синод не пытался объяснять народу суть происшедших изменений в политическом устройстве страны, а стремился быстрее привести его к присяге Временному правительству. Иными словами, он стремился закрепить завоевания революции и придать ей необратимый характер.
Российское духовенство спокойно пошло не только на изменение государственной присяги и на служение совершенно другой - светской, немиропомазанной власти, но и на нарушение предыдущей своей присяги «на верноподданство», по сути - на клятвопреступление. Личным примером нарушения присяги на верность императору духовенство спровоцировало на это и остальных граждан России. Утверждать это позволяет тот факт, что присяга «на верноподданство» носила ярко выраженный религиозный характер, и духовенство в церемониях присяги играло едва ли не главную роль. Более того, согласно «Своду законов Российской империи» почтение к царю воспринималось скорее как обязанность веры, нежели как гражданский долг. Поэтому мнение Св. синода было решающим: его легковесное отношение к присяге на верность императору обусловило такое же отношение к ней и со стороны граждан.
В первые дни и недели революции, по причине введения новой государственной присяги без отмены старой, среди православной паствы возникла некоторая растерянность. В качестве примера можно привести слова из письма, подписанного «православными христианами» и адресованного членам Св. синода. Авторы обращались с просьбой разрешить их разногласия относительно сакрального характера принятия присяг. Если прежней клятвой на верноподданство царю, как якобы ничего не значащей, власти решили пренебречь, то такое же несерьёзное отношение у народа будет и к новой присяге на верность или новому царю, или же Временному правительству. Также отмечалось, что их вопросы как действовать в создавшейся обстановке приходские священники оставляют без ответа, в результате у паствы возникают сомнения. Поэтому миряне решили обратиться с вопросами непосредственно к членам синода: “Как быть со старой присягой и с той, которую принимать заставят? Какая присяга должна быть милее Богу первая, аль вторая?”. Синод оставил письмо без ответа.
Данное обращение к синоду свидетельствует не только о наличии монархических симпатий у определённой части православных христиан, но и о том, что те расценивали политическую ситуацию в России, по сути, как “междуцарствие”. Молчание же иерархов в большей степени объясняется их нежеланием рассматривать положение России в послефевральский период 1917 г. как “переходное”, грозившее возвратом монархии, а следовательно и возобновлением участия императора в церковных делах.
Остановимся на тексте присяги, установленной Временным правительством для своих министров 11 марта. В ней говорилось: «…Обещаюсь и клянусь пред Всемогущим Богом и своею совестью служить верою и правдою народу Державы Российской, …и всеми предоставленными мне мерами подавлять всякие попытки, прямо или косвенно направленные к восстановлению старого строя. …Клянусь принять все меры для созыва …Учредительного Собрания, передать в руки его полноту власти, …и преклониться пред выраженною сим Собранием народною волею об образе правления и основных законах Российского Государства. В исполнении сей моей клятвы да поможет мне Бог».
Здесь содержится определённое противоречие: с одной стороны, члены Временного правительства обещали принять и признать выбранный народными представителями в Учредительном Собрании образ правления; с другой, - всячески подавлять любые попытки к восстановлению прежнего монархического строя. Таким образом, в марте 1917 г. граждане России давали клятву верности правительству, члены которого явно превышали свои полномочия. Духовенство же Православной церкви (и, в первую очередь, члены Св. синода), приводя паству к присяге на верность новой власти, являлось добровольным помощником и верным союзником правительства в его начинаниях.
Действия как членов Временного правительства, так и Святейшего синода были направлены на создание республиканского государственного устройства в России. Подготовляя, предвосхищая и обусловливая республиканский выбор Учредительного Собрания и Св. синод, и Временное правительство стремились не допустить даже обсуждения политического вопроса о временно образовавшемся российском «междуцарствии», упоминая в своих официальных документах лишь необратимый характер произошедших в феврале - марте 1917 г. событий. Большую роль в этом процессе сыграла не столько светская, сколько духовная власть: определение синода об изменении богослужебных чинов и молитвословий, а также его послание «по поводу переживаемых ныне событий» датированы 7-8 и 9 марта декларирование же Временным правительством недопущения возврата старого строя состоялось 11 марта. То есть в снятии с повестки дня вопроса о возможности установления в России монархического правления духовная власть опередила светскую.
Ещё одним важным аспектом, характеризующим отношение высшей церковной иерархии РПЦ к революционным событиям, является внесение изменений в чинопоследования поставления и рукоположения церковно- и священнослужителей, осуществлённые в марте 1917 г.
Новшества затронули, во-первых, тексты так называемых “ставленнических” присяг, которые в обязательном порядке произносились посвящаемыми в псаломщика и рукополагаемыми в дьяконский и в иерейский чин. Во-вторых, трансформировалось содержание так называемых “ставленнических допросов”, осуществляемых перед соответствующим посвящением и рукоположением.
Ставленнические чины РПЦ, в отличии от основных, ежедневно совершаемых богослужебных чинов, имели ряд особенностей. Во-первых, они редко использовались. Все клирики проходили каждый ставленнический чин раз в жизни: перед соответствующим возведением в последующую степень церковно- или священнослужения. Другой особенностью было то, что ставленнические чины совершались не публично, а келейно, наедине с духовником (исповедь и присяга) или с членами Духовной консистории («допрос»), то есть, в определённом смысле - тайно.
Вопрос об изменении текстов ставленнических чинов Св. синод рассматривал 24 марта. Согласно принятому решению, их исправление осуществлял архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский). В тот же день новый текст допросов и присяг синодом был утверждён и введён для всех епархий РПЦ.
Изменения коснулись первой части всех трёх (для псаломщика, дьякона и священника) ставленнических присяг, в которых содержались обязанности рукополагаемых (поставляемых) как членов государства. Суть исправлений заключалась в следующем: из присяг полностью вычёркивалось пространное обещание верности императору. Вместо неё (после того, как ставленник именовал себя и говорил, что обещает и клянётся пред Богом и св. евангелием) вводилась фраза: “быть верным подданным Богохранимой Державе Российской и во всём по закону послушный Временному Правительству ея”. Каких-либо других нововведений, касающихся отношений с государственной властью, произведено не было. В ставленнических «допросах» изменения свелись к упразднению упоминания императора.
Однако в практике РПЦ в марте 1917 г. существовали альтернативные формы ставленнических присяг. Например, архиепископ Донской и Новочеркасский Митрофан (Симашкевич) из ставленнической присяги полностью убрал начальную часть, содержащую присягу “на верноподданство”. В заключительную часть он ввёл фразу, дословно заимствованную из “клятвенного обещания на верность службы Российскому Государству” (установленного новой властью 7 марта): “Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления(выдел. нами. - М.Б.) волею народа при посредстве Учредительного Собрания”.
Таким образом, в присягах ставленников Донской епархии фактически указывалось на сохранявшуюся в России (вплоть до соответствующего решения Учредительного Собрания) неопределённость формы государственного правления. В аналогичных присягах, введённых синодом для использования во всех епархиях РПЦ, об этом не упоминалось: смена формы власти, согласно им, была как будто бы окончательной. На основании этого примера можно заключить, что члены синода (по крайней мере в данном случае) были политически настроены левее, чем подведомственное им духовенство.
Итак, исследование новых форм государственной и церковной присяг, а также ставленнических чинов позволяет сделать некоторое обобщение:
Все члены православного причта, готовящиеся к возведению в какие-либо степени церковно- или священнослужения, как члены государства и как ставленники давали две соответствующие присяги. В первой из них, установленной Временным правительством, говорилось о временной «неопределённости» образа правления в России (о предстоящем выборе формы правления). Во второй, установленной Св. синодом РПЦ, об этом не упоминалось, но говорилось о смене формы власти как о свершившемся факте. Поэтому присяга, установленная синодом, в политическом аспекте оказалась левее присяги, установленной Временным правительством.
Кроме того, анализ прежних и новых ставленнических, богослужебных и других церковных чинов позволяют заключить, что синод в марте 1917 г. производил упразднение поминовения императора и Царствующего Дома (как в смысле «имярек», так и в смысле поминовения самой царской власти) без учёта характера самого поминовения: будь оно всенародное или тайное, общее или поимённое.
На наш взгляд, объяснять действия синода в феврале - марте 1917 г. привычками «послушания» и «раболепства» перед государственной властью не вполне корректно, потому что уже 7 - 8 марта 1917 г. при возникновении между синодом и правительством определённых разногласий относительно перспектив государственно-церковных отношений, синодальные архиереи вели себя достаточно независимо по отношению к новой власти.
http://rodnaya-istoriya.ru/index.php/istoriya-cerkvi/sinodalniie-period-1700-g.-%E2%80%93-noyabr-1917-g/svyateieshiie-sinod-rossiieskoie-pravoslavnoie-cerkvi-i-sverjenie-monarxii-v-1917-godu.html
Однако альтернатива действиям синода по отношению к смене формы государственной власти в марте 1917 г. существовала. Она была изложена в действиях и проповедях епископа Пермского и Кунгурского Андроника (Никольского). 4 марта он обратился с архипастырским призывом «ко всем русским православным христианам». Изложив суть Высочайших «Актов» от 2 и 3 марта, он охарактеризовал сложившуюся ситуацию в России как «междуцарствие». Призвав всех оказывать всякое послушание Временному правительству, он сказал: «Будем умолять Его Всещедрого (Бога), да устроит Сам Он власть и мир на земле нашей, да не оставит Он нас надолго без Царя, как детей без матери. …Да поможет Он нам, как триста лет назад нашим предкам, всем единодушно и воодушевлённо получить родного Царя от Него Всеблагого Промыслителя».
19 марта епископ Андроник и пермское духовенство в кафедральном соборе и во всех городских церквах сами присягнули и привели народ к установленной Временным правительством присяге на верность служения государству Российскому. Но, принеся в качестве законопослушного гражданина присягу Временному правительству, епископ Андроник активно вёл монархическую агитацию, связывая с Учредительным Собранием надежды на восстановление царского правления.
«Опасная деятельность» пермского архипастыря (именно так она была расценена местной светской властью и в ведомстве синода) привлекла внимание Комитета общественной безопасности и Совета солдатских и рабочих депутатов г. Перми, от которых 21 марта на имя обер-прокурора Св. синода была отправлена телеграмма с жалобой, что «епископ Андроник в проповеди сравнивал Николая Второго с пострадавшим Христом, взывал к пастве о жалости к нему». В ответ 22 марта обер-прокурор потребовал от мятежного епископа разъяснений и отчёта о его деятельности, направленной на защиту старого строя и «на восстановление духовенства против нового строя».
Переписка между Пермским епископом и обер-прокурором завершилась 16 апреля подробным объяснительным письмом Андроника, в котором говорилось:
«Узаконяющий Временное правительство акт об отказе Михаила Александровича объявлял, что после Учредительного Собрания у нас может быть и царское правление, как и всякое другое, смотря по тому, как выскажется об этом Учредительное Собрание. …Подчинился я Временному правительству, подчинюсь и республике, если она будет объявлена Учредительным Собранием. До того же времени ни один гражданин не лишён свободы высказываться о всяком образе правления для России; в противном случае излишне будет и Учредительное Собрание, если кто-то уже бесповоротно вырешил вопрос об образе правления в России. Как уже неоднократно и заявлял, Временному правительству я подчинился, подчиняюсь и всех призываю подчиняться. …Недоумеваю - на каком основании Вы находите нужным …обвинять меня «в возбуждении народа не только против Временного правительства, но и против духовной власти вообще»».
Таким образом, действия епископа Андроника по признанию власти Временного правительства, по «временному» признанию народовластия не были односторонне направленными и не исключали возможности реставрации монархии, вследствие теоретически возможного решения об этом Учредительного Собрания. Аналогичные проповеди о «междуцарствии», о необходимости возврата монархии вели и другие, хотя и немногочисленные представители духовенства: например, священник А. Долгошевский из села Синие Липеги Нижне-Девицкой волости Воронежского уезда. Он призывал паству: «Молитесь Богу о царе. Бог поможет нам опять царя восстановить на царство. Без царя немыслимо нам жить».
Альтернатива действиям Св. синода была и по отношению к исправлению содержания богослужебных чинов и молитвословий. Так, священник Алексий (Вешняков) Троицкой Устьевской церкви Вологодской епархии на протяжении весны 1917 г. совмещал молитвы и о Временном правительстве, и о царской власти, подчёркивая в богослужениях временный характер новой формы правления. Молитва о царе вплоть до конца марта и даже до середины апреля 1917 г. возглашалась и в отдельных приходах различных епархий, в пригородах Петрограда и в действующей армии.
Возможность возврата России к монархии рассматривал и основанный в Петрограде 7 марта 1917 г. так называемый «обновленческий» «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян». В его программе отмечалось, что союз «с ней (монархией) дела никогда иметь не может и не будет», что «союз хочет быть за народ, а не против народа». То есть и «обновленцы», определённо высказываясь о желаемой для них республиканской форме правления, открыто выступали против монархического государственного строя, чем фактически указывали на сложившееся в России «междуцарствие».
Таким образом, весной 1917 г. в Православной церкви со стороны отдельных (единичных) представителей духовенства звучали проповеди и молитвословия, в которых отражалось сложившееся в стране «междуцарствие». Деятельность этих священнослужителей соответствовала положениям «Акта…» вел. кн. Михаила Александровича о временной «неопределённости» формы власти в России. Но, расходясь с действиями Св. синода, сводившимися к поддержке «укрепления и углубления» революционных преобразований в государстве, эта промонархическая проповедническая деятельность являлась не более, как выражением частного мнения отдельных представителей духовенства. Соответственно, в синодальном ведомстве она автоматически расценивалась как «возбуждение народа против духовной власти».
В первых числах марта 1917 г. среди духовенства существовали и отличающиеся от установленной синодом формы поминовения государственной власти: «О Богохранимой Державе Российской и правительстве ея»,«О благоверных предержащих властях» и др.
Эти молитвы были довольно расплывчаты по своему содержанию. Однако это было вызвано неопределённостью самой российской власти до окончательного решения Учредительного Собрания. Некоторые священнослужители вообще опускали молитвенное поминовение государственной власти. Постановления же Св. синода об упразднении молитв о царе и о необходимости на богослужениях молиться только о народовластии (о Временном правительстве), по сути не оставляли шанса для возвращения Учредительным Собранием российской монархии хотя бы даже в конституционной форме.
О стремлении синода РПЦ к сотрудничеству с новой властью свидетельствует участие его членов в финансовой программе Временного правительства «Заём Свободы 1917 г.». Её целью была компенсация государственных расходов на военные нужды. Согласно синодального определения от 29 марта, всем юридическим лицам РПЦ (церквам, монастырям, различным епархиальным учреждениям и проч.) предписывалось вкладывать все свободные деньги в приобретение облигаций выпускаемого внутреннего 5%-го займа. А духовенство своей проповеднической деятельностью обязывалось содействовать его успешному распространению среди населения.
Причём соответствующие обращения пастырей к народу должны были предваряться чтением двух «Поучений», прилагаемых к тому же определению. В первом «Поучении с церковного амвона» царское правительство (упоминаемое как «негодные люди») подвергалось жёсткой критике едва ли не за провокацию кризиса в стране, за срыв снабжения армии боеприпасами и продовольствием, за передачу планов военных действий немцам, обвинялось в упадке всех государственных дел.
Свержение монархии объявлялось закономерным и происшедшим по божественной санкции. В «Поучении», в частности, говорилось: «Старое правительство довело Россию до края гибели. /…/ Народ восстал за правду, за Россию, свергнул старую власть, которую Бог через народ покарал за все её тяжкие и великие грехи». При этом Временное правительство легитимировалось: оно объявлялось «избранным народом - тем самым народом, который завоевал себе свободу и свергнул поработителей этой свободы». Паства призывалась жертвовать деньги на производство вооружений и амуниции. Причём, согласно «Поучения», продолжать войну следовало, чтобы не допустить возвращения старого порядка, который-де мог вернуться в случае победы Германии и воцарения в России какого-либо немецкого принца. В целом, участие в «Займе Свободы» всенародно объявлялось духовенством «нашим прямым и святым долгом перед матерью нашей Россией».
Аналогичным было и второе «Поучение». В нем, в частности, констатировалось дарование новой властью всем российским гражданам «светлых прав свободы, равенства и братства» и содержались призывы к пастве своим участием в займе отстоять завоёванную свободу и помочь Временному правительству довести войну до конца.
Призывы к гражданам об участии в «Займе Свободы», согласно распоряжению высшей духовной власти, весной и летом 1917 г. многократно звучали с десятков тысяч церковных амвонов и со страниц центральных и епархиальных изданий.
Об отношении Св. синода к революции свидетельствует и его роль в принятии народом России новой государственной присяги. Учитывая, что основную массу населения страны составляли верующие, то участие священнослужителей в церемонии принятия присяги давало Временному правительству возможность укрепить свои позиции и привлечь население на свою сторону.
Новая власть сохранила религиозный характер государственной присяги. Её новая форма была установлена 7 марта 1917 г. - «присяга или клятвенное обещание на верность службы Российскому Государству для лиц христианских вероисповеданий». В присяге, в частности, говорилось: «…Обещаюсь перед Богом и своею совестью быть верным и неизменно преданным Российскому Государству. …Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею Народа при посредстве Учредительного Собрания. …В заключении данной мною клятвы осеняю себя крестным знамением и нижеподписуюсь».
9 марта определением синода эта присяга по духовному ведомству была объявлена «для исполнения», о чём по всем епархиям были разосланы соответствующие указы. Также было признано необходимым участие духовенства в церемониях принятия новой присяги. Отмены действия предыдущей присяги на верность императору, а также «освобождения» граждан от её действия со стороны Св. синода не последовало. Поэтому прежняя присяга, на верность царю, по сути, осталась действующей.
Показателен факт: синод повелел народу присягать новой власти до того, как призвал паству ей подчиниться. Об этом можно судить, исходя из сопоставления номеров его определений, принятых 9 марта. Так, определение об обращении «по поводу переживаемых ныне событий» имеет порядковый № 1280, а об объявлении государственной присяги «для исполнения» - № 1277. Что, на наш взгляд, свидетельствует о наличии у членов синода желания быстрее, вопреки даже логике последовательности действий, привести православную паству к присяге новой власти. В первую очередь, синод не пытался объяснять народу суть происшедших изменений в политическом устройстве страны, а стремился быстрее привести его к присяге Временному правительству. Иными словами, он стремился закрепить завоевания революции и придать ей необратимый характер.
Российское духовенство спокойно пошло не только на изменение государственной присяги и на служение совершенно другой - светской, немиропомазанной власти, но и на нарушение предыдущей своей присяги «на верноподданство», по сути - на клятвопреступление. Личным примером нарушения присяги на верность императору духовенство спровоцировало на это и остальных граждан России. Утверждать это позволяет тот факт, что присяга «на верноподданство» носила ярко выраженный религиозный характер, и духовенство в церемониях присяги играло едва ли не главную роль. Более того, согласно «Своду законов Российской империи» почтение к царю воспринималось скорее как обязанность веры, нежели как гражданский долг. Поэтому мнение Св. синода было решающим: его легковесное отношение к присяге на верность императору обусловило такое же отношение к ней и со стороны граждан.
В первые дни и недели революции, по причине введения новой государственной присяги без отмены старой, среди православной паствы возникла некоторая растерянность. В качестве примера можно привести слова из письма, подписанного «православными христианами» и адресованного членам Св. синода. Авторы обращались с просьбой разрешить их разногласия относительно сакрального характера принятия присяг. Если прежней клятвой на верноподданство царю, как якобы ничего не значащей, власти решили пренебречь, то такое же несерьёзное отношение у народа будет и к новой присяге на верность или новому царю, или же Временному правительству. Также отмечалось, что их вопросы как действовать в создавшейся обстановке приходские священники оставляют без ответа, в результате у паствы возникают сомнения. Поэтому миряне решили обратиться с вопросами непосредственно к членам синода: “Как быть со старой присягой и с той, которую принимать заставят? Какая присяга должна быть милее Богу первая, аль вторая?”. Синод оставил письмо без ответа.
Данное обращение к синоду свидетельствует не только о наличии монархических симпатий у определённой части православных христиан, но и о том, что те расценивали политическую ситуацию в России, по сути, как “междуцарствие”. Молчание же иерархов в большей степени объясняется их нежеланием рассматривать положение России в послефевральский период 1917 г. как “переходное”, грозившее возвратом монархии, а следовательно и возобновлением участия императора в церковных делах.
Остановимся на тексте присяги, установленной Временным правительством для своих министров 11 марта. В ней говорилось: «…Обещаюсь и клянусь пред Всемогущим Богом и своею совестью служить верою и правдою народу Державы Российской, …и всеми предоставленными мне мерами подавлять всякие попытки, прямо или косвенно направленные к восстановлению старого строя. …Клянусь принять все меры для созыва …Учредительного Собрания, передать в руки его полноту власти, …и преклониться пред выраженною сим Собранием народною волею об образе правления и основных законах Российского Государства. В исполнении сей моей клятвы да поможет мне Бог».
Здесь содержится определённое противоречие: с одной стороны, члены Временного правительства обещали принять и признать выбранный народными представителями в Учредительном Собрании образ правления; с другой, - всячески подавлять любые попытки к восстановлению прежнего монархического строя. Таким образом, в марте 1917 г. граждане России давали клятву верности правительству, члены которого явно превышали свои полномочия. Духовенство же Православной церкви (и, в первую очередь, члены Св. синода), приводя паству к присяге на верность новой власти, являлось добровольным помощником и верным союзником правительства в его начинаниях.
Действия как членов Временного правительства, так и Святейшего синода были направлены на создание республиканского государственного устройства в России. Подготовляя, предвосхищая и обусловливая республиканский выбор Учредительного Собрания и Св. синод, и Временное правительство стремились не допустить даже обсуждения политического вопроса о временно образовавшемся российском «междуцарствии», упоминая в своих официальных документах лишь необратимый характер произошедших в феврале - марте 1917 г. событий. Большую роль в этом процессе сыграла не столько светская, сколько духовная власть: определение синода об изменении богослужебных чинов и молитвословий, а также его послание «по поводу переживаемых ныне событий» датированы 7-8 и 9 марта декларирование же Временным правительством недопущения возврата старого строя состоялось 11 марта. То есть в снятии с повестки дня вопроса о возможности установления в России монархического правления духовная власть опередила светскую.
Ещё одним важным аспектом, характеризующим отношение высшей церковной иерархии РПЦ к революционным событиям, является внесение изменений в чинопоследования поставления и рукоположения церковно- и священнослужителей, осуществлённые в марте 1917 г.
Новшества затронули, во-первых, тексты так называемых “ставленнических” присяг, которые в обязательном порядке произносились посвящаемыми в псаломщика и рукополагаемыми в дьяконский и в иерейский чин. Во-вторых, трансформировалось содержание так называемых “ставленнических допросов”, осуществляемых перед соответствующим посвящением и рукоположением.
Ставленнические чины РПЦ, в отличии от основных, ежедневно совершаемых богослужебных чинов, имели ряд особенностей. Во-первых, они редко использовались. Все клирики проходили каждый ставленнический чин раз в жизни: перед соответствующим возведением в последующую степень церковно- или священнослужения. Другой особенностью было то, что ставленнические чины совершались не публично, а келейно, наедине с духовником (исповедь и присяга) или с членами Духовной консистории («допрос»), то есть, в определённом смысле - тайно.
Вопрос об изменении текстов ставленнических чинов Св. синод рассматривал 24 марта. Согласно принятому решению, их исправление осуществлял архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский). В тот же день новый текст допросов и присяг синодом был утверждён и введён для всех епархий РПЦ.
Изменения коснулись первой части всех трёх (для псаломщика, дьякона и священника) ставленнических присяг, в которых содержались обязанности рукополагаемых (поставляемых) как членов государства. Суть исправлений заключалась в следующем: из присяг полностью вычёркивалось пространное обещание верности императору. Вместо неё (после того, как ставленник именовал себя и говорил, что обещает и клянётся пред Богом и св. евангелием) вводилась фраза: “быть верным подданным Богохранимой Державе Российской и во всём по закону послушный Временному Правительству ея”. Каких-либо других нововведений, касающихся отношений с государственной властью, произведено не было. В ставленнических «допросах» изменения свелись к упразднению упоминания императора.
Однако в практике РПЦ в марте 1917 г. существовали альтернативные формы ставленнических присяг. Например, архиепископ Донской и Новочеркасский Митрофан (Симашкевич) из ставленнической присяги полностью убрал начальную часть, содержащую присягу “на верноподданство”. В заключительную часть он ввёл фразу, дословно заимствованную из “клятвенного обещания на верность службы Российскому Государству” (установленного новой властью 7 марта): “Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления(выдел. нами. - М.Б.) волею народа при посредстве Учредительного Собрания”.
Таким образом, в присягах ставленников Донской епархии фактически указывалось на сохранявшуюся в России (вплоть до соответствующего решения Учредительного Собрания) неопределённость формы государственного правления. В аналогичных присягах, введённых синодом для использования во всех епархиях РПЦ, об этом не упоминалось: смена формы власти, согласно им, была как будто бы окончательной. На основании этого примера можно заключить, что члены синода (по крайней мере в данном случае) были политически настроены левее, чем подведомственное им духовенство.
Итак, исследование новых форм государственной и церковной присяг, а также ставленнических чинов позволяет сделать некоторое обобщение:
Все члены православного причта, готовящиеся к возведению в какие-либо степени церковно- или священнослужения, как члены государства и как ставленники давали две соответствующие присяги. В первой из них, установленной Временным правительством, говорилось о временной «неопределённости» образа правления в России (о предстоящем выборе формы правления). Во второй, установленной Св. синодом РПЦ, об этом не упоминалось, но говорилось о смене формы власти как о свершившемся факте. Поэтому присяга, установленная синодом, в политическом аспекте оказалась левее присяги, установленной Временным правительством.
Кроме того, анализ прежних и новых ставленнических, богослужебных и других церковных чинов позволяют заключить, что синод в марте 1917 г. производил упразднение поминовения императора и Царствующего Дома (как в смысле «имярек», так и в смысле поминовения самой царской власти) без учёта характера самого поминовения: будь оно всенародное или тайное, общее или поимённое.
На наш взгляд, объяснять действия синода в феврале - марте 1917 г. привычками «послушания» и «раболепства» перед государственной властью не вполне корректно, потому что уже 7 - 8 марта 1917 г. при возникновении между синодом и правительством определённых разногласий относительно перспектив государственно-церковных отношений, синодальные архиереи вели себя достаточно независимо по отношению к новой власти.
http://rodnaya-istoriya.ru/index.php/istoriya-cerkvi/sinodalniie-period-1700-g.-%E2%80%93-noyabr-1917-g/svyateieshiie-sinod-rossiieskoie-pravoslavnoie-cerkvi-i-sverjenie-monarxii-v-1917-godu.html