Александр Исаакович Солженицын - он же сексот "Ветров"
Оригинал взят у yadocent в Лауреат премии имени изобретателя динамита:штрихи к портрету (R)
Будущий писатель и нобелевский лауреат А.И. Солженицын родился 11 декабря 1918 г. в г. Кисловодске. Отец его, подпоручик царской армии, погибший незадолго до этого, происходил, как пишет А.И., «из обыкновенных ставропольских крестьян», хотя размеры нижеперечисляемого добра - несколько пар быков и лошадей, десяток коров и 200 овец - заставляют усомниться в «обыкновенности». Вернее все-таки эпитет «зажиточные». Из богатых кубанских хуторян происходила и мать - Таисия Захаровна Щербак, о которой её сестра Ирина вспоминала: «Она была заносчива, консервативна и вздорна» (кое-что унаследовалось). Как верно подметил О. Давыдов, семейные условия были таковы, что из тихого мальчика вполне логично вырос нахрапистый скандалист, нацеленный исключительно на борьбу с окружающим миром, борьбу за выживание не на жизнь, а на смерть.
«Я не желаю, чтобы имя моего отца упоминалось рядом с именем подонка Солженицына!» - http://www.liveinternet.ru/users/4024870/post 165792985/ (фото, как и вся официальная биография - липа)
После гибели отца семья переехала в Ростов, где мать работала стенографисткой в крайисполкоме, а сын закончил школу и поступил в местный университет. Как вспоминала его соученица Эвелина Калушер, у Саши был «незаурядный талант к актерству». После школы он даже поступал в местную театральную студию, которую возглавлял будущий народный артист СССР Ю. Завадский. Среди школьных друзей она отмечала Лиду Ежерец и Шуру Кагана. Завершим первый штрих парой интересных документов. В журнале «Студенческий меридиан», N 7, 1990 г. была воспроизведена фотокопия школьного аттестата, выданного 22 июня 1936 г. Наркомпросом РСФСР Солженицыну АЛЕКСАНДРУ ИСААКОВИЧУ. А на соседней странице - его собственноручное заявление от 8 июля 1936 г. директору РГУ с просьбой о зачислении в студенты. И здесь он подписывается уже Александром Исаевичем. Под сим именем Солженицын вошел во все последующие справочники. Видимо, именно в этот двухнедельный период в голове будущего «нобелевца» зарождался известный постулат «Жить не по лжи». Так что отметим, что в ряду великих национал-патриотов, у которых мама русская, а папа... Исаак, Жириновский отнюдь не первый.
Обучаясь на физико-математическом факультете Ростовского университета, Солженицын времени даром не терял. Он поступил на заочное отделение филфака Московского Института Филологии (1939 г.), стал сталинским стипендиатом (1940 г.), женился на студентке Наталье Решетовской. Приятель Николай Виткевич вспоминал интересный эпизод: путешествуя по Кавказу, они однажды заглянули в Гори посетить музей Сталина. Он оказался закрытым. Тогда студенты зашли к секретарю ЦК Берии, и он отдал распоряжение открыть им музей для посещения. Вспомним, что всё это происходило в разгар «жутких сталинских репрессий». В студенчестве же Солженицын начал сочинять рассказы и весной 1941 г. даже получил сочувственный отклик от Б. Лавренева.
Началась Великая Отечественная война. Мобилизация, краткосрочные курсы ЛАУ в Костроме, фронт. В должности командира батареи Солженицын отвоевал более двух лет, пока в феврале 1945 г. не был арестован. В истории этой много неясного. Сам Солженицын рассказывает, что замели его за антисталинские ругательства, которыми он обменивался в переписке с фронтовым другом Н. Виткевичем, и признает: «Не хватало все-таки ума сообразить... Ну, не на что обижаться, что дали срок» (из интервью 1992 г.). Хотя, чего уж соображать 26-летнему капитану: ругать Верховного Главнокомандующего во время войны? Да еще в военной переписке, заведомо подвергаемой цензуре!
Разве он не понимал, что подставляет не только себя? Поневоле воспримешь с доверием версию о «самодоносе», которую выдвинул в 1976 г. чешский журналист Т. Ржезач, позже ее изложил в своих неопубликованных мемуарах Л. Самутин, бывший власовец, один из «соавторов» Солженицына, а в 1998 г. российский журналист О. Давыдов. В «Архипелаге ГУЛАГ», описывая следствие и свое поведение на нем, Солженицын становится очень невнятен. Зато из выступлений К. Симоняна, Н. Виткевича можно узнать, что на следствии он заложил буквально всех: и Виткевича, который «с 1940 г. систематически вел антисоветскую агитацию», и Симоняна, который, оказывается, «враг народа, непонятно почему разгуливающий на свободе», и свою жену Н. Решетовскую, и школьную подругу Л. Ежерец, и даже случайного попутчика в поезде, некоего моряка Власова. Правда, посадили только прямого адресата - Виткевича.
Когда много лет спустя профессор К. Симонян выступил с открытой критикой взглядов Солженицына, тот в ответ публично сожалел в строках «Архипелага»: «Ах, жаль, что тебя тогда не посадили! Сколько ты потерял!» (том I, гл. 3). В интервью 1992 г. Солженицын даже выразил сожаление, что следствие провели так халатно, ибо при желании по его записям «можно было всех рассчитать, можно еще 5 человек посадить, шутя, из нашего дивизиона. Ну а следователю лень читать, дураку».
- самодовольный еврей, присвоивший звание "русского писателя"
О. Давыдов, защищая Солженицына, пишет, что это делалось не по злобе или малодушию, а просто вот «демоническое существо, живущее в его душе, тот самый Нахрап, который убежден в том, что... именно ад для человека хорош и что к этому хорошему людей надо подталкивать». Но что до этих душевно-раскольниковских терзаний, например, Виткевичу, получившему 10 лет (сам Солженицын получил 8 лет)? А другим, которые могли угодить туда же? Вот и следователь, не мудрствуя лукаво, определил А.И. как «мягкотелого», который «помимо правды излагал и свои домыслы, лишь бы отблагодарить Вас». Зачем? А чтоб оказаться подальше от передовой, где могут убить. Самострелом или дезертиром уйти опасно, а вот получить небольшой срок за «непозволительные разговорчики», да накануне победы и, значит, неизбежной амнистии - чем не выход? Тюремные страдания? Посчитаем: из своего срока он полгода отбыл в СИЗО, год в тюрьме на Калужской заставе, 4 года в «шараге» (тюремном НИИ) и 2,5 года - самых трудных - на общих работах в Экибастузе. Как он страдал в СИЗО и тюрьме: «Какая же уютная жизнь - шахматы, книги, пружинная кровать, добротные матрасы, чистое белье. Да я за всю войну не помню, чтоб так спал. Натертый паркетный пол... Нет, таки эта центральная политическая тюрьма - чистый курорт... Я вспомнил сырую слякоть под Вормдитом, откуда меня арестовали и где наши сейчас месят грязь и мокрый снег, чтоб не выпустить немцев из котла» («Архипелаг ГУЛАГ», том I, гл. 5). А вот о шараге: "Середину срока я провел на золотом острове, где арестантов поили, кормили, содержали в тепле и чистоте». В Экибастузе Солженицын-бригадир угодил в январскую 1952 г. забастовку заключенных, но до конца её не отследил - лег в больницу на операцию, вовремя вспомнив о своей опухоли.
Пребывание в местах заключения Солженицын беллетризованно описал во многих сочинениях, например, о «шарашке» - роман «В круге первом». Но воспринимать его тексты слишком доверчиво не стоит. В первую очередь это относится к истории с вербовкой в «стукачи». Собственноручные показания в 12 главе «Архипелага» (да, согласился, подписался на вербовку, но ни на кого не донёс, ушел на этап) вызывали сомнения у всех «сидельцев». Бывший меньшевик М. Якубович, один из «соавторов», в неопубликованной статье «Постскриптум к «Архипелагу»» писал: «Если б это сообщение исходило не от самого Солженицына, я бы, пожалуй, и не поверил... Уверения Солженицына, что работники органов, не получая от «Ветрова» обещанной информации, добродушно с этим примирились и, мало того, послали этого обманщика в спецлагерь с несравненно лучшими условиями - сущая нелепица... Покрытый на Западе славой неустрашимого борца против «варварского коммунизма», сидя на мешке золота... Солженицын все-таки не знает покоя. Его, несомненно, обуревает страх... А вдруг КГБ выступит с разоблачениями и опубликует во всемирное сведение тайну «Ветрова» - каков будет удар для репутации «пророка» и лауреата? Так не лучше ли упредить, перехватить, подать разоблачение в своей версии, в своей интерпретации: да, я был секретным осведомителем, но в действительности я никаких доносов ни на кого не делал... Такова психологическая причина саморазоблачения Солженицына».
Другой «соавтор», Л.Самутин, утверждает: «Этот рассказ рассчитан на людей совершенно несведущих... Но мы, обломанные лагерями старые зеки, твердо знаем: такое было невозможно! Нельзя поверить, чтобы, дав подписку «стучать», от опера можно было так легко отделаться. Да еще как? Переводом на привилегированное положение в особый лагерь... Этот документ о переводе приходит из Управления лагерей и поступает к начальнику лагеря. Но никак не минует и оперуполномоченного, без визы которого в действие приведен быть не может. Характеристику на переводимого пишет он же... А хорошую характеристику на взявшего обязательство, а потом нагло уклонившегося от этого дела какой опер напишет? Где найдется такой дурак? Вот и получается, что перевели Солженицына в шарашку только потому, что опер написал нужную характеристику, дал «добро» на перевод. Не надо больше разжевывать, что означало такое «добро»».
В 1978 г. в немецком журнале «Нойе политик» была опубликована посмертная работа криминолога Франка Арнау, в основном повторяющая аргументацию М. Якубовича. Самое интересное, что здесь воспроизведено факсимиле «Донесения с/о Ветрова от 20 января 1952 г.». Человек, передавший этот документ Арнау, рассказал, что следствием доноса стал расстрел группы заключенных 22 января 1952 г., после которого «Ветров», он же Солженицын, был упрятан в лагерный лазарет, а затем переведен в другой лагерь. Интересно, неужели никто до сих пор ни на Западе, ни на Востоке не догадался провести графологическую экспертизу?
- СССР должен быть уничтожен! призыв к руководству США применить против России ядерное оружие.
Отбыв срок, Солженицын уезжает в ссылку в Казахстан, работать учителем. После официальной реабилитации 6 февраля 1957 г. перебирается в Россию (Владимир, Рязань). В 1959 г. за три недели написал «Один день Ивана Денисовича». Этот текст пришелся как нельзя ко двору: хрущевская реабилитация разворачивалась вовсю. Повесть вышла в «Новом мире», N 11, 1962 г., сразу была переиздана в «Роман-газете», N 1, 1963 г. (оцените скорость) и сделала автора популярным. Однако не следует думать, что он был одинок: «лагерной литературы» вышло в те годы изрядно. И тут в Солженицыне взыграла ревность. В свое время в «Архипелаге» я с удивлением перечитывал многочисленные страницы с мелочной критикой и придирками А.И. к другим авторам темы. И «Повесть о пережитом» Б. Дьякова («Звезда», N 3, 1963 г.) ему не такая, и Побожий с «Мертвой дорогой» плох («Новый мир», N 8, 1964 г.), и Галич («Известия», июль, 1959 г.), и легендарный генерал Горбатов («Новый мир», N 4, 1964 г.), и Алдан-Семенов, и Серебрякова, и Вяткин. А Г.Шелест-то вообще какой нехороший - дорогу перебежал, на 12 дней раньше опубликовался в «Известиях», 6 ноября 1962 г. Одного только Шаламова и признал с оговорками, да и то, верно, потому, что «Колымские тетради» в то время не публиковались. Хотелось быть монополистом? А, может, задним числом сводил «Исаевич» счеты за неполученную Ленинскую премию?
Тут позвольте отступление. Было это давным-давно, еще когда я учился в школе. Время было самое что ни на есть застойное - конец 1970-х. Школа была вполне средняя и даже не в областном центре. И вот когда-то на уроке русской литературы зашла речь о Солженицыне. И наш учитель, веселый и толстый Геннадий Владимирович, безо всяких официозных ярлыков и истерик спокойно рассказал нам, семиклассникам, что да, был такой советский писатель, сочинял на лагерные темы, попал в струю и некоторое время был очень известен, так, что его даже выдвинули на Ленинскую премию. Но потом обстоятельства резко изменились (теперь я понимаю, что учитель намекал на снятие Хрущева) и премию ему не дали. Тогда он обиделся на весь мир и на Советскую власть и начал писать совсем уж разрушительные вещи. За что и получил по шапке. Это показалось нам вполне справедливым. Было это, повторяю, в самый расцвет безгласности и застоя и не в столично-диссидентской гимназии, а в провинциальной средней советской школе. И никто нашего словесника за такую крамолу (школьникам! О Солженицыне!) в КГБ не тягал. Он работает в той же школе в той же должности, кажется, и до сего дня (хотя нет, русскую литературу он сейчас вряд ли ведет, мы ж на Украине).
- подельники: Сахаров, Боннэр - дочь секретаря ЦК компартии Армении, сотрудник НКВД.
Год 1963 г. был для Солженицына действительно удачей. Он вступил в Союз писателей, бросил учительство, купил «Москвич». Один за другим пошли в журналах многочисленные рассказы. В декабре он появился в списке кандидатов на Ленпремию. «Новый мир» готовил к публикации роман «В круге первом». Лояльность А.И. дошла до пика во время приснопамятной встречи Хрущева с писателями. Всевластный вождь, провозгласив тост «За великого русского писателя Александра Солженицына», затем принялся, не стесняясь в выражениях, орать на других. В результате И. Эренбург был доведен до предынфарктного состояния, М. Алигер упала в обморок. Перечить захмелевшему Хрущеву осмелились только Н. Грибачев и Е. Евтушенко. А что же «великий правдолюбец» и «воитель за свободу творчества»? Он, сидючи одесную от громовержца, скромно отмолчался.
Однако дни «Никиты Кукурузного» были сочтены. И с его снятием дело с публикацией «Круга» застопорилось. А потом грянул 1965 г. с малопонятной суетой Солженицына: он со скандалом забирает рукопись из «Нового мира» и сдает на хранение В. Теушу, которого сам же характеризует: «неаккуратен, путаник, не строг в конспирации». И в сентябре 1965 г. рукопись вместе с архивом изымается КГБ. Солженицын впадает в отчаяние, но продолжает свободно публиковаться: «Литературная газета», «Новый мир». Бюро секции прозаиков СП осенью 1966 г. рекомендует к печати его новый роман «Раковый корпус». Первый секретарь СП СССР К. Федин о беседе с первым секретарем ЦК КПСС Л. Брежневым: «Что я мог хорошего сказать о Солженицыне? Но и плохого я тоже не сказал». В мае 1967 г. Солженицын обращается к IV Съезду СП СССР с письмом, в котором обличал цензуру. Послание он размножил и разослал по 250 адресам. Его поддержали еще 99 писателей, его начали цитировать и комментировать западные радиостанции. Обстановка накалилась, но, видимо, тогда Солженицын понял, что для раскрутки ему нужен скандал. В мае 1967 г. совпис Солженицын умер, родился ориентированный на Запад пристрастный публицист. В 1968 г. там издают «Корпус» и «Круг». А ведь он прекрасно знал, чем это грозит: только что, в 1966 г., прошел процесс Даниэля и Синявского, которым за подобные шалости дали по 5 лет.
И машина завертелась. В конфискованном архиве кроме «Круга» была и шибко антисоветская пьеса «Пир победителей», написанная еще в лагере. Ее отдали рецензентам. Последовали громы и молнии. Т. Хренников: «В прежнее время его за такую пьесу бы расстреляли». М. Шолохов: «Поражает какое-то болезненное бесстыдство автора... Форма беспомощна и неумна. О содержании и говорить нечего. Все командиры либо законченные подлецы, либо колеблющиеся и ни во что не верящие люди... Почему осмеяны солдаты русские и татары? Почему власовцы - изменники Родины - прославлены как выразители чаяний русского народа? Если Солженицын психически нормален, тогда он по существу открытый и злобный антисоветский человек». На заседании Секретариата СП СССР в сентябре Солженицыну предложили отмежеваться от Письма съезду. Он отказался. Конфликт нарастал. Тогда же был закончен и переснят «Архипелаг ГУЛАГ». Пленки улетели на Запад. 4 ноября 1969 г. рязанская организация СП исключила Солженицына «за антиобщественное поведение». Твардовский предложил ему апеллировать, но А.И. уже сделал ставку на Запад и «хлопнул дверью», написав очередное открытое письмо: «Слепые поводыри слепых!.. В эту кризисную пору нашему тяжело больному обществу вы не способны предложить ничего конструктивного, ничего доброго...» Он не промахнулся - летом 1970 г. его выдвинули на Нобелевскую премию.
К этому времени относится некрасивая история «нобелевского развода». Наталья Решетовская, дожидавшаяся его из лагеря, забросившая ради него всё: научную карьеру, музыку, корпевшая над перепечаткой и редактированием его многостраничных опусов, - была оттеснена новой пассией - Натальей Светловой. Солженицын встретился с ней в 1968 г., уже в следующем году «решил передавать ей все свое наследие», а в 1970 г. твердо решил получать Нобелевскую премию с «матерью своего первенца». Намечая эмиграцию, «великий христолюбец» поначалу ничего не имел против того, чтоб иметь под рукой сразу двух женщин: Светлова сидела бы в Союзе, храня рукописи и воспитывая детей, а Решетовская с ним за границей печатала бы «Красное колесо» (Первый узел - «Август 14-го» - уже был готов и получил высокую оценку Твардовского). Однако после объявления Нобелевского лауреатства 8 октября 1970 г. он потребовал «жертв». Решетовская все поняла и попыталась отравиться. Откачали её с трудом - на соседней даче случайно оказался фельдшер. Солженицын посетил её в больнице через 10 дней, сказал много красивых слов и между делом поинтересовался, когда она выписывается, чтоб съездить в Рязань в ЗАГС. Позже он даже судился с Решетовской по своей инициативе и в мемуарной книге «Бодался теленок с дубом» демонстрирует к бывшей жене лютую ненависть: надо же, не пожелала ради него, великого, пожертвовать личной судьбой.
- жизнь удалась - в думах о России
Следующий штрих: события 1973 г. Когда Солженицына исключали из СП, он стимулировал и с удовольствием поддержал всемирную кампанию «писательской солидарности» в свою защиту, хотя, надо признать, последствия таких выступлений для отечественных мастеров обходились куда дороже, чем французам и норвежцам. В своей нобелевской лекции (1972 г.) Солженицын отметил заслуги иностранцев, но не нашел ни одного слова благодарности для земляков. Меж тем вслед за ним из СП исключили А. Галича, Е. Маркина, Б. Чичибабина, В. Максимова. Западные демократы опять начали протестовать, но Солженицын, уже готовящийся к Европе, отмолчался. Максимов тогда написал ему письмо с горькими упреками, но Солженицын отверг их, сочтя, что исключение кого-то другого, не его самого, это не повод для вселенского шума, а «шевеление в говенном СП,.. которое даже трудно назвать преследованием» (письмо от 4 июля 1973 г.). Позже в мемуарах он высказался еще откровеннее: «Я не защищал и его, как остальных, всё потому же: разрешив себе заниматься историей революции и на том отпустив себе все прочие долги, и по сегодня не стыжусь таких периодов смолкания: у художника нет другого выхода, если он не хочет искипеться». Эгоцентризм высшей марки! В. Максимов, диссидент и эмигрант, в статье 1994 г. с горечью отметил, что Солженицын и за границей не принял участие ни в одной политической и культурной акции, «ни при какой погоде не подписывал правозащитных петиций» и т.д. Зато он не постеснялся довести до самоубийства директора «Имка-пресс» И. Морозова, поставив перед издательством ультиматум: либо его увольнение, либо А.И. их разорит. Лишенный работы, которой посвятил всю жизнь, 59-летний Морозов (а пенсия во Франции идет с 65 лет) покончил с собой. Что же Солженицын? А ничего.
Но вернемся в 1973. В августе у хранителей архива Е.Д. Воронянской и Л.А. Самутина была изъята рукопись «Архипелага». Воронянская не выдержала потрясения и повесилась. Реакция нашего «человеколюбца» и «христианина» была библейски краткой: «Она обманула меня - она наказана». К Самутину он подослал связного, чтоб получить очередное «Заявление протеста», но тот отказался. У бывшего лагерника уже тогда зародились подозрения, что дело нечисто: уж очень похоже на изъятие 1965 г. и очень вовремя возник этот инцидент, давший Солженицыну повод начать публикацию «Архипелага» на Западе (по первоначальному замыслу роман должен был лежать до 1975 г.). Логика проста: уже три года не выходят столь разрекламированные А.И. «ежегодные» романы из истории русской революции. Интерес на Западе остывает. А тут лежит без движений такая «бомба». Уж не сам ли Солженицын «сдал» архив? Кстати, архив 1965 г. открыто лежал в Прокуратуре, и ему ОФИЦИАЛЬНО предлагали его забрать в любое время, но А.И. гордо отказался, хотя продолжал сочинять протесты и требования. О. Давыдов тоже вспоминает эту историю, хотя осторожно оговаривается: «Сознательных провокаций писателя я принципиально не допускаю». И вот в декабре 1973 г. грохнуло: в Париже вышел I том «Архипелага ГУЛАГ». Шум поднялся невероятный. Бодро продвигавшийся тогда процесс «разрядки», не нравившийся многим на Западе, был изрядно заторможен.
Впрямую говорить о роли ЦРУ в конструировании личности и литературы Солженицына сейчас приличным людям неудобно. Это Жириновский мог в 1994 г. тиснуть в «Московский Комсомолец» соответствующую статью. Это Н.Н. Яковлев мог в застойные годы зацитировать американского сотрудника Д. Бима: «Первые варианты рукописей Солженицына были объемистой многоречивой сырой массой, которою нужно было организовывать в понятное целое, их нужно было редактировать». (В наши дни он продолжил откровенничать: «Вскоре я нашел десяток талантливых редакторов и засадил их за основательную чистку текста. Получилась книга «Архипелаг ГУЛАГ»,.. которая помогла сокрушить диктатуру пролетариата в СССР»).
Подробный разбор «главного труда» занял бы слишком много места, так что отошлем желающих к прекрасной аналитической рецензии историка Р. Медведева, написанной по горячим следам в 1974-1976 гг. и опубликованной в «Правде» в 1989-1990 гг. Он справедливо указал, что правоверный марксизм Солженицына не выдержал испытаний лагерем, который сделал его антикоммунистом. Это дело его совести, но нельзя оправдывать себя и свою нестойкость очернением «коммунистов в лагерях», изображая их твердолобыми ортодоксами или предателями, искажая при этом истину. Недостойно христианина, каковым себя считает Солженицын, злорадствовать и глумиться по поводу расстрелянных в 1937-1938 гг. большевиков, рассматривая это как возмездие за «красный террор». И уж совсем недопустимо прослаивать книгу «незначительным по количеству, но внушительным по составу элементом тенденциозной неправды».
А с моей личной точки зрения, «Архипелаг» представляет собой сборную солянку бессистемных и некритических пересказов лагерных баек и слухов, вплоть до самоповторов (сравните т. 1, гл. 6 и т. 3, гл. 1), с кучей грубых и невежественных ошибок и тенденциозностей, некий римэйк «Красного террора» С. Мельгунова. Кстати, аналогичного мнения придерживались Н. Виткевич, Л. Самутин, Н. Решетовская. Характерная деталь: живописуя жуткие НКВДешные пытки, Солженицын излагает всё со слухов из вторых рук, ибо и он сам, и его одноделец Виткевич, и его соавтор Самутин, и его герой Бурковский на личном следствии не получили ни единой оплеухи. А уж страсть к преувеличениям... Ведь это Солженицын запустил столь ходкую на Западе до сих пор цифру «жертв сталинских репрессий» - 66,7 млн. человек. Когда при «перестройке» историк В. Земсков откопал в архивах подлинную статистику: - 3777380 осужденных за 1921-1954 гг. ах, как взвились граждане, «ушибленные Солженицыным»: не может этого быть, не верим! Даже протестующие письма писали. Но ведь документ есть документ, в отличие от баек, пусть даже печатных. Интересно, извинился ли Солженицын хоть раз за свою «клюкву»? Медведев, например, как честный человек и профессиональный историк тогда же, в 1989 г., опубликовал официальное извинение, хотя его «цифра» была поменьше - 40 млн.
- барин приехал в Европу
12 февраля 1974 г. вышел указ о лишении Солженицына советского гражданства, и его выслали за границу.
Начались гастроли: Франция, Англия, Испания. В США 30 июня 1975 г. «русский патриот» заявил: «Я друг Америки... США давно проявили себя как самая великодушная и самая щедрая страна в мире... Ход истории сам привел вас - сделал мировыми руководителями... Пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела». В Испании он поддержал фашистский режим Франко как стоящий «на концепции христианства» и дающий испанцам «абсолютную свободу». Ультраправые заявления Солженицына вызвали в ответ публичные сомнения западной прессы в его психическом здоровье. Журнал «Ньюсуик» процитировал диалог: «Президент Р. Никсон: «Да ведь Солженицын правее Барри Голдуотера!» Госсекретарь Г. Киссинджер: «Нет, господин президент. Он правее царей». И подытожил: «Надуется ли Запад из-за того, что один из его ведущих идеологических героев на деле оказался аполитичным дураком-святошей?»».
К 1974 г. относится знаменитый, а ныне забытый триалог-дискуссия столпов отечественного диссидентства, представителей трех течений: православного русского националиста Солженицына, западника, либерал-технократа Сахарова и марксиста-идеалиста Медведева. Заварил кашу «Исаевич», сочинив «Письмо вождям Советского Союза». Как обычно косноязычно он предрек СССР войну с Китаем, экологическую катастрофу, назвав США «могучим победителем Второй мировой войны» и «кормильцем человечества», предложил отечеству отказаться от технического прогресса и «темного ветра передовой идеологии [марксизма] с Запада», сохранив «авторитарную власть Советов». Медведев назвал письмо «разочаровывающим документом», нереальной и некомпетентной утопией, указав, что Солженицын не знает марксизма, приписывая ему чепуху, и что при техническом превосходстве СССР война со стороны Китая была бы самоубийством. Сахаров со своей стороны подметил «нетерпимость к инакомыслию», панрусизм и антизападный изоляционизм, указав, что «программа Солженицына - это скорее мифотворчество... не безобидное, особенно в XX веке,.. утопическое и потенциально опасное». Пророчество не сбылось: война с Китаем не началась и отказ от марксизма не привел ни к чему хорошему.
- синагога под ликом старообрядчества
Потерпев поражение как мыслитель и политик, Солженицын с 1976 г., запершись в Вермонте (США), покатил свое «Красное колесо». Пошли чередой «узлы»: «Август 14-го», «Октябрь 16-го», «Март 17-го». Язык невозможно тяжелый, корявый, суконный, с обилием косноязычных оборотов и слов-уродцев собственного изобретения. «Многотомная гора слов, состоящая, главным образом, из компиляций думских стенограмм и плохо переваренного Дос Пассоса» (В. Максимов). Польский рецензент Е. Романовский и болгарский Н. Павлов в своих отзывах резко отозвались о «прискорбной тенденции автора восхвалять и воспевать всё, относящееся к кайзеровской Германии... Автор, бухнувшийся на колени перед немецким милитаризмом. Писать в этой позе куда как неудобно». Н. Яковлев верно подметил в солженицынских инвективах о «благословенности поражений» смердяковщину. Не забыл А.И. и своих гонителей: уже в 1975 г. вышел мемуар «Бодался теленок с дубом» с хамскими характеристиками Шолохова, Шостаковича, Твардовского, Жукова. Тогда же он издал книгу некоего «литературоведа» Д. «Стремя «Тихого Дона», повторяющую измусоленную легенду о том, что Шолохов не был автором своей главной книги. Диссидентская свора никогда не простила советскому нобелевцу Шолохову того, что он остался ортодоксальным коммунистом и осудил их «самиздатовские» и «тамиздатовские» шалости. Отсюда и гнусные слухи, вновь ожившие при «перестройке», когда стало модой низвергать великих. Недавно шолоховеды нашли все-таки подлинные рукописи первых книг «Тихого Дона», похоронившие эту байку. Что же Солженицын, извинился за многократно повторенную неправду? Нет! Зависть к чужой славе, что ли, заставила его в 1984 г. раскритиковать А. Тарковского за гениальный фильм «Андрей Рублев»?
Ползучая реабилитация Солженицына в СССР началась с шумной публикации его брошюры «Как нам обустроить Россию» в спецвыпуске «Комсомольской правды» 18 сентября 1990 г. В ней А.И. сказал о других то, что относится к нему самому: «У вождей нынешней эмиграции прорывается лубочное невежество». Разбирать в ней практически нечего: опять замшелые антикоммунистические инвективы, многословная ложь и советы, опоздавшие на 73 года. Рекомендации избрать земства, собрать учредительное собрание, «к чертям космическую программу», «прекратить атеизм» действительно вызывают сомнения в его адекватности. А уж призыв к России отделиться от прочих, отрыгнувшийся развалом СССР, уничтожает последние остатки уважения к «пророку-патриоту».
Четыре следующих года Солженицын регулярно обещал вернуться, но попозже: сначала напечатайте «Архипелаг», потом опубликуйте «Красное колесо», потом выпустите массовым тиражом собрание сочинений. Дальше - круче: после октябрьской 1993 г. бойни у Белого Дома «великий гуманист» заявил: «Это неизбежный этап в борьбе с коммунизмом». Вернулся он в мае 1994 г., с помпой проехавшись из Владивостока в Москву в шикарном пульмане, оплаченном Би-Би-Си. Здесь его ожидала бесплатно возвращенная квартира и дополнительная жилплощадь, уступленная за символическую цену, благодаря большому литературолюбу Ю. Лужкову. Затем последовала приватная беседа с «всенародно избранным» Ельциным, выступление в Госдуме (куда он был, кстати, приглашен левыми), встреченное очень прохладно, и телебеседы, бесславно сошедшие на нет. Осуждая развал и «безмозглые реформы», А.И. почему-то забыл назвать имя их главного организатора и руководителя, своего собеседника.
Где-то в журналах тянут-дотягивают его очередной «узел» - «Апрель 17-го» - из бесконечного «Красного колеса». Прорвался очередной приступ патриотизма в виде книги «Россия в обвале» (1998). А дальше - тишина. Возвращение «патриарха» на Родину состоялось. Или нет? А зачем? Написано в 2001, опубликовано в 2002.
Будущий писатель и нобелевский лауреат А.И. Солженицын родился 11 декабря 1918 г. в г. Кисловодске. Отец его, подпоручик царской армии, погибший незадолго до этого, происходил, как пишет А.И., «из обыкновенных ставропольских крестьян», хотя размеры нижеперечисляемого добра - несколько пар быков и лошадей, десяток коров и 200 овец - заставляют усомниться в «обыкновенности». Вернее все-таки эпитет «зажиточные». Из богатых кубанских хуторян происходила и мать - Таисия Захаровна Щербак, о которой её сестра Ирина вспоминала: «Она была заносчива, консервативна и вздорна» (кое-что унаследовалось). Как верно подметил О. Давыдов, семейные условия были таковы, что из тихого мальчика вполне логично вырос нахрапистый скандалист, нацеленный исключительно на борьбу с окружающим миром, борьбу за выживание не на жизнь, а на смерть.
«Я не желаю, чтобы имя моего отца упоминалось рядом с именем подонка Солженицына!» - http://www.liveinternet.ru/users/4024870/post 165792985/ (фото, как и вся официальная биография - липа)
После гибели отца семья переехала в Ростов, где мать работала стенографисткой в крайисполкоме, а сын закончил школу и поступил в местный университет. Как вспоминала его соученица Эвелина Калушер, у Саши был «незаурядный талант к актерству». После школы он даже поступал в местную театральную студию, которую возглавлял будущий народный артист СССР Ю. Завадский. Среди школьных друзей она отмечала Лиду Ежерец и Шуру Кагана. Завершим первый штрих парой интересных документов. В журнале «Студенческий меридиан», N 7, 1990 г. была воспроизведена фотокопия школьного аттестата, выданного 22 июня 1936 г. Наркомпросом РСФСР Солженицыну АЛЕКСАНДРУ ИСААКОВИЧУ. А на соседней странице - его собственноручное заявление от 8 июля 1936 г. директору РГУ с просьбой о зачислении в студенты. И здесь он подписывается уже Александром Исаевичем. Под сим именем Солженицын вошел во все последующие справочники. Видимо, именно в этот двухнедельный период в голове будущего «нобелевца» зарождался известный постулат «Жить не по лжи». Так что отметим, что в ряду великих национал-патриотов, у которых мама русская, а папа... Исаак, Жириновский отнюдь не первый.
Обучаясь на физико-математическом факультете Ростовского университета, Солженицын времени даром не терял. Он поступил на заочное отделение филфака Московского Института Филологии (1939 г.), стал сталинским стипендиатом (1940 г.), женился на студентке Наталье Решетовской. Приятель Николай Виткевич вспоминал интересный эпизод: путешествуя по Кавказу, они однажды заглянули в Гори посетить музей Сталина. Он оказался закрытым. Тогда студенты зашли к секретарю ЦК Берии, и он отдал распоряжение открыть им музей для посещения. Вспомним, что всё это происходило в разгар «жутких сталинских репрессий». В студенчестве же Солженицын начал сочинять рассказы и весной 1941 г. даже получил сочувственный отклик от Б. Лавренева.
Началась Великая Отечественная война. Мобилизация, краткосрочные курсы ЛАУ в Костроме, фронт. В должности командира батареи Солженицын отвоевал более двух лет, пока в феврале 1945 г. не был арестован. В истории этой много неясного. Сам Солженицын рассказывает, что замели его за антисталинские ругательства, которыми он обменивался в переписке с фронтовым другом Н. Виткевичем, и признает: «Не хватало все-таки ума сообразить... Ну, не на что обижаться, что дали срок» (из интервью 1992 г.). Хотя, чего уж соображать 26-летнему капитану: ругать Верховного Главнокомандующего во время войны? Да еще в военной переписке, заведомо подвергаемой цензуре!
Разве он не понимал, что подставляет не только себя? Поневоле воспримешь с доверием версию о «самодоносе», которую выдвинул в 1976 г. чешский журналист Т. Ржезач, позже ее изложил в своих неопубликованных мемуарах Л. Самутин, бывший власовец, один из «соавторов» Солженицына, а в 1998 г. российский журналист О. Давыдов. В «Архипелаге ГУЛАГ», описывая следствие и свое поведение на нем, Солженицын становится очень невнятен. Зато из выступлений К. Симоняна, Н. Виткевича можно узнать, что на следствии он заложил буквально всех: и Виткевича, который «с 1940 г. систематически вел антисоветскую агитацию», и Симоняна, который, оказывается, «враг народа, непонятно почему разгуливающий на свободе», и свою жену Н. Решетовскую, и школьную подругу Л. Ежерец, и даже случайного попутчика в поезде, некоего моряка Власова. Правда, посадили только прямого адресата - Виткевича.
Когда много лет спустя профессор К. Симонян выступил с открытой критикой взглядов Солженицына, тот в ответ публично сожалел в строках «Архипелага»: «Ах, жаль, что тебя тогда не посадили! Сколько ты потерял!» (том I, гл. 3). В интервью 1992 г. Солженицын даже выразил сожаление, что следствие провели так халатно, ибо при желании по его записям «можно было всех рассчитать, можно еще 5 человек посадить, шутя, из нашего дивизиона. Ну а следователю лень читать, дураку».
- самодовольный еврей, присвоивший звание "русского писателя"
О. Давыдов, защищая Солженицына, пишет, что это делалось не по злобе или малодушию, а просто вот «демоническое существо, живущее в его душе, тот самый Нахрап, который убежден в том, что... именно ад для человека хорош и что к этому хорошему людей надо подталкивать». Но что до этих душевно-раскольниковских терзаний, например, Виткевичу, получившему 10 лет (сам Солженицын получил 8 лет)? А другим, которые могли угодить туда же? Вот и следователь, не мудрствуя лукаво, определил А.И. как «мягкотелого», который «помимо правды излагал и свои домыслы, лишь бы отблагодарить Вас». Зачем? А чтоб оказаться подальше от передовой, где могут убить. Самострелом или дезертиром уйти опасно, а вот получить небольшой срок за «непозволительные разговорчики», да накануне победы и, значит, неизбежной амнистии - чем не выход? Тюремные страдания? Посчитаем: из своего срока он полгода отбыл в СИЗО, год в тюрьме на Калужской заставе, 4 года в «шараге» (тюремном НИИ) и 2,5 года - самых трудных - на общих работах в Экибастузе. Как он страдал в СИЗО и тюрьме: «Какая же уютная жизнь - шахматы, книги, пружинная кровать, добротные матрасы, чистое белье. Да я за всю войну не помню, чтоб так спал. Натертый паркетный пол... Нет, таки эта центральная политическая тюрьма - чистый курорт... Я вспомнил сырую слякоть под Вормдитом, откуда меня арестовали и где наши сейчас месят грязь и мокрый снег, чтоб не выпустить немцев из котла» («Архипелаг ГУЛАГ», том I, гл. 5). А вот о шараге: "Середину срока я провел на золотом острове, где арестантов поили, кормили, содержали в тепле и чистоте». В Экибастузе Солженицын-бригадир угодил в январскую 1952 г. забастовку заключенных, но до конца её не отследил - лег в больницу на операцию, вовремя вспомнив о своей опухоли.
Пребывание в местах заключения Солженицын беллетризованно описал во многих сочинениях, например, о «шарашке» - роман «В круге первом». Но воспринимать его тексты слишком доверчиво не стоит. В первую очередь это относится к истории с вербовкой в «стукачи». Собственноручные показания в 12 главе «Архипелага» (да, согласился, подписался на вербовку, но ни на кого не донёс, ушел на этап) вызывали сомнения у всех «сидельцев». Бывший меньшевик М. Якубович, один из «соавторов», в неопубликованной статье «Постскриптум к «Архипелагу»» писал: «Если б это сообщение исходило не от самого Солженицына, я бы, пожалуй, и не поверил... Уверения Солженицына, что работники органов, не получая от «Ветрова» обещанной информации, добродушно с этим примирились и, мало того, послали этого обманщика в спецлагерь с несравненно лучшими условиями - сущая нелепица... Покрытый на Западе славой неустрашимого борца против «варварского коммунизма», сидя на мешке золота... Солженицын все-таки не знает покоя. Его, несомненно, обуревает страх... А вдруг КГБ выступит с разоблачениями и опубликует во всемирное сведение тайну «Ветрова» - каков будет удар для репутации «пророка» и лауреата? Так не лучше ли упредить, перехватить, подать разоблачение в своей версии, в своей интерпретации: да, я был секретным осведомителем, но в действительности я никаких доносов ни на кого не делал... Такова психологическая причина саморазоблачения Солженицына».
Другой «соавтор», Л.Самутин, утверждает: «Этот рассказ рассчитан на людей совершенно несведущих... Но мы, обломанные лагерями старые зеки, твердо знаем: такое было невозможно! Нельзя поверить, чтобы, дав подписку «стучать», от опера можно было так легко отделаться. Да еще как? Переводом на привилегированное положение в особый лагерь... Этот документ о переводе приходит из Управления лагерей и поступает к начальнику лагеря. Но никак не минует и оперуполномоченного, без визы которого в действие приведен быть не может. Характеристику на переводимого пишет он же... А хорошую характеристику на взявшего обязательство, а потом нагло уклонившегося от этого дела какой опер напишет? Где найдется такой дурак? Вот и получается, что перевели Солженицына в шарашку только потому, что опер написал нужную характеристику, дал «добро» на перевод. Не надо больше разжевывать, что означало такое «добро»».
В 1978 г. в немецком журнале «Нойе политик» была опубликована посмертная работа криминолога Франка Арнау, в основном повторяющая аргументацию М. Якубовича. Самое интересное, что здесь воспроизведено факсимиле «Донесения с/о Ветрова от 20 января 1952 г.». Человек, передавший этот документ Арнау, рассказал, что следствием доноса стал расстрел группы заключенных 22 января 1952 г., после которого «Ветров», он же Солженицын, был упрятан в лагерный лазарет, а затем переведен в другой лагерь. Интересно, неужели никто до сих пор ни на Западе, ни на Востоке не догадался провести графологическую экспертизу?
- СССР должен быть уничтожен! призыв к руководству США применить против России ядерное оружие.
Отбыв срок, Солженицын уезжает в ссылку в Казахстан, работать учителем. После официальной реабилитации 6 февраля 1957 г. перебирается в Россию (Владимир, Рязань). В 1959 г. за три недели написал «Один день Ивана Денисовича». Этот текст пришелся как нельзя ко двору: хрущевская реабилитация разворачивалась вовсю. Повесть вышла в «Новом мире», N 11, 1962 г., сразу была переиздана в «Роман-газете», N 1, 1963 г. (оцените скорость) и сделала автора популярным. Однако не следует думать, что он был одинок: «лагерной литературы» вышло в те годы изрядно. И тут в Солженицыне взыграла ревность. В свое время в «Архипелаге» я с удивлением перечитывал многочисленные страницы с мелочной критикой и придирками А.И. к другим авторам темы. И «Повесть о пережитом» Б. Дьякова («Звезда», N 3, 1963 г.) ему не такая, и Побожий с «Мертвой дорогой» плох («Новый мир», N 8, 1964 г.), и Галич («Известия», июль, 1959 г.), и легендарный генерал Горбатов («Новый мир», N 4, 1964 г.), и Алдан-Семенов, и Серебрякова, и Вяткин. А Г.Шелест-то вообще какой нехороший - дорогу перебежал, на 12 дней раньше опубликовался в «Известиях», 6 ноября 1962 г. Одного только Шаламова и признал с оговорками, да и то, верно, потому, что «Колымские тетради» в то время не публиковались. Хотелось быть монополистом? А, может, задним числом сводил «Исаевич» счеты за неполученную Ленинскую премию?
Тут позвольте отступление. Было это давным-давно, еще когда я учился в школе. Время было самое что ни на есть застойное - конец 1970-х. Школа была вполне средняя и даже не в областном центре. И вот когда-то на уроке русской литературы зашла речь о Солженицыне. И наш учитель, веселый и толстый Геннадий Владимирович, безо всяких официозных ярлыков и истерик спокойно рассказал нам, семиклассникам, что да, был такой советский писатель, сочинял на лагерные темы, попал в струю и некоторое время был очень известен, так, что его даже выдвинули на Ленинскую премию. Но потом обстоятельства резко изменились (теперь я понимаю, что учитель намекал на снятие Хрущева) и премию ему не дали. Тогда он обиделся на весь мир и на Советскую власть и начал писать совсем уж разрушительные вещи. За что и получил по шапке. Это показалось нам вполне справедливым. Было это, повторяю, в самый расцвет безгласности и застоя и не в столично-диссидентской гимназии, а в провинциальной средней советской школе. И никто нашего словесника за такую крамолу (школьникам! О Солженицыне!) в КГБ не тягал. Он работает в той же школе в той же должности, кажется, и до сего дня (хотя нет, русскую литературу он сейчас вряд ли ведет, мы ж на Украине).
- подельники: Сахаров, Боннэр - дочь секретаря ЦК компартии Армении, сотрудник НКВД.
Год 1963 г. был для Солженицына действительно удачей. Он вступил в Союз писателей, бросил учительство, купил «Москвич». Один за другим пошли в журналах многочисленные рассказы. В декабре он появился в списке кандидатов на Ленпремию. «Новый мир» готовил к публикации роман «В круге первом». Лояльность А.И. дошла до пика во время приснопамятной встречи Хрущева с писателями. Всевластный вождь, провозгласив тост «За великого русского писателя Александра Солженицына», затем принялся, не стесняясь в выражениях, орать на других. В результате И. Эренбург был доведен до предынфарктного состояния, М. Алигер упала в обморок. Перечить захмелевшему Хрущеву осмелились только Н. Грибачев и Е. Евтушенко. А что же «великий правдолюбец» и «воитель за свободу творчества»? Он, сидючи одесную от громовержца, скромно отмолчался.
Однако дни «Никиты Кукурузного» были сочтены. И с его снятием дело с публикацией «Круга» застопорилось. А потом грянул 1965 г. с малопонятной суетой Солженицына: он со скандалом забирает рукопись из «Нового мира» и сдает на хранение В. Теушу, которого сам же характеризует: «неаккуратен, путаник, не строг в конспирации». И в сентябре 1965 г. рукопись вместе с архивом изымается КГБ. Солженицын впадает в отчаяние, но продолжает свободно публиковаться: «Литературная газета», «Новый мир». Бюро секции прозаиков СП осенью 1966 г. рекомендует к печати его новый роман «Раковый корпус». Первый секретарь СП СССР К. Федин о беседе с первым секретарем ЦК КПСС Л. Брежневым: «Что я мог хорошего сказать о Солженицыне? Но и плохого я тоже не сказал». В мае 1967 г. Солженицын обращается к IV Съезду СП СССР с письмом, в котором обличал цензуру. Послание он размножил и разослал по 250 адресам. Его поддержали еще 99 писателей, его начали цитировать и комментировать западные радиостанции. Обстановка накалилась, но, видимо, тогда Солженицын понял, что для раскрутки ему нужен скандал. В мае 1967 г. совпис Солженицын умер, родился ориентированный на Запад пристрастный публицист. В 1968 г. там издают «Корпус» и «Круг». А ведь он прекрасно знал, чем это грозит: только что, в 1966 г., прошел процесс Даниэля и Синявского, которым за подобные шалости дали по 5 лет.
И машина завертелась. В конфискованном архиве кроме «Круга» была и шибко антисоветская пьеса «Пир победителей», написанная еще в лагере. Ее отдали рецензентам. Последовали громы и молнии. Т. Хренников: «В прежнее время его за такую пьесу бы расстреляли». М. Шолохов: «Поражает какое-то болезненное бесстыдство автора... Форма беспомощна и неумна. О содержании и говорить нечего. Все командиры либо законченные подлецы, либо колеблющиеся и ни во что не верящие люди... Почему осмеяны солдаты русские и татары? Почему власовцы - изменники Родины - прославлены как выразители чаяний русского народа? Если Солженицын психически нормален, тогда он по существу открытый и злобный антисоветский человек». На заседании Секретариата СП СССР в сентябре Солженицыну предложили отмежеваться от Письма съезду. Он отказался. Конфликт нарастал. Тогда же был закончен и переснят «Архипелаг ГУЛАГ». Пленки улетели на Запад. 4 ноября 1969 г. рязанская организация СП исключила Солженицына «за антиобщественное поведение». Твардовский предложил ему апеллировать, но А.И. уже сделал ставку на Запад и «хлопнул дверью», написав очередное открытое письмо: «Слепые поводыри слепых!.. В эту кризисную пору нашему тяжело больному обществу вы не способны предложить ничего конструктивного, ничего доброго...» Он не промахнулся - летом 1970 г. его выдвинули на Нобелевскую премию.
К этому времени относится некрасивая история «нобелевского развода». Наталья Решетовская, дожидавшаяся его из лагеря, забросившая ради него всё: научную карьеру, музыку, корпевшая над перепечаткой и редактированием его многостраничных опусов, - была оттеснена новой пассией - Натальей Светловой. Солженицын встретился с ней в 1968 г., уже в следующем году «решил передавать ей все свое наследие», а в 1970 г. твердо решил получать Нобелевскую премию с «матерью своего первенца». Намечая эмиграцию, «великий христолюбец» поначалу ничего не имел против того, чтоб иметь под рукой сразу двух женщин: Светлова сидела бы в Союзе, храня рукописи и воспитывая детей, а Решетовская с ним за границей печатала бы «Красное колесо» (Первый узел - «Август 14-го» - уже был готов и получил высокую оценку Твардовского). Однако после объявления Нобелевского лауреатства 8 октября 1970 г. он потребовал «жертв». Решетовская все поняла и попыталась отравиться. Откачали её с трудом - на соседней даче случайно оказался фельдшер. Солженицын посетил её в больнице через 10 дней, сказал много красивых слов и между делом поинтересовался, когда она выписывается, чтоб съездить в Рязань в ЗАГС. Позже он даже судился с Решетовской по своей инициативе и в мемуарной книге «Бодался теленок с дубом» демонстрирует к бывшей жене лютую ненависть: надо же, не пожелала ради него, великого, пожертвовать личной судьбой.
- жизнь удалась - в думах о России
Следующий штрих: события 1973 г. Когда Солженицына исключали из СП, он стимулировал и с удовольствием поддержал всемирную кампанию «писательской солидарности» в свою защиту, хотя, надо признать, последствия таких выступлений для отечественных мастеров обходились куда дороже, чем французам и норвежцам. В своей нобелевской лекции (1972 г.) Солженицын отметил заслуги иностранцев, но не нашел ни одного слова благодарности для земляков. Меж тем вслед за ним из СП исключили А. Галича, Е. Маркина, Б. Чичибабина, В. Максимова. Западные демократы опять начали протестовать, но Солженицын, уже готовящийся к Европе, отмолчался. Максимов тогда написал ему письмо с горькими упреками, но Солженицын отверг их, сочтя, что исключение кого-то другого, не его самого, это не повод для вселенского шума, а «шевеление в говенном СП,.. которое даже трудно назвать преследованием» (письмо от 4 июля 1973 г.). Позже в мемуарах он высказался еще откровеннее: «Я не защищал и его, как остальных, всё потому же: разрешив себе заниматься историей революции и на том отпустив себе все прочие долги, и по сегодня не стыжусь таких периодов смолкания: у художника нет другого выхода, если он не хочет искипеться». Эгоцентризм высшей марки! В. Максимов, диссидент и эмигрант, в статье 1994 г. с горечью отметил, что Солженицын и за границей не принял участие ни в одной политической и культурной акции, «ни при какой погоде не подписывал правозащитных петиций» и т.д. Зато он не постеснялся довести до самоубийства директора «Имка-пресс» И. Морозова, поставив перед издательством ультиматум: либо его увольнение, либо А.И. их разорит. Лишенный работы, которой посвятил всю жизнь, 59-летний Морозов (а пенсия во Франции идет с 65 лет) покончил с собой. Что же Солженицын? А ничего.
Но вернемся в 1973. В августе у хранителей архива Е.Д. Воронянской и Л.А. Самутина была изъята рукопись «Архипелага». Воронянская не выдержала потрясения и повесилась. Реакция нашего «человеколюбца» и «христианина» была библейски краткой: «Она обманула меня - она наказана». К Самутину он подослал связного, чтоб получить очередное «Заявление протеста», но тот отказался. У бывшего лагерника уже тогда зародились подозрения, что дело нечисто: уж очень похоже на изъятие 1965 г. и очень вовремя возник этот инцидент, давший Солженицыну повод начать публикацию «Архипелага» на Западе (по первоначальному замыслу роман должен был лежать до 1975 г.). Логика проста: уже три года не выходят столь разрекламированные А.И. «ежегодные» романы из истории русской революции. Интерес на Западе остывает. А тут лежит без движений такая «бомба». Уж не сам ли Солженицын «сдал» архив? Кстати, архив 1965 г. открыто лежал в Прокуратуре, и ему ОФИЦИАЛЬНО предлагали его забрать в любое время, но А.И. гордо отказался, хотя продолжал сочинять протесты и требования. О. Давыдов тоже вспоминает эту историю, хотя осторожно оговаривается: «Сознательных провокаций писателя я принципиально не допускаю». И вот в декабре 1973 г. грохнуло: в Париже вышел I том «Архипелага ГУЛАГ». Шум поднялся невероятный. Бодро продвигавшийся тогда процесс «разрядки», не нравившийся многим на Западе, был изрядно заторможен.
Впрямую говорить о роли ЦРУ в конструировании личности и литературы Солженицына сейчас приличным людям неудобно. Это Жириновский мог в 1994 г. тиснуть в «Московский Комсомолец» соответствующую статью. Это Н.Н. Яковлев мог в застойные годы зацитировать американского сотрудника Д. Бима: «Первые варианты рукописей Солженицына были объемистой многоречивой сырой массой, которою нужно было организовывать в понятное целое, их нужно было редактировать». (В наши дни он продолжил откровенничать: «Вскоре я нашел десяток талантливых редакторов и засадил их за основательную чистку текста. Получилась книга «Архипелаг ГУЛАГ»,.. которая помогла сокрушить диктатуру пролетариата в СССР»).
Подробный разбор «главного труда» занял бы слишком много места, так что отошлем желающих к прекрасной аналитической рецензии историка Р. Медведева, написанной по горячим следам в 1974-1976 гг. и опубликованной в «Правде» в 1989-1990 гг. Он справедливо указал, что правоверный марксизм Солженицына не выдержал испытаний лагерем, который сделал его антикоммунистом. Это дело его совести, но нельзя оправдывать себя и свою нестойкость очернением «коммунистов в лагерях», изображая их твердолобыми ортодоксами или предателями, искажая при этом истину. Недостойно христианина, каковым себя считает Солженицын, злорадствовать и глумиться по поводу расстрелянных в 1937-1938 гг. большевиков, рассматривая это как возмездие за «красный террор». И уж совсем недопустимо прослаивать книгу «незначительным по количеству, но внушительным по составу элементом тенденциозной неправды».
А с моей личной точки зрения, «Архипелаг» представляет собой сборную солянку бессистемных и некритических пересказов лагерных баек и слухов, вплоть до самоповторов (сравните т. 1, гл. 6 и т. 3, гл. 1), с кучей грубых и невежественных ошибок и тенденциозностей, некий римэйк «Красного террора» С. Мельгунова. Кстати, аналогичного мнения придерживались Н. Виткевич, Л. Самутин, Н. Решетовская. Характерная деталь: живописуя жуткие НКВДешные пытки, Солженицын излагает всё со слухов из вторых рук, ибо и он сам, и его одноделец Виткевич, и его соавтор Самутин, и его герой Бурковский на личном следствии не получили ни единой оплеухи. А уж страсть к преувеличениям... Ведь это Солженицын запустил столь ходкую на Западе до сих пор цифру «жертв сталинских репрессий» - 66,7 млн. человек. Когда при «перестройке» историк В. Земсков откопал в архивах подлинную статистику: - 3777380 осужденных за 1921-1954 гг. ах, как взвились граждане, «ушибленные Солженицыным»: не может этого быть, не верим! Даже протестующие письма писали. Но ведь документ есть документ, в отличие от баек, пусть даже печатных. Интересно, извинился ли Солженицын хоть раз за свою «клюкву»? Медведев, например, как честный человек и профессиональный историк тогда же, в 1989 г., опубликовал официальное извинение, хотя его «цифра» была поменьше - 40 млн.
- барин приехал в Европу
12 февраля 1974 г. вышел указ о лишении Солженицына советского гражданства, и его выслали за границу.
Начались гастроли: Франция, Англия, Испания. В США 30 июня 1975 г. «русский патриот» заявил: «Я друг Америки... США давно проявили себя как самая великодушная и самая щедрая страна в мире... Ход истории сам привел вас - сделал мировыми руководителями... Пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела». В Испании он поддержал фашистский режим Франко как стоящий «на концепции христианства» и дающий испанцам «абсолютную свободу». Ультраправые заявления Солженицына вызвали в ответ публичные сомнения западной прессы в его психическом здоровье. Журнал «Ньюсуик» процитировал диалог: «Президент Р. Никсон: «Да ведь Солженицын правее Барри Голдуотера!» Госсекретарь Г. Киссинджер: «Нет, господин президент. Он правее царей». И подытожил: «Надуется ли Запад из-за того, что один из его ведущих идеологических героев на деле оказался аполитичным дураком-святошей?»».
К 1974 г. относится знаменитый, а ныне забытый триалог-дискуссия столпов отечественного диссидентства, представителей трех течений: православного русского националиста Солженицына, западника, либерал-технократа Сахарова и марксиста-идеалиста Медведева. Заварил кашу «Исаевич», сочинив «Письмо вождям Советского Союза». Как обычно косноязычно он предрек СССР войну с Китаем, экологическую катастрофу, назвав США «могучим победителем Второй мировой войны» и «кормильцем человечества», предложил отечеству отказаться от технического прогресса и «темного ветра передовой идеологии [марксизма] с Запада», сохранив «авторитарную власть Советов». Медведев назвал письмо «разочаровывающим документом», нереальной и некомпетентной утопией, указав, что Солженицын не знает марксизма, приписывая ему чепуху, и что при техническом превосходстве СССР война со стороны Китая была бы самоубийством. Сахаров со своей стороны подметил «нетерпимость к инакомыслию», панрусизм и антизападный изоляционизм, указав, что «программа Солженицына - это скорее мифотворчество... не безобидное, особенно в XX веке,.. утопическое и потенциально опасное». Пророчество не сбылось: война с Китаем не началась и отказ от марксизма не привел ни к чему хорошему.
- синагога под ликом старообрядчества
Потерпев поражение как мыслитель и политик, Солженицын с 1976 г., запершись в Вермонте (США), покатил свое «Красное колесо». Пошли чередой «узлы»: «Август 14-го», «Октябрь 16-го», «Март 17-го». Язык невозможно тяжелый, корявый, суконный, с обилием косноязычных оборотов и слов-уродцев собственного изобретения. «Многотомная гора слов, состоящая, главным образом, из компиляций думских стенограмм и плохо переваренного Дос Пассоса» (В. Максимов). Польский рецензент Е. Романовский и болгарский Н. Павлов в своих отзывах резко отозвались о «прискорбной тенденции автора восхвалять и воспевать всё, относящееся к кайзеровской Германии... Автор, бухнувшийся на колени перед немецким милитаризмом. Писать в этой позе куда как неудобно». Н. Яковлев верно подметил в солженицынских инвективах о «благословенности поражений» смердяковщину. Не забыл А.И. и своих гонителей: уже в 1975 г. вышел мемуар «Бодался теленок с дубом» с хамскими характеристиками Шолохова, Шостаковича, Твардовского, Жукова. Тогда же он издал книгу некоего «литературоведа» Д. «Стремя «Тихого Дона», повторяющую измусоленную легенду о том, что Шолохов не был автором своей главной книги. Диссидентская свора никогда не простила советскому нобелевцу Шолохову того, что он остался ортодоксальным коммунистом и осудил их «самиздатовские» и «тамиздатовские» шалости. Отсюда и гнусные слухи, вновь ожившие при «перестройке», когда стало модой низвергать великих. Недавно шолоховеды нашли все-таки подлинные рукописи первых книг «Тихого Дона», похоронившие эту байку. Что же Солженицын, извинился за многократно повторенную неправду? Нет! Зависть к чужой славе, что ли, заставила его в 1984 г. раскритиковать А. Тарковского за гениальный фильм «Андрей Рублев»?
Ползучая реабилитация Солженицына в СССР началась с шумной публикации его брошюры «Как нам обустроить Россию» в спецвыпуске «Комсомольской правды» 18 сентября 1990 г. В ней А.И. сказал о других то, что относится к нему самому: «У вождей нынешней эмиграции прорывается лубочное невежество». Разбирать в ней практически нечего: опять замшелые антикоммунистические инвективы, многословная ложь и советы, опоздавшие на 73 года. Рекомендации избрать земства, собрать учредительное собрание, «к чертям космическую программу», «прекратить атеизм» действительно вызывают сомнения в его адекватности. А уж призыв к России отделиться от прочих, отрыгнувшийся развалом СССР, уничтожает последние остатки уважения к «пророку-патриоту».
Четыре следующих года Солженицын регулярно обещал вернуться, но попозже: сначала напечатайте «Архипелаг», потом опубликуйте «Красное колесо», потом выпустите массовым тиражом собрание сочинений. Дальше - круче: после октябрьской 1993 г. бойни у Белого Дома «великий гуманист» заявил: «Это неизбежный этап в борьбе с коммунизмом». Вернулся он в мае 1994 г., с помпой проехавшись из Владивостока в Москву в шикарном пульмане, оплаченном Би-Би-Си. Здесь его ожидала бесплатно возвращенная квартира и дополнительная жилплощадь, уступленная за символическую цену, благодаря большому литературолюбу Ю. Лужкову. Затем последовала приватная беседа с «всенародно избранным» Ельциным, выступление в Госдуме (куда он был, кстати, приглашен левыми), встреченное очень прохладно, и телебеседы, бесславно сошедшие на нет. Осуждая развал и «безмозглые реформы», А.И. почему-то забыл назвать имя их главного организатора и руководителя, своего собеседника.
Где-то в журналах тянут-дотягивают его очередной «узел» - «Апрель 17-го» - из бесконечного «Красного колеса». Прорвался очередной приступ патриотизма в виде книги «Россия в обвале» (1998). А дальше - тишина. Возвращение «патриарха» на Родину состоялось. Или нет? А зачем? Написано в 2001, опубликовано в 2002.