Постскриптум к приглашению
"... столица Эстонской Республики. Здравствуй-те, дорогие русские друзья! Передаем новости. Вчера в лагере для интернированных граждан России произошли беспорядки. Федеральная полиция приняла меры. В парламенте Прибалтийской Федерации депутат от Кенигсберга господин Чернов сделал запрос... " Я крутил настройку: от "Прибалтийского голоса свободы" точного времени лишний раз не дождешься."
Много лет назад мы с родителями отдыхали в Эстонии. В доме, второй этаж которого мы снимали, внизу жили дачники из Москвы. В соседнем доме - тоже. Мои родители до сих пор с ними дружат, помогают, звонят регулярно. Поездка в Россию не обходится без заезда в Москву, чтобы навестить дачных эстонских друзей. Так вот, на одно летнее утро мамой был запланирован коммунальный завтрак с оладушками, кефиром и ягодами, на который были приглашены все наши дачные друзья-соседи. У одной из соседок с первого этажа гостила Луиза - адвокат/судья из Франции, почти ни слова не говорящая по-русски. Как ее занесло в Эльву - не понятно, но суть в том, что она присутствовала. В понедельника с утра мама пекла эти самые оладьи, а папа решил послушать новости. Но по радио читали "Невозвращенца" Александра Кабакова, написанного в 1988 году. (http://lib.ru/KABAKOW/newozwr.txt)
"Поперек переулка лежала перевернутая набок машина - кажется, старенький "Мерседес". Судя по развороченному перед нею асфальту, перевернуло ее взрывом гранаты, который мы слышали. Вокруг этой машины и суетились люди в беретах. Через оказавшуюся открытой сверху дверь они вытаскивали какого-то человека. Похоже было, что человек не особенно пострадал - во всяком случае, он и сам старался вылезти и одновременно вырывался из тащивших его рук... Его вытащили, двое держали его за локти, отведя чуть в сторону. Следом из этой же двери вытащили женщину. Ее тащили как мертвую, - она висла на руках, складывалась, голова без шапки и платка моталась. Вытащили и ее, посадили, прислонив к багажнику... Тем временем двое, державшие мужчину, вывели его на середину переулка, к ним подошел третий, держа на весу, низко, на вытянутых руках тяжелый пулемет. Двое шагнули в сторону, мгновенно растянув руки мужчины крестом, третий, не поднимая пулемета, упер его ствол в низ живота распятого, ударила короткая очередь. К стене противоположного дома полетели клочья одежды..."
Соседский Илюша, Лешка и я завтракали молча на кухне, а папа сидел, приклеенный к приемнику. По радио не читали Кабакова, из радио сочилась информация из Москвы. Радио "Свобода" кое-как можно было поймать. Было утро 19 августа, 1991 года. Почти ровно пятнадцать лет назад.
Я путч не видела, чуть слышала, улавливала отрывки кривого перевода эстонских новостей. Хозяева-пьяницы Эрих и Вэльта с трудом говорили, еще более с трудом говорили они по-русски, а переводить новости было для них, скорее всего, просто нереально. Но по слову папа выуживал из них перевод. Мы мало что понимали; понимали, происходит что-то важное, что родители на взводе. Луиза присоединилась к детям, сидела тише воды, ругаясь про себя по-французски, не понимая, вернется ли она когда-нибудь в Париж. Илюша и его мама Марина через две недели должны были лететь в Израиль, к папе, который уехал туда снимать квартиру и обустраивать быт. Марина сходила с ума, увереная в том, что уже никогда не увидит мужа. Папа же постоянно ковырял отверткой в приемнике и характерно тряс указательным пальцем в воздухе, если вдруг мы с братом лезли узнать, что такое "комендантский час".
Через три дня все закончилось. Не могу сказать, что меня эти дни уж так травмировали. Я их не видела. Меня не передергивает при виде "Лебединого озера", мне не было страшно, мне было десять лет. По Эльве не ползали танки, не было баррикад, не было демонстраций. Мы ходили эти три дня на озеро, жрали землянику в лесу, ни в коем случае не трогали папу. Мне было десять лет. Меня расстраивало то, что большой семейный завтрак был сорван.
Заревела я час назад, когда начала писать приглашение на завтрак в субботу утром. Очень давно хотелось оладий.
***это не есть приглашение. не приходите ко мне в субботу утром. я буду спать***
Много лет назад мы с родителями отдыхали в Эстонии. В доме, второй этаж которого мы снимали, внизу жили дачники из Москвы. В соседнем доме - тоже. Мои родители до сих пор с ними дружат, помогают, звонят регулярно. Поездка в Россию не обходится без заезда в Москву, чтобы навестить дачных эстонских друзей. Так вот, на одно летнее утро мамой был запланирован коммунальный завтрак с оладушками, кефиром и ягодами, на который были приглашены все наши дачные друзья-соседи. У одной из соседок с первого этажа гостила Луиза - адвокат/судья из Франции, почти ни слова не говорящая по-русски. Как ее занесло в Эльву - не понятно, но суть в том, что она присутствовала. В понедельника с утра мама пекла эти самые оладьи, а папа решил послушать новости. Но по радио читали "Невозвращенца" Александра Кабакова, написанного в 1988 году. (http://lib.ru/KABAKOW/newozwr.txt)
"Поперек переулка лежала перевернутая набок машина - кажется, старенький "Мерседес". Судя по развороченному перед нею асфальту, перевернуло ее взрывом гранаты, который мы слышали. Вокруг этой машины и суетились люди в беретах. Через оказавшуюся открытой сверху дверь они вытаскивали какого-то человека. Похоже было, что человек не особенно пострадал - во всяком случае, он и сам старался вылезти и одновременно вырывался из тащивших его рук... Его вытащили, двое держали его за локти, отведя чуть в сторону. Следом из этой же двери вытащили женщину. Ее тащили как мертвую, - она висла на руках, складывалась, голова без шапки и платка моталась. Вытащили и ее, посадили, прислонив к багажнику... Тем временем двое, державшие мужчину, вывели его на середину переулка, к ним подошел третий, держа на весу, низко, на вытянутых руках тяжелый пулемет. Двое шагнули в сторону, мгновенно растянув руки мужчины крестом, третий, не поднимая пулемета, упер его ствол в низ живота распятого, ударила короткая очередь. К стене противоположного дома полетели клочья одежды..."
Соседский Илюша, Лешка и я завтракали молча на кухне, а папа сидел, приклеенный к приемнику. По радио не читали Кабакова, из радио сочилась информация из Москвы. Радио "Свобода" кое-как можно было поймать. Было утро 19 августа, 1991 года. Почти ровно пятнадцать лет назад.
Я путч не видела, чуть слышала, улавливала отрывки кривого перевода эстонских новостей. Хозяева-пьяницы Эрих и Вэльта с трудом говорили, еще более с трудом говорили они по-русски, а переводить новости было для них, скорее всего, просто нереально. Но по слову папа выуживал из них перевод. Мы мало что понимали; понимали, происходит что-то важное, что родители на взводе. Луиза присоединилась к детям, сидела тише воды, ругаясь про себя по-французски, не понимая, вернется ли она когда-нибудь в Париж. Илюша и его мама Марина через две недели должны были лететь в Израиль, к папе, который уехал туда снимать квартиру и обустраивать быт. Марина сходила с ума, увереная в том, что уже никогда не увидит мужа. Папа же постоянно ковырял отверткой в приемнике и характерно тряс указательным пальцем в воздухе, если вдруг мы с братом лезли узнать, что такое "комендантский час".
Через три дня все закончилось. Не могу сказать, что меня эти дни уж так травмировали. Я их не видела. Меня не передергивает при виде "Лебединого озера", мне не было страшно, мне было десять лет. По Эльве не ползали танки, не было баррикад, не было демонстраций. Мы ходили эти три дня на озеро, жрали землянику в лесу, ни в коем случае не трогали папу. Мне было десять лет. Меня расстраивало то, что большой семейный завтрак был сорван.
Заревела я час назад, когда начала писать приглашение на завтрак в субботу утром. Очень давно хотелось оладий.
***это не есть приглашение. не приходите ко мне в субботу утром. я буду спать***