Я и Комсомол
После седьмого класса я, сдав экзамены, поступил в физматшколу.
Наша классная, старая партийная мымра, была помешана на "общественной работе", и я никак не вписывался в ее идеал "члена коллектива". Общественной работой я заниматься не хотел. Сначала она поручила мне, как умному на вид мальчику, отвечать за сбор макулатуры. Тут надо сказать, что жили мои одноклассники в самых разных частях города и добираться в школу всем было необходимо на транспорте, и большинству - с пересадками. Соответственно, мало кто испытывал радость от необходимости, утрамбовываясь в утреннее метро, впихивать впереди себе (помимо объемного портфеля) еще и тюк с макулатурой. А я испытывал очень мало радости от необходимости призывать кого-либо к этому трудовому подвигу, посему эта миссия была мною с честью провалена: наш класс занял почетное предпоследнее место по количеству сданного вторсырья.
Придя к выводу, что я - никудышный организатор, классная решила попробовать меня на аналитической работе и назначила политинформатором. Однако я, мало того, что готовился к политинформациям из рук вон плохо, так еще и допускал на них политически неграмотные высказывания. Естественно, долго так продолжаться не могло. Терпение классной лопнуло после политзанятия, посвященного изучению очередной программной речи товарища Горбачева. Все должны были к этому занятию прочесть речь, а я, как политинформатор, сделать доклад. На этот раз я подошел к поручению серьезно, и речь Горбачева тщательно изучил, скурпулезно подсчитав, сколько раз она прерывалась апплодисментами, сколько раз - "бурными апплодисментами", и сколько - "бурными апплодисментами, переходящими в овацию". Результаты этого исследования я и доложил на политзанятии.
- Неужели это главное, что ты вынес из речи товарища Горбачева? - недоуменно спосила меня классная.
- Да. - столь же недоуменно ответил я.
Как нетрудно догадаться, после этого я был из политинформаторов с позором изгнан. И отправлен перековываться с помощью физического труда, а именно - назначен ответственным за состоянее подшефного кабинета химии. Однако, я отнюдь не отличался умением что-либо делать руками, поэтому результат первого же приложения моих усилий на новой почве был плачевен: мой ремонт повисшей на одной петле дверцы шкафа привел к полному разрушению не только этой дверцы, но и соседней.
После этого классная сочла меня неисправимым и потерянным для общества человеком и с общественной нагрузкой более ко мне не приставала, вымещая неприязненное ко мне отношение путем занижения оценок по химии, а также сообщив, что комсомола мне не видать как своих ушей. Я хотел было ответить в том духе, что не очень то и хотелось, но, как ни странно, на этот раз благоразумие возобладало, и я промолчал.
Прошло немало времени, и наступила середина моего выпускного, десятого, класса. Родителей, а особенно маму, чрезвычайно беспокоила моя "беспартийность": они опасались, что это осложнит мне поступление в институт. С другой стороны, классная внезапно обнаружила, что пока что проблемы вовсе не у меня, а у нее: ладно бы я был один такой оболтус, но кроме меня еще трое моих одноклассников все еще не вступили в комсомол. Столь обширная фракция беспартийных во вверенном ей классе ложилась несмываемым пятном на педагогическую и партийную репутацию классной. Тем более, что еще один наш одноклассник, тоже не бывший комсомольцем, уже отбыл незадолго до этого со своей семьей на ПМЖ в Израиль, о чем даже сообщало радио "Свобода".
И вот однажды классная подошла ко мне, и, поздравив с недавно занятым мною первым местом на городском конкурсе научных работ старшеклассников по секции информатики, сообщила, что, по ее мнению, этим я реабилитировал себя, высоко подняв знамя школы и класса и защитив честь коллектива. И потому она считает, что я достоин быть членом ВЛКСМ, и, если необходимо, она сама, как член партии, даст мне рекомендацию. Аналогичные предложения, под тем или иным предлогом, были сделаны и остальным "отщепенцам".
И вот настал великий день, когда комитет комсомола школы должен был принимать нас четверых в ряды этой славной организации.
Тут я должен сделать отступление, и рассказать еще о двух действующих лицах этой истории.
Членом комитета комсомола школы от нашего класса был Ваня (это не имя, а прозвище). Человек, замечательный во всех отношениях, и знаменитый в частности тем, что любил потреблять спиртные напитки на уроках биологии, и ни разу не был за этим занятием пойман. В свободное от учебы и комсомольской работы время он занимался спекуляцией билетами на футбольные матчи, чему чрезвычайно способствовали два обстоятельства: выгодное географическое положение нашей школы (непосредственно у Республиканского стадиона), и грандиозные успехи киевского "Динамо" в европейских кубках, радикально разогревшие интерес публики к футболу в этот период.
Второе лицо, о котором необходимо упомянуть, это секретарь комитета комсомола школы. Как его звали, я, к счастью, не помню, поэтому буду называть его просто - Секретарь. Обычно секретарями комитета комсомола школы бывали старшеклассники или кто-то из молодых учительниц. Но в нашей школе было не так: у нас был "освобожденный" Секретарь. Это потому, что в нашей школе не было младших классов, только восьмые-десятые, но зато - по пять классов на параллели. В результате комсомольцев в нашей школе было столько, что уже полагался освобожденный секретарь. Помимо секретарства, Секретарь имел кое-какую "педагогическую нагрузку": у кого-то вел французский, и периодически заменял заболевших учителей по истории или обществоведению. На таком уроке обществоведения, когда Секретарь подменял заболевшего всенародно любимого Бэримора, и состоялось мое с ним знакомство. Весь урок Секретарь самозабвенно рассказывал, как он служил в армии в период, когда польские коммуняки боролись с "Солидарностью" и вводили у себя военное положение. И как жаль, что его части, стоявшей у границы с Польшей, так и не дали приказа повторить то, что сделали в Чехии в 68-ом. Что именно Секретарь хотел бы сделать с Солидарностью, можно коротко передать словами Шарикова: "мы их душили-душили!".
Вернемся же к нашим баранам, то есть к памятному дню вступления в комсомол.
Передо мной успели помучить одного из моих одноклассников и проголосовать за его принятие. Я был вторым.
К этой процедуре я, конечно же, нисколько не готовился. Еще бы: на днях пришел свежий номер журнала "Техника - молодежи" с усовершенстованной программой игры в "Лунолет" для программируемого калькулятора МК-61. Но у меня то был более простой МК-54, в котором максимальная длина программы на целых пять шагов меньше, и некоторые инструкции отсутствуют. Адаптация программы для использования в моем калькуляторе занимала меня куда больше, чем проблемы комсомольской организации. Поэтому понятно, что на каверзные вопросы, которые обычно задают вступающим в комсомол, я отвечал не очень уверенно. Точнее так: очень уверенно, но не всегда правильно. И если на вопросы относительно устава комсомола я еще мог ответить что-то не очень еретическое, то финальный вопрос Секретаря о годе вручения комсомолу какого-то ордена вывел меня на чистую воду: я промахнулся лет на двадцать.
- Так, - сказал Секретарь. - Я думаю, что вам необходимо подготовится получше. Вы еще не готовы к тому, чтобы стать членом ВЛКСМ. Уж ордена комосомола каждый комсомолец должен помнить назубок! Придите в следующий раз.
- В следующий раз я уже не приду, - кротко ответил я. (Результат сего процесса меня ведь не волновал нисколько: мне нужно было только "алиби" для родителей - что я вступить в комсомол пытался. Не приняли - так не приняли, что же тут поделаешь.)
- Почему? - спросил Секретарь, опешив.
- А зачем? - опять предельно кротко поинтересовался я.
Тут Секретарь впал в ступор. Повисла пауза. Прервал ее Ваня, поднявшийся с места и заявивший, что должен сказать.
И он сказал речь. Он рассказал, что я - человек с, безусловно, очень непростым характером и кучей недостатков. Но - что несмотря на это (и даже - именно поэтому!) только в составе комсомольской организации я могу стать полноценным, политически грамотным, членом советского общества. И только в составе комсомольской организации я, безусловно, принесу этому обществу огромную пользу. Ваня говорил минут десять. Члены комитета комсомола, во главе с Секретарем, слушали его, разинув рты, как васюкинские любители шахмат - Остапа. Вкратце коснувшись международного положения Советского Союза, Ваня со всей убедительностью показал, что из задач, стоящих перед советским правительством и коммунистической партией на международной арене, неизбежно вытекает необходимость принятия в комосомол меня. В тот момент, когда он собирался, видимо, перейти к освещению проблем установления контактов с негуманоидными внеземными цивилизациями и взаимосвязи этих проблем с моим членством в комсомоле, Секретарь, наконец, закрыл рот и вышел из ступора.
- Хорошо, я думаю, вопрос членам комитета понятен, - сказал он. - Кто за то, чтобы принять Физзика в комсомол? - сказал он угрожающим тоном и хищно огляделся.
Члены комитета переводили взгляды с Секретаря на Ваню и обратно. На лицах их была написана нерешительность. И тут Ваня, улыбнувшись до ушей, поднял руку. Глаза Секретаря расширились до невозможности, а рот снова открылся. Члены комитета, один за другим, тоже подняли руки. Последним поднял руку Секретарь.
- Принято единогласно! - подытожил, вопреки протоколу, Ваня.
Оставшихся двоих моих одноклассников приняли, задав буквально по одному вопросу и даже толком не выслушав ответы.
Что сподвигло Ваню на этот небывалый подвиг? Искреннее стремление помочь мне, непутевому? Или просто желание покуражиться и проверить свои ораторские способности? А может - его накрутила классная, "поставив задачу", чтобы все были приняты? Не знаю. Я позже пытался его спросить, но он отшутился.
А может быть разгадка в том, что перед этим последним уроком была биология.
Все это происходило в феврале. Вскоре я, как и положено, получил комсомольский билет. Через четыре месяца я закончил школу и поехал в Москву поступать на Физтех. Поступив, вставать на учет в институтском комитете комсомола я не стал, и моя комсомольская карьера на этом закончилась. Она свелась к уплате 10 копеек членских взносов. Надеюсь, они пошли на какое-нибудь доброе дело :-)))
Спустя года три я столкнулся с нашим Секретарем на лестнице московского магазина "Военторг". По его виду было сразу понятно, что он уже успел сменить коммунистические убеждения на кресло председателя какого-нибудь кооператива. Я предпочел его "не заметить". Он меня - тоже, хотя и он явно меня узнал.
Благодарности
Автор выражает благодарность своей школе за три незабываемых года, проведенные в ее стенах. Спасибо моим учителям - за знания и доброту. Спасибо моим одноклассникам - за дружбу и поддержку. Спасибо родителям, догадавшимся подтолкнуть меня к поступлению в Школу. Спасибо директору школы Николаю Николаевичу Левтику, сумевшему в непростое постперестроечное время сохранить Школу и ее дух.
Спасибо моей жене, первой прочитавшей этот текст и высказавшей ценные замечания по его улучшению.
Спасибо терпеливым читателям, дочитавшим этот нудный рассказ до конца.
Хочется также от всей души поблагодарить советское Правительство, Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи, родную Коммунистическую Партию Советского Союза и ее Центральный Комитет - за то, что их нет больше с нами.
Особая благодарность - laspy, своим постом вдохновившей меня на то, чтобы записать эту историю.