Мейерхольды и водка "Углёвка"
Основным источником доходов Эмиля Федоровича Мейерхольда, отца актера и режиссера Всеволода Эмильевича Мейерхольда, было водочное производство.
Эмиль Федорович - орлиные черты, волнистые густые волосы и окладистая борода делали его похожим на героя Нибелунгов - имел горячий нрав, широкий размах и недюжинную предприимчивость. Человек западной культуры, он вывез из своего фатерланда навыки европейца, привычку к комфорту, склонность к остроумной беседе. Он с удовольствием вспоминал о родимой немецкой земле и с гордостью держал на письменном столе портрет Бисмарка, с личным автографом «железного канцлера». Дом Эмиля Мейерхольда, сложенный из толстых бревен, громоздкий, тяжеловесный, отражал любовь своего владельца к прочности, долговечности, устойчивости. На стенах парадных комнат висели редкие немецкие гравюры (дань культурной Германии) и рядом в золотых рамах олеографии - премии к «Ниве» 9 (дань обывательской безвкусице). В деле Эмиль Федорович выказывал себя хорошим коммерсантом, старавшимся придать своему водочному заводу известность, выходившую за пределы Пензенской губернии. Его деловая размашистость соединялась в нем с ярко окрашенной чувственностью. Он был гурманом, любителем тонких вин и поклонником женщин. Наличие в крови гальской примеси (его мать - француженка) придавало его темпераменту особую живость и блеск. Россия привила ему черты хлебосольства. Прекрасный повар, радушные обеды и ужины привлекали самых разнообразных гостей. За столом встречались купцы и помещики, актеры и музыканты, лютеранский пастор и архитектор немецкой колонии, учителя и врачи, офицеры и православные священники. До ужина - карты, после - музыка. Часто - танцы, на Рождество - маскарады.
В любви своей к детям отец отдавал предпочтение старшим. В первенцах видел наследников «торгового дома» и старался дать им хорошее коммерческое образование, для чего посылал их учиться в Ригу и Германию. Младшие братья-погодки Федор и Карл (оба ушли потом на сцену) были предоставлены самим себе. Только года за три до своей смерти отец обратил внимание на их воспитание и нанял им специального учителя. Но на беду для Эмиля Федоровича выбранный репетитор (некий Каверин) оказался «социалистом» и придал воспитанию своих учеников не то направление, какое хотел отец.
Всеволод Мейерхольд (Советский режисёр) об этом эпизоде своего воспитания вспоминает следующее: «Каверин был изгнан, но бацилла социалистических идей, вызвавшая у меня и у Федора острую самокритику и умение критически взвешивать поступки старшего поколения, принесла отцу не мало хлопот. Отцу пришлось защищаться от сыновьих стрел беспощадной критики его купеческих замашек: жестокого обращения с матерью ему не простит молодежь! Старший брат за то, что женился против воли отца на актрисе, изгнан из дому, - разве можно за это не грозить отцу кулаками? Разве смеет он драться за полученную в гимназии двойку? - “Ты не любишь отца. Ты должен любить”, скажет мать. Сын ответит: “Такого отца я должен ненавидеть”».
Безудержное прожигание жизни (вино и женщины) сломили здоровье Эмиля Федоровича. Ему не помогли ни знаменитый терапевт Захарьин, ни столь же прославленный собиратель трав Кузьмич. Еще не старый годами он уже стоял одной ногой в могиле. Но младшие сыновья, настроенные к отцу недоброжелательно, казалось, не замечали близкого конца, и в феврале 1892 года, когда на Лекарской улице боролся с одолевавшей смертью владелец завода и глава семьи, Федор и Карл на соседней Московской улице деятельно готовили постановку грибоедовской комедии «Горе от ума».
Гораздо большее значение, чем отец, для формирования характера Мейерхольда имела его мать, уроженка Риги. Сохранившиеся фотографии рисуют Альвину Даниловну женщиной невысокого роста, в молодости - полной, в старости - тучной. У нее было доброе сердце, внимательное к чужому горю. На ее половине всегда толпилось много разного люда: кто приходил за советом, кто за материальной поддержкой. Для всех у Альбины Даниловны находилось участие - она умела утешать и успокаивать.
Добрая ко всем, она являлась и доброй матерью. Но резкой разницы между своими и чужими не делала, - было в ее доброте что-то ровное и спокойное. Вместе с добротой и природной мягкостью соединяла она и горячую любовь к искусствам. Всем своим существом Альвина Даниловна тянулась к театру и музыке. Благодаря ей в мейерхольдовском доме часто устраивались музыкальные и танцевальные вечера. Волны музыки с малолетства наполняли душу Карла и, доносясь из гостиной, все детские годы убаюкивали его сон. Когда же мальчик Всеволод подрос, он начал брать уроки на рояли, потом на скрипке. Играть на рояли в раннем детстве учила какая-то немка, позже, когда Мейерхольд был в старших классах гимназии - В. К. Коссовский. Первым учителем по скрипке был поляк, сосланный в Пензу по делу одного из польских восстаний, по фамилии Кандыба. Театр после музыки был второй страстью Альбины Даниловны. Театру она отдала много пыла своей художественной натуры. Сама она не «любительствовала», но в местном театре всегда в ее распоряжении была абонированная ложа, и ни одного спектакля, чем-нибудь замечательного, не пропускалось семьей Мейерхольдов..
Всего у Эмиля Мейерхольда было четыре дома. Жили Мейерхольды в Пензе. Фасад дома Э. Ф. Мейерхольда выходил на улицу Лекарскую . Окна противоположной стороны были обращены на просторный двор, где находился принадлежавший Эмилю Федоровичу спирто-водочный завод.
Советский актёр и режисёр Всеволод Эмильевич Мейерхольд так описывает производство своего отца:
«Во дворе - громадные цистерны периодически наполнялись спиртом, порожние бочки от спирта, ящики и корзины. В больших деревянных колодах большими мельничными жерновами примитивно мнется вишня, черная смородина, малина для наливок. Слышен шум, звенит стеклянная посуда, которую моют в металлических бассейнах, гремят машины, закупоривающие бутылки, стучит машина парового отделения».
Известный писатель и журналист Владимир Алексеевич Гиляровский, к мнению которого прислушивались гурманы Москвы и Петербурга, давал высокую оценку продукции этого завода. Вспоминая дни, проведенные на сцене пензенского театра, и встречу с театральным меценатом и предпринимателем Э. Ф. Мейерхольдом, он пишет:
«...Я поехал завтракать в ресторан Кошелева. Отпустил лихача и вошел. В зале встречаю нашего буфетчика Румеля, рассказываю ему о бенефисе, и он прямо тащит меня к своему столу, за которым сидит высокий могучий человек с большой, русой бородой: фигура такая, что прямо нормандского викинга пиши.
- Мейерхольд.
- Сологуб, Владимир Алексеевич, наш артист, - познакомил нас Румель. Мейерхольд заулыбался. - Очень, очень рад... Будем завтракать, - и сразу налил всем по большой рюмке водки из бутылки, на которой было написано: «Углевка», завода Э. Ф. Мейерхольда. Пенза.
Ах, и водка была хороша! Такой, как «Углевка», никогда я нигде не пил - ни у Смирнова Петра, ни у вдовы Поповой, хотя и «вдовья слеза», как Москва называла эту водку, была лучше Смирновской».
Эмиль Фёдорович в 1868 году в Пензе произвел 10.000 вёдер ликеров, ромов, наливок на 45 тысяч рублей. Имел в Пензе фирменный магазин и оптовый склад винно-водочных напитков как собственного производства, так и заграничного. Учредил торговый дом, который к 1908 году судом был признан несостоятельным. Соучредителями торгового дома выступали:
жена Мейерхольда Елизавета Альвина Люшигарда , урожденная Неезе (18.01.1837-10.12.1905, Пенза) - пензенская купчиха 2-й гильдии была из бедной немецкой семьи остзейской провинции (Рига). Альберт Эмильевич (1871-1923) - пензенский купец 2-й гильдии и Артур Эмильевич (1865-1935) - купец из Ростова-на-Дону.
С 1883 года Эмиль Фёдорович состоял губернским агентом общества взаимного страхования скота от падежа. Семья Мейергольдов известна своей благотворительностью. В 1880 г. Эмиль Федорович на организацию дешевой столовой для бедных горожан пожертвовал 1 тысячу рублей, избирался казначеем благотворительного комитета бедных (1880), покровительствовал пензенскому театру, писателям, материально поддерживал библиотеку им. Лермонтова.
Один из сыновей Эмиля Федоровича, Всеволод Эмильевич (это был восьмой сын Эмиля Фёдоровича), (1874-1940), стал выдающимся реформатором отечественного театра. При крещении по лютеранскому обряду получил имена: Карл-Теодор-Казимир, сменив их в 1895 году (при переходе в православие) на имя Всеволод.
О том, что здесь некогда был завод, в 60-70 годы напоминали лишь метаплические механизмы, находящиеся под полом, и громадное количество битого бутылочного стекла, которым была усеяна вся территория двора, наверное, слоем в метр. Удивительно, что в пяти метрах от дома, где жили Мейерхольды, в доме некогда богатого пензенского купца до середины 70-х годов располагался медицинский вытрезвитель. Этим, кажется, была поставлена точка даже на памяти об «Углевке», одной из лучших водок России.