Contra spem spero
Без надії таки сподіваюсь.
Надеюсь даже когда нет надежды.
Её литературное имя - Леся Украинка.
В жизни - Лариса Косач. Лариса Петровна Косач-Квитка...
Но где для таких, как она, оканчивается литература и начинается обыденная реальность?
Казалось бы, кому может быть интересной фигура скромной женщины, прожившей не особо приметную жизнь и умершей в возрасте чуть за сорок ровно сто лет тому назад? Пусть даже объявленной классиком - мало ли «классических» книг пылятся на полках в полном забвении, а что-либо об их авторах известно только эрудитам?
Но не в её случае.
Иногда трудно отделаться от впечатления, что каждое поколение открывает и её книги, и её саму заново - и начинает, как водится, с решительного отрицания всех предыдущих концепций.
-Она была первой пролетарской поэтессой, воспевавшей «Предрассветные огни» - «Досвітні вогні», и даже Маркса переводила! - утверждают одни (обычная «советская» точка зрения). - Как бы ни так, - возражают другие (в том числе «теоретик интегрального национализма» Дм. Донцов, очень высоко ее ценивший - за личный и творческий героизм) - она типичнейшая, образцовая писательница эпохи национального возрождения. - Именно, - подхватывают некоторые наши современники, - только успешно обходившаяся без столь нам ненавистных народничества и этнографизма (так, в частности, считала Соломия Павлычко). Немедленно следуют возражения - а посмотрите на темы её произведений, хотя бы на место их действия! Древние Иудея, Греция, Рим, Италия, Северная Америка, Испания... - да она подлинная космополитка!
Приблизительно так же обстоит дело с уточнением того литературного жанра, который удавался ей лучше всего.
-Утонченнейший лирик в самом широком диапазоне - от самых сильных страстей до самых тонких душевных движений
-Внимательнейший реалист, со склонностью к довольно резкому и «острому» стилю изложения - возражают другие, приводя в пример её прозу - «Приязнь», «На море».
-Подлинный мастер исторического жанра, - уточняют третьи, - а её «драматические поэмы» можно использовать как ценнейшее учебное пособие, например, по 1-2 веках н.э. - её любимому историческому периоду.
Мне одно время казалось, что с самой большой силой талант Леси - в этом случае Ларисы Петровны, - проявился в её переписке, которая, в урезанном виде (многое не сохранилось) едва уместилась в три последние книги 12-томника. Благодаря точности описания и умению воспроизвести культурную атмосферу эпохи, это увлекательнейшее чтение, отнюдь не одним только исследователям биографии автора интересное.
Вполне квалифицированный переводчик, притом с большим чувством юмора - это она первой нашла и перевела рассказ «из русской жизни» «Ух! Волки!», вызвавший немалый интерес у ко всему привыкших интернетчиков.
Не лучше обстоит дело с обстоятельствами её личной жизни.
- С детских лет она болела туберкулезом, эта роковая болезнь сильнейшим образом определила все обстоятельства жизни писательницы со складом характера включительно. - Нет, против самого факта болезни никто и не возражает, но далеко не все определялось им, были в её жизни и периоды относительного здоровья, да, в любом случае, сама она всегда и последовательно считала все интимные обстоятельства делом глубоко личным, по возможности скрытым от чужих глаз, «как жизнь образцовой римской матроны» (к сожалению или к счастью, но в этом желании она не преуспела, как потому, что вызывала слишком сильный и пристальный интерес, так и потому, что не скрывала самого сокровенного для любой творческой личности - своей «лаборатории», «художественной кухни»).
- Она жила от вспышки болезни до ее временного затухания, естественно, ни о какой любви в таком положении и думать не приходится. - Тем не менее, любила и была любимой (а некоторые гипотезы на сей счет такие экстравагантные, что их дальние отголоски даже были подхвачены желтой прессой, понятно, в виде, в котором их не узнали бы даже первоначальные авторы).
- Убежденная атеистка! - в доказательство чего приводятся ее произведения из «раннехристианского» периода, в не особо лестном свете изображавшие иерархов едва возникшей Церкви.
- Еретичка и даже ересиарх! - такую концепцию отстаивает, в частности, Оксана Забужко, чья книга «Notre Dame d’Ukraine», вышедшая из печати несколько лет назад, наделала немало шума, а споры вокруг отдельных ее утверждений не утихли до сих пор.
Странным образом, все спорящие по-своему правы, практически каждый читатель находит в произведениях Леси Украинки то, что нужно и важно именно ему. Да и сама она была многогранной личностью. Можно сказать, нестандартной.
Начать хотя бы с происхождения. Существовали семейные легенды, которые что по материнской, что по отцовской линии находили у писательницы чужестранные корни. Предки отца, Петра Косача, якобы перебрались в Украину из Балкан, а происходили они не от кого-то иного, а от самого герцога Стефана Вукчича Косача, в честь которого была названа Герцеговина! (Демократически настроенные Косачи воспринимали это утверждение с большой долей юмора, а один из родственников, исступленно искавший доказательства столь высокородного происхождения, был в шутку назван «Герцогом»).
Еще более любопытна материнская ветвь - Драгомановы, вроде бы потомки грека-переводчика, по тогдашнему - «драгомана». Но это, конечно, легенды давние и непроверяемые. Куда интереснее те Драгомановы, что поближе по времени - «деды» и «родители» поколения Леси: декабристы, книжники, правдоискатели.
Самый известный носитель фамилии Драгоманов - безусловно, дядя Леси, Михаил Петрович. Философ, общественный деятель, не хочется использовать избитое слово - но другого не подберу: мыслитель. Звезда первой величины во всеимперском, если не во всеевропейском масштабе. Эмигрант и изгнанник.
Его сестра, Ольга Драгоманова, по мужу Косач, литературный псевдоним - Олена Пчілка. Женское издание своего знаменитого брата. Харизматическая, яркая, очень одаренная. «Герцль в юбке», «парламентарий без парламента, лидер без партии», впрочем, активно создававший для себя и партию, и трибуну. Эгоцентричная, автократическая и властная, правящая своими подчиненными (членами семьи и не только) при посредстве капризов и настроений, об изменении которых еще надо было догадаться. (Примечателен такой факт - во всем творчестве Леси Украинки с трудом можно вспомнить одну или две положительных героинь-матерей, зато имеется роскошная галерея подлинных язв. Например, Едіта Айрон из «У пущі», истинная железная леди). Писательница (рекомендую ее повесть «Товаришки» - «Подруги», героини которой - первое поколение женщин 19-го века, получивших высшее образование), издатель, редактор.
Как утверждает Оксана Забужко, только все еще патриархальный характер нашего общества мешает признать, что именно Олена Пчілка была «матерью украинского национализма».
Естественно, муж столь яркой личности неминуемо будет отодвинутым на второй план. По крайней мере, дети считали именно так (Леся в одном из писем к сестре, тоже Ольге, высказывает опасения, как бы брак их брата не стал вторым изданием брака их родителей). Петр Косач занимал довольно высокое общественное положение - дослужился до действительного статского советника (кажется, соответствует генерал-майору). Был, помимо прочего, довольно хозяйственным и обеспеченным, а его статуса хватало, чтобы никакие власти не беспокоили жену, занимавшуюся весьма подозрительной «сепаратистской» деятельностью, к тому же - ближайшую родственницу «одиозного» Драгоманова. Характер - сочетание внешней строгости и внутренней доброты. Леся - его любимица.
Едва ли не все родственницы с этой стороны - народоволки и политические ссыльные.
Шестеро детей, два сына, четыре дочери, с рождения были обречены как на раскрытие и развитие их врожденных талантов, так и на то, что «безмятежного детства» у них не будет и в помине. Особенно это касалось Леси. Она - второй по очередности, непланированный матерью (Леся родилась всего лишь годом позже старшего брата Миши, любимца всей семьи), болезненный ребенок. Как нарочно, особенно ценимый Оленой Пчилкой литературный дар достался именно этой девочке - «некрасивой, неинтересной, неостроумной» по выражению ее матери. (Боюсь, как бы при таком описании Олена Пчилка воспринималась как некое чудовище, начисто лишённое материнских чувств. Это, естественно, не так: талант дочери формировала именно она, да и примеров их материнско-дочерней любви тоже хватает. Скажем так, своеобразная любовь, мать с дочерью не могли обойтись без постоянного общения друг с другом, но лучше всего оно получалось, когда они жили врозь). Моцартиански ранняя вспышка таланта - в 9 лет. И, почти одновременно, начало изнурительного недуга. Туберкулез, проклятая и озаренная мистическим светом болезнь перелома веков (вспомните хотя бы «Волшебную гору»). Вся дальнейшая жизнь поневоле проходила под знаком этой болезни, «30-летняя война». Едва с огромными усилиями и ценой зачастую очень тяжело переносимого лечения останавливали очередной процесс, как недуг, затаясь на некоторое время, наносил новый удар.
Тем не менее - она старательно учится. Помимо литературного, природа одарила Лесю музыкальными склонностями (если бы не туберкулез руки, могла бы стать талантливой пианисткой), она не без успеха занималась рисованием и танцами (кстати, ее любимым «спортом» было плаванье - несколько в разрез с образом «вечно больной»). Обладала немалыми способностями к изучению иностранных языков (немецкий, французский, итальянский, английский, позже - еще и испанский; славянские же языки - польский, болгарский, - приходили как бы сами собой). В семье шутили: старшему брату Мише достались все математические способности, какие только были в роду, Лесе - языковые, соответственно, в «иной» сфере каждый из них был полным профаном.
В литературу Леся вошла в 9-летнем возрасте. Мать, помимо прочих своих талантов, была незаурядным литературным менеджером, так что талант дочери сумела распознать, направить и представить общественности. «Мне легко было войти в литературу, потому что я из литературной семьи» - из письма к О.Кобылянской, что, впрочем, не избавляло от того факта, что «Я, наверное, так и умру «молодой писательницей», без редакторского присмотра неспособной и шагу сделать». Псевдоним «Украинка» придумала мать, а похожим способом иногда подписывался Драгоманов.
Хотя в пору юности Леси уже существовали возможности учебы женщин в высших учебных заведениях, она из-за болезни так и осталась без «официального» образования. Безусловно, ее «неофициальное» - владение иностранными языками, глубокие знания в области истории, культуры, литературоведения стоят не одного современного университета, тем не менее, она иногда с ноткой горечи называла себя «бездипломным самоучкой».
К 25-ти годам Леся успела перенести несколько операций, провести год у дяди в Болгарии, давшей ему приют в изгнании, выпустить стихотворные сборники (первым был «На крыльях песен» - «На крилах пісень»), написать свою первую (очень 25-летнюю, по выражению О.Забужко) драму «Голубая роза» («Блакитна троянда») и удостоится такой похвалы с уст признанного «метра» всей украинской литературы - И.Франко.
«Читая мягкие и расслабленные или холодно резонерские сочинения украинцев-мужчин и сравнивая их с этими бодрыми, сильными и смелыми, и вместе с тем, такими искренними словами Леси Украинки, невольно думаешь, что эта больная, слабая девушка - едва ли не единственный мужчина во всей Украине!»
(Уточню на всякий случай, что это утверждение, в свое время воспринимающееся как комплимент, вызвало целую бурю возмущения у современных украинских феминисток, О.Забужко посвятила ему несколько страниц своей книги)
Не останавливаясь подробно на событиях нескольких последующих лет (очень рекомендую на сей счет да и вообще - вот эту статью), отметим 1901 год, ставший для Леси переломным. Этот год начался трагически. В её присутствии, на её руках умирал человек, бывший её, возможно, самой большой любовью - С.Мержинский. «Вы спрашиваете, как я пережила это? - писала она в одном из своих более поздних писем. - Я из этого сделала драму».
«Одержимая», первое зрелое произведение Леси Украинки, написанное в ночь, после которой талантливая девушка превратилась в гениальную женщину.
Кроме «Одержимой», эта любовь отпечаталась во множестве стихотворений.
«Уста твердят: Ушел он без возврата,
Нет, не покинул, - верит сердце свято.
Ты слышишь, как струна звенит и плачет?
Она звенит, дрожит слезой горячей.
Здесь в глубине трепещет в лад со мною:
„Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!“
И в песнях ли хочу избыть я муку,
Иль кто-нибудь сожмет мне нежно руку,
Иль задушевный разговор ведется,
Иль губ моих губами кто коснется -
Струна звенит, как эхо надо мною:
„Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!“
(Уста твердят: Перевод А. Островского.)
Уста говорять: «він навіки згинув!»
А серце каже: «ні, він не покинув!»
Ти чуєш, як бринить струна якась тремтяча?
Тремтить-бринить, немов сльоза гаряча,
Тут в глибині і б’ється враз зі мною:
«Я тут, я завжди тут, я все з тобою!»
Так завжди, чи в піснях забути хочу муку,
Чи хто мені стискає дружньо руку,
Чи любая розмова з ким ведеться,
Чи поцілунок на устах озветься,
Струна бринить лагідною луною:
«Я тут, я завжди тут, я все з тобою!»
В том же 1901 году, в Карпатах, куда она приехала «для поправки здоровья» (на сей раз процесс обнаружили в легких) случились две встречи, чрезвычайно важные для Леси. Она наконец-то увидела воочию свою подругу, с которой давно переписывалась,- в будущем известную писательницу, а тогда лишь робкую начинающую, Ольгу Кобылянскую.
Этой женской дружбе, союзу душ двух творческих душ, можно бы посвятить не одно исследование. Для обеих - и Леси, и Ольги, - их общение стало чрезвычайно важным фактором душевной жизни. При том, что ведущей в их паре была, безусловно, Леся, как более опытный литератор, куда лучше ориентирующийся в тогдашних культурных реалиях - вряд ли без влияния Ольги, мастера «интеллектуализированного пейзажа», были бы написаны самые проникновенные сцены Лесиного шедевра «Лесной песни».
Приблизительно тогда же в жизнь Леси вошел Климентий Квитка, тихий скромный юноша, которого с Лесей объединяла общая беда - та же болезнь. Леся, только что пережившая тяжелую личную утрату, и не помышляла о новом чувстве, но Климентий - Кльоня, как называли его друзья, - был сражен. Он так преданно и нежно ухаживал за любимой женщиной, что другие курортники в шутку прозвали его «пажом королевны». Должно быть, в честь цикла «Королевна» - «Принцесса», написанного тогда Лесей.
- Госпожа моя принцесса!
Что связало Вас со мною?
Не досталось мне наследства,
Не сумел я стать богатым.
- Господин мой храбрый рыцарь!
Это, право, оскорбленье -
Не из тех я, что привыкли
Продавать сердца за злато.
- Королівно, ясна панно,
ви себе навік забули!
Що з'єднало вас зо мною,
вбогим лицарем без спадку?
- Мій лицарю, любий пане,
се мені гірка образа, -
я ж не звикла продавати
свого серця за червінці!
Это долгое ухаживание завершилось в 1904 году, когда они оба стали супругами, по традиции эпохи объединив свои фамилии. (Церковное венчание произошло тремя годами позже, причиной отсрочки стало главным образом крайнее нежелание Леси подчиниться этой церемонии. Согласилась она лишь под сильным давлением извне). Но прежде Лесе пришлось преодолеть сопротивление матери, которая и слышать не хотела о браке дочери с человеком, не занимавшим высокого общественного положения, небогатым, к тому же нездоровым, и пережить очередную тяжелую утрату - заразившись по нелепой случайности чем-то вроде тифа, умирает ее старший, горячо любимый брат Михаил. Миша. В детстве они были так неразлучны, что их даже называли одним именем - «Мишолосие»...
В 1907 году начала «Руфина и Присциллу» - на мой вкус, лучшее произведение о раннем христианстве.
В 1909 году не стало лучшего друга Леси и самого близкого ей человека - её отца.
Несмотря на лечение в Италии и Крыму, болезнь писательницы прогрессирует, и супруги Квитка-Косач вынуждены перебраться на Кавказ. Родная Украина, в особенности же страстно любимая Лесей Волынь, стали для Леси недоступными -влажный и нездоровый климат родного Полесья был ей противопоказан. Возможно, из-за этой, тяжело переживаемой разлуки, она и написала в 1911 году свое вершинное произведение - «Лесную песню» («Лісову пісню»)
Трудно даже сказать, которое уже по счету поколение украинских читателей штудирует это произведение с детства, разбирая его, что называется, «по косточкам». Недаром - «Лесная песня» заслуженно считается образцом идеального владения языком, умелого построения сюжета, художественной выразительности образом и того опоэтизированного, интеллектуализированного пейзажа, которого - как писала Леся в письме О.Кобылянской, «ей так не хватало в нашей литературе».
Скрипела ива мне: «Усни, усни!»
И снились белые-пребелые мне сны:
на серебре сверкали самоцветы,
и грезились, каких и нет на свете,
неведомые травы и цветы.
И ты
таких не видел звёзд, резных и нежных,
что падали с небес, ковром безбрежным
стелились по земле. И хрусталя
осколками усыпана земля,
сверкающими в белизне раздольной.
(Перевод О.Тимохиной)
Спит озеро, спит лес и спит тростник.
Верба скрипела всё: «Засни, засни…»
И белые мне приходили сны:
На серебре сверкали ярко самоцветы,
Цветы и травы ткались белым цветом…
И звёзды тихие и нежные спадали
На землю с неба и сугробы наметали.
А над сугробами - бело и чисто,
Хрустальной россыпью горит игристо
И тысячами искр сверкает всюду…
(перевод В.Волиной)
Спить озеро, спить ліс і очерет.
Верба рипіла все: «Засни, засни…»
І снилися мені все білі сни:
на сріблі сяли ясні самоцвіти,
стелилися незнані трави, квіти,
блискучі, білі… Тихі, ніжні зорі
спадали з неба - білі, непрозорі -
і клалися в намети… Біло, чисто
попід наметами. Ясне намисто
з кришталю грає і ряхтить усюди…
Тем не менее, интерес к «Лесной песне» никак не угасает - нет недостатка в современных, довольно неожиданных её интерпретациях. Приходилось мне встречать даже и такую: это вариант истории любви Берена и Лютиен, если бы в мире Толкина победили силы зла с падшим ангелом Мелькором во главе.
...В одном из писем к матери, датированным 1910 годом, на просьбы поберечь себя, Леся отвечает - немецкий профессор, у которого она консультировалась, определил, что ей осталось от силы 10-15 лет жизни, причем половина из них - в положении инвалида. Так стоит ли ради этого обрекать себя на растительное существование?
На самом деле ей осталось три года и за это время она сожгла себя без остатка. Из-под ее пера появлялись шедевр за шедевром - «Камінний господар» (реализация вечного сюжета о Дон Жуане, история, которую, по утверждению Леси Украинки, «может написать только женщина»; она сама - единственная женщина, за эту тему взявшаяся). Трагический «Адвокат Мартин». Прекрасная «Изольда Белорукая», переосмысленный отголосок артуровского мифа. «Оргия», очередная попытка ответить на проклятый вопрос, может ли человек, в частности «артист» - музыкант, художник, - реализовать свой талант в герметически закрытом мире, без присутствия публики. Что важнее - творчество или успех, и чем можно, а чем нельзя жертвовать ради успеха?
Это только реализованное, а от ее творческих планов вообще перехватывает дыхание. Она планировала написать об известной героине 16-го века, волынской амазонке Ганне Борзобагатой-Красенской. На сюжет баллады о Бондаривне - драму из жизни средневекового города. «О борьбе христианства против религии предков моих» (наверное, язычества). Мечтала переработать для сцены лучшую повесть подруги, Ольги Кобылянской - «В неділю рано...». «Балладный мотив о брате и сестре». Драму из той эпохи, когда уже «последние эллины» становятся жертвами фанатиков из числа победивших христиан.
Остались десятки других набросков - кратких описаний задуманного...
Ее не стало летом 1913 года.
Когда умру, на свете запылают
Слова, согретые моим огнем.
И пламень, в них сокрытый, засияет
Зажженный в ночь, гореть он будет днем…
(«Когда умру» Перевод Н. Брауна.)
Як я умру, на світі запалає
Покинутий вогонь моїх пісень,
І стримуваний пломінь засіяє,
Вночі запалений, горітиме удень.
Надеюсь даже когда нет надежды.
Её литературное имя - Леся Украинка.
В жизни - Лариса Косач. Лариса Петровна Косач-Квитка...
Но где для таких, как она, оканчивается литература и начинается обыденная реальность?
Казалось бы, кому может быть интересной фигура скромной женщины, прожившей не особо приметную жизнь и умершей в возрасте чуть за сорок ровно сто лет тому назад? Пусть даже объявленной классиком - мало ли «классических» книг пылятся на полках в полном забвении, а что-либо об их авторах известно только эрудитам?
Но не в её случае.
Иногда трудно отделаться от впечатления, что каждое поколение открывает и её книги, и её саму заново - и начинает, как водится, с решительного отрицания всех предыдущих концепций.
-Она была первой пролетарской поэтессой, воспевавшей «Предрассветные огни» - «Досвітні вогні», и даже Маркса переводила! - утверждают одни (обычная «советская» точка зрения). - Как бы ни так, - возражают другие (в том числе «теоретик интегрального национализма» Дм. Донцов, очень высоко ее ценивший - за личный и творческий героизм) - она типичнейшая, образцовая писательница эпохи национального возрождения. - Именно, - подхватывают некоторые наши современники, - только успешно обходившаяся без столь нам ненавистных народничества и этнографизма (так, в частности, считала Соломия Павлычко). Немедленно следуют возражения - а посмотрите на темы её произведений, хотя бы на место их действия! Древние Иудея, Греция, Рим, Италия, Северная Америка, Испания... - да она подлинная космополитка!
Приблизительно так же обстоит дело с уточнением того литературного жанра, который удавался ей лучше всего.
-Утонченнейший лирик в самом широком диапазоне - от самых сильных страстей до самых тонких душевных движений
-Внимательнейший реалист, со склонностью к довольно резкому и «острому» стилю изложения - возражают другие, приводя в пример её прозу - «Приязнь», «На море».
-Подлинный мастер исторического жанра, - уточняют третьи, - а её «драматические поэмы» можно использовать как ценнейшее учебное пособие, например, по 1-2 веках н.э. - её любимому историческому периоду.
Мне одно время казалось, что с самой большой силой талант Леси - в этом случае Ларисы Петровны, - проявился в её переписке, которая, в урезанном виде (многое не сохранилось) едва уместилась в три последние книги 12-томника. Благодаря точности описания и умению воспроизвести культурную атмосферу эпохи, это увлекательнейшее чтение, отнюдь не одним только исследователям биографии автора интересное.
Вполне квалифицированный переводчик, притом с большим чувством юмора - это она первой нашла и перевела рассказ «из русской жизни» «Ух! Волки!», вызвавший немалый интерес у ко всему привыкших интернетчиков.
Не лучше обстоит дело с обстоятельствами её личной жизни.
- С детских лет она болела туберкулезом, эта роковая болезнь сильнейшим образом определила все обстоятельства жизни писательницы со складом характера включительно. - Нет, против самого факта болезни никто и не возражает, но далеко не все определялось им, были в её жизни и периоды относительного здоровья, да, в любом случае, сама она всегда и последовательно считала все интимные обстоятельства делом глубоко личным, по возможности скрытым от чужих глаз, «как жизнь образцовой римской матроны» (к сожалению или к счастью, но в этом желании она не преуспела, как потому, что вызывала слишком сильный и пристальный интерес, так и потому, что не скрывала самого сокровенного для любой творческой личности - своей «лаборатории», «художественной кухни»).
- Она жила от вспышки болезни до ее временного затухания, естественно, ни о какой любви в таком положении и думать не приходится. - Тем не менее, любила и была любимой (а некоторые гипотезы на сей счет такие экстравагантные, что их дальние отголоски даже были подхвачены желтой прессой, понятно, в виде, в котором их не узнали бы даже первоначальные авторы).
- Убежденная атеистка! - в доказательство чего приводятся ее произведения из «раннехристианского» периода, в не особо лестном свете изображавшие иерархов едва возникшей Церкви.
- Еретичка и даже ересиарх! - такую концепцию отстаивает, в частности, Оксана Забужко, чья книга «Notre Dame d’Ukraine», вышедшая из печати несколько лет назад, наделала немало шума, а споры вокруг отдельных ее утверждений не утихли до сих пор.
Странным образом, все спорящие по-своему правы, практически каждый читатель находит в произведениях Леси Украинки то, что нужно и важно именно ему. Да и сама она была многогранной личностью. Можно сказать, нестандартной.
Начать хотя бы с происхождения. Существовали семейные легенды, которые что по материнской, что по отцовской линии находили у писательницы чужестранные корни. Предки отца, Петра Косача, якобы перебрались в Украину из Балкан, а происходили они не от кого-то иного, а от самого герцога Стефана Вукчича Косача, в честь которого была названа Герцеговина! (Демократически настроенные Косачи воспринимали это утверждение с большой долей юмора, а один из родственников, исступленно искавший доказательства столь высокородного происхождения, был в шутку назван «Герцогом»).
Еще более любопытна материнская ветвь - Драгомановы, вроде бы потомки грека-переводчика, по тогдашнему - «драгомана». Но это, конечно, легенды давние и непроверяемые. Куда интереснее те Драгомановы, что поближе по времени - «деды» и «родители» поколения Леси: декабристы, книжники, правдоискатели.
Самый известный носитель фамилии Драгоманов - безусловно, дядя Леси, Михаил Петрович. Философ, общественный деятель, не хочется использовать избитое слово - но другого не подберу: мыслитель. Звезда первой величины во всеимперском, если не во всеевропейском масштабе. Эмигрант и изгнанник.
Его сестра, Ольга Драгоманова, по мужу Косач, литературный псевдоним - Олена Пчілка. Женское издание своего знаменитого брата. Харизматическая, яркая, очень одаренная. «Герцль в юбке», «парламентарий без парламента, лидер без партии», впрочем, активно создававший для себя и партию, и трибуну. Эгоцентричная, автократическая и властная, правящая своими подчиненными (членами семьи и не только) при посредстве капризов и настроений, об изменении которых еще надо было догадаться. (Примечателен такой факт - во всем творчестве Леси Украинки с трудом можно вспомнить одну или две положительных героинь-матерей, зато имеется роскошная галерея подлинных язв. Например, Едіта Айрон из «У пущі», истинная железная леди). Писательница (рекомендую ее повесть «Товаришки» - «Подруги», героини которой - первое поколение женщин 19-го века, получивших высшее образование), издатель, редактор.
Как утверждает Оксана Забужко, только все еще патриархальный характер нашего общества мешает признать, что именно Олена Пчілка была «матерью украинского национализма».
Естественно, муж столь яркой личности неминуемо будет отодвинутым на второй план. По крайней мере, дети считали именно так (Леся в одном из писем к сестре, тоже Ольге, высказывает опасения, как бы брак их брата не стал вторым изданием брака их родителей). Петр Косач занимал довольно высокое общественное положение - дослужился до действительного статского советника (кажется, соответствует генерал-майору). Был, помимо прочего, довольно хозяйственным и обеспеченным, а его статуса хватало, чтобы никакие власти не беспокоили жену, занимавшуюся весьма подозрительной «сепаратистской» деятельностью, к тому же - ближайшую родственницу «одиозного» Драгоманова. Характер - сочетание внешней строгости и внутренней доброты. Леся - его любимица.
Едва ли не все родственницы с этой стороны - народоволки и политические ссыльные.
Шестеро детей, два сына, четыре дочери, с рождения были обречены как на раскрытие и развитие их врожденных талантов, так и на то, что «безмятежного детства» у них не будет и в помине. Особенно это касалось Леси. Она - второй по очередности, непланированный матерью (Леся родилась всего лишь годом позже старшего брата Миши, любимца всей семьи), болезненный ребенок. Как нарочно, особенно ценимый Оленой Пчилкой литературный дар достался именно этой девочке - «некрасивой, неинтересной, неостроумной» по выражению ее матери. (Боюсь, как бы при таком описании Олена Пчилка воспринималась как некое чудовище, начисто лишённое материнских чувств. Это, естественно, не так: талант дочери формировала именно она, да и примеров их материнско-дочерней любви тоже хватает. Скажем так, своеобразная любовь, мать с дочерью не могли обойтись без постоянного общения друг с другом, но лучше всего оно получалось, когда они жили врозь). Моцартиански ранняя вспышка таланта - в 9 лет. И, почти одновременно, начало изнурительного недуга. Туберкулез, проклятая и озаренная мистическим светом болезнь перелома веков (вспомните хотя бы «Волшебную гору»). Вся дальнейшая жизнь поневоле проходила под знаком этой болезни, «30-летняя война». Едва с огромными усилиями и ценой зачастую очень тяжело переносимого лечения останавливали очередной процесс, как недуг, затаясь на некоторое время, наносил новый удар.
Тем не менее - она старательно учится. Помимо литературного, природа одарила Лесю музыкальными склонностями (если бы не туберкулез руки, могла бы стать талантливой пианисткой), она не без успеха занималась рисованием и танцами (кстати, ее любимым «спортом» было плаванье - несколько в разрез с образом «вечно больной»). Обладала немалыми способностями к изучению иностранных языков (немецкий, французский, итальянский, английский, позже - еще и испанский; славянские же языки - польский, болгарский, - приходили как бы сами собой). В семье шутили: старшему брату Мише достались все математические способности, какие только были в роду, Лесе - языковые, соответственно, в «иной» сфере каждый из них был полным профаном.
В литературу Леся вошла в 9-летнем возрасте. Мать, помимо прочих своих талантов, была незаурядным литературным менеджером, так что талант дочери сумела распознать, направить и представить общественности. «Мне легко было войти в литературу, потому что я из литературной семьи» - из письма к О.Кобылянской, что, впрочем, не избавляло от того факта, что «Я, наверное, так и умру «молодой писательницей», без редакторского присмотра неспособной и шагу сделать». Псевдоним «Украинка» придумала мать, а похожим способом иногда подписывался Драгоманов.
Хотя в пору юности Леси уже существовали возможности учебы женщин в высших учебных заведениях, она из-за болезни так и осталась без «официального» образования. Безусловно, ее «неофициальное» - владение иностранными языками, глубокие знания в области истории, культуры, литературоведения стоят не одного современного университета, тем не менее, она иногда с ноткой горечи называла себя «бездипломным самоучкой».
К 25-ти годам Леся успела перенести несколько операций, провести год у дяди в Болгарии, давшей ему приют в изгнании, выпустить стихотворные сборники (первым был «На крыльях песен» - «На крилах пісень»), написать свою первую (очень 25-летнюю, по выражению О.Забужко) драму «Голубая роза» («Блакитна троянда») и удостоится такой похвалы с уст признанного «метра» всей украинской литературы - И.Франко.
«Читая мягкие и расслабленные или холодно резонерские сочинения украинцев-мужчин и сравнивая их с этими бодрыми, сильными и смелыми, и вместе с тем, такими искренними словами Леси Украинки, невольно думаешь, что эта больная, слабая девушка - едва ли не единственный мужчина во всей Украине!»
(Уточню на всякий случай, что это утверждение, в свое время воспринимающееся как комплимент, вызвало целую бурю возмущения у современных украинских феминисток, О.Забужко посвятила ему несколько страниц своей книги)
Не останавливаясь подробно на событиях нескольких последующих лет (очень рекомендую на сей счет да и вообще - вот эту статью), отметим 1901 год, ставший для Леси переломным. Этот год начался трагически. В её присутствии, на её руках умирал человек, бывший её, возможно, самой большой любовью - С.Мержинский. «Вы спрашиваете, как я пережила это? - писала она в одном из своих более поздних писем. - Я из этого сделала драму».
«Одержимая», первое зрелое произведение Леси Украинки, написанное в ночь, после которой талантливая девушка превратилась в гениальную женщину.
Кроме «Одержимой», эта любовь отпечаталась во множестве стихотворений.
«Уста твердят: Ушел он без возврата,
Нет, не покинул, - верит сердце свято.
Ты слышишь, как струна звенит и плачет?
Она звенит, дрожит слезой горячей.
Здесь в глубине трепещет в лад со мною:
„Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!“
И в песнях ли хочу избыть я муку,
Иль кто-нибудь сожмет мне нежно руку,
Иль задушевный разговор ведется,
Иль губ моих губами кто коснется -
Струна звенит, как эхо надо мною:
„Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!“
(Уста твердят: Перевод А. Островского.)
Уста говорять: «він навіки згинув!»
А серце каже: «ні, він не покинув!»
Ти чуєш, як бринить струна якась тремтяча?
Тремтить-бринить, немов сльоза гаряча,
Тут в глибині і б’ється враз зі мною:
«Я тут, я завжди тут, я все з тобою!»
Так завжди, чи в піснях забути хочу муку,
Чи хто мені стискає дружньо руку,
Чи любая розмова з ким ведеться,
Чи поцілунок на устах озветься,
Струна бринить лагідною луною:
«Я тут, я завжди тут, я все з тобою!»
В том же 1901 году, в Карпатах, куда она приехала «для поправки здоровья» (на сей раз процесс обнаружили в легких) случились две встречи, чрезвычайно важные для Леси. Она наконец-то увидела воочию свою подругу, с которой давно переписывалась,- в будущем известную писательницу, а тогда лишь робкую начинающую, Ольгу Кобылянскую.
Этой женской дружбе, союзу душ двух творческих душ, можно бы посвятить не одно исследование. Для обеих - и Леси, и Ольги, - их общение стало чрезвычайно важным фактором душевной жизни. При том, что ведущей в их паре была, безусловно, Леся, как более опытный литератор, куда лучше ориентирующийся в тогдашних культурных реалиях - вряд ли без влияния Ольги, мастера «интеллектуализированного пейзажа», были бы написаны самые проникновенные сцены Лесиного шедевра «Лесной песни».
Приблизительно тогда же в жизнь Леси вошел Климентий Квитка, тихий скромный юноша, которого с Лесей объединяла общая беда - та же болезнь. Леся, только что пережившая тяжелую личную утрату, и не помышляла о новом чувстве, но Климентий - Кльоня, как называли его друзья, - был сражен. Он так преданно и нежно ухаживал за любимой женщиной, что другие курортники в шутку прозвали его «пажом королевны». Должно быть, в честь цикла «Королевна» - «Принцесса», написанного тогда Лесей.
- Госпожа моя принцесса!
Что связало Вас со мною?
Не досталось мне наследства,
Не сумел я стать богатым.
- Господин мой храбрый рыцарь!
Это, право, оскорбленье -
Не из тех я, что привыкли
Продавать сердца за злато.
- Королівно, ясна панно,
ви себе навік забули!
Що з'єднало вас зо мною,
вбогим лицарем без спадку?
- Мій лицарю, любий пане,
се мені гірка образа, -
я ж не звикла продавати
свого серця за червінці!
Это долгое ухаживание завершилось в 1904 году, когда они оба стали супругами, по традиции эпохи объединив свои фамилии. (Церковное венчание произошло тремя годами позже, причиной отсрочки стало главным образом крайнее нежелание Леси подчиниться этой церемонии. Согласилась она лишь под сильным давлением извне). Но прежде Лесе пришлось преодолеть сопротивление матери, которая и слышать не хотела о браке дочери с человеком, не занимавшим высокого общественного положения, небогатым, к тому же нездоровым, и пережить очередную тяжелую утрату - заразившись по нелепой случайности чем-то вроде тифа, умирает ее старший, горячо любимый брат Михаил. Миша. В детстве они были так неразлучны, что их даже называли одним именем - «Мишолосие»...
В 1907 году начала «Руфина и Присциллу» - на мой вкус, лучшее произведение о раннем христианстве.
В 1909 году не стало лучшего друга Леси и самого близкого ей человека - её отца.
Несмотря на лечение в Италии и Крыму, болезнь писательницы прогрессирует, и супруги Квитка-Косач вынуждены перебраться на Кавказ. Родная Украина, в особенности же страстно любимая Лесей Волынь, стали для Леси недоступными -влажный и нездоровый климат родного Полесья был ей противопоказан. Возможно, из-за этой, тяжело переживаемой разлуки, она и написала в 1911 году свое вершинное произведение - «Лесную песню» («Лісову пісню»)
Трудно даже сказать, которое уже по счету поколение украинских читателей штудирует это произведение с детства, разбирая его, что называется, «по косточкам». Недаром - «Лесная песня» заслуженно считается образцом идеального владения языком, умелого построения сюжета, художественной выразительности образом и того опоэтизированного, интеллектуализированного пейзажа, которого - как писала Леся в письме О.Кобылянской, «ей так не хватало в нашей литературе».
Скрипела ива мне: «Усни, усни!»
И снились белые-пребелые мне сны:
на серебре сверкали самоцветы,
и грезились, каких и нет на свете,
неведомые травы и цветы.
И ты
таких не видел звёзд, резных и нежных,
что падали с небес, ковром безбрежным
стелились по земле. И хрусталя
осколками усыпана земля,
сверкающими в белизне раздольной.
(Перевод О.Тимохиной)
Спит озеро, спит лес и спит тростник.
Верба скрипела всё: «Засни, засни…»
И белые мне приходили сны:
На серебре сверкали ярко самоцветы,
Цветы и травы ткались белым цветом…
И звёзды тихие и нежные спадали
На землю с неба и сугробы наметали.
А над сугробами - бело и чисто,
Хрустальной россыпью горит игристо
И тысячами искр сверкает всюду…
(перевод В.Волиной)
Спить озеро, спить ліс і очерет.
Верба рипіла все: «Засни, засни…»
І снилися мені все білі сни:
на сріблі сяли ясні самоцвіти,
стелилися незнані трави, квіти,
блискучі, білі… Тихі, ніжні зорі
спадали з неба - білі, непрозорі -
і клалися в намети… Біло, чисто
попід наметами. Ясне намисто
з кришталю грає і ряхтить усюди…
Тем не менее, интерес к «Лесной песне» никак не угасает - нет недостатка в современных, довольно неожиданных её интерпретациях. Приходилось мне встречать даже и такую: это вариант истории любви Берена и Лютиен, если бы в мире Толкина победили силы зла с падшим ангелом Мелькором во главе.
...В одном из писем к матери, датированным 1910 годом, на просьбы поберечь себя, Леся отвечает - немецкий профессор, у которого она консультировалась, определил, что ей осталось от силы 10-15 лет жизни, причем половина из них - в положении инвалида. Так стоит ли ради этого обрекать себя на растительное существование?
На самом деле ей осталось три года и за это время она сожгла себя без остатка. Из-под ее пера появлялись шедевр за шедевром - «Камінний господар» (реализация вечного сюжета о Дон Жуане, история, которую, по утверждению Леси Украинки, «может написать только женщина»; она сама - единственная женщина, за эту тему взявшаяся). Трагический «Адвокат Мартин». Прекрасная «Изольда Белорукая», переосмысленный отголосок артуровского мифа. «Оргия», очередная попытка ответить на проклятый вопрос, может ли человек, в частности «артист» - музыкант, художник, - реализовать свой талант в герметически закрытом мире, без присутствия публики. Что важнее - творчество или успех, и чем можно, а чем нельзя жертвовать ради успеха?
Это только реализованное, а от ее творческих планов вообще перехватывает дыхание. Она планировала написать об известной героине 16-го века, волынской амазонке Ганне Борзобагатой-Красенской. На сюжет баллады о Бондаривне - драму из жизни средневекового города. «О борьбе христианства против религии предков моих» (наверное, язычества). Мечтала переработать для сцены лучшую повесть подруги, Ольги Кобылянской - «В неділю рано...». «Балладный мотив о брате и сестре». Драму из той эпохи, когда уже «последние эллины» становятся жертвами фанатиков из числа победивших христиан.
Остались десятки других набросков - кратких описаний задуманного...
Ее не стало летом 1913 года.
Когда умру, на свете запылают
Слова, согретые моим огнем.
И пламень, в них сокрытый, засияет
Зажженный в ночь, гореть он будет днем…
(«Когда умру» Перевод Н. Брауна.)
Як я умру, на світі запалає
Покинутий вогонь моїх пісень,
І стримуваний пломінь засіяє,
Вночі запалений, горітиме удень.