Имоджен Каннингем
Я уже неоднократно писала о замечательной Имоджен Каннигем. А также о ней неоднократно писали, например, в этом прекрасном блоге. Когда-то давно я написала о ней статью в журнале "Фотомастерская".
Иногда я выкладываю здесь свои статьи, хочу выложить и эту. И даже не буду сильно иллюстрировать, потому что из фотографий Каннингем невозможно выбрать самое прекрасное. Лучше долго смотреть их, например, здесь.
Лично я считаю, что в рассказе о художнике важнее говорить о его работе и месте в истории, чем о его личных качествах и обстоятельствах жизни. Без качеств и обстоятельств, конечно, тоже нельзя, но с них обычно не начинают. Но сейчас я изменю своему правилу и сразу предупрежу читателя о том, что героиня этой статьи была личностью своенравной, самодостаточной, независимой, ехидной и вредной. Именно такой образ складывается из многочисленных интервью, в которых фотограф признается в том, что вообще-то не любит людей, не особенно интересуется чужим мнением, считает себя плохим педагогом, потому что не может поставить себя на место человека, который ничего не умеет, и не помнит, чтобы кто-то серьезно повлиял на ее творчество. Историки фотографии относятся к ней, как к строгой классной даме - с уважением, но без особой теплоты. Имоджен Каннингем - «самая влиятельная женщина-фотограф Америки» по определению журнала LIFE (1976 года), одна из основателей легендарной группы F/64, считается мастером, «не создавшим определенного стиля по причине безразличия к своей репутации». Слава и признание пришли к Каннингем в середине шестидесятых, но наиболее известные ее работы созданы между двадцатыми и сороковыми. Определение ее фотографического амплуа расплывается между «растительными формами», «архитектурой» и «обнаженной натурой», хотя не меньшую часть ее наследия составляют портреты и жанровые снимки. Больше всего о ней говорят в связи с ее принадлежностью к группе F/64, хотя для нее это был всего лишь один из эпизодов творческой биографии, которому она сама, очевидно, не придавала большого значения.
Имоджен Каннингем просто всегда делала то, что считала нужным - училась, работала, общалась, воспитывала детей, зарабатывала деньги, читала, писала, впитывала новые впечатления, путешествовала и все время фотографировала то, что казалось ей интересным, не оглядываясь на то, что в данный момент считается идеологически правильным. Удивительным образом в характере Каннингем сочетаются прагматизм и впечатлительность, гибкость и твердость. Пожалуй, если приводить пример абсолютно независимого художника - Каннингем - один из наилучших кандидатов. Однако нельзя сказать, что ее работа не похожа ни на что. Наоборот - она типичный, хрестоматийный фотограф двадцатого века, ее сюжеты, интересы, подход к натуре меняются от десятилетия к десятилетию, следуя за основными линиями развития истории фотографии - от пикториализма к модернизму, от строгого формализма к социальной документалистике. Но при этом Каннингем не столько следит за тенденциями, сколько сама их создает, наблюдая, пробуя новое и меняясь вместе с меняющимся временем. Независимость и решительность проявляются как в эпизодах ее творчества, так и в личной жизни, но в том, что она делает не заметно никакого протеста, революции, противостояния и декларации. Она просто поступает так, как считает нужным, уважая себя и свою работу, не пытаясь никому ничего доказать.
В начале 20 века она становится одной из первых женщин, фотографирующих мужскую обнаженную натуру. Она едет учиться в Европу и гуляет одна по лондонским трущобам, в поисках интересных кадров, не думая о том, что это опасно или неприлично. Она открывает успешную портретную студию, но отказывается от коммерческих заказов после рождением троих детей, которые требуют ее внимания, при этом продолжая фотографировать и создавая шедевры из того, что попадается ей под руку. Когда дети подрастают она, не задумываясь, разводится с мужем, который пытается ограничить свободу ее передвижения. Она фотографирует обнаженных беременных в те времена, когда само слово «беременность» считается чем-то очень интимным на грани благопристойности. Она всегда ясно высказывает свою гражданскую и творческую позицию, и ее фотографии - выверенные, точные, лаконичные и изящные, сделаны твердой рукой уверенного в себе человека.
Имоджен - любимая дочь просвещенного фермера (он назвал ее в честь шекспировской героини) рано начала интересоваться фотографией. По выходным она посещала художественную школу, в двадцать лет поступила в университет (единственная из семерых детей), где изучала химию. Одна из первых ее известных фотографий - автопортрет 1906 года, на котором обнаженная Имоджен лежит в траве.
В ее биографиях в качестве важной вехи на пути профессионального становления упоминается работа в студии Эдварда Кёртиса, прославившегося своим многолетним документально-романтическим проектом по съемке индейцев. Впрочем, маэстро лично не имел никакого отношения к успехам Каннингем. «Я видела его всего пару раз за два года, когда он приезжал, перекладывал чемоданы и вновь уезжал. За всю техническую работу в студии отвечал немец по фамилии Мур. Именно он многому научил меня». В 1909 году, получив стипендию на обучение за границей, Каннингем отправилась в Дрезден, где год училась в Высшей технической школе. Возвращаясь назад, она посетила Лондон, Филадельфию и Нью-Йорк, после чего открыла собственную портретную студию в родном Сиэтле, которая сразу стала претендовать на то, чтобы быть единственным заведением «художественного» портретирования в городе.
Работы Каннингем 1910-х годов, которые она посылала на выставки и публиковала в фотографических журналах, очень похожи на то, что делали сотни фотографов рубежа веков во всех странах, в своих туманных, «живописных» фотографиях стремясь обозначить что-то, что находится по ту сторону реальности и скрывается за видимой оболочкой вещей. Но весьма смело и свободно, как уже было сказано, обращалась с обнаженной натурой - мужской, женской и детской. Ей позировали ее друзья художники и ее муж - живописец Рой Партридж, который радовался, что Имоджен использует мягкий фокус, поэтому его едва ли можно узнать на снимке.
С 1913 года Каннингем становится довольно известным мастером в фотографических кругах и портреты, которые она делает как ради заработка, так и для себя, действительно отличаются от стандартной продукции коммерческих студий. (Тогда же она пишет статью «Фотография, как профессия для женщин», что весьма показательно). Однажды ее дрезденский преподаватель Роберт Лютер, когда она приготовилась снимать его, сказал: «Сейчас я буду решать в уме одну математическую задачу. Пожалуйста, снимайте только тогда, когда вам покажется, что моя мысль достигла наибольшей интенсивности». С тех пор Каннингем стала стремиться к необычным решениям, раскрывающим образ личности. Она использовала нестандартный антураж, искала интересные позы, выводила людей за пределы студии и приходила к ним домой, чтобы сфотографировать их в естественном окружении.
В 1920 году семья переехала в Окленд. Трое маленьких сыновей Имоджен требовали заботы, у нее больше не было студии. Ее муж получил работу в колледже Миллса - частной художественной школе для женщин. Творческая атмосфера, живописцы, фотографы, хореографы и литераторы, преподававшие в школе и посещавшие дом Роя и Имоджен - все это вдохновляло и давало новые импульсы к творчеству. С начала 20-г годов Каннингем сосредоточивается на простых вещах, которые ее окружают - растениях, бытовых предметах, а также фрагментах человеческого тела. Из всего этого она создает строгие, почти абстрактные, безупречно сбалансированные композиции, выявляя чисто фотографические, а не живописные качества изображения.
Фотография способна обнаружить красоту и гармонию в простой повседневности - в обыденных предметах, которые никогда не воспринимались в качестве чего-то особенного. В 1923-25 годах Каннингем делает свои самые известные «ботанические» снимки, в частности - цветка магнолии, который стал наиболее узнаваемой ее фотографией. Ее перепечатывали бессчетное количество раз. Потом Каннингем призналась, что хотела бы навсегда исключить «Магнолию» из публикаций и выставок - эту фотографию уничтожила популярность.
Интерес Каннингем к способности фотографии нестандартным образом интерпретировать окружающий мир естественным образом привел ее 1932 году к вступлению в группу f/64. Она просуществовала недолго, и ее участники провели всего одну коллективную выставку, но влияние группы на последующее развитие фотографии было огромным. Восемь фотографов, самыми известными среди которых стали Эдвард Вестон, Ансель Адамс, Уиллард Ван Дайк и Имоджен Каннингем провозгласили своим творческим кредо представление вещей исключительно фотографическими методами - честно, без манипуляций с объективом и отпечатком, с максимальной резкостью во всех планах. При этом натура, которую выбирали члены группы, представляла собой именно прелесть повседневности, тихую жизнь вещей и пространств, но не событий и действий. Они противопоставили себя как пикториалистам - обращавшимся к эфемерному и иррациональному, так и современным документалистам, жанристам и репортерам, имевшим дело с сиюминутным и преходящим. Пуристы из f/64, на долгие годы задавшие стандарты подхода к фотографии, занимались «воссозданием окружающего мира заново, находя в вещах объединяющие их начала». Однако Каннингем, в отличие от Вестона и Адамса, не связывала себя идеологией. Выставляясь вместе с группой, она одновременно могла в других работах позволить себе пойти против канонов чистой «прямой» фотографии: делать мультиэкспозиции, соляризации и печатать с нескольких негативов. Она всегда делала то, что казалось интересным именно в данный момент.
В конце двадцатых и в тридцатые Каннингем много ездит по стране, снимает звезд Голливуда для Vanity Fair («Я опасаюсь, что от меня будут требоваться красивые глянцевые портреты, а я бы хотела делать нечто непохожее на фотографии в журналах о кино»), промышленные объекты и то, что она называет «украденными изображениями» - людей на улицах. К сороковым годам «украденные изображения» интересуют ее все больше.
Среди ее подруг - не менее «влиятельные женщины-фотографы Америки» - Дороти Ланг и Лизетт Модел - знаменитые исследовательницы социальных противоречий и человеческого поведения. Возможно, они влияли на нее, но не сильно. Каннингем всегда разнообразна, любопытна, открыта новому, но в фотографии ее интересует прежде всего фотография - больше, чем событие, социальный комментарий или «решающий момент». «В наше время все озабочены «решающими моментами», как их назвал Картье-Брессон. Не буду притворяться, что для меня документ важнее, чем все остальное. Сейчас больше обращают внимание на то, что изображено, чем на то, как. Возможно, тому виной мое образование, но я все еще интересуюсь тем, «как».
В пятидесятые и шестидесятые - в свои семьдесят и восемьдесят Каннингем не повторяет пройденное и не остается в легендарном прошлом. Она преподает в Калифорнийской школе изящных искусств, фотографирует хиппи и чернокожих демонстрантов Движения за гражданские права, осваивает Polaroid, носит на шее «пацифик», публично высказывается против войны во Вьетнаме и подшучивает над Анселем Адамсом. Который сдается перед победительной коммерциализацией своего искусства и разрешает компании, производящей кофе, поместить один из своих знаменитых горных пейзажей на кофейной банке. Каннингем посылает ему эту банку с посаженными в нее побегами конопли и запиской: «Дорогой Ансель, я полагаю, что ты теперь начнешь коллекционировать эти горшки. Посылаю тебе один из них, с растением, которое растет в горах. Как ты помнишь, горшки и банки всегда были моим любимым сюжетом».
Отпраздновав свое девяностолетие в 1973 году, Каннингем начинает свой последний проект «За девяносто», фотографируя своих ровесников - старых друзей и знакомых и просто людей, которые могли спокойно и умиротворенно, не поддаваясь унынию, ответить на ее пристальный взгляд. Тем временем настоящая слава, большие выставки, документальные фильмы и интервью приходят к ней именно сейчас. Мэр Сан-Франциско объявляет 12 ноября «Днем Имоджен Каннингем». Все это утомляет ее. На вопросы о славе она отвечает: «Я не знаю, что такое слава. Подождите, пока я умру. Сейчас все это только докучает мне. Мне приходится общаться с неинтересными мне людьми и просматривать неинтересные фотографии. Известность - это не для меня. Я просто работающая женщина».
Имоджен Каннингем не слишком легко поддается категоризации, и смущает историков, как фотограф, чьи сюжеты и подход постоянно менялись. Впрочем, предположение, что Каннингем не имеет стиля неверно. В любых ее работах ей свойственна уверенность в обращении с формой и безупречное чувство «дизайна». Она виртуозно организует и структурирует натуру, но без насилия над ней. Факт остается фактом, автор рационален, лишен сентиментальности, не навязывает свою точку зрения, и вещи у него всегда имеют право голоса. Но при этом мы хорошо видим и самого автора, его жизнь, его деликатное присутствие, его аналитический взгляд и личностное начало. Имоджен Каннингем в самом начале века сформировала фотографический язык, близкий к идеальному, который понятен до сих пор.
Каннингем умерла в 1976 году. В ее честь был устроен памятный пикник в парке «Золотые ворота». Энн Херши, снявшая документальный фильм о фотографе, так описывала мероприятие: «Мы бродили по траве, и я вновь удивилась, насколько разными знакомыми смогла обзавестись Имоджен - натуралы, геи, модники, персонажи всех типов, размеров и цветов - от младенцев до «пожилых граждан». (Словосочетание, которое Имоджен ненавидела. Она говорила, что оно оскорбляет ее до глубины души). Мы приветствовали друг друга, пытаясь признать тот факт, что старая ведьма снова проигнорировала всех нас и удалилась по своим делам. Как обычно».
