Harriet Beecher Stowe "Uncle Tom's Cabin"
Хотя "Хижина дяди Тома" была написана как антирабовладельческое произведение, во второй половине ХХ века ее подвергли серьезной критике за распространение расистских предрассудков. Ярая аболиционистка Бичер-Стоу и вправду не смогла избежать стереотипизации, так что частично эта критика, пожалуй, обоснована.
Особенно досталось самому дяде Тому; говорили, что он пассивен, не борется с угнетателями, угождает белым, в общем, этакий "хороший послушный нигер". Однако, образ дяди Тома на самом деле не так уж прост и плосок. Бичер-Стоу, будучи глубоко религиозной, была возмущена тем, что священники различных конфессий (кроме квакеров, пожалуй - те заняли однозначную позицию в этом вопросе) охотно оправдывали рабство, в том числе прибегая к цитатам из Библии; это противоречило ее пониманию христианства. Этому удобному для рабовладельцев христианству она противопоставила своего дядю Тома - идеального христианина, мученика, практически святого, ни много ни мало - христоподобную фигуру. Терпение, смирение, всепрощение - высшие христианские добродетели, и этот духовный идеал воплощен в чернокожем рабе, которого многие считали и который согласно американским законам действительно был не более, чем "говорящей вещью". Дядя Том отнюдь не так уж пассивен, и его повиновение хозяевам имеет свои пределы - он отказывается наказывать других рабов, отказывается выдавать сбежавших женщин, хотя его за это ожидает жестокая расправа.
В главе 40, которая так и называется - "Мученик", изверги-надсмотрщики приходят к покаянию рядом с избитым до полусмерти Томом - это очевидная аллюзия на казнь Христа; Квимбо и Сэмбо напоминают то ли распятых разбойников, то ли римских легионеров (согласно апокрифам, римский воин Лонгин раскаялся и обратился, а впоследствии стал святым). В главе 38 Том отговаривает Кэсси от убийства рабовладельца Легри - это тоже напоминает евангельский эпизод, в котором Христос в ночь ареста велит одному из своих спутников, взявшемуся за оружие, чтобы защитить его, вложить меч в ножны; сам же Том отказывается бежать, он предпочитает остаться с другими несчастными, для которых он стал чем-то вроде духовного пастыря, и "нести свой крест с ними до конца".
Впрочем, задумку писательницы не поняли даже многие современники, поэтому еще при ее жизни в ряде сценических постановок концовку меняли - Тома делали борцом, который восстает и совершает справедливое возмездие.
Ну и, конечно, в защиту романа стоит сказать, что антирабовладельческий месседж совершенно ясный и смелый. Бичер-Стоу неоднократно говорит о том, что человек не должен быть чьей-то собственностью, нельзя торговать людьми, нельзя разводить людей, как скот, на продажу. Люди - не вещи, не имущество, не товар; в этом была уверена Бичер-Стоу и всеми силами старалась донести это до читателей. И наличие "добрых хозяев" никак не оправдывает существование института рабства - ведь жестокость господ ограничивается только их совестью, и более ничем, кроме того, хозяин в любой момент может поменяться по самым разным обстоятельствам, не зависящим ни от раба, ни даже порой от рабовладельца...
"Говорят о злоупотреблениях рабовладельцев. Ерунда! Самое учреждение есть квинтэссенция всяких злоупотреблений," - заявляет Огюстен Сен-Клер, сам рабовладелец, человек, хоть и милосердный к своим собственным рабам, но социально абсолютно пассивный, однако видит и понимает саму суть рабства он превосходно, наверно, лучше, чем любой другой герой.