сказки, которые мы себе рассказываем.
Иногда удается поймать интеллект за самый кончик хвоста, но чаще он остается непойманным на месте при всех его нескончаемых притязаниях на толкование каждого текущего момента. Как сохранить осознание того, что он слишком ограничен, слишком узок для того, чтобы достичь хотя бы какого-нибудь приближения к реальному видению происходящего на самом деле, и причин, и следствий, и взаимосвязи… При всей своей несостоятельности, он постоянно суетится рядом, все время на подхвате, что бы ни произошло, в тот же момент с микроскопическим запозданием на долю секунды, достаточным для того, чтобы это запоздание осталось незаметным даже для него самого, интеллект навязывает свою версию реальности. « - А-ааа!»,- прозревает он и тут же начинает излагать. Или моментально связывает воедино абсолютно, до абсурдности несоответствующие действительности логические цепи и в ту же секунду сам же начинает свято в них верить, более того, делает вид, что знал эти непоколебимые истины всегда. Причем, его нисколько не смущает ни то, что таких рожденных текущим моментом противоречивых истин становится слишком много, ни само по себе их противоречие.
В детстве, когда каждое мгновение моей жизни включалось в одну большую игру, в которую я тогда непрерывно играл, такая природа интеллекта более соответствовала той роли, которая ей отводилась. Тогда мне легко удавалось постоянно помнить, что создаваемые интеллектом конструкции являются искусственными, отличными от вздымающейся вокруг бесконечным множеством возможностей реальности. Но никакого конфликта там не было, я покладисто верил сказкам, которые он мне рассказывал, или играл в то, что верю - хоть в каждую сказку по отдельности, хоть всем одновременно. Уткнувшись носом в оклеенную обоями стену, к которой была приставлена моя кровать, я обнаруживал среди узоров на обоях множество различных фигур - головы злодеев, поясные портреты героев и просто: людей, животных и чудовищ, морские парусники и древние замки. Они перетекали одно в другое, менялись местами на авансцене и на фоне, мирно соседствовали или наступали на территорию друг друга. Стоило мне встать с кровати, как все это превращалось в то, чем оно было для всех остальных людей - пестренький цветочный узор, впрочем, кажется, вполне симпатичный. Меня укладывали обратно в кровать и на этих обоях обнаруживалось огромное количество дополнительных деталей - трещинки, складки, пятна, потертости и царапины, которые интеллект пускал в дело как подручный материал при создании своих картин. Тут уже не было системы или единого узора, но хаос быстро организовывался в новые рисунки, правда, разрозненные и не поддающиеся систематизации. Но меня тогда это нисколько не смущало, мне легко удавалось присутствовать во всех реальностях.
Понадобилось несколько десятков лет, чтобы вернуться к тому ощущению реальности, которое было в детстве. Но я не сетую на утерянное время. Вместо этого радуюсь - узнаванию, дежавю, начавшемуся пробуждению от забытья...
ЗЫ. Взрослые рассказывают себе сказки преимущественно страшные вследствие особенности интеллекта складировать только негативный опыт во избежание повторения. Позитивный им воспринимается как норма, и потому не архивируется. В результате получается так, что интеллект оперирует только базами данных, забитыми негативом.