Мэтью АРНОЛЬД. Больной король в Бухаре
Перевод с английского Анатолия Наймана
Х у с с е й н
О правый визирь, отложи
С купцами пошлинный расчет
На день, оставь их!
Занемог Король наш и тебя зовет.
В и з и р ь
Купцы, придите поутру
Сюда же! Как велит закон,
Из ваших тканей заберу
Сороковину я, чтоб вы
Могли покинуть Бухару...
Веди же к королю меня,
Хуссейн, рассказчик сладких див
Фирдоуси, как и своих!
Что с господином?
Х у с с е й н
Совершив
Молитву, одинокий, ждет
Он с той поры и, не ложась,
В широкое окно с ворот
Глядит на Регистан, на то,
Как там рабы проносят вдоль
Рядов торговых мертвеца.-
О визирь, пред тобой король!
К о р о л ь
Могу ль я хоронить его?
В и з и р ь
Король, ты знаешь, я болел
(Мне слух и мозг замкнул Аллах),
Давно не слышал ни о чем
И даже о твоих делах.
Чтоб мог я дать тебе совет,
Вот здесь Хуссейн, вели ему
Все по порядку рассказать.
К о р о л ь
Что ж, быть по слову твоему.
X у с с е й н
Три дня назад, в моленный час,
Какой-то, с космами в ныли,
Мулла в одежде рваной, глаз
С владыки не сводя, сквозь строй
Носителей златых булав
Пал в ноги королю, вскричав:
«Король, будь справедлив ко мне,
Чьи беззаконья тяжки столь,
Что смерть за них судил закон,
Отмсти, король, мне!»
Но король
Сказал: «Кто слух терзает наш
Безумьем? Глуп он или пьян?
Копьем его кольни-ка, страж!
Очисть дорогу от раба!»
Король сказал - изволь терпеть...
Мой господин прошел в мечеть.
Назавтра же, когда король
Вновь шел и, как велит закон,
Святую книгу перед ним
Несли по площади,- вдруг он,
Мой человек, бежит в крови
Вчерашней прямо к королю,
Ниц падает и вопиет:
«Король, будь справедлив, молю!
Не выслушав, как можешь ты
Знать, что я глуп? Коль ты король,
О крупном ли, о мелочах
Суди, все взвесив, как Аллах.
Внемли ж! Ты знаешь, эти дни
Палило солнце, разъярясь;
Зеленая вода прудов
В гнилую превратилась грязь;
Мелеет с каждым днем канал,
Потоком самаркандских вод
Поимый, и едва течет.
И вот, отправился в ночи
Я в место дикое, один;
Под шелковицами нашел
Прудок; и вскоре свой кувшин
Всей, что была там, влагой я
Наполнил и прокрался в дом
Тайком; и чтоб запас питья
Иметь, сосуд отнес за дверь,
А сам пошел на крышу спать.
Нес обжигающую пыль
Средь ночи ветер - вниз опять
Я сполз, в ознобе, чтоб попить.
Тем временем моя родня
Нашла кувшин под дверью, там,
Где был он спрятан у меня;
Позвали мать, и все они,
Изжаждавшись, до дна сосуд
Мой осушили в душной тьме;
Спустившись, я глядел, как пьют
Они, как влажны губы их.
Итак, заметь! В ознобе, хвор
(Безблагодатеп также), тут
Я проклял их - ты слышишь ли? -
И мать средь них... Твори же суд!»
Задумавшись на краткий миг:
«Прогнать его! - сказал король.-
Он просто сумасшедший! В путь!»
Король изрек - терпеть изволь.
Назавтра, в тот же час, колен
Не преклоняя, на пути
Владыки этот человек
Стал твердо, чтоб произнести,
Нахмурясь мрачно: «Злой король,
Где надо выслушать, ты глух!
Что ж, должен выть я в мире том,
Коль в этом запер ты свой слух?
Ты молишь - милость тут как тут,
А я - так милости не жди.
Клянусь, с дороги не сойду
Твоей! Сначала рассуди!»
Все сгрудились вкруг короля,
Подать совет был каждый рад;
Встав впереди, король сказал:
«Пусть посвященные решат».
Сойдясь, улемы изрекли
О деле, как закон велит,
Без колебаний суд - что он
Камнями должен быть побит.
Тут тайно нам сказал король:
«Побить его - таков закон -
Камнями! Но коль побежит,
Не трогать, пусть спасется он».
Так молвив, камень взял король
И слабо бросил - в тот же миг,
Ликуя, на колени встал
Тот человек, сдержавши крик.
По жребию бросали все,
И тело камни иссекли,
Летя дождем; по он, хваля
Аллаха, не вставал с земли.
Мой господин закрыл лицо;
«Он мертв», - слетело с чьих-то губ;
Поворотясь, чтобы уйти,
Король сказал: «Внесите труп».
И вот, пока я говорю,
Ждут люди с ношей у дверей;
Король, исполнить ли приказ?
- Эй вы, входите же скорей!
В и з и р ь
Король, моих похвал не жди!
Враждебна эта скорбь уму.
Он разве друг твой иль родня,
Чтоб столь благоволить к нему?
Будь матери твоей он сын,
Ты все ж король, и тверд закон.
Мир в равновесье должен быть,
Будь даже меч твой поврежден.
Так что ж вокруг, коль он - никто,
Глядишь ты, без причин скорбя?
Я стар, я знал трех королей,
Здесь царствовавших до тебя.
Но бремя лет сквозь даль времен
Достойно разве кто бы нес,
Терзая сердце за чужих,
Как и за тех, кто стоит слез?
Иметь отцов, жену, дитя
Должны мы; боль за них - больна;
Скорбь только эта тяготить,
Сребрить главу и гнуть должна.
Любой же груз иной, не свой,
Ни для кого невыносим.
К тому ж, при каждом есть друзья
Беречь его и плакать с ним.
Сколь ни огромен этот мир -
Един он; на земле, заметь,
Коль человек к тому готов,
Найдется, отчего скорбеть.
Вон, на границе русской, где
Два войска на часах стоят,
Друг против друга, тьма людей,
И ищет жертвы каждый взгляд,-
Взят белокурый мальчик в плен;
Шииты-псы средь бела дня
Хватают пастухов овец,
Из Морва их в Ургенч гоня.
Трудясь на господина, раб
Не ест взращенного плода -
Для всех, кто это сознает,
Не худшая ли то беда?
Кафиры (накажи их бог!)
Друг друга мучат день и ночь;
У тех - проказа, те - больны,
Те - так бедны, что жить невмочь.
Из всех, что молча скорбь таят,
Пока поют другие, слез
Твоих кто стоит, о король?
Никто! Ни этот мертвый пес!
К о р о л ь
Ты стар, о визирь, - молод я!
Здесь многое неясно мне.
Подкожный жар гневит меня,
И голова моя в огне.
Но слушайте, сыны людей!
Тем, чья сильна над миром власть,
Под власть, сильнейшую, чем их,
В черед свой, суждено подпасть.
Напрасно с горечью сюда
Глядящий пристально бедняк,
Среди стеснивших Регистан
Лавчонок замедляя шаг,
Шепнет: «Блажен, кто в шелк одет,
Кто рис вкушает там, куда
Привозят в засуху плоды,
Сироп, кубы цветного льда
И вишни подают в снегу».
Напрасно короли велят
Возвесть глазурную мечеть
Или разбить фруктовый сад
С цистернами под зимний дождь,
С деревьями, издалека
Свозимыми, иль средь песков
Двор постоялый - коль тоска
Не менее терзает их,
Желанье не утолено;
И этого с тех пор, как дан
Закон, избыть нам не дано.
Вот, ты был грешник, ты бедняк,
И, жаждая, не видел сам,
Что хоть берем мы что хотим,
Хватать не должно жадно нам.
Здесь вдоволь мяса и питий
И злата - всем я небрегу,
Поскольку болен, и чего
Хотел бы, делать не могу.
Хвалу, что мне поют, и ту
Своей я смертью заглушу.
Ни радости, ни славы нет.
Но все же, что могу, свершу.
Мой, из цветного кирпича,
Надгробный памятник готов,
Там, над дорогой в Самарканд,
Близ абрикосовых садов;
Туда, о визирь, отнесу
Его, пред кем был глух и слеп,
И, мраморные плиты сняв,
Я тело опущу в мой склеп.
Разгладьте члены, смойте кровь!
Несите воду, нард и лен!
Скажите так: «Не низок тот,
Кто королем был погребен».
Восточные мотивы. - М.: Наука, Главная редакция восточной лит-ры, 1985. - С. 259-265.
Х у с с е й н
О правый визирь, отложи
С купцами пошлинный расчет
На день, оставь их!
Занемог Король наш и тебя зовет.
В и з и р ь
Купцы, придите поутру
Сюда же! Как велит закон,
Из ваших тканей заберу
Сороковину я, чтоб вы
Могли покинуть Бухару...
Веди же к королю меня,
Хуссейн, рассказчик сладких див
Фирдоуси, как и своих!
Что с господином?
Х у с с е й н
Совершив
Молитву, одинокий, ждет
Он с той поры и, не ложась,
В широкое окно с ворот
Глядит на Регистан, на то,
Как там рабы проносят вдоль
Рядов торговых мертвеца.-
О визирь, пред тобой король!
К о р о л ь
Могу ль я хоронить его?
В и з и р ь
Король, ты знаешь, я болел
(Мне слух и мозг замкнул Аллах),
Давно не слышал ни о чем
И даже о твоих делах.
Чтоб мог я дать тебе совет,
Вот здесь Хуссейн, вели ему
Все по порядку рассказать.
К о р о л ь
Что ж, быть по слову твоему.
X у с с е й н
Три дня назад, в моленный час,
Какой-то, с космами в ныли,
Мулла в одежде рваной, глаз
С владыки не сводя, сквозь строй
Носителей златых булав
Пал в ноги королю, вскричав:
«Король, будь справедлив ко мне,
Чьи беззаконья тяжки столь,
Что смерть за них судил закон,
Отмсти, король, мне!»
Но король
Сказал: «Кто слух терзает наш
Безумьем? Глуп он или пьян?
Копьем его кольни-ка, страж!
Очисть дорогу от раба!»
Король сказал - изволь терпеть...
Мой господин прошел в мечеть.
Назавтра же, когда король
Вновь шел и, как велит закон,
Святую книгу перед ним
Несли по площади,- вдруг он,
Мой человек, бежит в крови
Вчерашней прямо к королю,
Ниц падает и вопиет:
«Король, будь справедлив, молю!
Не выслушав, как можешь ты
Знать, что я глуп? Коль ты король,
О крупном ли, о мелочах
Суди, все взвесив, как Аллах.
Внемли ж! Ты знаешь, эти дни
Палило солнце, разъярясь;
Зеленая вода прудов
В гнилую превратилась грязь;
Мелеет с каждым днем канал,
Потоком самаркандских вод
Поимый, и едва течет.
И вот, отправился в ночи
Я в место дикое, один;
Под шелковицами нашел
Прудок; и вскоре свой кувшин
Всей, что была там, влагой я
Наполнил и прокрался в дом
Тайком; и чтоб запас питья
Иметь, сосуд отнес за дверь,
А сам пошел на крышу спать.
Нес обжигающую пыль
Средь ночи ветер - вниз опять
Я сполз, в ознобе, чтоб попить.
Тем временем моя родня
Нашла кувшин под дверью, там,
Где был он спрятан у меня;
Позвали мать, и все они,
Изжаждавшись, до дна сосуд
Мой осушили в душной тьме;
Спустившись, я глядел, как пьют
Они, как влажны губы их.
Итак, заметь! В ознобе, хвор
(Безблагодатеп также), тут
Я проклял их - ты слышишь ли? -
И мать средь них... Твори же суд!»
Задумавшись на краткий миг:
«Прогнать его! - сказал король.-
Он просто сумасшедший! В путь!»
Король изрек - терпеть изволь.
Назавтра, в тот же час, колен
Не преклоняя, на пути
Владыки этот человек
Стал твердо, чтоб произнести,
Нахмурясь мрачно: «Злой король,
Где надо выслушать, ты глух!
Что ж, должен выть я в мире том,
Коль в этом запер ты свой слух?
Ты молишь - милость тут как тут,
А я - так милости не жди.
Клянусь, с дороги не сойду
Твоей! Сначала рассуди!»
Все сгрудились вкруг короля,
Подать совет был каждый рад;
Встав впереди, король сказал:
«Пусть посвященные решат».
Сойдясь, улемы изрекли
О деле, как закон велит,
Без колебаний суд - что он
Камнями должен быть побит.
Тут тайно нам сказал король:
«Побить его - таков закон -
Камнями! Но коль побежит,
Не трогать, пусть спасется он».
Так молвив, камень взял король
И слабо бросил - в тот же миг,
Ликуя, на колени встал
Тот человек, сдержавши крик.
По жребию бросали все,
И тело камни иссекли,
Летя дождем; по он, хваля
Аллаха, не вставал с земли.
Мой господин закрыл лицо;
«Он мертв», - слетело с чьих-то губ;
Поворотясь, чтобы уйти,
Король сказал: «Внесите труп».
И вот, пока я говорю,
Ждут люди с ношей у дверей;
Король, исполнить ли приказ?
- Эй вы, входите же скорей!
В и з и р ь
Король, моих похвал не жди!
Враждебна эта скорбь уму.
Он разве друг твой иль родня,
Чтоб столь благоволить к нему?
Будь матери твоей он сын,
Ты все ж король, и тверд закон.
Мир в равновесье должен быть,
Будь даже меч твой поврежден.
Так что ж вокруг, коль он - никто,
Глядишь ты, без причин скорбя?
Я стар, я знал трех королей,
Здесь царствовавших до тебя.
Но бремя лет сквозь даль времен
Достойно разве кто бы нес,
Терзая сердце за чужих,
Как и за тех, кто стоит слез?
Иметь отцов, жену, дитя
Должны мы; боль за них - больна;
Скорбь только эта тяготить,
Сребрить главу и гнуть должна.
Любой же груз иной, не свой,
Ни для кого невыносим.
К тому ж, при каждом есть друзья
Беречь его и плакать с ним.
Сколь ни огромен этот мир -
Един он; на земле, заметь,
Коль человек к тому готов,
Найдется, отчего скорбеть.
Вон, на границе русской, где
Два войска на часах стоят,
Друг против друга, тьма людей,
И ищет жертвы каждый взгляд,-
Взят белокурый мальчик в плен;
Шииты-псы средь бела дня
Хватают пастухов овец,
Из Морва их в Ургенч гоня.
Трудясь на господина, раб
Не ест взращенного плода -
Для всех, кто это сознает,
Не худшая ли то беда?
Кафиры (накажи их бог!)
Друг друга мучат день и ночь;
У тех - проказа, те - больны,
Те - так бедны, что жить невмочь.
Из всех, что молча скорбь таят,
Пока поют другие, слез
Твоих кто стоит, о король?
Никто! Ни этот мертвый пес!
К о р о л ь
Ты стар, о визирь, - молод я!
Здесь многое неясно мне.
Подкожный жар гневит меня,
И голова моя в огне.
Но слушайте, сыны людей!
Тем, чья сильна над миром власть,
Под власть, сильнейшую, чем их,
В черед свой, суждено подпасть.
Напрасно с горечью сюда
Глядящий пристально бедняк,
Среди стеснивших Регистан
Лавчонок замедляя шаг,
Шепнет: «Блажен, кто в шелк одет,
Кто рис вкушает там, куда
Привозят в засуху плоды,
Сироп, кубы цветного льда
И вишни подают в снегу».
Напрасно короли велят
Возвесть глазурную мечеть
Или разбить фруктовый сад
С цистернами под зимний дождь,
С деревьями, издалека
Свозимыми, иль средь песков
Двор постоялый - коль тоска
Не менее терзает их,
Желанье не утолено;
И этого с тех пор, как дан
Закон, избыть нам не дано.
Вот, ты был грешник, ты бедняк,
И, жаждая, не видел сам,
Что хоть берем мы что хотим,
Хватать не должно жадно нам.
Здесь вдоволь мяса и питий
И злата - всем я небрегу,
Поскольку болен, и чего
Хотел бы, делать не могу.
Хвалу, что мне поют, и ту
Своей я смертью заглушу.
Ни радости, ни славы нет.
Но все же, что могу, свершу.
Мой, из цветного кирпича,
Надгробный памятник готов,
Там, над дорогой в Самарканд,
Близ абрикосовых садов;
Туда, о визирь, отнесу
Его, пред кем был глух и слеп,
И, мраморные плиты сняв,
Я тело опущу в мой склеп.
Разгладьте члены, смойте кровь!
Несите воду, нард и лен!
Скажите так: «Не низок тот,
Кто королем был погребен».
Восточные мотивы. - М.: Наука, Главная редакция восточной лит-ры, 1985. - С. 259-265.