«Педагогическая поэма второго порядка», Евгений Лукин
Новая повесть отличного писателя - и снова «Баклужинский цикл» - просто не нарадуюсь. На сей раз действие происходит в новом осколке Сусловской державы - Гоблино, где возникает мощное движение ролевиков. А вот во что оно выльется...
«- Видишь ли, Савелий, - начал он издалека. - Есть у ролевиков такое понятие - включение в игру. Вот, например, играем мы по чему-нибудь этакому... м-м... эпически-сказочному... А на полигоне, представь себе, хибарка, а в хибарке живет бомж...
- В земле была нора, а в ней жил хоббит, - горестно процитировал Савелий.
- Именно. И вот, представь, продирает он ясны глазоньки, вылезает из своей хибары, а вокруг вовсю игра идет. Бегают какие-то длинноухие хрен знает в чем... Представил?
- Из одной белой горячки - в другую?
- Нет, я не о том! Как на этого бомжа должны реагировать сами ролевики?
- Н-ну, не знаю... А как?
- В идеале они его должны включить в игру. Пусть это в их восприятии будет отшельник, юродивый... святой, черт возьми!
- И он согласится?
- А кто его будет спрашивать! Пойми, что бы он ни сделал, что бы ни сказал - все будет истолковано по игре.
- Мат, например?
- Вполне сойдет за пророчество на незнакомом языке.
- А жердиной начнет разгонять?
- Значит, обезумел пророк, лучше не подходить, а то проклянет...
- Так бывает?
- Сплошь и рядом!
...
- Значит, чудится... Видишь ли, Савелий, часто бывает так, что включенный в игру бомж (ну, тот, что в хибарке посреди полигона) оказывается в итоге самым ярким, самым достоверным персонажем. И вот посетила меня однажды этакая, знаешь, безумная идея. Что если учинить игру исключительно с подобными участниками?
- С бомжами?
- И с ними тоже. А заодно с чиновниками, парламентариями, завучами по воспитательной работе. Причем никому из них не говорить о том, что они участники. У нас это называется "игра второго порядка"...
- Позволь! - опешил Савелий. - А кто же их будет включать в игру?
- Сами.
- Тогда в чем заключаются обязанности мастера?
- Хороший мастер, - назидательно изрек Петр Савельевич, - на мой взгляд, все тщательнейшим образом подготовит, а вот в процесс почти не вмешивается. Наблюдает и оценивает.»
Язык, как всегда, чудесен:
«Да, конечно... май, июнь... Изумительное времечко. Но спросите любого школьного учителя, какой из двенадцати месяцев ему особенно дорог, и вам ответят без промедления: июль, только июль. Ну, может быть, еще часть августа. Блаженная пора отдохновения, когда вымываются из памяти пусть не все, но по крайней мере многие кошмары педагогического процесса, включая рыжего зеленоглазого двоечника, упорно выводящего в тетради "учицца" и "трудицца". Вы оставляли его после уроков, занимались с ним индивидуально, терпеливо растолковывали, где пишется "-тся", а где "-ться", и добились наконец поистине разительных успехов: уже на следующем диктанте малолетний изверг одарил вас словом "птиться". И если бы просто "птиться", а то ведь "птиться какадуй"...»
И с "жизнью" всё более чем в порядке:
«На втором этаже их ждал неприятный сюрприз в виде Клары Карловны, завуча по воспитательной работе. Подтянутая, сухая, моложавая, она стояла посреди опустевшего коридора и хищно следила за порядком. Исполненные правоты немигающие глаза, горестно-беспощадная складка рта, свойственная в основном убежденным алкоголикам и педагогам со стажем.»
Но вот мораль произведения мне сомнительна, увы и ах: НЕ СРАБОТАЕТ...
«- Видишь ли, Савелий, - начал он издалека. - Есть у ролевиков такое понятие - включение в игру. Вот, например, играем мы по чему-нибудь этакому... м-м... эпически-сказочному... А на полигоне, представь себе, хибарка, а в хибарке живет бомж...
- В земле была нора, а в ней жил хоббит, - горестно процитировал Савелий.
- Именно. И вот, представь, продирает он ясны глазоньки, вылезает из своей хибары, а вокруг вовсю игра идет. Бегают какие-то длинноухие хрен знает в чем... Представил?
- Из одной белой горячки - в другую?
- Нет, я не о том! Как на этого бомжа должны реагировать сами ролевики?
- Н-ну, не знаю... А как?
- В идеале они его должны включить в игру. Пусть это в их восприятии будет отшельник, юродивый... святой, черт возьми!
- И он согласится?
- А кто его будет спрашивать! Пойми, что бы он ни сделал, что бы ни сказал - все будет истолковано по игре.
- Мат, например?
- Вполне сойдет за пророчество на незнакомом языке.
- А жердиной начнет разгонять?
- Значит, обезумел пророк, лучше не подходить, а то проклянет...
- Так бывает?
- Сплошь и рядом!
...
- Значит, чудится... Видишь ли, Савелий, часто бывает так, что включенный в игру бомж (ну, тот, что в хибарке посреди полигона) оказывается в итоге самым ярким, самым достоверным персонажем. И вот посетила меня однажды этакая, знаешь, безумная идея. Что если учинить игру исключительно с подобными участниками?
- С бомжами?
- И с ними тоже. А заодно с чиновниками, парламентариями, завучами по воспитательной работе. Причем никому из них не говорить о том, что они участники. У нас это называется "игра второго порядка"...
- Позволь! - опешил Савелий. - А кто же их будет включать в игру?
- Сами.
- Тогда в чем заключаются обязанности мастера?
- Хороший мастер, - назидательно изрек Петр Савельевич, - на мой взгляд, все тщательнейшим образом подготовит, а вот в процесс почти не вмешивается. Наблюдает и оценивает.»
Язык, как всегда, чудесен:
«Да, конечно... май, июнь... Изумительное времечко. Но спросите любого школьного учителя, какой из двенадцати месяцев ему особенно дорог, и вам ответят без промедления: июль, только июль. Ну, может быть, еще часть августа. Блаженная пора отдохновения, когда вымываются из памяти пусть не все, но по крайней мере многие кошмары педагогического процесса, включая рыжего зеленоглазого двоечника, упорно выводящего в тетради "учицца" и "трудицца". Вы оставляли его после уроков, занимались с ним индивидуально, терпеливо растолковывали, где пишется "-тся", а где "-ться", и добились наконец поистине разительных успехов: уже на следующем диктанте малолетний изверг одарил вас словом "птиться". И если бы просто "птиться", а то ведь "птиться какадуй"...»
И с "жизнью" всё более чем в порядке:
«На втором этаже их ждал неприятный сюрприз в виде Клары Карловны, завуча по воспитательной работе. Подтянутая, сухая, моложавая, она стояла посреди опустевшего коридора и хищно следила за порядком. Исполненные правоты немигающие глаза, горестно-беспощадная складка рта, свойственная в основном убежденным алкоголикам и педагогам со стажем.»
Но вот мораль произведения мне сомнительна, увы и ах: НЕ СРАБОТАЕТ...