«Кукла-талисман», Генри Лайон Олди
Прекрасный тандем продолжил «Карпа и Дракона» ещё тремя повестями:
«Я шагнул ближе, хотя и не собирался осквернять себя прикосновением к мертвецу. За два с половиной года службы я привык к виду покойников. В конце концов, переживать не о чем. Убийца получил по заслугам и отправился в ад, убитый продолжил жить в теле убийцы. Все в порядке, справедливость будды Амиды восторжествовала. Кому сочувствовать, о ком горевать? Остается лишь уточнить обстоятельства, занести в протокол и сдать дело в архив.
Обстоятельства мне были известны. Свидетели - сослуживцы и мать Хэруо - опрошены, личность подтверждена, грамота о фуккацу выписана и заверена у секретаря Окады. Да, теперь, дослужившись до дознавателя, я не только получал пятьдесят коку риса в год (полсотни! да я богач!) - но и имел право выносить вердикты и выдавать документы. Есть чем гордиться!
А уж как гордились мной родители! Ради одного этого стоило стараться.
Мертвец дал мне окончательное подтверждение. На шее покойника чернели следы сдавливавших горло пальцев. Удушение, Хэруо сказал правду. Одежда в беспорядке, штаны задрались, гримаса на восковом лице - все ясно свидетельствовало об отчаянном сопротивлении.
- Небеса и ад! Это же я!
Одзаки Хэруо застыл в дверях. Цветом его лицо сейчас не отличалось от лица покойника.
- Да, это ваше тело. А вы ожидали увидеть кого-то другого?
- Н-нет...
- Успокойтесь, Хэруо-сан. Все уже закончилось. Вы живы, радуйтесь.
- Д-да, я радуюсь...»
Это - «благосклонный»? А мог и бритвой полоснуть?
«Срывая глотку, я пожалел, что со мной нет слуги. После того, как Мигеру обрел лицо в смерти, я ждал, что меня вот-вот позовут выбирать себе нового безликого. Ну, может, не сразу, но через месяц наверняка. Заживут окончательно раны - и тогда... Ладно, через два месяца. Через три?
Четыре? Полгода?!
Время шло, а выбора мне не предлагали. Набравшись смелости (дерзости?), я отважился спросить об этом старшего дознавателя Сэки. И получил вполне благосклонный - против ожидания - ответ: "На дне терпения находится небо".»
Словосочетание «трубка мира» заиграло новыми красками!
«Я обернулся. Старуха, привстав с колоды, протягивала мне свою курительную трубку. Ужас объял меня, колени подкосились. Стало ясно, кем была старуха в молодости, а может, и по сей день. "Влекомые течением", они же "стебли тростника", а если по-простому, то гулящие девицы из кварталов любви, так предлагали себя прохожим - закуривали и протягивали трубку клиенту. Если тот брал подношение и делал затяжку, это означало согласие.»
А так-то дико законопослушный народ, конечно же:
«Крыша бани, сделанная в китайском стиле, с высоким коньком и гнутыми карнизами, виднелась издалека. Это была совместная баня, для мужчин и женщин. Поговаривали, что к вечеру баня превращается в "мыльную страну", заведение особого рода, где молодые банщицы перед тем, как вступить с клиентом в плотскую связь, тщательно моют его горячей водой и растирают мочалкой.
Совместные бани с завидным постоянством запрещались указами сёгуна и распоряжениями правительства. Это случалось даже чаще, чем ремонт моста Ятагарасубаси. В народе такие указы звали "запретами на три дня". Имелось в виду, что первые три дня указ соблюдался со всей возможной строгостью, а на четвертый день местный чиновник, ведающий надзором за банями, получал "щегла в рукаве", то есть взятку - и все начинало работать, как раньше.»
Чтобы в мирное время не вызывать смех!
«Я рванул с места, забыв даже поблагодарить старшину за заботу. Истинный самурай, учил меня отец, бегает с достоинством и величавостью. Он использует только ноги, прижав руки к телу и выпрямив спину. Почему? Потому что истинный самурай - тут лицо отца делалось значительным - даже на бегу ведет себя пристойным образом. Воплощение суровой сдержанности, он всегда готов выхватить оружие, держась за рукояти плетей. Но если его вдруг увидит господин, самурай должен являть собой пример усердия. Ты понял, позор семьи? Я заверял, что понял. Я даже демонстрировал отцу, насколько я усвоил его науку. Увидь меня отец сейчас, не миновать бездельнику Рэйдену свирепой головомойки. Я бежал как распоследний простолюдин, когда тот спешит на пожар, как вор, удирающий от стража порядка - наклонясь вперед, размахивая руками, храпя громче, чем загнанный конь, и начисто забыв, что значат достоинство и величавость.»
Очень хорошо, и продолжение вроде уже́ готово.
«Я шагнул ближе, хотя и не собирался осквернять себя прикосновением к мертвецу. За два с половиной года службы я привык к виду покойников. В конце концов, переживать не о чем. Убийца получил по заслугам и отправился в ад, убитый продолжил жить в теле убийцы. Все в порядке, справедливость будды Амиды восторжествовала. Кому сочувствовать, о ком горевать? Остается лишь уточнить обстоятельства, занести в протокол и сдать дело в архив.
Обстоятельства мне были известны. Свидетели - сослуживцы и мать Хэруо - опрошены, личность подтверждена, грамота о фуккацу выписана и заверена у секретаря Окады. Да, теперь, дослужившись до дознавателя, я не только получал пятьдесят коку риса в год (полсотни! да я богач!) - но и имел право выносить вердикты и выдавать документы. Есть чем гордиться!
А уж как гордились мной родители! Ради одного этого стоило стараться.
Мертвец дал мне окончательное подтверждение. На шее покойника чернели следы сдавливавших горло пальцев. Удушение, Хэруо сказал правду. Одежда в беспорядке, штаны задрались, гримаса на восковом лице - все ясно свидетельствовало об отчаянном сопротивлении.
- Небеса и ад! Это же я!
Одзаки Хэруо застыл в дверях. Цветом его лицо сейчас не отличалось от лица покойника.
- Да, это ваше тело. А вы ожидали увидеть кого-то другого?
- Н-нет...
- Успокойтесь, Хэруо-сан. Все уже закончилось. Вы живы, радуйтесь.
- Д-да, я радуюсь...»
Это - «благосклонный»? А мог и бритвой полоснуть?
«Срывая глотку, я пожалел, что со мной нет слуги. После того, как Мигеру обрел лицо в смерти, я ждал, что меня вот-вот позовут выбирать себе нового безликого. Ну, может, не сразу, но через месяц наверняка. Заживут окончательно раны - и тогда... Ладно, через два месяца. Через три?
Четыре? Полгода?!
Время шло, а выбора мне не предлагали. Набравшись смелости (дерзости?), я отважился спросить об этом старшего дознавателя Сэки. И получил вполне благосклонный - против ожидания - ответ: "На дне терпения находится небо".»
Словосочетание «трубка мира» заиграло новыми красками!
«Я обернулся. Старуха, привстав с колоды, протягивала мне свою курительную трубку. Ужас объял меня, колени подкосились. Стало ясно, кем была старуха в молодости, а может, и по сей день. "Влекомые течением", они же "стебли тростника", а если по-простому, то гулящие девицы из кварталов любви, так предлагали себя прохожим - закуривали и протягивали трубку клиенту. Если тот брал подношение и делал затяжку, это означало согласие.»
А так-то дико законопослушный народ, конечно же:
«Крыша бани, сделанная в китайском стиле, с высоким коньком и гнутыми карнизами, виднелась издалека. Это была совместная баня, для мужчин и женщин. Поговаривали, что к вечеру баня превращается в "мыльную страну", заведение особого рода, где молодые банщицы перед тем, как вступить с клиентом в плотскую связь, тщательно моют его горячей водой и растирают мочалкой.
Совместные бани с завидным постоянством запрещались указами сёгуна и распоряжениями правительства. Это случалось даже чаще, чем ремонт моста Ятагарасубаси. В народе такие указы звали "запретами на три дня". Имелось в виду, что первые три дня указ соблюдался со всей возможной строгостью, а на четвертый день местный чиновник, ведающий надзором за банями, получал "щегла в рукаве", то есть взятку - и все начинало работать, как раньше.»
Чтобы в мирное время не вызывать смех!
«Я рванул с места, забыв даже поблагодарить старшину за заботу. Истинный самурай, учил меня отец, бегает с достоинством и величавостью. Он использует только ноги, прижав руки к телу и выпрямив спину. Почему? Потому что истинный самурай - тут лицо отца делалось значительным - даже на бегу ведет себя пристойным образом. Воплощение суровой сдержанности, он всегда готов выхватить оружие, держась за рукояти плетей. Но если его вдруг увидит господин, самурай должен являть собой пример усердия. Ты понял, позор семьи? Я заверял, что понял. Я даже демонстрировал отцу, насколько я усвоил его науку. Увидь меня отец сейчас, не миновать бездельнику Рэйдену свирепой головомойки. Я бежал как распоследний простолюдин, когда тот спешит на пожар, как вор, удирающий от стража порядка - наклонясь вперед, размахивая руками, храпя громче, чем загнанный конь, и начисто забыв, что значат достоинство и величавость.»
Очень хорошо, и продолжение вроде уже́ готово.